зя
говорит, положение, говорит,  шибко  серьезное  сейчас.  Сволочь  он!  И
всегда сволочью был.
   Ну, короче, не об этом я. О том, что все со мной  в  порядке.  Живой.
Маме передай, сестре и Насте. Скажи, что б  не  забывала  меня.  Вернусь
еще. У вас, там говорят, чрезвычайное положение ввели, да  комендантский
час. На улицах не стреляют еще? Не бойся, не будут. Прапор говорит,  что
сейчас армия самое безопасное место,  мол,  если  все  же  случится,  то
только тут и выживут.
   Ты не бойся, не случиться. У нас тут вся часть гудит как  муравейник.
Все бегут куда то, офицерский  состав  на  ушах  и  бросил  пить.  Вчера
поймали ханурика одного, боеприпасы пер  и  на  сторону  продавал  -  не
поверишь, поставили к стенке и шлепнули! Прапор говорит,  так  со  всеми
будет! Так, что я тоже пока притих. А еще прапор говорит, что бы помнили
- мы мол, часть самая элитная, на нас бремя защиты Родины лежит.
   А вообще, боюсь, скоро начнется. Враг не дремлет, ставит ПВЫ  свои  у
самых границ. В море армады. Бандиты и террористы у обоих сторон  крадут
бомбы и все время кого-то подрывают. Как упрут, что нить больше, так все
и начнется. Боязно мне, братец. Чем-то, все  кончится?  Вы  же  там,  на
гражданке и не знаете ничего, живете, почитай как у Христа  за  пазухой,
спите спокойно. Нам бы так. И к тому же... О, прапор идет!
   Ушел, гад. Надо дописать письмо, не знаю дойдет ли?  Брат,  началось.
Передали  приказ  о  срочной  мобилизации  и  вся  наша  ракетная  часть
приведена в состояние боевой готовности.
   Меня зовут на расчет. Попытаюсь отправить письмо с почтальоном и  тот
отнесет, если его не расстреляют по дороге  за  дезертирство.  Прощайте!
Скажи матери, что я ее целую, и сестру тоже, от души!
   И еще, братишка, пожалуйста, передай Настюхе -  когда  нажму  кнопку,
буду думать о ней!
   Рядовой ракетно-стратегических войск Вадим Р."
   Поляков поднял голову и увидел Ганнслингера. Выглядел тот плохо  -  с
таким видом долго не живут. Ганнслингер смотрел жалостливо.
   - Что? - спросил Константин.
   - Костя... - вымолвил Ганнслингер, - не могу  я  больше  так,  Костя.
Помираю. Если меня не вытащат отсюда, точно ласты склею.
   - Что ж поделаешь, друг, - участливо молвил проснувшийся  Ханурик,  -
судьба у нас всех собачья.
   А Поляков все смотрел на  Ганнслингера.  Потом,  внезапно  решившись,
достал из-за пазухи то самое письмо. Вгляделся в выдавленные на  корпусе
строчки. Вздохнул и, двинув по прутьям оболочкой письма, заорал стражам:
   - Вы там, зовите Плотного! Я знаю, как войти внутрь!!!
   В  лагере  моментально  поднялась  суматоха.  Смену   подняли   ноги,
откуда-то прибежал, застегивая на ходу комбинезон, заспанный Плотный.
   - Я, кажется, знаю, как попасть внутрь, - повторил Константин  и  его
проворно выдернули из пещеры и чуть ли не под  руки  доставили  к  месту
раскопок. Плотный махнул рукой, наверху затарахтел  дизель.  Яркие  лучи
прожекторов пали на безмолвствующую дверь.
   Мусорщики бодро сгоняли к траншее дневную  и  ночную  смены.  Дневная
смена еле передвигала ноги. -Ну, смотри, если не откроется!  -  процедил
Плотный  Константину  и  толкнул  зажигательный  спич.  Люди  застонали.
Оказавшийся рядом с курьером Ханурик заметно нервничал и  водил  глазами
по сторонам, словно выискивая пути к бегству.
   - Ох, чует мое сердце, паря, зря ты это затеял.
   Константин вручил  Плотному  письмо,  и  тот,  с  легким  недоумением
осмотрел конверт.
   Потом заметил адрес и  кивнул,  убежденный.  Расправив  узкие  плечи,
Плотный, под взглядами  рабочих  и  мусорщиков  прошествовал  в  дверям,
прижимая письмо к груди.
   И замер. Яркий электрический свет  падал  ему  на  спину,  высвечивая
черную тень на гладкой поверхности Гробницы. Силуэты  Мусорщиков  рваным
частоколом торчали сверху.
   Внизу сгрудились работники. В воздухе повисло напряжение.
   Плотный неожиданно развернулся и  под  гробовое  молчание  направился
назад и вручил письмо Константину.
   - Ну-ка, - сказал с некоторым замешательством Плотный, - Ну-ка  лучше
ты открой.
   Поляков пожал плечами и взял письмо. Курьеру вдруг стало не по  себе.
Он посмотрел на Ханурика и увидел, что тот близок к панике.  Под  светом
софитов Константин Поляков, курьер  прошел  в  дверях.  Яркое  освещение
делало   происходящее   похожим   на   некое   безумное   представление,
действующими лицами которого были Поляков и стальные двери.  По-прежнему
было тихо и только дизель тарахтел в отдалении.
   - Давай же! - крикнул Плотный и голос его дрогнул.
   Со смешанным ощущением Поляков поднял цилиндр письма  и  вставил  его
торцем в выемку.
   Футляр подошел как родной. Да так оно, собственно и было. Пшикнуло, в
воздух  взметнулась  тучка  пыли,  поднятая  сервоприводами.   И   врата
отворились. За ними была непроглядная тьма и ноги рабочего.
   Тишина над поляной достигла могильной  кондиции  -  позади  онемевших
стражей, Ханурик поспешно выбирался из замершей толпы.
   Кроме ног от рабочего не осталось ничего - две ступни  в  потрепанных
ботинках  сорок  пятого  размера  и  кровоточащая  рана  на   месте   их
присоединения к телу. На полу осталась  лишь  кучка  песка  и  несколько
лохмотьев неясного назначения.
   Нервно сглотнув, Константин Поляков отвел взгляд от останков рабочего
и, отойдя вправо,  принялся  вытаскивать  письмо  из  приемника.  Именно
поэтому курьера и минула общая чаша, и смерть, дыша огнем  и  паром  как
сгинувший в веках тепловоз, пронеслась совсем рядом с ним.
   Во тьме туннеля снова гулко вздохнуло - и это уже  не  было  машиной.
Народ испуганно попятился, и тут  стоящий  на  гребне  подле  генератора
Ханурик истошно завопил:
   - Люди! Спасайтесь! Бегите отсюда!
   Рабочие попятились и уперлись в цепь мусорщиков. Из  туннеля  пахнуло
паром, перемешанным с  густым,  утробным  ревом.  Земля  содрогнулась  и
темнота расцветилась тусклым багрянцем.
   Стоящий перед туннелем Плотный ошарашено  наблюдал  исполнение  своей
мечты.
   Земная твердь дрогнула еще и еще раз, а потом страж  Гробницы  явился
на свет.
   Сколько лет он дремал там, в подземной тьме, куда ни солнце, ни звуки
не имели дороги? Сколько копил силы и злость? Кто породил его?  Это  был
демон - вероятно сильнейший из демонов, он опирался на четыре кривые, но
мощные и толстые как колонны когтистые лапы. Он был похож на пса, только
вместо шерсти его покрывала отливающая агатом  гладкая  чешуя.  В  узких
щелях, закрытых броней глазниц полыхала алое пламя.
   Вырывающееся сквозь желтые, цвета серы, клыки дыхание отдавало дымом.
   - Бегите! - кричал Ханурик, - Бегите, твари, спасайте свои жизни!
   Демон сделал шаг вперед и одним движением  оторвал  Плотному  голову.
Безголовое тело пало вперед и замерло, обхватив руками  ноги  сгинувшего
рабочего.
   Только тогда все  побежали.  Демон  ревел,  шел  вперед  и  настигал,
настигал бегущих, его лапы давили людей, пасть кромсала. Толпа в  панике
бежала, роняя наземь мусорщиков.
   Миг, и лишившиеся шефа мусорщики уже бежали вместе со всеми.  Кое-кто
из них опомнился и начал стрелять -  выстрелы  звучно  грохали  на  фоне
воющей в истеричном страхе людской массы.  Пули  били  в  броню  демона,
высекали оранжевые праздничные искры и отскакивали, не  причиняя  вреда.
Страж шел вперед и ревел, перекрывая перепуганное людское стадо.
   Со звучным взрывом окончил свои дни  генератор,  выбросив  в  тусклое
небо сноп искр, расцветив его на миг сонмом быстрогаснущих звезд.
   Три секунды спустя на холме знакомо застучал пулемет - кто  это  был?
Ганнслингер или просто один из мусорщиков, защищающий свою жизнь? Полков
не знал - он все так же стоял, у дверей, незамеченный стражем и сжимал в
руках послужившее ключом письмо.
   Пулемет стрелял и стрелял, а потом багги  звучно  взорвался,  осветив
окрестности алой вспышкой. Кричали все  реже  и  уже  поодиночке.  Страж
гулко шагал где-то неподалеку.
   Содрогающийся от страха Константин Поляков, понял, что  сейчас  демон
вернется. Ему не нужным были эти орущие, впавшие в  панику  людишки,  он
жаждал одного - хранителя письма, по  неосторожности  открывшего  ход  в
Гробницу.
   Шаги стучали все ближе. Словно приняв решение, Поляков нырнул  внутрь
здания.
   Странно, стены здесь едва светились. Туннель  уходил  куда-то  глубь,
вился, Константин, спотыкаясь, бежал, а позади шел  страж,  и  шаги  его
гулко отдавались все ближе и ближе.
   В воздухе пахло серой и паленой резиной. Демон орал.
   Туннель   закончился   цилиндрическим    помещением    с    гладкими,
облицованными  сталью  стенами.  Курьер  вбежал  в  него,  и   в   ужасе
остановился.
   С той стороны, дальше, выхода не было. Тупик в стиле хайтек.  Позади,
демон преодолел уже  половину  тоннеля  и  быстро  надвигался.  Полутьма
расцветилась красным. Взгляд Поляков обегал  помещение  и  зацепился  за
странный вырост на гладкой стене. Он подошел  ближе  и  остановился,  не
веря своим глазам.
   Здесь, в подземной, оставленной древними,  и  заселенной  силами  зал
Гробнице, на полированной до блеска стальной стене висел почтовый ящик.
   Самый обыкновенный, Поляков такие видел не один раз. Проем ящика  был
приглашающе открыт.
   И тогда Константин понял, что надо делать. Не обращая более  внимания
на демона, который прошел тоннель  и  сунул  уродливую  черную  башку  в
помещение, он шагнул вперед, поднимая письмо, которое пронес  через  все
Мертвые земли, многие километры радиоактивной пыли, Захоронения  и  плен
мусорщиков. Письмо, которое он несмотря ни на что  все  же  доставил  по
месту назначения.
   Чувствуя странное освобождение, он опустил письмо  в  ящик.  В  спину
дохнуло жаром, уши заложило от рева, когда страж  кинулся  к  курьеру  в
бешеной попытке схватить и смять посягнувшего на знание древних.
   Но не успел. Пол под ящиком бесшумно раскрылся и  Константин  Поляков
рухнул вниз, успев только услышать, как демон со всего маху врезается  в
стену над ним.
   Обиженные рев обманутого чудовища раздался откуда-то сверху, а  потом
затих, поглощенный расстоянием.
   А потом был жесткий удар о паркетный пол.
   - Костя! - вскрикнула жена, которую разбудил шум падения, - Ты  чего,
Костя?!
   - Ничего... - сказал тот, с трудом поднимаясь с пола.
   За окном разбушевавшийся ветер трепал кроны  деревьев  сдувая  с  них
зеленую дымку.
   Внизу выла чья то разбуженная сигнализация.
   - Что с тобой Кость,  а?  -  жена  выглядела  испуганной.  Константин
усмехнулся про себя.
   Да, это тебе не от демонов удирать.
   - Ничего, я же сказал... черт, скула болит, приложился...
   - Ты все про письмо какое-то твердил. Заработался бедный.
   Поляков поднялся на ноги и поплелся в ванную. Пощелкал выключателем и
не добился эффекта - свет отключили. За окном царила тьма  -  значит  во
всем квартале. Чертыхаясь, Поляков поискал в комнате фонарь - был  такой
- на три батарейки со  стальной,  удобной  ручкой.  Нашел,  и  попытался
отыскать кнопку включения. Похожая на  маленькое  испуганное  привидение
жена смотрела на него.
   Кнопки не было. В голове мешались остатки сна -  бормоча  что-то  под
нос, Константин Поляков подошел к окну и  подставил  фонарь  под  лунный
свет.
   И замер - потому, что это был не фонарь. Четкий,  знакомый  адрес  на
боку цилиндра - сетка насечек на торце.
   Жена что-то спрашивала у него, а Поляков все стоял у окна,  сжимая  в
руках цилиндр и смотрел, как спускается все ниже и ниже луна.
   Футляр от письма в его руках был пуст.
   Но самое страшное было то, что он все-таки был.

Гробокопатель.

   Кроха проснулся в полной тьме и некоторое время просидел, непонимающе
вслушиваясь в отдаленную капель, приглушенную толщей камня.
   Потом память вернулась к нему и он издал глухой  стон.  Их  положение
было страшным, мучительным, безысходным.
   Вчера догорел последний прутик.
   А ведь еще не так давно казалось, что они почти достигли своей цели.
   Кроха потянулся во тьму и естественно наткнулся на Пеку. Тот спал, но
когда Кроха злобно толкнул его, зашевелился  во  тьме,  стал  отпираться
руками. Но Кроха его толкнул еще раз - просто из мстительности - еще бы,
кто как ни Пека виноват в происшедшем.
   Впрочем, и Крохина доля безрассудства в этом была.
   - Ч...что? - пролепетал Пека, - что случилось?
   - Все то же... - ответил Кроха мрачно, - все как всегда.
   - Есть хочется как, а мокрицы, поди, кончились...
   - Вчера последнюю съели.
   - Прутики...
   - Кончились. Все кончилось Пека, да и мы, похоже, кончаемся.
   Пека засопел печально -  Кроха  с  удивлением  понял,  что  почти  не
помнит,  как  выглядит  давнишний  приятель  -  тьма  была   похожа   на
всеобъемлющую грифельную доску с которой кто-то  педантично  стирал  его
Крохину  память.  Где-то  там,  за  пределами  пирамиды  шелестел  яркий
солнечный мир, полный запахов, звуков и шевеления. Был там  яркий  рыжий
песок, который иногда был белым, иногда черным, а на закате  окрашивался
багрянцем. Были пятилистные ярко-зеленые пальмы. Было синее-синее  море,
в котором водились акулы, а еще там можно было спасаться  от  жары.  Да,
там еще было тепло.
   Здесь тепло не было. Здесь всегда было темно, холодно и что, пожалуй,
больше всего удручало Кроху, всегда очень тихо. Собственное дыхание  как
никогда не ошибающиеся часы с  каждым  вздохом  отмеряло  оставшееся  им
время.
   Вздохнув, Кроха поднялся. Ткнул приятеля в бок:
   - Пошли Пека.
   Тот поднялся беспрекословно, уже не нудил и не стонал, как  в  первое
время, понимал - пока идешь, ты жив. Лег, значит оледенел,  умер.  Здесь
слишком много было ледяной неподвижности, слишком хотелось поддаться ей.
Сесть и не двигаться, пока не обратишься в такой же холодный,  сочащийся
влагой камень.
   Они пошли как всегда - Кроха впереди, чуть касаясь рукой гладких стен
коридора, а Пека следом за  ним,  чуть  касаясь  Крохи.  От  стен  веяло
сыростью, и тьма обволакивала кругом как плотное, кожистое одеяло.  Шаги
стучали как метроном. Кроха уже  научился  отличать  по  звуку  что  под
ногами - вот сейчас камень, потом утоптанная земля, а вот хрустят чьи-то
тонкие косточки.
   Да еще капала вода с  сырых  стен  -  кап-кап-кап,  как  исполинский,
состоящий из бесчисленных водяных струй земляной метроном, что на пару с
дыханием отмерял краткие мгновения утекающей жизни.
   Тьма обволакивала кругом и  потому  идущий  вперед,  в  неизвестность
Кроха предавался воспоминаниям - это  была  единственная  доступная  ему
забава - уж в мыслях то он был свободен, над ним  был  сияющий,  высокий
купол неба, а под ногами изумрудная, мягкая трава или  на  худой  конец,
жаркий желтый песок.
   Но как всегда его мысли вернулись к началу - к тому  проклятому  дню,
когда Пеке загорелось обогатиться и он  втянул  в  свое  грязное  дельце
Кроху - мало того втянул, так еще и повесил на него всю разработку плана
- воспользовался  чужими  мозгами.  Ну  что  ж,  будет  ему  наука,  как
полностью доверять все другим. Хотя, по сути, Пека устроил бы еще  хуже.
С Пекой не прошли бы и первый кордон.
   Кроха снова вздохнул. Он  словно  чувствовал  полнящийся  напряжением
воздух того дня.
   Вот они, щуплый, но умный Маки, которого за маленький  рост  прозвали
Крохой, и Пека, его верный, хотя и несколько  недалекий  друг.  Вот  они
стоят на песчаном уступе и жаркий ветер  обдувает  их,  а  позади  видны
черные свечки дыма от костров стражей третьего  кордона.  Стражи  их  не
поймали - ни те, первые - толстые и ленивые, разжиревшие на  королевской
службе, ни другие - из третьего кордона  -  поджарые,  злые,  славящиеся
жестокостью. Говорили, что тех пролаз, которых  не  убивали  сразу,  они
заводили вглубь города и оставляли, привязанными к  столбу.  А  это,  по
слухам, был куда хуже милосердного, пусть  даже  тупого  и  зазубренного
копья стража.
   Но стражи были людьми, а людей всегда можно обмануть,  подобно  тому,
как ловкий воин обманывает сильного, но тупого хищника, и  Кроха  сделал
это - и вот они здесь, а под уступом простирается Некрополис, полнящийся
островерхними рыжими пирамидами.
   Заповедный город мертвых, который  живые  оставили  уже  больше  двух
тысяч лет, со всеми несчетными его  сокровищами.  Опять  же  по  слухам,
богатые горожане и  сейчас,  за  немалую  мзду  стражам  проносят  своих
мертвецов в город, оставляя их в обнимку с золотом, а  то  и  в  золотом
саркофаге. Слухи ходили разные,  но  то,  что  Некрополис  богат  и  его
мертвецам принадлежит в десять раз больше  драгоценностей,  чем  у  всей
ныне царствующей династии, ни у кого не оставляло сомнений.
   Вот и захотел Пека, сын бедного ремесленника, обогатиться. Но  далеко
не ушел, если бы не Кроха. И ведь ладно, посягни Пега на какую из  малых
Гробниц, так ведь нет - подавай ему пирамиду самого святого Арсеникума -
могучего пришельца из дальних краев, о деянии которого до сих пор  ходят
страшноватые легенды.  Уж  кто-кто,  а  Арсеникум  наверняка  знал,  как
защитить свой посмертный покой. Но Пегу разве убедишь! Это ведь Кроха, а
не Пека всегда был слабохарактерным и поддавался чужому влиянию.
   А уж кто-кто, а Арсеникум в свою  пирамиду  уволок  такие  богатства!
Сейчас, стоя на границе Некрополиса Кроха задавался вопросом - если даже
их предприятие увенчается успехом, каким образом  они  сумеют  сохранить
сокровище? Кроха склонялся к мысли, что им  придется  навсегда  покинуть
родные места - иначе все сразу поймут, откуда у жалких неудачников  Маки
с Пекой столько золота.
   Некрополис  выглядел  неуютно  -  истинно  городом  мертвых,   живые,
впрочем, тут никогда и не обретались - зато  пирамиды  к  центру  города
становились все выше и выше. Усыпальница Арсеникума, хоть и  была  одной
из самых высоких,  располагалась  у  самой  окраины  -  когда  осененный
знанием пришелец явился в их  небольшую  провинцию  Некрополис  уже  был
плотно застроен, и за те семьдесят лет, что нестареющий посланник  богов
прожил среди людей, окончательно утратил  всякую  возможность  постройки
чего-либо большого в  центре,  задавленный  наступающей  урбанизацией  -
тогда еще считалось за честь похоронить покойного  среди  ему  подобных.
Поэтому,  когда  Арсеникум  к  удивлению  многих,  почитавших   его   за
бессмертного, склеил ласты (Кроха, впрочем, считал,  что  отправиться  в
лучший мир пришельцу помогли) ему выстроили пирамиду  на  самой  границе
Некрополиса пожертвовав почетностью места в пользу размеров пирамиды.
   И   конечно,   именно   усыпальница   Арсеникума    стала    наиболее
привлекательной для многочисленных расхитителей гробниц. Да вот  беда  -
никто не знал, как в нее войти.
   Никто, кроме Крохи.
   И Пеки, который украл старый папирусный конверт,  согласно  завещанию
самого Арсеникума уже семьдесят лет хранившийся в гильдии писцов.
   Вот теперь Кроха сжимал конверт  в  ладонях,  с  некоторым  сомнением
глядя на рубленый пейзаж Некрополиса. Пека сзади  топтался,  нетерпеливо
сопел.
   - Ну давай Кроха, пойдем! - сказал он, наконец,  -  видишь,  вон  она
пирамида!
   Кроха передернул плечами и зашагал  вниз  по  слону,  обходя  острые,
торчащие из песка и похожие на зубы скалы. Шагал свободно, он знал,  что
до наступления ночи опасности в Некрополисе нет.
   Зато если кого-то застигнет ночь - до рассвета доживают немногие.
   Подле пирамиды остановились в немом благоговении  -  нечего  сказать,
старина Арсеникум постарался, отбывая в страну вечной охоты.  С  ним  же
уплыли три сотни рабов, а также их жены  и  дети,  кошки  и  собаки,  и,
наконец, четыре десятка племенных волов из личных царских стад. Ближе  к
вершине вся эта убитая рать педантично изображалась, опоясывая  пирамиду
широким резным ремешком. Верх усыпальницы был отделан редкой  в  здешних
краях яшмой.
   Ее похитить не пытались - все равно через стражей не протащить.
   Вход же отделан был скромно - простые двойные двери, без  каких  либо
рисунков - но зато монолитные, как знал Кроха толщиной п