А то отощал то как, бедняга. А ты что думал  -  жизнь
цепная, она такая.
   Тяжелая. Да и у кого она легкая, скажи мне на милость?
   Алексей Сергеевич поднял свою легкую,  пустую  голову  и  в  сознание
хлынули  родимые  черно-белые  цвета.  Над  ним  наклонилась  кошмарная,
одутловатая харя, один вид которой вызывал тошноту.  Харя  была  помята,
несла следы алкогольной интоксикации и неряшливую седую  щетину.  Такого
же цвета на голове были и волосы. Ласковая улыбка субъекта обнажала  три
черных пенька передних зубов и снежной белизны  зубной  мост.  От  всего
этого хотелось выть и Алексей завыл.
   Рожа неуловимым образом переменилась.
   - Ну-ну, Шарик, ты чего? Боишься меня что - ли? Да ты не бойся,  бить
не буду, я сегодня добрый... -  одутловатый  хмыкнул  и  в  нос  Алексея
Сергеевича хлынул мощный аромат, в  котором  легко  выделялись  молекулы
этилового спирта, три фенольные  составляющие  и  букет  сивушных  масел
разной летучести.
   - То что на цепи, ты не обессудь, - добавил похмельный тип, - все  мы
на цепи ходим. А ежели оторвемся, як серы волки,  да  все  одно  недолго
гулять будем.
   Красноцветов вдруг все  понял,  и  в  диком  ужасе  рванулся  вперед,
загребая всеми  четырьмя  лапами.  Мир  рванулся  навстречу,  заскрипела
земля, и до ушей донесся пронзительный визг  -  отвратный  и  свербящий,
заставляющий корчиться мозг, а потом оказалось, что это вопит он сам, во
всю мощь своей собачьей (кошмар) глотки. Потом  тянущаяся  за  ним  цепь
натянулась и мощным рывком бег Алексея был остановлен. Он тяжело  рухнул
на землю и забился в конвульсиях. Небритый субъект  (хозяин!  Хозяин!!!)
что-то орал матерно на заднем плане звукового фона, а Красноцветов вновь
вскочил и помчался обратно, выкрикивая "не хочу, не хочу, не  хочу",  да
только из глотки рвался гортанный вой.  На  глаза  ему  попалось  темное
отверстие будки, он кинулся туда, забыв о ее реальных  размерах  и  едва
заскочив в темное нутро со всей силы врезался в дощатую  заднюю  стенку.
Боль была ошеломительна, в глаза брызнуло  светом  и  все  вернулось  на
круги своя.
   Лестничная клетка была все так же пуста и уныла,  и  единственным  ее
украшением мог считаться только сам Алексей Сергеевич вновь в человечьем
обличье и невменяемом состоянии  возившийся  на  цементном  полу.  Дверь
позади была приоткрыта.
   Какое то время спустя Красноцветов  немного  пришел  в  себя,  только
сердце билось заполошно, да в глазах все плавало.  То  что  случилось...
было  так  ужасно.  Словно  былые  кошмары...  недавние  кошмары   вновь
вернулись. А, впрочем...
   - Это были не кошмары... -  сказал  Красноцветов,  поднимаясь,  -  не
кошмары.
   Свет слепил глаза. Цвета  вернулись.  Здравый  смысл  умолк.  Алексей
понял, что полностью влип. То, что  сейчас  произошло  просто  не  могло
быть. Все это казалось сном. Некоторое время Алексей Сергеевич задумчиво
щепал себя за щеки, надеясь проснуться, но сон не уходил, да  и  не  сон
это все же был, и Красноцветов тяжело зашагал вверх. Лестничный  пролет,
знакомый до мелочей, исхоженный вдоль  и  поперек  вдруг  стал  казаться
полным  зловещих  тайн.  Тени  в  углах  пугали,  двери  -  еще  больше.
Прямоугольные их силуэты казались выполненными из дорогих  пород  дерева
надгробиями.
   На площадке седьмого этажа силы оставили Красноцветова  и  он  уселся
передохнуть и обдумать происходящее. Оказалось, что одна хорошая новость
у него есть - бесконечное путешествие ему  не  грозило.  Двери  все-таки
куда-то вели. Пусть и не туда, куда ведут обычно.
   Плохо было то, что он опять  оказался  в  шкуре  пса  -  воспоминание
осталось яркое и болезненное. Лучше это или хуже, чем выход в коридор  -
Алексей твердо  знал,  опять  становиться  псом  он  не  хочет.  Хватит.
Отгавкался.
   Может быть, на  другом  этаже  все  изменится?  Он  не  заметил,  как
очутился перед ближайшей дверью - обшитой дешевым коричневым  дерматином
и с номером 111. Ручка вновь подалась  легко  -  похоже,  двери  в  доме
больше не запирались.
   Красноцветов сделал глубокий вздох и шагнул вперед. На этот раз  тьма
не рассеялась.
   В грудь бил мощно пахнущий воздух,  под  ногами  стелилась  земля,  а
где-то далеко раздавался истерический собачий  лай,  иногда  разрываемый
задорным медным звуком рожков.
   Звуки эти будоражили кровь и заставляли бежать быстрее.
   Он понял, что света нет, потому что ночь. Где-то вверху,  за  темными
небесными кронами скрывалась светло-серая луна. И  он  бежал  не  просто
так...  нет...  впереди  стелился  остро   пахнущий   след   испуганного
маленького зверька... добычи!
   Красноцветов в голос, с  удовольствием  зарычал,  наслаждаясь  каждым
мгновением погони.
   Нет, он  был  не  так  уж  кровожаден,  просто  если  это  маленького
напуганное существо окажется у него  в  зубах,  те  большие  черно-белые
тени, что идут следом, подарят ему  свою  ПОХВАЛУ.  Это  большая  честь,
которая заставляет трепетать все его простое существо. Воистину, царское
ощущение.
   Добыча впереди угодила в мелкий овраг и потерянно  заметалась.  Звуки
рожков  становились  все  ближе.  Лаяли  где-то  справа  -  целая  свора
соперников... быстрее же!  Он  прыгнул  и  подмял  под  себя  маленького
лесного  зайца.  Тонкое  верещание  зверька  потонуло  в  истошном   лае
подбежавшей своры. Красноцветов резко обернулся, держа в зубах  обмякшее
тельце. Псы надрывались, но добыча была не их.
   Неожиданно он ощутил запах тревоги - сквозь лающую  массу  выдвигался
мощный, коренастый вожак. Пасть  его  была  приоткрыта,  обнажая  клыки,
глаза смотрели презрительно и враждебно. Алексей все  осознал  -  вожаку
нужна была его добыча!  Честная  добыча,  он  отберет  и  тогда  ПОХВАЛА
достанется ему!
   Торжество сменилось моментальной паникой. Зубы сами собой оскалились,
хвост испуганно поджался. Красноцветов  знал,  что  это  самоубийство  -
вожак не прощает пошедших против него. Но добыча... честная добыча.
   Пес больше не смотрел презрительно  -  теперь  осталась  лишь  чистая
злоба. Свора притихла - значит бой будет не на  жизнь,  а  насмерть.  За
право быть главным.
   Красноцветов в испуге завыл, но отступать  было  некуда.  Позади  был
придушенный заяц.
   С горящим смертным огнем глазами вожак рванулся вперед и мощно ударил
грудью Алексея Красноцветова, отчего тот опрокинулся и  покинул  собачью
охоту.
   Дверь позади  захлопнулась  с  оглушительным  грохотом.  Голые  стены
коридора вызывали явственное отвращение.  Лампа  жужжала.  На  этот  раз
Красноцветов пришел в себя быстрее.
   Дверь номер 111 снова была перед глазами, но возвращаться  в  нее  не
хотелось. В номер 110, к которому он прижимался спиной - тоже.
   Отгоняя неуместную тоску по  утерянному  кролику,  Алексей  Сергеевич
сидел, понуро вслушиваясь в звуковой фон. Дом существовал, жил,  издавал
звуки, запахи, грелся на солнце и очень медленно оседал в землю. Но  это
бы уже не тот дом. Нечто страшное и объемистое - лабиринт  без  конца  и
начала, бесчисленные галереи квартир, переходящие из одной  в  другую  и
так всегда. Дом по прежнему жил, может  быть  даже  больше,  чем  тогда,
когда его наполняли люди, но жизнь эта была однообразна и страшна.
   Из всех дальних  углов,  из  скрытых  во  тьме  закоулков,  потаенных
комнаты, подвалов и чердаков, коридоров, пролетов, ступеней, подъемов  и
спусков доносился до слуха Алексея Красноцветова собачий лай.
   - Нет! - сказал он, поворачиваясь к сто  десятому  номеру,  -  да  не
может же быть так везде!
   Едкий пот капал на глаза. Алексей  сорвал  уродливую  собачью  шапку,
скинул куртку, с омерзением ощущая собачью  шерсть.  Подумав  мимоходом,
что все это очень похоже на изощренное наказание для него - собачника.
   Дверь сто десятой квартиры была обшита простой вагонкой, под  которой
скрывалась судя по  всему  простейшая  базовая  фанера.  Из-за  неплотно
прикрытой  створки  просачивался  странный  едкий  запах,  заставившийся
Красноцветова сморщиться. Но отступать он не собирался - в коридоре было
слишком сильное ощущение замкнутой на себя бесконечности.
   Резко толкнув дверь, он вошел. Тьма не заставила себя ждать.
   Сначала ему показалось, что судьба  выдала  ему  черную  карту  и  он
провалился в некое  подобие  Дантова  Ада.  Как  и  в  творении  буйного
итальянца здесь стоял оглушительный надрывный  гам.  Вой,  визги,  хрипы
висели в пропахшем паленым воздухе. Едва очутившись здесь,  Красноцветов
тут же получил сильный толчок по ребрам и  повалился  с  ослабших  вдруг
лап.
   Человеческая речь выделилась на общем шумовом фоне внезапно -  просто
от того, что содержала связные звуки.
   - Ну че, бобик, - сказали  рядом  неприятным  голосом,  -  попал  ты,
значит.
   Крупноячеистая сеть упала на Красноцветова откуда-то сверху, а  потом
мощным рывком вознесла его, ничего не  понимающего,  в  высоту,  откуда,
наконец, ему открылась панорама творящегося вокруг хаоса.
   Десятки выпученных собачьих глаз смотрели на Алексея со всех  сторон.
Псы выли и орали, красные пасти разевались в бессмысленных  оскалах.  Не
сразу стало  видно,  что  животные  находятся  в  тесных  боксах,  столь
маленьких, что псов прижимало к решетках, он бились и дрались за  лишние
сантиметры пространства. Пол был загажен, тут плавали нечистоты и клочки
выдранной шерстью. Одинокая шестидесятиваттная лампочка под  потолком  с
трудом разгоняла тьму.
   Два человеческих отброса, держащих стальную рукоятку сачка в  котором
запуталось нынешнее мохнатое вместилище Красноцветова во всем напоминали
своих питомцев. Глаза их были пусты - лица оскалены в жестких  усмешках,
руки по локоть закрывали черные резиновые перчатки. Они  перебрасывались
редкими словами, со страшными черными  ухмылками  глядя  на  беснующееся
собачье племя. Псы  бросались  на  решетки,  бились  о  них,  окрашивали
стальные прутья своей кровью.
   Проплывая в сачке между рядами боксов Алексей вновь осознал, куда  он
попал. И забился изо всех сил, стремясь уйти, избегнуть уготованной  ему
участи, оказаться где угодно, только не здесь!
   Но тщетно. Ржавая, сваренная из арматуры дверь с лязгом захлопнулась,
отделяя помещение с вольерами от лобного места.
   Здесь сильно пахло  паленой  шерстью  и  кровью.  Здесь  были  унылые
кафельные стены, здесь был ржавый конвейер,  двигающийся  с  раздирающим
уши скрипом. Здесь было двое палачей с деревянными дубинками, к  рабочей
поверхности которых прилипла окровавленная рыжая шерсть. Дубинки ровно и
механически опускались на головы четвероногих  соратников  Алексея.  Псы
умирали, кто с воплем, кто беззвучно - замершие изогнутые туши уходили в
машину по производству костной муки.
   Место было настолько полно  боли  и  ужаса,  что  Красноцветов  вновь
завыл, и не прекращал орать, когда его вытряхивали на  ленту  конвейера,
выл, продвигаясь к месту казни, видел,  как  отразился  в  глаза  старой
овчарки перед ним взмах дубинки. И лишь когда  орудие  казни  вознеслось
над ним самим, устало прикрыл глаза...
   Кажется, после этого сознание его  все  же  помутилось.  Очнувшись  в
коридоре, он  не  стал  сидеть  и  ждать  чего,  а  вскочил  и  побежал,
выкрикивая несвязные проклятья, плача и смеясь. Он заскакивал  в  двери,
бился лбом о стальную поверхность, запинался о ступени  и  падал,  вновь
поднимался. Он побывал в десятке квартир, он видел всякое, но  мозг  уже
ничего не воспринимал. Лапы заплетались,  шерсть  застыла  дыбом,  а  по
морде расползался безумный оскал.
   Именно поэтому, когда очередная дверь, открывшись, явила не следующий
эпизод  безумного  дог-шоу,  а  захламленную  комнату   со   встрепанным
человеком, на лице  которого  отразилось  безмерное  удивление,  Алексей
Сергеевич Красноцветов сделал единственное, на  что  ему  хватило  тогда
разумения.
   Он громко, истерично залаял.

Тест на кретинизм.

   - Значит  это  здесь...  -  сказал  Александр  Ткачев,  заглядывая  в
заполненный дверями провал. Вместе с многометровой ямой  они  смотрелись
как самый лучший на свете портал в никуда.
   - Здесь, Саша, - устало сказал Алексей Красноцветов, - не поверишь, я
как увидел, так чуть с ума не сошел. Прямо тут.
   Сам то он на взгляд Александра  выглядел  вполне  нормально,  хоть  и
несколько  затравленно.  Но  перед  глазами  сетевика  все  еще   стояла
безобразная сцена, когда этот самый представительный,  немолодой  дядька
бежит к нему, пуская слюни,  и  визгливо  лая.  В  тот  момент  чуть  не
пошатнулся рассудок самого Александра.
   - Бывает, - сказал он, -  мне  и  самому  несладко  пришлось.  Как  я
проснулся, да увидел во что моя комната превратилась... Вы очень вовремя
пришли, Алексей Сергеевич. Я уже начал подумывать, что кроме меня никого
не осталось. А это... Кроме того пришлось бы ломать очередную систему, а
меня тошнит от оптоволокна.
   - Твое волокно, по крайней мере,  не  лает,  -  сказал  Красноцветов,
мрачно.
   - Оно хуже, - ответствовал Ткачев, флегматично, и погрузился в тяжкие
думы. Провал стал как бы точкой, в цепи  странных  и  крайне  неприятных
случаев. В сущности именно в провал  ухнула  вся  его  старая  жизнь,  а
вместо нее началось  нечто  совершенно  новое  и  на  жизнь  не  слишком
похожее.
   Сосед сверху по фамилии Красноцветов, напротив,  похоже,  прибывал  в
эйфории. Он выглядел очень потасканным и  Александру  даже  не  хотелось
думать о том, через что ему пришлось пройти. Собачьего лая,  к  которому
прислушивался Алексей Сергеевич, Ткачев не слышал.
   - А собаки вас больше не беспокоят? - спросил сетевик, участливо.
   - После того как встретил тебя - нет, - сказал Красноцветов, - и  это
дает мне некоторую надежду.
   Череда опытов с дверьми закончилась  с  четверть  часа  назад.  Двери
нижних этажей никуда не вели, не обращая  внимания  на  то,  кто  в  них
заходит. Можно было бы попробовать зайти одновременно в  обе  двери,  но
последствия такого эксперимента могли быть катастрофическими. В двери же
ведущие к собакам лезть тоже не решились -  Красноцветов  содрогался  от
одного воспоминания, а Ткачев решил, что у него  хватает  и  собственных
проблем.
   Они оба хотели выбраться наружу. Стены давили,  и  пусть  вдвоем  эта
тяжесть была легче - совсем она не исчезала. Тем более,  что  Александру
все время казалось, что он слышит гудение бегущей по спрятанным в бетоне
проводам информации. Воспоминания об этом у  него  остались  чрезвычайно
неприятными, и отбивающие всякое  желание  иметь  дело  с  чем  ни  будь
сложнее микрокалькулятора.
   - Так что же нам делать то, Саня? - спрашивал  Красноцветов,  пытливо
заглядывая в глаза, - мы что, так и останемся здесь?  Так  и  сгнием  на
этой лестничной клетке?
   - Не сгнием, - хмуро ответил Ткачев, - говорите, вам рекламный листок
пришел?
   - Да, - сказал Красноцветов и указал в провал, -  а  теперь  он  там.
Вместе с кормом.
   - А что придет мне? -  вопросил  сетевик,  запуская  руку  в  прорезь
собственного ящика.
   Глянцевый листок был и здесь. Едва развернув его,  Александр  тут  же
сморщился от отвращения. Фон листовки  был  стилизован  под  зеленоватую
системную плату, на которой ярко синим шрифтом parsek было написано:
   "Что есть счастье? Я спрашиваю еще раз - что для  вас  есть  счастье,
стадо человечье?
   Что ответите вы? Я слышу? Что? Счастье - это сочетание любви, труда и
созидания?
   Счастье - это посаженный дом, выращенное дерево и построенный сын?
   НЕТ! Я скажу вам, что такое счастье! Истинное  цифровое  счастье  для
свободной паствы!
   Откройте свои  уши,  откройте  свой  разум,  вдохните  полной  грудью
электронный ветер!
   Счастье - говорю я вам - это мощный компьютер  седьмого  поколения  и
стакан водки..."
   Александр резким движением смял  брошюру  и  отправил  ее  следом  за
посланием Красноцветова. Потом обернулся к соседу и произнес:
   - Мой друг Кусака, которого никогда  не  существовало,  не  колеблясь
прыгнул бы в этот провал. Только для того, чтобы  проверить  есть  ли  у
него дно. Вы ведь не пробовали спуститься вниз?
   - У меня нет крыльев, - сказал Красноцветов, - и я боюсь  высоты  -Мы
можем попробовать менее экстремальные способы,  -  со  вздохом  произнес
Ткачев.
   - И я не скалолаз, - сказал Алексей Сергеевич.
   Александр Ткачев повернулся и искоса глянул на помрачневшего соседа:
   - Вы никогда не  пробовали  передавать  человека  по  оптоволоконному
кабелю? - спросил он.
   Перед  дверью  в  квартиру  сетевика  они   приостановились.   Дверца
выглядела  нехорошо  -  стальной  каркас  просвечивал  сквозь  порванную
обивку, куда то бежали, сплетенные в разноцветные жгуты  провода.  Низко
гудел  ток,  прокачивая  сквозь  кабели  неизвестно   откуда   взявшиеся
киловатты.
   Александр качнул головой и отворив дверь вошел.  Шедший  позади  него
Красноцветов остановился на пороге комнаты.
   - Слушай, - спросил он, - она у тебя всегда  такая  захламленная  или
после...
   -  После,   -   огрызнулся   Ткачев,   пробираясь   через   сплетение
гофрированных шлангов, усеявших пол,  как  дюжина  завершивших  обильную
трапезу питонов.
   Стены  были  обшиты  страницами  с  печатным   текстом,   в   которых
опознавались ошметки  литературных  творений  Уильяма  Гибсона,  постеры
модного кино в стиле киберпанк  и  однообразные  фотографии  электронных
кошек Мяучи - безусловно, каждая со  своей  глубокой  индивидуальностью.
Ветвящиеся кабели с клеймами "нанотек", "хайтек", "эколайн" и "кибердайн
системз" свешивались  с  потолка  как  не  очень  удачно  притворяющиеся
лианами ядовитые змеи. Над монолитной  стальной  дверью,  воплотившей  в
себя все ночные  кошмарны  профессиональных  взломщиков,  висел  поясной
потрет Такеши Китано, наполовину  обращенного  в  самообучаемую  игрушку
Фурби.
   Элитный терминал с шестью различного калибра экранами и мейнфреймом в
котором, после некоторого размышления, опознавался холодильник "минск  -
217" заменил  собой  скромный  домашний  компьютер  Александра  Ткачева.
Клавиатур было почти столько же сколько экранов и большая часть  из  них
была виртуальными - то есть тщательно нарисованные на крышке письменного
стола.
   Разгоняя шустрых четвероногих роботов из стали  и  пластика,  сетевик
осторожно двинулся в самые дебри сплетенных кабелей. По пути он опасливо
косился на  терминал,  по  экранам  которого  задумчиво  гулял  одинокий
скринсейвер выполненный в форме классического алого ока. Где-то  тихо  и
задушевно играл электронный транс.
   Схватив наиболее безобидно выглядящее  оптоволокно,  Александр  резко
дернул. Где-то в гуще кабелей коротко сверкнуло и стало слышно,  как  из
оборвавшегося кабеля с булькающими звуками изливается информация.
   Кабель был что надо - с пятислойной защитой и  сверхпроводимостью,  к
тому достаточно длинный, чтобы попробовать использовать его как веревку.
Сложный штекер на одном его конце навевал Александру тяжкие воспоминания
и он поспешил свернуть находку в кольцо.
   Ничего больше не  трогая,  они  поспешно  покинули  квартиру,  твердо
уверенные, что возвращаться сюда не будут.
   - Вы ж когда ко мне вломились, Алексей Сергеевич,  -  сказал  Ткачев,
пока они осторожно спускались по  ступенькам  к  провалу,  -  я  систему
взламывать собирался... вряд ли это хорошо кончилось.
   - Так и не стал бы, - буркнул Красноцветов, - сбежал бы как я...
   - Да я тогда думал, у меня только один выход  остался.  Мне  об  этом
сразу сказали.
   - Кто сказал то? Эти что ли, табуретки электронные?
   - Да нет, голос из терминала. Сказал, что меня избрали и иначе уже не
получится.
   - А ты бы и спросил, кто избрал...
   - Нет, не спросил бы, - устало вздохнув, произнес Ткачев.
   - Что ж, так?
   - Боялся, что ответят... Вот мы и пришли.
   - Кто полезет?
   Александр посмотрел на Красноцветова  -  пожалуй,  староват  тот  для
подвигов. Но лезть то все равно придется. С  очередным  вздохом  сетевик
обвязал оптоволокно вокруг уцелевших перил. Хвост  ш