Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
о
подумать...
В 1982 году Энни, наконец, споткнулась. Вырезка из "Камера" за 17
января показывает ее опустошенное, окаменевшее лицо, испещренное печатными
точками. Ниже заголовок: НАЗНАЧЕНИЕ НОВОЙ СТАРШЕЙ АКУШЕРКИ.
29 января начали погибать младенцы. Энни в своей педантичной манере
описала все в хронологическом порядке.
Если кто-нибудь обнаружил твою книгу, Энни, ты бы предстала перед судом
или была помещена в психиатрическую больницу до конца своих дней.
Смерть первых двух младенцев не вызвала подозрений - в истории болезни
одного говорилось о серьезных родовых травмах. Но дети, дефективные или
здоровые, былине одно и то же, что старики, умирающие от почечной
недостаточности или жертвы автокатастроф, привезенные еле живыми несмотря на
то, что у них была снесена половина головы или в желудках были пробоины
величиной с рулевое колесо. Затем она начала убивать здоровых людей вместе с
больными. Он полагал, что в во все более закручивающейся психической спирали
она начала воспринимать всех их как бедняг.
К середине марта 1982 года в родильном отделении больницы уже было пять
смертных случаев. Началось крупномасштабное расследование. 24 марта "Камера"
обозвала вероятного виновника "загнивающим". Делалась ссылка на "надежный
больничный источник" и Пол не удивился, если бы этим источником оказалась
сама Энни Уилкз.
Еще один младенец умер в апреле. Два в мае.
Затем с первой страницы "Денвер Пост" от 1 июня: ДОПРОС СТАРШЕЙ
МЕДСЕСТРЫ РОДИЛЬНОГО ОТДЕЛЕНИЯ ПО ПОВОДУ СМЕРТНОСТИ МЛАДЕНЦЕВ
Никаких обвинений "пока" не предъявлено, - говорит представитель
шерифа, Майкл Лейс.
Сегодня проведен допрос Энни Уилкз, 39-летней старшей медсестры
родильного отделения больницы в Боулдер по поводу смерти восьми младенцев за
последние несколько месяцев. Все смертные случаи имели место после дежурства
миссис Уилкз.
Когда представителя шерифа Тамару Кинсолвинг спросили, находится ли
миссис Уилкз под арестом, она ответила отрицательно. На вопрос, давала ли
миссис Уилкз показания по собственной доброй воле, миссис Кинсолвинг
ответила: Я бы сказала, что в данном случае нет. Здесь дело очень серьезное.
На вопрос, обвинялась ли миссис Уилкз ранее в совершении каких-либо
преступлений, миссис Кинсолвинг ответила: Нет. Пока еще нет.
- Далее шла перефразировка всей карьеры Энни. Было очевидно, что она
сменила много местожительств, но нив одной больнице не было случая, чтобы
люди умирали в период ее работы.
Пол взглянул с восхищением на прилагаемую фотографию.
Энни под охраной. Боже мой, Энни под арестом. Идол не пал, но
колеблется... колеблется.
Она поднимается по каменным ступеням в сопровождении здоровых женщин
полицейских; с опустошенным, лишенным какого-либо выражения лицом. На ней ее
униформа и белые туфли.
На следующей странице. УИЛКЗ ОСВОБОЖДЕНА, ПРОДОЛЖАЕТСЯ ОПРОС
СВИДЕТЕЛЕЙ.
Итак, она ускользнула. Как-то ускользнула. У нее было время слинять и
появиться в другом месте - Айдахо, Юта, Калифорния... Вместо этого она
возвращается на работу. И вместо колонки "Новоприбывшие" где-нибудь далеко
на западе, в "Новостях Скалистых гор" от 2 июня 1982 года на первой странице
появился громадный заголовок: УЖАС ПРОДОЛЖАЕТСЯ
В больнице Боулдера еще три мертвых младенца.
Два дня спустя власти арестовали пуэрториканца, но отпустили его через
девять часов. Затем 19 июля "Денвер Пост" и "Новости Скалистых гор" сообщили
об аресте Энни. В начале августа состоялись предварительные слушания, а 9
сентября над ней состоялся суд по обвинению в убийстве девочки Кристофер
одного дня от роду. Кроме Кристофер насчитывалось еще семь убийств. Статья
отметила, что некоторые предполагаемые жертвы Энни прожили достаточно долго,
чтобы получить настоящие имена.
Вперемежку с описанием суда в газетах Денвера и Боулдена помещались
письма, адресованные редактору. Пол понял, что Энни специально выбрала
только наиболее враждебные - те, которые подкрепляли ее предубеждение против
человечества, как ГОМО БРАТТУС, но они были оскорбительными по любым
стандартам. Казалось, существовало общее мнение: смертная казнь через
повешение было слишком мягким наказанием для Энни Уилкз. Один корреспондент
метко окрестил ее Леди Сатана и это прозвище прилипло к ней на весь судебный
процесс. Большинство людей считали, что Леди Сатану следовало бы заколоть до
смерти горячими вилами, а наиболее ретивые даже выразили желание осуществить
это.
Рядом с одним таким письмом Энни написала дрожащим и каким-то
трогательным почерком, совершенно непохожим на ее обычную твердую руку:
Палки, камни разобьют мои кости, слова никогда не причинят мне вреда.
Было очевидно, что самой большой ошибкой Энни было то, что она не
остановилась, когда люди наконец начали подозревать что-то неладное. Это
было плохо, но, к несчастью, не совсем плохо. Идол только закачался.
Обвинение было полностью бездоказательным и в некоторых местах
несущественным, чтобы читать о нем в газетах. У прокурора округа имелись
отпечатки пальцев на лице и горле Кристофер, которые полностью
соответствовали размеру руки Энни, даже с отметкой от аметистового колье,
которое она носила на четвертом пальце правой руки. Прокурор округа также
располагал записью очередности входа и выхода из детской палаты медперсонала
в те дни, когда умерли младенцы. Но Энни была старшей медсестрой, поэтому
она постоянно входила и выходила. Защита была готова привести дюжину других
случаев, когда Энни входила в родильное отделение и ничего не случалось. Пол
подумал, что это было сродни тому, чтобы доказывать, что метеоры никогда не
падали на землю, беря те пять дней, когда ни один из них не повредил
северное поле дядюшки Джона; он понимал, что суд располагал столь же весомым
аргументом.
Обвинители плели свою сеть, как только могли, но отпечатки пальцев со
следом кольца были единственным наиболее серьезным свидетельством. Тот факт,
что штат Колорадо принял решение признать обвиняемого виновным и передать
дело в суд, позволил Полу сделать только одно несомненное предположение: во
время допроса Энни отвечала только на наводящие вопросы, возможно, даже
влекущие за собой суждение; ее адвокату удалось добыть запись этого допроса.
Несомненным фактом являлось то, что решение Энни свидетельствовать в своих
интересах на предварительных слушаниях, было чрезвычайно неумным. Такие
показания ее адвокат не мог скрыть от суда (хотя он чуть было не разорвался,
стараясь сделать это). И так как Энни никогда ранее не признавалась ни в чем
и не была столь многословна, как в эти три августовских дня, которые она
провела на трибуне суда в Денвере, то Пол подумал, что она действительно
призналась во всем.
Выдержки из вырезок, наклеенных в ее альбом, представляли собой
настоящую ценность:
- Огорчили ли они меня? Конечно, они огорчили меня, учитывая мир, в
котором мы живем.
- Мне нечего стыдиться. Мне никогда не стыдно. То, что я сделала, я
сделала и никогда не вспоминаю больше об этом.
- Ходила ли я. на похороны кого-нибудь из них? Конечно, нет. Я нахожу
похороны очень неприятной и гнетущей процедурой. Кроме того, я не верю, что
в младенцах есть душа.
- Нет, я никогда не плакала.
- Сожалею ли я? Я полагаю, это философский вопрос, не правда ли?
- Конечно, я понимаю вопрос. Я понимаю все ваши вопросы. Я знаю, вы все
здесь, чтобы пронять меня.
Бели бы она настаивала на даче показаний в ее пользу, - подумал Пол, -
ее адвокат, - вероятно, застрелил бы ее, чтобы она заткнулась.
Судебный процесс длился до 13 декабря 1982 года. В это время в
"Новостях Скалистых гор" появляется примечательная фотография, на которой
Энни спокойно сидит у себя в камере, почитывая "Дознание Мизери". СТРАДАЯ? -
гласит надпись под иллюстрацией. Только не Леди Сатана. Энни спокойно
читает, ожидая вынесения приговора.
Затем 10 декабря газетный заголовок: ЖЕНЩИНА-ДЬЯВОЛ НЕВИНОВНА. Один из
судей, пожелавший остаться неизвестным, заявил: Я очень сильно сомневаюсь в
ее невиновности, да. К сожалению, у меня очень серьезные сомнения и в ее
виновности. Я надеюсь, она снова попадет под суд в другом округе. Возможно,
обвинение перевесит в том случае.
Они все знали, что она сделала по, но у них не было доказательств.
Итак, она ускользнула сквозь их пальцы.
Дело раскручивалось еще на трех четырех страницах. Прокурор округа,
сказавший, что Энни обязательно попадет под суд в другом округе, тремя
неделями спустя заявил, что никогда не говорил этого. В начале февраля 1983
года прокуратура округа
опубликовала заявление, что хотя дело о детоубийстве в больнице в
Боулдере все еще очень актуально, обвинительный процесс против Энни Уилкз
закрывается.
Выскользнула из пальцев.
Ее муж никогда не давал показаний ни в чью пользу. Интересно, почему?
В альбоме больше не было страниц, но он мог сказать по тому, как
аккуратно они лежали одна на другой, что он закончил историю Энни. Слава
Богу!
На следующей странице была вырезка из сайдуиндерской газеты за 19
ноября 1984 года. Туристы нашли частично расчлененные останки молодого
человека в восточней части заповедника Гридер. Через несколько дней в газете
сообщали, что это был Эндрю Поумрой 23 лет из Нью-Йорка. Поумрой выехал из
Нью-Йорка в Л. А. в сентябре прошлого года, путешествуя на попутных машинах.
Его родители слышали о нем в последний раз 15 октября. Он звонил им в полном
здравии из Джулсбурга. Тело было найдено в высохшем русле реки. Полиция
предположила, что он был убит недалеко от Хайуэй 9 и смыт в заповедник
весенними потопами. В отчете было сказано, что раны нанесены топором.
Пол заинтересовался и вполне не праздно, как далеко отсюда был
заповедник.
Он перевернул страницу и увидел наконец последнюю вырезку. И вдруг у
него перехватило дыхание. После ознакомления с некрологами на предыдущих
страницах, он столкнулся лицом к лицу со своим собственным некрологом. Он
был не совсем, но...
- Но достаточно близок к государственной службе, - сказал он тихим
охрипшим голосом.
Вырезка была из "Ньюсуик". Колонка "Перемещения". После перечисления
бракоразводных дел телеактрис и перед сообщением о смерти металлургического
магната напечатано следующее:
Пропал без вести Пол Шелдон, 42 лет, писатель, наиболее известный по
его сериалам о любовных приключениях сексуальной дурочки незабвенной Мизери
Честейн; его доверенное лицо Брюс Белл.
Я думаю, что с ним все в порядке, - сказал Белл, - но я хотел бы, чтобы
он дал знать о себе и снял камень с моей души. Его бывшие жены тоже хотели
бы, чтобы он сообщил о себе и пополнил их банковские счета.
В последний раз Шелдона видели семь недель назад в Боулдере, Колорадо,
куда он приехал для завершения своей новой книги.
Вырезка была двухнедельной давности.
Без вести пропавший, вот и все. Только без вести пропавший. Я не мертв,
это совсем другое дело.
Но это было одно и то же; и ему вдруг потребовались его лекарства не
потому, что у него болели только ноги. У него болело все. Он осторожно
положил альбом на место и направил свое кресло в комнату.
На улице бесновался ветер; казалось, его порывы становились сильнее, по
дому хлестал холодный дождь. Пол сжался от ужаса, стеная и безнадежно
стараясь держать себя в руках, не разразиться рыданиями.
Через час, напичканный наркотиком и уносимый сном (завывание ветра
теперь скорее успокаивало, чем пугало), он подумал: Я не собираюсь убегать.
Некуда. Что сказал Томас Харди в Jude the Obscure? Кто-нибудь мог явиться к
мальчику, чтобы успокоить его, но никто не сделал этого... потому что никто
так не делает. Точно. Правильно. Твой корабль не придет, потому что для
никого нет кораблей. Одинокий Странник занят тем, что рекламирует готовые
завтраки, а Супермены снимают фильмы в Тинсел Тауне. Ты сам по себе, Паули,
умираешь в одиночестве. Но, может быть, так и нужно. А может, ты знаешь,
какой должен быть ответ?
- Да, конечно, он знал.
Если он надумает выбраться отсюда, он должен будет убить ее.
- Да, ват и ответ. Единственно возможный, я думаю. Итак, снова та же
старая игра, не так ли? Паули... Паули... Сможешь ли ты? Он ответил совсем
без колебания. - Да, я смогу. - Глаза его закрылись. Он заснул.
Весь следующий день бушевала буря. На следующую ночь облака распутались
и разлетелись. В то же время температура упала с 60o до 25o. На улице все
кругом замерзло. Одиноко сидя у окна спальни и целый день разглядывая
поблескивающий льдом окружающий мир, Пол слышал поросячье повизгивание
Мизери в сарае и мычание одной коровы.
Он часто слышал крик скотины, они также были частью окружающего мира
здесь, как и бьющие в гостиной часы; но он никогда не слышал, чтобы
поросенок так визжал. Он подумал, что однажды уже слышал подобное мычание
коровы, но это был не здоровый крик, смутно различаемый в болезненном сне,
потому что он сам страшно страдал тогда. Это было тогда, когда Энни в первый
раз оставила его без лекарств. Пол
вырос в пригороде Бостона и большую часть своей жизни провел в
Нью-Йорке, но он знал, что означает это болезненное мычание коровы. Одну из
коров нужно было подоить. Другой, по-видимому, этого не требовалось, потому
что грубая манера Энни доить уже полностью лишила ее молока.
А поросенок?
Голодный. Вот и все. И этого достаточно. Сегодня они не получат
никакого облегчения. Он сомневался, что Энни смогла бы вернуться домой, даже
если очень этого хотела. Эта часть света превратилась в один большой каток.
Он был удивлен, симпатизируя животным и злясь на Энни, как она могла из-за
своего неприятного и заносчивого эгоизма бросить их страдать в сарае.
Если бы твои животные умели говорить, Энни, они сказали бы тебе, кто на
самом деле является здесь грязной тварью.
Сам он устроился вполне комфортабельно в эти дни. Ел из консервных
банок, пил воду из нового кувшина, регулярно принимал лекарство, каждый день
спал. Легенда о Мизери и ее амнезии, а также о ее неожиданных (и
захватывающе порочных) кровных родственниках неуклонно обращалась к Африке,
которая по замыслу должна была стать художественным оформлением второй части
романа. Ирония заключалась в том, что женщина втянула его в написание
лучшего из его романов о Мизери. Ян и Джеффри отправились в Саус Эмптон
снаряжать шхуну "Лорелей" для побега. Именно на Черном Континенте Мизери,
которая продолжала впадать в каталептический транс по большей части в самые
неподходящие моменты (и конечно, если ее укусит еще раз пчела, она умрет
мгновенно), должна либо погибнуть, либо вылечиться. В полутораста милях от
крошечного англоголландского поселения, находящегося в глубине материка на
самом северном краю опасного Барбарийского побережья, протянувшегося в виде
полумесяца, жило самое воинственное африканское племя Боуркас. Когда-то
Боуркас были известны как Пчелы-Люди. Немногие белые, осмелившиеся
вторгнуться в страну Боуркас, когда-либо возвращались. Но те, кому удалось
вернуться, рассказывали потрясающие истории о женском лице, выступающем из
бока столовой горы, безжалостном лице с зияющим ртом и громадным рубином в
каменном лбу. Существовала еще одна легенда - только слух, конечно, но
удивительно стойкий - что внутри пещер, которые изрешетили камень, за
украшенным лбом идола, жил рой гигантских пчел альбиносов, роящихся вокруг
их царицы, студнеподобном чудовище, бесконечно ядовитом... и бесконечно
магическом.
В течение нескольких дней он забавлялся этим приятным чудачеством. По
вечерам он тихо сидел, прислушиваясь к визгу поросенка и думая о том, как
ему лучше убить Леди Сатану.
Он обнаружил, что играть в "Сможешь ли ты?" в обычной жизни было совсем
не то, что играть в нее поджав ноги "по-турецки", как ребенок, или перед
машинкой, как взрослый человек. Когда это была просто игра (и даже если ты
играешь на деньги, это все равно игра), то мог придумать разные дикие вещи и
заставить поверить в них - например, связь между Мизери Честейн и мисс
Шарлоттой ЭвелинХайт (они оказались сестрами по матери; Мизери позднее
найдет своего отца в Африке, околачивающегося с Боуркас). В настоящей жизни,
однако, тайны природы имеют способность терять свою силу.
Не то, чтобы Пол не пытался. Внизу в ванной находились всевозможные
лекарства и, конечно, был способ, к которому он мог бы прибегнуть, чтобы
убрать ее с дороги, не так ли? Или по крайней мере сделать ее на длительное
время беспомощной, не правда ли? Взять Новрил. Этого дерьма там
предостаточно и ему не пришлось бы даже убирать ее с дороги. Она бы
улетучилась сама.
Вот прекрасная идея. Пол. Я скажу, что тебе делать. Ты просто берешь
целую горсть этих капсул и бросаешь их все в ее мороженое. Она подумает, что
это фисташки, и просто сожрет их.
Нет, конечно, это не пойдет. Он не мог также открыть капсулы и
подмешать порошок в сухое мороженое. Новрил невероятно горький. Он пробовал
его и знает. Его горечь она немедленно распознает ...и тогда горе тебе,
Паули. Будь ты проклят!
Для романа это была бы замечательная идея. Но для настоящей жизни она
просто бессмысленна. Он не был уверен, что воспользовался бы шансом даже,
если белый порошок внутри капсул был почти или абсолютно безвкусным. Это
было недостаточно безопасно, недостаточно надежно. Это была не игра; это
была его жизнь.
Ему в голову приходили и другие идеи, но все они были отвергнуты еще
быстрее. Он даже подумал о том, что можно было бы пристроить что-нибудь над
дверью (он немедленно вспомнил машинку) с тем, чтобы ее прибило до смерти
или лишило сознания, когда она войдет. Можно было также протянуто провод
поперек лестницы. Но в обоих вариантах проблема была одна и та же, что и в
фокусе Новрилвмороженом: ни один из них не был достаточно надежным. Он даже
не мог себе представить, что с ним будет, если он попытается совершить
вероломное убийство безрезультатно.
Наступила вторая ночь. Поросенок Мизери продолжал все так же монотонно
визжать; его визг напоминал скрип ржавых петель хлопающей на ветру двери. А
вот
Бесси Э 1 внезапно замолчала. Пол забеспокоился, не разорвалось ли вымя
у бедной скотины, не сдохла ли она от обескровливания. В какой-то момент он
представил себе (да так живо!) падшую корову в луже из смеси молока и крови
и быстро отогнал воображаемую картинку от себя. Он приказал себе не быть
таким чувствительным: коровы так не умирают. Но у внутреннего голоса не
хватало убедительности. Он не имел представления, как они умирают на самом
деле. И кроме того не корова должна его беспокоить, не правда ли?
Все твои фантастические идеи сводятся к одному: убить ее на расстоянии.
Ты не хочешь крови на своих руках. Ты напоминаешь человека, который любит
толстый бифштекс, но и часа не пробудет на бойне. Так слушай, Паули, и
постарайся понять: ты должен мыслить реально в данный момент. Никаких
фантазий. Никаких завихрений. Хорошо?
Хорошо.
Он покатил кресло обратно в кухню и начал открывать ящики в поисках
ножей. Он выбрал самый длинный нож мясника и вернулся в комнату,
задержавшись немного, чтобы стереть следы на дверном косяке. Тем не менее
каждый раз