-то глазах  не
представляет  для "нормальной" личности катастрофической опасности,  но  для
шизоидного индивидуума  любая пара глаз есть глаза в голове Медузы, которые,
по  его ощущениям, обладают  способностью  убить или  умертвить в нем  нечто
живое. Поэтому он пытается предвосхитить собственное окаменение, превращая в
камень других. Делая это, он ощущает, что может достичь определенной степени
безопасности.
     Вообще  говоря,  шизоидный   индивидуум  не  воздвигает  оборонительных
сооружений против потери  части  своего  тела. Все его попытки сосредоточены
скорее на  сохранении своего  "я".  Это, как мы  уже  указывали, рискованное
занятие: он подвержен боязни собственного исчезновения в "ничто", в том, что
Вильям Блейк назвал "хаотичным небытием". Его автономии угрожает поглощение.
Ему приходится охранять себя от потери субъективности и ощущения собственной
жизни.  Поскольку он ощущает  себя пустым, полная, субстанциональная и живая
реальность других  является покушением  на  его права;  она всегда  способна
выйти из-под контроля и стать  взрывоопасной, угрожающей полностью сокрушить
и  уничтожить  его "я", как газ  уничтожает  вакуум или поток воды заполняет
пустую   запруду.   Шизоидный   индивидуум  боится   живых,   диалектических
взаимоотношений с реальными,  живыми людьми. Он может связывать  себя лишь с
деперсонализированными личностями, с фантомами собственных фантазий (имаго),
вероятно, с вещами, вероятно, с животными.
     Поэтому  мы предполагаем, что описанное нами  шизоидное состояние может
быть понято как попытка сохранить  некое ненадежно  структурированное бытие.
Позднее мы  выдвинем предположение,  что изначальная структурализа-ция бытия
на основные элементы  происходит в раннем детстве. При нормальном протекании
она оказывается настолько  стабильной в своих  основных элементах (например,
непрерывности времени, различении "я" и "не-я", фантазии  и реальности), что
впредь все это  может считаться само собой разумеющимся: на таком стабильном
основании может существовать  значительное количество гибкости в том, что мы
называем  "характером"  личности. С  другой  стороны, в структуре шизоидного
характера   наблюдаются   ненадежность   при   закладывании   фундамента   и
уравновешивающая ее жесткость надстройки.
     Если все бытие индивидуума  нельзя защитить, индивидуум оттягивает свои
оборонительные линии до тех пор, пока не оказывается в главной  цитадели. Он
готов отдать все, чем он является, за исключением своего "я". Но трагический
парадокс заключается  в  том, что чем сильнее защищается  "я" таким образом,
тем  сильнее оно разрушается. Явное конечное разрушение и исчезновение таких
"я" при шизофрении завершается не посредством внешних атак врага (настоящего
или предполагаемого),  не  снаружи,  а  из-за опустошения, вызванного самими
внутренними оборонительными маневрами.



     5. ВНУТРЕННЕЕ "Я" В ШИЗОИДНОМ СОСТОЯНИИ
     Можно воздержаться от  страданий сего мира: ты волен это сделать  и это
соответствует твоей природе, но, вероятно, именно такое воздержание является
единственным страданием, которого ты способен избежать.
     ФРАНЦ КАФКА
     При  описываемом   здесь  шизоидном   состоянии  существует  постоянное
разъединение  "я"  и тела.  То, что индивидуум считает  своим  истинным "я",
переживается  как  более или менее  развоплощенное, а телесные переживания и
действия, в свою очередь, ощущаются частью системы ложного "я".
     Теперь необходимо  рассмотреть два  элемента в таком  расщеплении более
подробно, а  также взаимоотношения человека с другими. Сперва мы  рассмотрим
ментальное, или невоплощенное, "я".
     Хорошо  известно,  что  состояние  временного  отделения  "я"  от  тела
переживают и нормальные люди.  В основном  можно  сказать, что  это является
реакцией,  доступной большинству  людей,  обнаруживающих себя заключенными в
некое  пугающее  переживание,  из которого  не  существует пути  физического
побега. Узники концентрационных лагерей пытались ощущать себя таким образом,
поскольку лагерь не  предполагает никакого возможного пути  оттуда -  как  в
пространственном  смысле, так и в конце  определенного  промежутка  времени.
Единственным путем оттуда являлся психический уход в собственное "я" и выход
из тела.
     Данное разъединение характерным образом  связано с  такими мыслями, как
"Это  похоже на сон", "Это  кажется  нереальным", "Не могу поверить, что это
правда",  "Кажется,  меня  ничто  не трогает", "Ничего не могу понять", "Это
происходит не  со мной", то  есть с чувством  отстраненности и дереализации.
Тело может  продолжать действовать внешне нормальным образом,  но  внутренне
ощущается, что оно действует само по себе, автоматически.
     Однако, несмотря на сновиденческую природу или нереальность переживания
и автоматическую природу действий, "я" в то же самое время далеко не "спит";
на  самом деле  оно  чрезвычайно бдительно  и  может  думать  и наблюдать  с
исключительной ясностью.
     Временное отстранение "я" от тела может быть представлено сновидениями.
     Одна   девятнадцатилетняя   девушка,   у   которой   приближался   день
бракосочетания -  брака,  которого она начинала  страшиться  по всевозможным
причинам,-видела во сне, что она сидит на заднем сиденье автомобиля, который
едет сам по себе.  Эта девушка, в сущности, не являлась шизоидной личностью,
но отреагировала шизоидной защитой на
     конкретную ситуацию,
     Р.  видел  сон  незадолго  до  начала  лечения.  Он  стоял  на подножке
автобуса. Водителя  в  автобусе не  было. Р.  спрыгнул, а автобус  разбился.
Искушает  посчитать   сон,  который  он  видел  через  четыре  месяца  после
прохождения курса  психотерапии,  мерой какого-то  изменения  в  желательном
направлении.  "Я  бегу за  автобусом.  Внезапно  я  оказываюсь  на  подножке
автобуса,  но в  то же  самое время бегу за  ним. Я пытаюсь присоединиться к
самому себе в автобусе, но не могу догнать автобус. Это меня напугало".
     Можно было  бы привести множество примеров такого  обычного переживания
временного разъединения. Порой  оно  вызывается преднамеренно;  чаще же  это
происходит  без контроля индивидуума.  Но у  рассматриваемых здесь пациентов
расщепление не является просто временной реакцией на  специфическую ситуацию
повышенной  опасности,  которая  прекращается,  когда   опасность  миновала.
Наоборот, оно представляет собой  основополагающую  жизненную ориентацию,  и
если проследить  историю жизни такого человека,  то обычно можно обнаружить,
что оно возникает,  по сути, в первые  месяцы  жизни, когда его действие уже
проявляется.  "Нормальный" индивидуум в  ситуации, когда  все  угрожает  его
бытию и нет реального ощущения возможности побега, при попытках выбраться из
нее  развивает  шизоидное  состояние - если не физически, то  на худой конец
ментально. Он  становится ментальным наблюдателем, смотрящим - отстраненно и
бесстрастно,-что  делает его тело или что делается  с его телом. Если таково
положение  вещей   у   "нормального"  человека,  по   крайней   мере   можно
предположить, что индивидуум,  чьим постоянным образом бытия-в-мире является
подобное расщепление, живет в  том, что  представляется ему -  а то  и нам -
миром, со  всех сторон  угрожающим его бытию, миром, из которого нет выхода.
Для  таких людей именно в этом суть дела. Для них  мир является  тюрьмой без
решеток, концлагерем без колючей проволоки.
     У  параноика есть особые преследователи.  Кто-то действует против него;
Существует заговор с  целью похитить его мозг.  В стене его спальни спрятана
некая  машина, испускающая  излучение, размягчающее  мозг, или  пропускающая
через  него во время сна электрические заряды. Личность, которую я описываю,
ощущает на  данной фазе,  что  ее преследует самое  реальность. Мир  -такой,
какой  он есть,  другие  люди  -такие, какие  они  есть,  представляют собой
опасность.
     Тогда "я" стремится развоплотиться,  чтобы  переступить  пределы  этого
мира и, таким образом, оказаться в безопасности. Но "я" обязано двигаться за
границы  любого переживания  и  деятельности.  Оно становится  вакуумом. Все
находится вовне, снаружи; здесь, внутри, нет ничего. Более того,  постоянная
боязнь  всего  сущего,  страх быть  погубленным  скорее  усиливается,  а  не
уменьшается  потребностью удерживать сей мир  на дистанции. Однако, в  то же
самое время, "я" может стремиться больше, чем к чему-либо другому, к участию
в делах  этого мира.  Таким образом,  величайшее  стремление  ощущается  как
величайшая  слабость, а уступать такой  слабости  -значит ощущать величайший
ужас,  поскольку при соучастии индивидуум боится того, что его вакуум  будет
сведен  на  нет,  что  он  будет  поглощен  или  как-то  еще  потеряет  свою
индивидуальность,    которая    равняется    утверждению     запредельности,
трансцендентности "я", даже если за этим пределом находится
     пустота.
     Отстраненность   "я"  означает,  что   "я"   никогда   не   проявляется
непосредственно в эмоциях и действиях индивидуума, и к тому же оно ничего не
переживает   прямо  или  спонтанно.  Взаимоотношения  "я"  с  другим  всегда
дистан-цированы.    Прямые,    непосредственные     взаимоотношения    между
индивидуумом, другим и миром, даже в таких  основополагающих отношениях, как
восприятие  и  действие,  становятся  бессмысленными,  тщетными  и  ложными.
Схематично можно представить иное положение дел как прямо противоположное.
     Предметы,  воспринимаемые  "я",  переживаются  как  реальные.  Мысли  и
чувства,  посредником  которых   является  "я",  жизненны  и  ощущаются  как
значимые. Действия, в которые вовлечено "я", ощущаются как подлинные.
     Если  индивидуум  передает  все  взаимоотношения между  собой и  другим
системе внутри своего бытия, которая  не является "им", мир переживается как
нереальный и все, принадлежащее этой системе, ощущается ложным, тщетным
     и бессмысленным.
     Каждый человек  в определенной степени, в  то или иное время  подвержен
подобным ощущениям суетности, бессмысленности и бесцельности  всего  сущего.
Но  в  шизоидных  индивидуумах  такие настроения проявляются особо. Подобные
настроения проистекают  из  того  факта, что двери восприятия  и (или) врата
деяний находятся не во власти  "я",  а управляются ложным  "я". Нереальность
восприятия,   ложность   и   бессмысленность  любой  деятельности   являются
обязательными следствиями восприятия  и деятельности, находящихся во  власти
ложного  "я"  -системы, частично  обособленной  от  истинного  "я",  которое
поэтому исключается из  непосредственного участия в отношениях индивидуума с
другими  личностями  и  миром.  Так  что  в  собственном  бытии  индивидуума
переживается некая псевдодуальность. Вместо индивидуальной встречи  с  миром
посредством неотъемлемой самости он отрицает часть собственного бытия наряду
с  отрицанием  прямой привязанности к  вещам и  людям в мире. Схематично это
можно изобразить следующим образом:

     Вместо ситуации
     ("я"/тело)  другой существует ситуация
     "я"  ( тело-другой).
     Поэтому  "я" не позволяется установить непосредственные взаимоотношения
с  реальными   вещами  и  реальными  людьми.  Когда  подобное  происходит  у
пациентов,  становишься  свидетелем  борьбы  за   сохранение   "я"  ощущения
собственной реальности,  жизненности  и  индивидуальности. На первом рисунке
показан  доброкачественный  круг. Реальность  мира и "я" взаимно усиливаются
благодаря непосредственным взаимоотношениям  между  "я" и другим.  На рис. 2
представлен порочный круг. Любой элемент на этой схеме  переживается как все
более и более  нереальный и мертвый. Любовь устраняется, и ее место занимает
ужас. В итоге появляется переживание того, что все останавливается. Ничто не
движется;  нет  ничего  живого;  все  мертво,  включая   "я".   Из-за  своей
обособленности  "я"  устраняется  от  полнокровного переживания реальности и
жизни. То, что  можно было назвать творческими  взаимоотношениями с  другим,
при  которых существует взаимное обогащение "я" и другого (доброкачественный
круг),  невозможно,  а взаимодействие  заменяется тем, что  на вид  работает
какое-то  время достаточно гладко, но не  имеет в  себе "жизни"  (бесплодные
взаимоотношения).   Существует   взаимодействие   "квазивещь-вещь",   а   не
взаимоотношение   "Я  -Ты".  Такое  взаимодействие   является   умертвляющим
процессом.
     Внутреннее   "я"   стремится  жить  с  помощью   определенных   (явных)
компенсирующих выгод. Подобное "я" лелеет определенные  идеалы. То, что было
отчетливо  видно в  школьнике Дэвиде, является внутренней  честностью.  В то
время  как  любые  обмены  с   другим  могут  стать  чреваты   притворством,
двусмысленностью и лицемерием, индивидуум стремится  достичь взаимоотношений
с самим собой, которые до щепетильности являются откровенными,  искренними и
честными. Все  что угодно  может скрываться  от  других, но ничего не должно
быть утаено  от  самого  себя.  При  этом  "я" предпринимает  попытку  стать
"взаимоотношением, связывающим себя с собой"*, исключая все и  вся. Здесь мы
имеем зерна вторичного расщепления внутри "я".  Бытие индивидуума становится
расщелиной между  истинным и ложным "я",  истинное  и  ложное "я",  как  уже
указывалось, теряют  свою реальность, но к тому же они оба, в  свою очередь,
разбиваются  на подсистемы внутри себя.  Таким  образом, во взаимоотношениях
"я"  с  самим  собой  можно обнаружить  вторичную  дуальность, развивающуюся
посредством  того, что внутреннее "я" расщепляется для  установления с самим
собой   садо-мазохистских   взаимоотношений.   Когда   происходит  подобное,
внутреннее "я", являющееся, как мы предположили, в первую  очередь средством
привя-зывания  к  ненадежному ощущению индивидуальности, теряет даже  то,  с
чего должна была начинаться индивидуальность. (Клинические иллюстрации  см.,
в частности, в случае Розы -с. 159.)
     Подмена взаимодействия с другим приводит в итоге к тому, что индивидуум
начинает жить  в пугающем мире,  где ужас не ослабляется любовью. Индивидуум
боится  мира,  он   опасается,  что  любое  столкновение   будет  тотальным,
разрывающим,  проникающим, раскалывающим и  поглощающим.  Он боится  хоть  в
чем-то  дать себе  "волю",  выйти  из себя,  потерять себя  в  каком  угодно
переживании  и т.  п., поскольку тогда  будет исчерпан, истощен,  опустошен,
ограблен, иссушен.
     *Эго фраза Киркегора из книги "Болезнь к смерти",  использована здесь с
абсолютно иными коннотадиями.

     Поэтому изолирование "я" является следствием потребности находиться под
контролем.  Человек  предпочитает  скорее  красть,  чем  быть  отданным.  Он
предпочитает  скорее  отдавать,  чем  иметь  что-либо,   по  его  ощущениям,
украденное у него, то есть ему приходится контролировать все входящее в него
и  все  покидающее  его.  Подобная система защиты,  по нашему предположению,
разрабатывается  для  того,  чтобы  скомпенсировать  изначальный  недостаток
онтологической уверенности. Индивидууму, уверенному в собственном  бытии, не
требуется   прибегать    к   подобным   мерам.   Однако   попытки   удержать
трансцендентное "я" вдали от опасности и установить дистанционное управление
непосредственным   переживанием   и   действием  приводит  к   нежелательным
последствиям, которые  могут  намного  перевесить явные цели, которые должны
были быть достигнуты.
     Поскольку  "я"  при  установлении изолированности и  обособленности  не
посвящает  себя творческим  взаимоотношениям с другим и  занято  фантазиями,
размышлениями,   воспоминаниями  и  т.  п.  (имаго),  которые  нельзя  прямо
наблюдать  или прямо выражать другим (в некотором  смысле), возможно все что
угодно. Какие бы успехи или неудачи ни случались с системой ложного "я", "я"
способно оставаться незадействованным и неопределимым. В фантазиях "я" может
быть  кем  угодно,  где  угодно, делать что  угодно  и  владеть  всем. Таким
образом, оно всесильно и  совершенно свободно -но только  в  фантазиях. Если
оно хоть раз  посвятит себя какому-то реальному проекту, оно  испытает  муки
унижения -необязательно из-за неудачи, но  просто  потому,  что ему придется
подвергнуть себя необходимости и случайности. Оно всесильно и  свободно лишь
в фантазиях. Чем больше позволено такого фантастического всесилия и свободы,
тем более слабым, беспомощным и скованным оно становится в действительности.
Иллюзия всесилия  и  свободы может  удерживаться только  внутри  магического
круга его  собственной заколоченности в фантазиях.  А  для  того чтобы такое
положение не рассеялось из-за минимального вторжения  реальности, фантазию и
реальность необходимо держать порознь друг от друга.

     действие, значимое Рис. 1
     восприятие, нереальное


     действие, тщетное Рис.2

     Очень   хорошо  описывает  такое  расщепление   Сартр  в   своей  книге
"Психология воображения" [36]:
     "...Мы можем различать в нас самих два разных "я":
     мнимое "я" с его склонностями  и желаниями - и реальное "я". Существуют
мнимые садисты и  мазохисты  -люди неистового воображения.  В  каждый момент
наше мнимое "я" раскалывается на  мелкие  осколки  и исчезает при контакте с
реальностью, уступая место  реальному "я".  Ибо  реальное и мнимое не  могут
сосуществовать по самой  своей природе. Суть состоит в  двух типах объектов,
чувств и поступков, которые совершенно не сводимы одни к другим.
     Следовательно,  можно  подумать, что индивидуумов нужно разбить на  две
большие категории в  соответствии с тем, какую жизнь они предпочитают  вести
-мнимую   или  реальную.  Но  необходимо  понять,  что  означает  какое-либо
предпочтение  для мнимого. Суть вовсе не в предпочтении одного вида объектов
другому.  Например, мы не должны  считать, что шизофреники и  патологические
мечтатели    пытаются    главным   образом   заместить   нереальным,   более
соблазнительным и  ярким содержанием  реальное содержание  жизни и стремятся
забыть о нереальном характере своих  образов, реагируя на них так, будто они
являются   действительно  существующими   объектами.   Предпочтение  мнимого
означает  не  только  предпочтение  роскоши,  красоты  и  мнимого  богатства
существующей  посредственности   несмотря  на  их  нереальную  природу.  Это
означает к тому же выбор "мнимых" чувств и поступков ради их мнимой природы.
Выбирается не просто тот или иной образ, но мнимое состояние вместе со всем,
что  оно  подразумевает;  это   побег  не  просто  от  содержания  реального
(бедности, неразделенной  любви, неудачи собственного предприятия  и т. п.),
но   от  формы  самой   по  себе  реальности,  характера   ее   присутствия,
своеобразного ответа, которого  она  требует от  нас,  приспособления  наших
поступков к объекту, неистощимости  восприятия,  независимости, самого пути,
каким должны развиваться наши чувства".
     Такой  раскол между  фантазией и реальностью  является  центральным для
понятия аутизма у Минковского.
     Но личность, которая  не  действует в реальности, а действует  только в
фантазиях,  сама  становится  нереальной.  Действительный  "мир"  для  такой
личности становится иссушенным и обедненным. "Реальность" физического мира и
других  личностей  перестает использоваться в качестве  пиши для  творческих
упражнений  в воображении и, следовательно, начинает сама по  себе  обладать
все меньшей  и  меньшей  значимостью.  Фантазия, не будучи либо в  некоторой
степени  укоренена  в  реальности, либо обогащаема инъекциями  "реальности",
становится все более и  более  пустой и быстро улетучивающейся.  То "я", чья
связь с реальностью уже незначительна, становится все менее и менее реальным
"я", а все  более  и  более фантастическим по мере  все  большего и большего
вовлечения   в  фантастические  взаимоотношения   с  собственными  фантомами
(имаго).
     Без  открытой   двусторонней  цепи  между  фантазией  и  реальностью  в
фантазии,  становится