нее  дыхание  умирающего  и
ЦАП дал нам первую ориентировку.
   - Через пятнадцать секунд отстрел основной ступени!
   Агамемнон вытянутой серебристой птицей парил над земной гладью.  Это,
наверное, было красивое и величественное зрелище, как и сама земля,  что
только начала игриво изгибать свою спину  под  нашим  челноком.  Голубые
бескрайние просторы нашей уютной родины, белые перистые облака и  алмазы
городов миллионщиков на темной стороне  планеты.  Это  было  зрелище  от
которого на глаза наворачиваются  слезы  восхищения  и  ты  исполняешься
гордостью просто за  то,  что  дожил  до  этого  удивительного  момента.
Звездный купол  над  головой,  сверкающий  тысячью  и  одной  жемчужиной
млечный путь - зрелище достойное благоговения.
   К сожалению, все это великолепие почто полностью заслонялось от  меня
массивной тушей напарника и мне оставалось лишь тянуть  шею  в  попытках
разглядеть хоть кусочек этой космической сказки.
   - Сто семьдесят миль, - сообщил ЦАП, - как чувствуете себя?
   - Отлично! - крикнул я, - Земля такая красивая!
   А мой второй пилот промолчал, он созерцал приборы,  словно  они  были
прекрасней Млечного пути в бесчисленное количество раз.
   - Агамемно... - помолчав,  продолжила  земля,  -  у  вас  не  большая
проблема.  Телемилия  донесла  до  нас  небольшие  неполадки   в   блоке
управления основной ступени. Она не хочет  отделяться.  Агамемно...  как
слышно.
   - Слышу вас хорошо, - сказал я и подавил желание оглянуться назад,  в
попытке разглядеть остатки Психея:
   - ЦАП, дайте ориентировку...
   - Даю... -  после  паузы  сказал  Цап...  -  так...  Психей  отделите
вручную. Это просто.
   Большая   рукоятка   справа   внизу,    под    экраном    мониторинга
жизнеобеспечения. Выкрашена в красный цвет, не ошибетесь.
   - Что я должен делать?
   Земля на миг задумалась. Я вдруг ощутил, что космос вокруг больше  не
кажется таким уж уютным - его величественность осталась, но  теперь  это
было величие айсберга в Арктике  -  воплощение  антагонизма  к  кишащему
жизнью тропическому острову.
   - Агамемно... - наконец сказал ЦАП, - вы должны  потянуть  за  рычаг!
Повторяю - потянуть за него!
   Я вновь представил себе наш челнок парящий над голубым  телом  земли.
От могучей  ракеты  остался  лишь  сам  корабль,  да  сверкающий  окурок
разгонной  ступени  -  опаленные  титановые  дюзы   медленно   впитывают
космический холод. На стыке, под которым  дремлют  до  поры  до  времени
пиропатроны, нарисована улыбающаяся корова - точно такая же есть и выше,
на самом челноке - она будет красиво смотреться на желтоватом фоне луны.
Но  жвачное  здесь  на  стыке  уже  выполнило  свою  функцию  -  красиво
смотрелась на  старте  и  теперь  ставший  жестким  от  скорости  воздух
безжалостно изуродовал млекопитающее.  Ее  рога  источились  и  частично
исчезли - морда превратилась в жутковатый череп, но ее пятнистое тело  и
четыре обугленных конечности по-прежнему держатся за остатки  ступени  и
борт корабля.
   Удерживают их вместе!
   Почему мне пришла в голову эта мысль? Я не знаю...  Может  быть,  она
пришла не тогда, а сейчас? Уверенность, что корова  не  дает  отделиться
разгонному блоку? Так четко и  ясно  представилось,  как  звезды  позади
размалеванного стекла. Она держит, цепляется изо всех  сил,  потому  что
никому не хочется разрываться пополам. Нет, все-таки это недавняя мысль.
   Впрочем, неважно.
   - Понял... - сказал я и, внутренне собравшись, потянулся к рукояти.
   Напарник тоже сделал это - секунду его рука висела  у  рычага  совсем
рядом с моей, а потом, когда я уже  обхватил  рукоять  и  собирался  его
включить, вдруг с силой  поднялась  и  хлопнула  меня  по  запястью.  От
удивления я отдернул руку и в следующий момент второй пилот уже тянул за
рычаг.
   Позади нас глухо хлопнуло, а значит, выполнивший самую тяжелую работу
Психей отправился на свидание с землей.  Мы  так  и  не  увидели  его  -
обломанный кусок серебристой сигары, что как отцепленный вагон, медленно
теряя скорость, отдаляется от нас.
   А напарник впервые повернулся и внимательно посмотрел на меня.
   - Не мешай... - сказал он веско.
   - Но я...
   - Просто не лезь вперед, - произнес он и  мне  почему-то  расхотелось
спорить.
   Теперь я понимаю, что это был наш первый конфликт. Боже,  как  давно,
кажется, это было. Давно и, вроде бы, не со  мной!  Все  как  в  тумане.
Тогда... тогда все еще было по-другому.
   - Поздравляю Агамемно!! - излучая оптимизм  каждым  словом,  произнес
ЦАП, - Проблема устранена, коррекция орбиты завершена, включаем маршевый
двигатель!
   Из  динамика  донеслись  редкие,  но  оптимистичные  хлопки,  и   мне
явственно представилась  надпись  applause  появившаяся  на  центральном
экране ЦАПа.
   Как бы то ни  было,  наш  корабль  взял  курс  на  луну  и  следующие
несколько часов не было ничего, кроме ровной, не мешающей тяги.
   Возвращаясь в своей памяти к этому первому, еще спокойному, дню,  мне
неминуемо вспоминается нарисованная корова  и  один  вопрос  мучит  меня
посреди этого холодного окололунного полдня.
   Было  ли  больно  корове,  когда  отделившийся  Психей  разорвал   ее
рисованное тело на две равные половины?

-Трансфер 002. Андрей Якутин.

Первый пилот. Перигей.

   Я знал, что это надолго, но теперь мне кажется что  навсегда.  Так  и
проведу вечность в клетке. Слышишь меня Земля? Я тут бороню межпланетные
дали запертый в пыльный темный ящик, насквозь провонявший  испортившейся
пищей и холодный как  морозильная  камера.  Я  не  то  чтобы  жалуюсь  -
жалобами делу не поможешь, тем более что у меня вроде  бы  положительные
сдвиги. Даже в самых безнадежных ситуациях есть выход - если  уж  ты  не
можешь ее избежать, ты всегда можешь привыкнуть к ней. Просто уменьшаешь
запросы, вот и  все.  В  конце  -  концов,  перейти  на  микроуровень  с
макроуровня, ведь маленькая победа, это все равно победа...
   Впрочем, по порядку. Захватив передатчик, я обещал себе, что расскажу
вам обо всем - с чего это начиналось, как развивалось и  чем  кончилось.
Может быть, это будет вам в назидание, может быть, вы просто получите от
этого удовольствие. Важно другое - так или иначе, но вы это услышите.  И
эти слизняки из ЦАПа уже никак не смогут помешать  вам  в  этом.  Пускай
подавятся своей  лунной  программой  и  бешенной  пятнистой  коровой  на
корпусе, ведь в конечном итоге, это они виноваты в том, что случилось.
   Если выберусь отсюда, стану вегетарианцем, честное слово. Этот  запах
гниющего мяса невыносим.
   К делу. Двигатели работали два  часа  разгоняя  Агамемнон  до  второй
космической скорости, а  его  заостренный,  обросший  антеннами  дальней
связи нос целил прямо в луну.
   Думаю, никакой корове и не снились такие ускорения.  После  того  как
динамический период  окончился,  началась  вторая  фаза  нашего  полета.
Основная - в состоянии свободного падения мы должны были лететь еще  два
дня, пока не наступить время маневров на лунной орбите.
   ЦАП душевно поздравил нас с успешным окончанием разгона, сыграл туш и
долго и пафосно вещал насчет  нашей  великой  миссии.  Двести  миллионов
человек,  затаив  дыхание,   слушали   эти   монументальные   слова,   а
многочисленные компании-спонсоры, рекламные агентства и бюро путешествий
"Избушки на луне" подсчитывали барыши. По окончании  речи  Цап  сообщил,
что благодаря нашему звездному путешествию  продажи  сливочного  мяса  и
говядины подскочили в полтора раза и хотел сказать что-то  еще,  но  его
заглушила  не  вовремя  прорвавшаяся   реклама   "Веселой   буренки"   -
натурального коровьего мяса из субпродуктов.
   - Вперед ребята! - напутствовал ЦАП, - мы верим в вас!  Ваш  полет  -
это крошечный шажок в пустоту, и огромный шаг для всего мясо - молочного
бизнеса!
   Я был столь окрылен речью, что,  казалось,  мог  сейчас  оторвать  от
земли и воспарить.
   Потом я вспомнил, что  и  вправду  могу,  отстегнул  и  на  невидимых
крыльях невесомости поднялся в центр кабины.  Отсюда  я  уже  легко  мог
видеть иллюминаторы и прекрасное зрелище удаляющейся родимой  планеты  -
серо-голубой, с блестками городов. Она уже казалась меньше  -  земля,  и
утратила свою необъятную ширь, сворачиваясь в шар,  подобно  испуганному
циклопическому броненосцу.
   Тогда мне казалось, что я уже достиг той некое метафизической точки в
жизни человеческой, когда лучше уже быть не  может.  Я  парил  на  своей
стальной космической птице среди  бесконечности  пустоты,  со  скоростью
восьми тысяч километров в минуту удалялся от земли  и  знал,  что  такое
переживание  было  доступно  лишь  единицам.  Это  осознание  заставляло
ощущать гордость за себя и все человечество.
   Налюбовавшись ледяными далями спайс-пространства,  я  оттолкнулся  от
потолка нашей кабины и нырнул обратно в кресло. Все это  время  напарник
маячил корявой тенью на фоне иллюминаторов, плавно покачиваясь  в  своем
серебристом комбинезоне с коровой на груди.
   Он не произносил ни слова, но как  только  я  занял  место  в  кресле
неожиданно очутился совсем рядом и сказал:
   - Вылезай!
   -  Что?  -  удивленно  спросил  я,  признаться,  грандиозное  зрелище
космической пустоты так захватило меня, что я с трудом ориентировался  в
том, что происходило внутри кабины.
   - Вылезай, - с нажимом повторил он, -  ты  сел  мое  кресло.  А  твое
кресло - вон там.
   - Не все ли равно? - спросил я, - ведь сейчас нет никаких маневров?
   - Это кресло второго пилота, - произнес он мрачно,  -  в  нем  должен
сидеть второй пилот, а это я. Вдруг мне понадобится быстро  действовать,
а я не смогу быть на своем месте?
   Я  пожал  плечами  и  выбрался  из  кресла.  Мы  то  было  совершенно
наплевать, в каком кресле сидеть, но если хочет человек.
   - И помни про кресло, -  сказал  он  напоследок  и  замолчал,  вперив
неподвижный   взгляд   в   милеометр,   который   неумолимо    отмеривал
нечувствительные пустые мили, которые остались до земного спутника. Судя
по всему, наш корабль обещал прибыть к луне с солидным  пробегом  и  без
надежды на капремонт.
   Теперь я помню про кресло. Помню про все  остальное  и  свято  берегу
свои нерушимые границы...
   На земле успела наступить ночь  и  тьма  скрыла  планету  так  словно
исполинское веко в макияже вечерних  тонов  закрыло  яркий  серо-голубой
глаз. Я помню, что совсем не устал - наоборот, был полон  адреналина,  и
никак не удавалось расслабиться. Я твердил себе,  что  лететь  еще  двое
суток и не стоит так напрягаться, но ничего не  мог  поделать.  Цап  дал
очередную ориентировку -  время  ужина,  и  мы  принялись  распаковывать
концентраты.
   На   Агамемноне   было   подобие   сейфа,   где   прикрытые    сверху
противоперегрузочной  сеткой  хранились  концентраты  с  тупо  лыбящейся
коровой на каждой этикетке. Мой напарник снял сеть и скоро  мне  в  руки
поплыла упаковка сухого  супа.  Мне  показалось,  что  этого  мало  и  я
потянулся за еще одной, но второй пилот уже захлопнул сейф.
   - Эй, - сказал я, - а еще?
   - Ты уже получил, - ответствовал напарник и перебрался в кресло.
   - Но я хочу еще!
   - Ты же спайсманавт, - был ответ, - наш рацион строго рассчитан и  мы
должны экономить.
   Я мрачно сжал зубы и поплыл на свое место -  кресло  первого  пилота.
Мрачно дернул за пластиковый  шнур  своей  снеди  и  стал  смотреть  как
размешивается внутри порошок. При этом я, неожиданно, заметил что второй
пилот взял не одну, а сразу две упаковки!
   - Послушай! - гневно сказал я, - у тебя же два пакета!
   - Один, - невозмутимо ответил он и единым махом всосал в себя один из
пакетов. Другой, он, дружелюбно улыбнувшись, показал мне.
   Признаться, это слегка не укладывалось в голове. Теперь то я понимаю,
что все это было злобным, хорошо продуманным  планом.  Знаю  теперь,  но
откуда мне это было знать тогда?
   - Как ты себя ведешь?! - вымолвил я, наконец, -  ты  спайсманавт  или
нет? У тебя же ответственная операция! Ты ведешь  спайс-шатлл  на  луну.
Тысячи людей зависят от тебя.
   - Спокойно-спокойно! - прикрикнул он, - не  кипятись  так!  Просто  я
гораздо больше тебя вешу. Для  нормального  функционирования  мне  нужно
больше, чем тебе!
   - Но это не повод, чтобы ограничивать меня!
   А он только ухмыльнулся  и,  выдув  второй  суп,  скатал  упаковки  в
аккуратные желтые шарики  и  кинул  их  в  направлении  утилизатора,  но
промахнулся и одни из  шариков  ударился  в  стену  и  завис  в  опасной
близости от моего уха.
   - Убери, - сказал я.
   - К тебе ближе, - невозмутимо ответствовал он.
   Скрипя сердцем, я отправил упаковки в утилизатор. Снова вклинился Цап
и, давясь пафосом, сообщил, что до некоей точки равновесия между  Землей
и луной осталось около четырех  часов  лета,  после  чего  пожелал  нам,
славным межпланетным скитальцам спокойной ночи.
   Спал  я  плохо.  В  темной  кабине   шатла   было   душно,   диковато
перемигивались зеленые глаза приборов,  да  натужное  сопение  напарника
говорило о том, что он тоже не спит. Вот тогда  то  меня  впервые  начал
нервировать этот тип.
   - "Что он там делает?" - думалось мне, когда я слышал  шевеление  его
грузного тела в темноте, - "Что ему еще надо?"
   Так или иначе, но я все-таки заснул - у меня хорошие нервы и  хороший
сон, и я всегда легко засыпаю на новом  месте.  Вернее,  засыпал...  Мне
снились лучащиеся радостным идиотизмом лица ЦАПовцев перед полетом и еще
снилась наша корова - черный, нелепый  силуэт  на  фоне  лунного  диска,
которая пытается успеть достичь земного спутника раньше, чем это сделают
ее рисованные двойники на вышвырнутых в утилизатор упаковках.
   В назначенный час вспыхнул свет  и  радио  донесло  до  меня  сигналы
побудки - жизнерадостный рожок  пастуха,  на  фоне  отдаленного  глухого
мычания. Я открыл глаза и в ярком  свете  галогеновых  увидел  какой-то,
желтый поблескивающий комок на уровне глаз.
   Секунду я пытался понять, какое из небесных тел так выглядит, а потом
мои вечерние подозрение разом  вернулись  ко  мне  и  я,  рывком  приняв
вертикальное положение, ошалело огляделся вокруг.
   Повинуясь законам небесной механики, желтые аккуратные шарики смятого
пластика подобно редкой стайке крохотных метеоритов парили у пола  нашей
кабины. Сейф был открыт. Я смотрел и не мог поверить своим глазам!
   Весь внутренний  объем  межпланетного  спайс-шатла  Агамемнон-13  был
занят весело кружащимися упаковками из-под нашего растворимого супа.

-Трансфер 003. А. Якутин.

Первый пилот. Экватор.

   Сколько себя помню, я всегда был дружелюбным. В нашей  Земной  Тверди
иначе нельзя - нелюдимые бирюки считаются  неспособными  к  продуктивной
жизни. А в моем милом городке таких  не  было  вовсе  -  они  просто  не
допускались в городскую  черту  из-за  обстоятельств  в  первую  очередь
экономических и социальных. Земная Твердь была благопристойным городом -
это был ее лозунг и девиз одновременно. Понимаете, это как фильтр.
   Но я не о том. Я всегда находил со всеми общий язык. Это очень просто
- большинство моих соседей свято верили в тезисы Дейла  Карнеги,  в  том
числе и мои родители. Поэтому наше общение  с  друзьями  и  сослуживцами
напоминало игравшийся уже в десятитысячный раз спектакль, в котором  все
идет по заранее утвержденной схеме. Мы все время улыбались как  заводные
куклы - мы пожимали руки и говорили банальности. Было несколько  простых
приемов, заучив которые ты мог пойти достаточно  далеко  и  договориться
практически с любым обитателем  Земной  Тверди.  Думаю,  что  почти  все
население городка это устраивало.
   Это  умаляло  проблемы  с   общением,   но   одновременно   облегчало
проникновение неблагонадежных отщепенцев, которые  могли  таким  образом
маскироваться под добропорядочных обывателей.
   Занятно, почему-то мысли об идиотизме той, оставшейся на земле  жизни
стали приходить ко мне только сейчас,  когда  я  почти  уверен,  что  на
родину уже не вернусь. Теперь я смотрю иначе.  Может  быть  потому,  что
теперь сам управляю государством?
   Факт есть факт - до этого я отлично ладил с людьми и не знал проблем.
И  потребовалось  удалиться  от  земли  на  многие  тысячи  миль,  чтобы
наконец-то встретиться лицом к лицу с  тем  фактом,  что  по  настоящему
невыносимые люди мне просто не попадались.
   Почти минуту под заунывную побудку ЦАПа я пялился на царящий в кабине
бедлам.  Мой  напарник,  это  животное,  восседал  на  своем  кресле   и
приканчивал очередную упаковку супа. Он был доволен и улыбался почти как
корова на желтой этикетке.
   - Что здесь происходит...  -  наконец  слабо  выдавил  я,  -  что  ты
творишь!
   Второй пилот обернулся ко  мне  и  его  улыбка  стала  шире,  обнажая
золотую фиксу в правом  верхнем  коренном  зубе.  Щеки  напарника  алели
бодрым румянцем, щелки глаз светились какой то  диковатым  весельем.  Он
смял упаковку супа и мощным щелчком отправил в полет очередное крошечное
небесно тело.
   - Что, насорил? - бодрым голосом спросил он, - Ну, извини.
   Я заглянул в его лучащиеся звездным светом глаза и мороз пошел у меня
по коже. Я хотел что-то сказать и вдруг понял, что не могу вымолвить  ни
слова.
   - Ты что, есть не будешь, что ли?
   Шел лишь второй день моего героического полета к луне, а межпланетные
странствия подобно сну неврастеника грозили  перейти  из  стадии  легких
грез в кромешный кошмар. Мне внезапно  стало  трудно  дышать.  Легкие  с
усилием втягивали кислород, словно их вот-вот грозил  схватить  паралич.
Что-то поднялось внутри меня, словно кровь закипела и  я  открыл,  было,
рот, чтобы заорать на этого отморозка, моего напарника, заорать так, как
я никогда ни на кого не кричал, но тут на  табло  разом  вспыхнули  алые
лампы и бодрый бубнеж ЦАПовцев перекрыла заунывная сирена, которая диким
диссонансом вплеталось в мирное мычание с далеких зеленых пастбищ.
   Секундой позже мигали уже все табло, а из-под потолка хлестали  тугие
струи вонючего пара. Дышать  стало  тяжело  как  в  бане.  Липкий  туман
заполнял кабину.
   Я рванулся  к  пульту  и  автоматически  отбив  код  связи  заорал  в
микрофон:
   - Ало! ЦАП! ЦАП у нас проблемы! Вы слышите, земля! У нас ЧП!
   - Поздравляем Агамемно, - сказал ЦАП, - только что вы достигли  точки
равновесия между землей и луной. Слава героям!
   Потом в рации  глухо  щелкнуло  и  бодрый  голос  умолк.  Пока  связь
настраивалась, пар бить  перестал  и  воцарилась  помигивающая  багровым
тишина.
   Я во  все  глаза  смотрел  на  напарника.  Страх  сжимал  меня,  руки
тряслись, и хотелось любой ценой вырваться из этой  вдруг  забарахлившей
стальной коробки с гордым  именем  Агамемнон.  Напарник  был  совершенно
спокоен. Шарики упаковок совершали бег вокруг него, вызывая ассоциации с
картинами художников-сюрреалистов.
   - Ало, Агамемно! - проснулся ЦАП, - доложите обстановку.
   - Система климат-контроля вышла из строя. Был  какой-то  пар,  но  не
похоже на задымление... видимо не пожар. И кажется... холодает.
   - Спокойно, - сказала земля, - мы  проверяем  показания  телемилии...
так и есть, система  вентиляции  не  работает...  климат-контроль  -  не
работает...  теплорегуляция   не   поддается   регулировке...   Внимание
Агамемно, проверьте, нет ли посторонних предметов в  системе  циркуляции
воздуха?
   - Я проверю, - я оттолкнулся от кресла и взмыл  в  сырую,  кружащуюся
обертками багровую полутьму под потолком. Одна из оберток ударила меня в
лоб и, еще не успев достигнуть решетки  вентиляции,  я  уже  все  понял.
Проклятые упаковки из-под супа, конечно! Всю ночь система втягивала их в
себя и в конце - концов фильтр полностью забило! И я знал,  кто  в  этом
был виноват.
   Сжав кулаки, я медленно обернулся к напарнику. Злоба переполняла меня
- хотелось наброситься с кулаками и бить, бить эту сволочь, пока красные
кровяные шарики не украсят стены кабины. Но, взглянув на него, я тут  же
понял что он не боится. Он был готов  к  схватке!  Больше  того,  он