ографы или папирусоведы, совсем неверно
оценивали его  сопротивляемость морской воде.  Ошибались и  мы, полагая, что
древние  папирусные лодки на фресках  египетских гробниц  были  примитивными
судами  Лишь водном египетская папирусная лодка  сходна  с плотом  - они  не
тонут от пробоины в днище. И "Ра", и "Кон-Тики" можно назвать  плотами в том
смысле, что мы тут не имеем  полого корпуса. Но дальше сравнивать папирусную
ладью "Ра"  с бревенчатым плотом "Кон-Тики" все равно что ставить автомобиль
в  ряд  с  телегой. Чтобы  поехала  телега,  и  лошади  довольно,  а  водить
автомашину может только человек, обученный инструктором  и получивший права.
У нас инструктора не было. Мы вышли в путь  на мудреном египетском судне, не
подозревая, что речь идет  об очень сложной конструкции  и надо знать приемы
управления,   если  не  хочешь  попасть  впросак.  Лодка  была  сделана   из
первоклассного  материала, но, не  ведая всех  ее секретов, ничего не стоило
испортить какую-нибудь важную часть, пока доищешься на  опыте, для  чего они
все служат и как ими оперировать. Мы все время учились на собственных удачах
и неудачах.
     Четвертого июля меня разбудил встревоженный  Жорж,  ему показалось, что
на горизонте вокруг  нас  ходят смерчи.  В лучах  восходящего  солнца черные
полосы между небом и морем  и  впрямь выглядели  грозно, но это  были просто
дождевые  завесы. И вот  уже по  палубе и  крыше  хлещет ливень. Непривычный
дробный  звук разбудил  ребят,  и в  этот ранний час весь экипаж выскочил на
палубу, чтобы отмыть от  соли  волосы и тело. Собирать дождевую воду не было
необходимости,  у нас еще хватало воды в кувшинах. Кратковременные дожди шли
весь этот день, и на второй, и на  третий тоже. Они сгладили волны, и гребни
стали совсем пологими, зато  папирус весь намок и отяжелел. Пассат выдохся и
лениво  перебирал  складки дождевых завес.  Папирус так  тихо скрипел,  что,
казалось, "Ра" крадется на цыпочках. Что это - затишье перед бурей?
     А пока  - купайся,  сколько влезет, и  чувствуй себя,  как рыба в воде,
любуясь тугими, набухшими связками папируса. Правда, радость наша омрачалась
тем,  что  мы  опять двое суток подряд  шли в окружении  сотен  тысяч черных
комков, которые,  как и мы,  направлялись в Америку. Нас подгонял ветер,  их
только течение,  поэтому  мы их опережали. Посередине океана, открытого  для
Европы Колумбом, нельзя сунуть  руку в  воду, чтобы не вымазаться в грязи...
Некоторые комки успели обрасти ракушками.
     На брюхе  "Ра" поселились сотни длинношеих морских уточек и один робкий
крабик.  Иногда  мы видели впереди ладьи целые  косяки  летучих  рыб,  будто
сельдь идет. Они нас остерегались, а вот полосатые рыбки-лоцманы и пятнистые
пампано до того  осмелели,  что щипали нас и даже  прогрызли дыры в мешке  с
вяленой рыбой, которую Карло опустил за борт, чтобы вымочить.
     Пятого июля египтянин Жорж впервые  в жизни увидел радугу. Да и закат в
тот  день был на  редкость многоцветный. Там,  куда мы плыли, незримая кисть
расписала  небосвод  красками,  которых хватило бы на  сотни радуг. В  каюте
Норман, согнувшись в три погибели над подвешенным к стене столиком, колдовал
линейкой и  картой,  а мы  лежали на  сухих тюфяках  и  ждали,  что  у  него
получится. Сквозь  щели  в  передней стене видно было,  как  гаснет симфония
закатных красок. Карло  зажег  керосиновый фонарь, и  тусклый огонек  пополз
вверх по перекладинам мачты.
     - Итого мы прошли 3870 километров,  - сообщил наконец  Норман.  - Сверх
половины пути еще 1500 километров. Теперь нам до Вест-Индии осталось идти на
1530 километров меньше, чем пройдено от Сафи.
     - Хвост  тормозит, а то мы шли бы еще быстрее, - заметил  Юрий. - Вчера
всего 77 километров одолели.
     -  Верно,  хвост тормозит, но  еще  хуже,  что  из-за  него мы петляем.
Сегодня на тридцать градусов отклонялись от  курса к северу и к  югу, а ведь
все  работали  рулевыми веслами.  Полный зигзаг - шестьдесят  градусов,  это
будет немало лишних миль. Я беру в расчет только кратчайшее расстояние между
полуденными позициями. Не петляй мы так из-за хвоста, уже дошли бы до цели.
     - Да уж, знать бы, как управляться с папирусной лодкой, давно пересекли
бы океан, - подхватил Жорж.
     Тихо  поскрипывал папирус,  за  стенкой  слышался плеск воды, как будто
кто-то мылся в ванне за ширмой.
     -  Я  думал, в  океане,  чем дальше  от  берега, тем  хуже,  а  выходит
наоборот,  -  усмехнулся  Сантьяго.  -  Ведь  мы,  этнографы,  как  привыкли
рассуждать: дескать, первые мореплаватели шли вдоль самого берега и попадали
в то или другое место. А на самом-то деле у берега всего опаснее!
     - У побережья и  между островами течения  и волны образуют всевозможные
водовороты и завихрения. Море куда сильнее ярится около берега, чем вдали от
суши, где ничто не нарушает плавный бег волны. И шторм опаснее около суши.
     - Вот и получается, что этнографы и другие ученые без конца спорят, мог
ли плот  или камышовая лодка пересечь океан, и никак не приходят к согласию,
а  стоит кому-то попробовать  выяснить  это  на деле,  как они все  начинают
возмущаться, - дескать это не научный подход!
     Ох как  хорошо мы с Сантьяго испытали  это на  своей шкуре.  Но я мог с
улыбкой говорить  об этом, потому что ни  от  кого  не  зависел, а  Сантьяго
стоило немалого труда добиться у  себя  в университете отпуска за свой счет,
чтобы  участвовать в столь ненаучной затее,  как дрейф на  папирусной лодке.
Папирус можно испытать и в ванне.  Ученому положено работать в  библиотеках,
лабораториях,  музейных  закутках. А  не изображать  дикаря в  Атлантическом
океане.
     Ну а если  мы, такие вот бородатые, с обожженными солнцем носами,  сидя
посреди  океана, получаем  совсем другой ответ, чем в учебниках?  Если у нас
выходит совсем не то, что у эксперта, который мочил стебли папируса в корыте
с  водой? В  лаборатории  кусок  бальсы  тонет  через неделю-другую. Но если
сделать, как индейцы,  - срубить деревья в лесу и выйти в море  на  бревнах,
полных природного  сока, вдруг оказывается,  что на бальсе  можно плыть  сто
одни сутки и дойти до Полинезии.
     Папирусоведы клали стебли  порознь в  стоячую  воду,  и мало того,  что
папирус  быстро терял плавучесть,  клетчатка начинала гнить. Ответ:  от силы
две недели. А здесь то же самое растение уже восьмую неделю держится на воде
само  и  держит  нас вместе  с тоннами груза. В чем  же дело? Да  в том, что
эксперты  проводили эксперименты в ванной, а  древние мореплаватели выходили
на готовых лодках  в соленый  океан. От Египта до Перу строители таких лодок
убедились на опыте, что вода впитывается не через плотный наружный покров, а
через  поры  на  обрезанном  конце стебля.  Вот почему они  применяли особый
прием,  делая свои лодки,  - связывали  стебли вместе так туго, что их концы
плотно сжимались  и не пропускали  воду  внутрь. И  выходит,  что одно  дело
папирус, и совсем другое  -  папирусная лодка. Точно так  же, как  одно дело
железо, и совеем другое - железный корабль.
     - Пока  веревки  крепкие,  - каждый  день  говорил Абдулла, - мы  будем
держаться на  воде. Если веревки ослабнут, папирус начнет впитывать  воду. А
если они лопнут, связки распадутся, и мы провалимся.
     Мы еще и двух месяцев не провели в этой среде, а уже так с ней сжились,
что чувствовали себя как бы современниками тех, кто создал папирусную  лодку
и задолго до  нас грузил на  нее кувшины и корзины, веревки и  кожи, орехи и
мед,  и всякую  сушеную и соленую  провизию. Все,  что мы  переживали,  было
пережито другими мореплавателями в древние и средние века, ничто не казалось
нам  чуждым и  новым.  Те же  заботы,  те асе радости,  то же  море  и небо.
Подхваченные  круговоротом  вечности,  мы  сидели  на  связках  папируса   и
чувствовали себя уже не учеными, а статистами научного эксперимента, который
сам по  себе завязался и сам по себе  протекал.  Кольцо  времени замкнулось,
предки  все ближе придвигались к нам,  разделяющие нас века сжимались, и вот
уже  нам кажется,  что  где-то  за северным горизонтом  пересекают Атлантику
ладьи викингов,  а  следом  за  ними  идет  Колумб. И  Жорж  уже воспринимал
строителей  пирамид  как  близких родственников;  во всяком  случае,  он все
больше гордился  своими  египетскими предками,  которые до  сих пор были для
него чем-то очень далеким и нереальным из школьного курса истории.
     - Если корма не отвалится, возьму да пойду дальше через Панамский канал
и Тихий  океан,  -  фантазировал он. -  Не выйдет на этот раз, построю новую
лодку  и повторю попытку. Это  же ясно,  что  мои предки  первыми  пересекли
Атлантику, по крайней мере, в один конец.
     - Не так уж это ясно, - возражали мы с Сантьяго неожиданно для Жоржа. -
Ясно только  одно: они могли бы это  сделать, если бы попытались. Мореходные
возможности  папирусной  лодки превосходят все, что представляли себе ученые
до  сих пор. Но  ведь такие лодки были  не только в Египте; в  древности ими
пользовались по  всему Средиземноморью  - от  Месопотамии до  атлантического
берега Марокко.
     - А  зачем  же мы делали лодку по египетским фрескам, если не египтянам
подражаем?
     -  Затем,  что  только  в  Египте  сохранились  древние изображения, на
которых видны  все подробности. Благодаря религии фараонов и климату пустыни
мы знаем так много о том, как жили люди в Египте 4 - 5 тысяч лет назад.
     Один из  шестнадцати ящиков в каюте, на которых  мы спали, был наполнен
книгами о древнейших  цивилизациях мира,  и  в  труде  о древней Месопотамии
можно  было  увидеть  снимок  каменной  стелы  из  Ниневии, с  замечательным
рельефным изображением камышовых лодок в море.
     Развалины Ниневии лежат в глубине страны, в более чем 800 километрах от
устья  Тигра,  примерно  в  600  километрах от  финикийского порта  Библ  на
Средиземном  море.  Каменотесы,  воины и  торговцы Месопотамии  поддерживали
связь  и со  Средиземным морем, и  с Персидским заливом.  Ниневийская стела,
хранимая ныне  в Британском музее, свидетельствует, что месопотамские моряки
знали камышовые лодки двух видов. Семь из высеченных  на стеле лодок связаны
на египетский лад, корма и нос загнуты вверх.  На  них  много людей, и волны
кругом  явно  Изображают  море,  ведь  в  центре  рельефа  выделяется  очень
реалистический  краб, возле  которого плавают рыбы. На  две ладьи  покрупнее
ворвался противник, кто-то из экипажа прыгает  в воду,  другие уже спасаются
вплавь, а несколько ладей  поспешно покидают место  схватки, и  их бородатая
команда молитвенно обратилась к Солнцу.
     Всю эту сцену  обрамляет изображение ровного берега и двух островков  с
высоким камышом, где укрылись  еще три лодки. На лодке  у  дальнего острова,
опустившись на  колено, изготовились  к бою лучники, тогда как  у материка и
ближнего острова мы видим вполне мирную картину:  мужчины и женщины сидят на
камышовых лодках и о чем-то дружески беседуют.
     Ниневийская стела  о  многом  нам  говорила.  В частности, мы  отметили
разницу  между  тремя ладьями  в открытом море и тремя лодками в  прибрежных
камышах. У первых и нос, и корма загнуты вверх, как у древних ладей Египта и
Перу,  у вторых корма обрезана, это не давало защиты от морской  волны, зато
было  очень  удобно, вытащив лодку на берег, поставить  ее  вертикально  для
сушки, как это было заведено и в Старом и в Новом Свете.
     В Месопотамии до сих пор вяжут маленькие камышовые лодки,  в Египте  же
папирусная лодка  исчезла  вместе  с папирусом, и если бы не древние фрески,
вряд ли кто-нибудь знал  бы, что  у египтян  тоже были  такие лодки. А вот в
Перу до наших дней сохранились  оба вида  лодок, изображенных на ниневийской
стеле.  Испанцы встречали их  по всему побережью империи  инков,  кое-где их
можно  увидеть и сейчас, и, сравнивая с изображениями на тканях,  сосудах  и
рельефах древнейшей  доинкской поры,  убеждаешься,  что оба  типа ничуть  не
изменились  с  тех времен,  когда  строители пирамид  пришли  в  приморье  и
запечатлели вышедшие на рыбный промысел камышовые лодки.
     Благодаря  реалистичному  рельефу  из  древнего  Ниневийского  храма  и
благодаря искусству в древних гробницах Египта и Перу, мы знаем, что большие
лодки из  камыша  и папируса, одинаково сконструированные, а также маленькие
лодочки,  похожие  на  бивень,  некогда  были  общим  фактором,  важным  для
древнейших  культур  Малой  Азии, Северной  Африки  и Южной  Америки.  Когда
могучие  цивилизации  пришли  в упадок,  эти лодки совсем  исчезли из долины
Нила, но небольшие варианты двух типов, изображенных на ниневийском рельефе,
дожили до нашего столетия по  обе стороны Атлантики: в Месопотамии, Эфиопии,
Центральной  Африке,  на  островах  Корфу  и  Сардинии, в Марокко,  с  одной
стороны, в Мексике и Перу, вплоть до острова Пасхи, - с другой.
     Две  четко  ограниченных  географических  области  -  область   древней
Средиземноморской культуры и область  древних американских культур. Находясь
с обезьяной  и уткой  в американской области  океана на папирусе, выросшем и
связанном в пучки в Африке, мы спрашивали себя: где же кончается Старый Свет
и   где  начинается  Новый?  Где   проходит  рубеж  между  двумя   областями
распространения лодок  из  камыша  и  папируса?  Океан  разделяет сухопутные
экипажи,  но он  же  соединяет  плавучие средства. Можно  провести грань  по
неподвижному  морскому  дну,  но  нельзя  ее  провести  по вечно  движущейся
поверхности  океана, по  которой  ходят  лодки. Ведь за какие-нибудь  недели
африканские  воды становятся американскими,  так  же как африканское  солнце
через  несколько часов становится американским. За  тысячи лет,  что человек
развивает мореходство, неужели мы первые  потеряли  контроль над первобытным
суденышком, оказавшись во власти извечного течения к югу от Гибралтара?
     Египтянин Жорж, до  сих  пор увлекавшийся  только дзю-до и  аквалангом,
теперь вдруг  горячо заинтересовался удивительным миром древности. Разве нет
никаких  письменных данных о  том, что древние египтяне учредили  колонии за
пределами Гибралтара?
     Нет, таких данных нет. Но финикийцы, - а они тысячи лет были ближайшими
соседями  египтян  во  внутреннем Средиземноморье -  регулярно ходили  через
Гибралтар  и вдоль океанского побережья Марокко,  далеко за Сафи и  мыс Юби.
Черепки  с  финикийскими  надписями  и  другие  следы  длительного  обитания
финикийцев  находят  в новых  и  новых участках  северо-западного  побережья
Африки намного южнее тех мест, где прошли мы.
     Еще совсем недавно наука не знала, что  эти древнейшие мореплаватели из
внутреннего Средиземноморья  основали важную  торговую колонию на  низменном
острове у Могадора, к  югу от Сафи. Теперь и здесь, и на берегах Рио-де-Оро,
южнее Марокко, обнаружены следы  пребывания финикийцев, включая фактории для
производства   краски   из   пурпурного   моллюска.   Современные  археологи
установили, что у них был форпост и  в  краю гуанчей, на Канарских островах,
служивших промежуточным пунктом для тех, кто следовал в далекие колонии мимо
коварных мысов Юби и  Бахадор, которые  мы сами с таким трудом  обогнули  на
нашей папирусной лодке.
     Древний  историк  Геродот,  посетив  Египет,  записал,  что во  времена
фараона Неко, правившего около шестого века  до нашей  эры, египтяне послали
финикийские суда в  плавание вокруг Африки. Естественно предположить, что на
борту  находились  люди  фараона,  хотя  в  источниках  подчеркивалось,  что
финикийскими судами  управляли  финикийцы. Флотилия вышла  в Красное  море и
вернулась через  Гибралтар  три  года спустя;  в  пути мореплаватели  дважды
собирали на берегу урожай. Они  сообщили, что  солнце было к северу от  них,
когда они огибали Африку.
     Через сто с лишним лет финикийцы снарядили огромную экспедицию во главе
с Ханно,  чтобы  учредить колонии для торговли  за  Гибралтаром.  Шестьдесят
парусных судов, оснащенных пятьюдесятью веслами каждое, везли тридцать тысяч
переселенцев,  представителей  всяких  профессий.  Они  вышли  в  Атлантику,
миновали  древнюю  колонию Ликсус -  Вечный  город  Солнца  -  и  шесть  раз
становились  на  якорь  у  Марокканского   побережья,  высаживая   на  берег
колонистов. Они проследовали на юг дальше нашего, обогнули мыс Юби, миновали
острова Зеленого  Мыса  у Сенегала и  достигли лесных рек  тропической части
Западной Африки.
     Известно, что  финикийцы  и  по суше  вели торговлю с лесными племенами
Западной  Африки. Пользуясь нумидийскими  караванами, они  получали слоновую
кость и  золото, а также  львов и  других диких  животных для многочисленных
цирков в крупных городах  от  Сирии  и Египта до  островов Средиземноморья и
атлантического побережья Марокко.  За сотни  лет  до  нашей эры вся Северная
Африка была опутана,  можно сказать,  целой паутиной  дорог, по которым  шли
исследователи и купцы. Важную роль  здесь играли  бесстрашные финикийцы.  Но
кто они были,  эти финикийцы, о которых нам  так мало известно? От  кого они
произошли, кто  научил их мореплаванию? Через древних римлян мы унаследовали
всего лишь слово "финикийцы" - своего рода удобный мешок, куда мы складываем
всех,   кто   до  расцвета  Рима   выходил   в   плавания   из   внутреннего
Средиземноморья...
     В глухом уголке чуть южнее места нашего старта  сохранился древний мол,
десятки  тысяч  мегалитических  глыб  выложены углом,  образуя  превосходную
гавань.  Опытные  строители  свалили  в  море  несметное количество камней и
воздвигли в  песчаном заливе  надежный барьер,  который  волны  Атлантики не
смогли размыть и за тысячи лет. Кому понадобилась здесь такая большая гавань
задолго  до  того,  как  арабы  и  португальцы  начали  ходить  на юг  вдоль
атлантического побережья Африки?
     На северо-западном побережье  Марокко, там, где впадает в океан широкая
река  Лукус, на круглом холме в дельте лежат грандиозные развалины одного из
самых могущественных городов древности, чья история  теряется во тьме веков.
Огромные,  многотонные глыбы втащили на возвышенность и сложили такие стены,
что их видно с моря. Тщательно  вытесанные  и  отполированные блоки пригнаны
друг к  другу с точностью до  миллиметра; это  образец той  же специфической
техники,  которая присуща мегалитической  кладке в  Египте,  на Сардинии,  в
Мексике,  Перу и на  острове Пасхи, то есть  там, где были в  ходу  лодки из
камыша и  папируса. Кстати, именно  здесь,  и только  здесь,  по соседству с
морем до наших дней сохранились марокканские мадиа.
     Древнейшее известное название мегалитического  города на  холме - Маком
Семес,  град Солнца. Когда его нашли римляне, холм был островком в окружении
песчаных   кос.   Они  записали,  что   с   возникновением   города  связаны
фантастические  легенды,  дали  ему  новое  имя  -  Ляксус,  Вечный град,  и
воздвигли поверх старинных развалин свои храмы. Но какими ничтожными кажутся
римские постройки  и колонны перед  исполинскими блоками, которые служат  им
основанием.  На  этом  островке римские  историки  помещали  могилу великого
Геракла,  а на одной из  стен  был исполнен огромный портрет  морского  бога
Нептуна  с  крабьими  клешнями  в волосах и  бороде.  Потом римляне ушли,  а
пришедшие  впоследствии арабы, которые  смешались с коренными жителями края,
называют  древний  город  Шимиш  -  "Солнце" и  рассказывают,  что  имя  его
последней царицы было Шимиса - Маленькое Солнце.
     Археологи  только-только  начали  тут  выборочные раскопки  и  пришли к
выводу,  что до римлян Солнечный град очень долго служил финикийцам. Кто его
заложил? Может быть, те же финикийцы. Если так, то финикийские каменотесы не
уступали лучшим  мастерам  по  обе  стороны  Атлантики. Родина  финикийцев -
Внутреннее  Средиземноморье.  Здесь   же   порт  не   средиземноморский,   а
атлантический,  причем сооруженный  как раз там,  где  берет  начало  мощное
течение, которое уходит на запад мимо  К