роисходящего  была сродни продолжительному "заеданию". А
говорит  что-то  относительно  связно,  а  потом  запутывается,  и  начинает
говорить В. А вновь вмешивается, говоря: "Она (В) украла у меня язык".
     Эти  разнообразные  отдельные системы можно  было идентифицировать,  по
крайней мере до некоторой  степени, после  близкого  знакомства с Джулией по
причине постоянства той роли, которую каждая играла в том, что можно назвать
межличностной "группой", которую они образовывали.
     Например, существовала  властная забияка,  вечно ею помыкавшая.  Тот же
самый властный  голос не  переставая  жаловался мне  насчет "ребенка":  "Это
испорченный  ребенок. Этот ребенок зря тратит время.  Этот ребенок -  просто
дешевая  шлюха. У  тебя никогда не будет  ничего общего с  этим ребенком..."
Здесь "ты"  могло относиться прямо  ко мне, или  к одной из ее систем, или я
мог воплощать эту систему.
     Очевидно, что  эта  забияка внутри нее большую  часть времени  являлась
"начальницей". "Она" не высоко оценивала Джулию. "Она" не думала, что Джулии
станет  лучше или  что та этого  заслуживает.  Она  не  находилась  ни на ее
стороне, ни на  моей. Было бы удобно назвать такую квазиавтономную отдельную
систему "плохой внутренней  матерью". В  сущности, она  являлась  внутренней
преследовательницей, содержавшей  в  сжатом  виде  все  плохое,  что  Джулия
приписывала матери.
     Две  другие  системы  идентифицировать было очень легко. Одна выполняла
роль ее адвоката в отношениях со мной  "я защитника или "буфера" в отношении
преследования.  "Она"  часто  ссылалась  на  Джулию как на  младшую  сестру.
Доэтому  феноменологически  мы можем  квалифицировать  эту  систему как  "ее
хорошую сестру".
     Третья система, которую я  представляю, была всецело хорошей, угодливой
и умилостивляющей всех маленькой девочкой. Она, по-видимому, происходила  из
того, что  несколько  лет назад, вероятно,  являлось системой, сходной js  с
системой ложного  "я",  которую я  описал  в  шизоидных случаях.  Когда  эта
система обретала дар речи, она говорила:
     "Я -хорошая девочка. Я регулярно хожу в туалет".
     Существовали  также источники того, что,  видимо, было внутренним  "я",
которое  почти полностью улетучилось, превратившись в чистую возможность.  И
наконец, как я отмечал раньше,  были периоды  непрочного душевного здоровья,
когда она говорила испуганным, едва слышным голосом, но  говорила "от своего
собственного имени" больше, чем обычно.
     Давайте теперь  рассмотрим эти различные системы, действующие вместе. Я
привожу примеры ее наиболее связных высказываний.
     "Я родилась под черным солнцем. Я не родилась. Меня выдавили. Это не из
тех вещей, к  которым привыкаешь. Мне не дали жизнь, мне не давали жить. Она
не  была матерью. Я весьма привередлива  в вопросе,  кто у меня будет вместо
матери. Прекрати это. Прекрати это. Она меня убивает. Она вырезает мне язык.
Я -испорченная и | прогнившая. Я - безнравственная. Я зря теряю время..."
     Теперь в  свете  предыдущего  обсуждения  я  предложил  К бы  следующее
истолкование происшедшего.
     Она  начинает  говорить  со  мной  от своего  собственного  лица, чтобы
направить  против матери  те  же самые  обвинения,  которые  она выдвигала в
течение нескольких  лет.  Но особенно ясно и отчетливо. "Черное солнце" (sol
niger), по-видимому, является  символом ее разрушительной матери. Этот образ
очень часто повторяется. Первые четыре фразы  звучат вполне здраво. Внезапно
она оказывается подверженной какому-то  ужасному нападению -предположительно
со   стороны   этой   самой   плохой  матери.   Она   осекается,   переживая
внутриличностный кризис:  "Прекрати  это. Прекрати это".  Она  едва успевает
обратиться ко мне, воскликнув:  "Она  меня  убивает". Затем следует защитная
клеве! я на саму себя, сформулированную в тех же самых терминах. которыми ее
плохая мать клеймила ее: "Я -испорченная и прогнившая. Я -безнравственная. Я
зря теряю время..."
     Обвинения   против   матери,   вероятно,   всегда   ускоряли   подобную
катастрофическую реакцию.  Позднее она  высказывала свои  обычные  обвинения
против матери, и плохая мать  прервала  ее как обычно,  выдвинув обвинения в
отношении "того ребенка": "Тот ребенок -плохой, тот ребенок -испорчен... Тот
ребенок зря теряет время". Я остановил ее, сказав: "Джулия боится, что убьет
себя  за  то,  что  говорит  такие   вещи".  Обличительная  речь  больше  не
продолжалась, но  "она"  очень тихо  сказала:  "Да, это  моя совесть убивает
меня.  Я всю  свою жизнь  боялась матери и вечно буду боятся.  Вы думаете, я
смогу  жить?"  Это  сравнительно  цельное  утверждение проясняет  остающееся
смешение ее "совести" и ее реальной  матери.  Ее плохая совесть была плохой,
преследующей  ее   матерью.   Как  говорилось   выше,   возможно,  одним  из
шизофреногенных  элементов  в ее жизни  было то,  что  она не смогла реально
заставить  реальную мать  воспринять  ее потребность спроецировать  часть ее
"плохой"   совести   на  нее.  То  есть  заставить  мать   реально  признать
обоснованность обвинений  Джулии и,  таким  образом, позволив себе увидеть в
матери некоторое несовершенство, удалить часть внутреннего  преследования из
своей "совести".
     "Этот  ребенок не  хочет  сюда  приходить,  вы это осознаете? Она  -моя
младшая сестра. Этот ребенок ничего не знает о том, о чем не следует знать".
     Тут начинает говорить ее  "старшая  сестра", делая для меня  очевидным,
что  Джулия  -невинная   и  несведущая,  а   потому  не  несет  ни   за  что
ответственности.  Система  "старшей  сестры",  в  противоположность  системе
невинной  и   несведущей   "младшей   сестры",  являлась  весьма  знающей  и
ответственной  "личностью", доброй, опекающей и защищающей.  Однако "она" не
стоит на  стороне Джулии, подрастающей младшей сестры, а всегда говорит "за"
младшую сестру. Она хочет установить status quo.
     "Разум у этого ребенка дал трещину. Разум  у этого  ребенка  закрыт. Вы
пытаетесь  открыть  разум этого ребенка.  Я  никогда  не  прощу вам  попыток
открыть разум этого ребенка. Этот ребенок мертв и не мертв".
     Подтекст  последней фразы  состоит в том,  что,  оставаясь в  некотором
смысле мертвой,  она в некотором  смысле может быть не мертвой, но, если она
примет ответственность за "реальную" жизнь, она может быть "реально" убита.
     Впрочем, эта "сестра" к тому же могла говорить и так:
     "Вам должен быть нужен  этот ребенок.  Вы должны его радушно принять...
вы должны позаботиться  об этой девочке.  Я -  хорошая  девочка. Она  -  моя
младшая сестра.  Вы должны водить ее в туалет. Она - моя младшая сестра. Она
ничего не знает об этом. Она не является невыносимым ребенком".
     В  этой  старшей  сестре  содержатся  опыт,  знание,  ответственность и
благоразумие в противоположность невинности, неведению, безответственности и
капризности младшей  сестры. Мы здесь также видим,  что шизофрения у  Джулии
состоит в  общем недостатке объединенности, а не просто в отсутствии  у  нее
некоего места "душевного  здоровья".  Эта составляющая  ее бытия -  "старшая
сестра" - могла говорить разумно, здраво и уравновешенно, но это говорила не
Джулия: ее  душевное здоровье, если  угодно, было  расщеплено и заключено  в
оболочку. Ее реальное здоровье зависело не от возможности говорить здраво от
имени "старшей сестры", а от возможности  общего объединения всего ее бытия.
Шизофрения выдает себя ее  ссылками на саму себя  как  на  третье лицо и при
внезапных вторжениях младшей сестры тогда, когда говорит старшая  сестра ("Я
- хорошая девочка").
     Когда  же  она  демонстрировала   мне  слова   или  действия  как  свои
собственные,  представленное   таким   образом  "я"  оказывалось   полностью
психотическим.  Большая часть действительно загадочных и сжатых утверждений,
по-видимому,  принадлежала остаткам  системы ее  "я". После  расшифровки они
открыли,  что  эта  система, вероятно, являлась источником сфантазированного
внутреннего "я", которое мы описали в случае здоровых шизоидных состояний.
     Мы уже пытались описать, как так происходит, что  переживание этого "я"
включает   в   себя   такие   предельные   парадоксы,   как  "фантастическое
всесилие/бессилие"  и  т. п. Феноменологические черты переживания такого "я"
кажутся  у  Джулии   в  принципе   сходными.  Однако   нужно   быть  готовым
трансформировать ее  шизофрению в  здравую речь,  прежде  чем  предпринимать
попытки феноменологического реконструирован(tm) переживания  этого  "я". Мне
приходится еще раз прояснить, что,  используя в таком  контексте термин "я",
мы  не  подразумеваем  под  ним  ее  "истинное  "я"".  Однако  эта  система,
по-видимому, являлась  ядром,  вокруг которого могло произойти  объединение.
Когда  произошло  разъединение, она, похоже,  представляла собой  центр,  от
которого  вся  разлеталась  в стороны.  Она,  видимо,  являлась центром  для
центробежных и центростремительных  сил. Она казалась действительно безумной
сердцевиной ее бытия, тем центральным аспектом, который, по-видимому, должен
был стать хаотичным и мертвым, чтобы она не была убита.
     Мы попытаемся охарактеризовать природу этого "я" с помощью утверждений,
сделанных  не  только прямо этим "я",  но  также и утверждений, по-видимому,
проистекающих из других систем. Существует не  так много подобных заявлений,
по  крайней мере, так сказать, лично от этого "я". За время ее  пребывания в
больнице  многие  из  них, вероятно,  слились вместе, и  в  итоге получились
постоянно   повторяемые,  по-телеграфному   краткие   утверждения,   имеющие
колоссальный подтекст.
     Как  мы  видели выше, она говорила,  что у  нее внутри  -  Древо Жизни.
Яблоками этого дерева были ее груди. У нее было десять сосков (ее  пальцев).
У нее были  "все кости Шотландской бригады легкой пехоты". У нее было все, о
чем она могла помыслить.  Все, что она хотела, она немедленно,  одновременно
имела  и  не имела. Реальность  не бросала  свою  тень или свой  свет на  ее
желания или  страхи.  Каждое  желание  встречало  мгновенное  фантастическое
выполнение, а  каждый страх  точно  так же мгновенно фантастическим  образом
исчезал.  Таким образом,  она  могла быть кем  угодно,  где  угодно и  когда
угодно. "Я -Рита Хейворт, я -Джоан  Блонделл. Я  -царствующая  королева. Мое
королевское имя -Джулианна".  "Она -самодостаточна,- говорила она мне.-  Она
имеет самообладание". Но это самообладание  обоюдоостро. У него также есть и
темная  сторона.  Она  являлась   девушкой,  которой   "овладел"  фантом  ее
собственного бытия. У ее "я" не  было  ни свободы, ни автономии, ни власти в
реальном  мире. Поскольку она  была кем  угодно, кого ей хотелось вспомнить,
она являлась никем. "Ее (о себе  в третьем лице) тысячи. Она делит вас всех.
Она  послу снится  (то  есть мнимое  существо, не личность, и в то же  время
"послушница",  "монахиня")".  Бытие  монахини   подразумевает  очень   много
смыслов.  Один  из  них  противопоставляется положению  невесты. Обычно  она
рассматривала  меня как  своего брата  и  называла  себя  моей  невестой или
невестой "прекрасной-распрекрасной живой Жизни". Конечно же, поскольку жизнь
и я для нее  порой были тождественны, она боялась Жизни -или меня. Жизнь (я)
раздавила  бы ее,  сожгла ее  сердце  раскаленным докрасна железным  прутом,
отрезала ноги, руки,  язык и  груди. Жизнь  понималась  с  самой неистовой и
разрушительно свирепой из возможных точек зрения. Это не  было каким-то моим
свойством  или чем-то, что я имел (например,  фаллос = раскаленный  докрасна
железный  прут). Это было то, чем я являлся. Я  был жизнью. Несмотря на  то,
что  внутри  у  нее  было Древо  Жизни,  она ощущала  себя  главным  образом
Разрушительницей Жизни. Поэтому понятно, почему она  боялась, что  жизнь  ее
разрушит.  Жизнь  обычно  описывалась  с  помощью мужских, или  фаллических,
символов, но кажется,  она хотела не просто сама  стать  мужчиной, но  иметь
тяжелое  сексуальное  вооружение обоих полов  -все кости Шотландской бригады
легкой пехоты, десять сосков и т. д.
     Она  родилась  под черным  солнцем.  Она  была  черным  сном  Окцидента
(Запада).
     Древний  и  весьма  зловещий  образ черного  солнца  возник  совершенно
независимо  от какого-либо  чтения.  Джулия оставила  школу  в четырнадцать,
читала очень мало и не была  особо развитой. Маловероятно, что она встретила
где-то  какую-то ссылку  на  этот  образ, но мы  воздержимся  от  обсуждения
происхождения  данного  символа  и  ограничимся  рассмотрением ее языка  как
выражения того способа, которым она переживала бытие-в-своем-мире.

     Она  всегда  настаивала на том, что никогда не была  нужна  матери и та
скорее  выдавила  ее  каким-то  чудовищным способом, чем  родила  нормальным
образом. Мать "хотела  и  не хотела" сына. Она была "черным сном Окцидента",
то есть сыном  инцидента  (несчастного  случая), которого мать из  ненависти
превратила  в  девочку.  Лучи  черного  солнца обжигали и иссушивали ее. Под
черным солнцем она существовала как мертвая вещь. Таким образом,
     Я -прерия. Она -разрушенный город.

     Единственными  живыми  существами  в  прерии были  дикие  звери.  Крысы
наводняли  разрушенный  город.  Ее   существование   описывалось  в  образах
предельно  бесплодной,  сухой  пус-тьшности.  Такая экзистенциальная смерть,
такая смерть-в-жизни являлась преобладающим образом бытия-в-мире.

     Она -призрак заброшенного сада.
     В  этой  смерти   не  было  ни  надежды,  ни  будущего,  ни  каких-либо
возможностей. Все уже  произошло.  Не  было  ни удовольствия,  ни  источника
возможного удовлетворения  или возможного наслаждения,  ибо мир был таким же
пустым и мертвым, как и она.
     "Она просто одна из девушек, живущих в этом мире. Все притворяются, что
она им нужна, а она им не нужна. Сейчас я просто веду жизнь дешевой шлюхи".

     Однако, как мы видели  из более  ранних заявлений,  она  оценивала себя
только  в  виде  фантома.  Существовала  вера  (хотя это было  психотическое
верование, все же это  была некая вера) в то,  что есть нечто  очень ценное,
потерянное или  спрятанное  глубоко внутри  нее и  пока не найденное  ни  ею
самой, ни  кем-либо другим. Если проникнуть глубоко в  черную  землю,  можно
обнаружить "блестящее злато", если  хорошенько вникнуть, можно найти "на дне
морском жемчуг".


     ПОЛИТИКА ПЕРЕЖИВАНИЯ

     I. ЛИЧНОСТИ И ПЕРЕЖИВАНИЕ
     ...что великие и  подлинные  амфибии,  по природе своей,  живут подобно
существам не только иных стихий, но и других, далеких миров.
     СЭР ТОМАС БРАУН. "Religio Medici:":-
     1. Переживание как свидетельство
     Даже факты становятся выдумкой  без  соответствующих  способов  видения
"фактов". Нам нужны не теории, а переживание,  которое есть источник теории.
Мы   не   удовлетворены   верой   в   смысле   иррационально  поддерживаемой
неправдоподобной гипотезы -нам требуется пережить "свидетельство".
     Мы можем  видеть поведение  других людей, но  не  их  переживание.  Это
заставляет некоторых людей утверждать, что психология не имеет ничего общего
с переживанием другой личности, а занимается лишь ее поведением.
     Поведение другой  личности -мое переживание. Мое поведение -переживание
другого. Задача социальной феноменологии - связать мое переживание поведения
другого  с переживанием другим  моего  поведения. Ее предмет  - связь  между
переживанием   и  переживанием,  ее  истинное  поле  деятельности  -взаимное
переживание.
     Я вижу вас, а вы видите меня. Я переживаю вас. а вы переживаете меня. Я
вижу ваше поведение. Вы видите мое поведение. Но я не вижу, никогда не видел
и никогда не увижу вашего переживания  меня. Точно так же, как вы не  можете
"видеть" моего  переживания  вас. Мое  переживание вас не находится "внутри"
меня.  Это  просто  вы,  какими  я  вас  переживаю.  И я  не  переживаю  вас
находящимися внутри меня. Сходным образом  я понимаю, что вы не  переживаете
меня находящимся внутри вас.
     "Мое    переживание   вас"    -    лишь   иная   форма   выражения    .
"вы-такой-каким-я-вас-переживаю",   а   "ваше    переживание   меня"   равно
"мне-такому-каким-вы-меня-переживаете". | Ваше переживание меня находится не
внутри вас, и мое переживание вас - не внутри меня, но ваше переживание меня
невидимо мне, а мое переживание вас невидимо вам.
     Я не могу  переживать ваше  переживание.  Вы не  можете переживать  мое
переживание.  Мы с вами - люди-невидимки. Все люди -невидимы друг для друга.
Переживание  обычно называют  Душой.  Переживание  как невидимость  человека
человеком в  то же самое  время свидетельствует больше,  чем  что-либо иное.
Свидетельствует   единственно   переживание.   Переживание  -   единственное
свидетельство.  Психология есть логос переживания.  Психология  -  структура
свидетельства, и, следовательно, психология -наука всех наук.
     Если  же, однако, переживание есть  свидетельство,  как  можно  изучать
переживание  другого?  Ведь  переживание  другого  для  меня   не  очевидно,
поскольку оно не является и никогда не сможет являться моим переживанием.
     Я не могу избежать попыток понять ваше  переживание, потому что, хотя я
и не  переживаю  ваше  переживание,  которое  мне невидимо  (и  не-осязаемо,
не-обоняемо, неслышимо), однако я переживаю вас в качестве переживающего.
     Я не переживаю ваше переживание. Но  я переживаю вас как переживающего.
Я  переживаю  самого себя  как  переживаемого вами. И  я переживаю  вас  как
переживающего самого себя как переживаемого мной. И так далее.
     '  Изучение переживания других основывается  на заключениях,  которые я
делаю - исходя из моего переживания вас, переживающего  меня,- о том, как вы
переживаете меня, переживающего вас, переживающего меня...
     Социальная  феноменология  -наука  о  моем  собственном  переживании  и
переживании других. Она  занимается  связью  между моим  переживанием вас  и
вашим переживанием меня. То есть взаимным переживанием. Она занимается вашим
поведением  и  моим  поведением,  какими  я  их переживаю, и  нашим  с  вами
поведением, каким вы его переживаете.
     Поскольку ваше и их переживание мне невидимо, как  и мое  -вам  и им, я
стараюсь  сделать очевидным  для  других, посредством  их переживания  моего
поведения,  то, что  я  заключаю  о  вашем  переживании,  посредством  моего
переживания вашего поведения.
     Именно здесь кроется основное затруднение социальной феноменологии.
     Естественные науки занимаются лишь переживанием  вещей наблюдателем,  а
не тем, как  вещи переживают нас. Нельзя говорить, что вещи не  реагируют на
нас и  друг на друга. Естественным  наукам ничего  не известно о связи между
поведением   и   переживанием.   Природа   подобной   связи  таинственна  -в
марселевском  смысле  слова.  Она,  так  сказать,  не  является  объективной
проблемой.  Для   ее  выражения  непригодна  традиционная   логика.   Нет  и
разработанной методики понимания ее природы. Но эта связь  есть связка нашей
науки-если  наука означает  форму  знания, соответствующую своему  предмету.
Связь между  переживанием и поведением  -камень, который отвергнут строители
на свой собственный риск. Без него все здание нашей теории и практики должно
рухнуть.
     Переживание невидимо другому. Но переживание - скорее не "субъективно",
а  "объективно", скорее  не "внутренне", а  "внешне",  скорее  не процесс, а
практика,   скорее   не  "вход",  а  "выход",  скорее   не   психическое,  а
соматическое,   скорее  не   какие-то   сомнительные  данные,  выуженные  из
интроспекции,   а  из  экстроспекпии.   Менее  всего  переживание   является
"внутрипсихическим   процессом".   Подобные   взаимоотношения,   объективные
отношения,  межличностные  отношения,  перенос, контрперенос  -поскольку  мы
должны жить среди людей -представляют  собой не  просто  взаимодействие двух
объектов  в  пространстве,  каждый  из  которых обладает  внутри