ожевыми отрядами вавилонян.
     Среди тех, кто проявил верность и  в  конце  концов  вступил  в  ворота
Мемфиса, были царевич Хиан и полководец, кому сдался Хиан  и  с  кем  теперь
его связывали узы  дружбы.  Их  отвели  во  дворец  и,  к  удивлению  Хиана,
поместили  в  те  самые  покои,  которые  когда-то  занимал  он,  царевич  и
престолонаследник Нижнего Египта. Там ожидали его слуги - прежние  слуги,  к
нему явились лекари, чтобы лечить колено, сильно воспалившееся  и  распухшее
в пути, который был столь долог и  труден.  Приметил  Хиан  и  доносчиков  и
стражей и понял, что за ним  установлена  зоркая  слежка:  соглядатаи  будут
ловить каждое его слово, примечать  каждый  жест,  и  любая  попытка  побега
будет  пресечена.  Значит,  он  теперь  такой  же  узник,  как  когда-то   в
подземелье, откуда они с Тему совершили побег.
     Явившись во дворец на заре,  измученный  долгим  путем  Хиан,  совершив
омовение и насытившись, проспал на  своем  прежнем  ложе  до  третьего  часа
пополудни. Но вот появились начальник стражи  и  воины  с  носилками,  чтобы
отнести Хиана в  зал,  где  ждал  его  Апепи.  Процессию  возглавлял  сильно
похудевший и поседевший везир Анат, который то и дело  бросал  настороженные
взгляды по сторонам, точно опасался, что где-то  прячется  убийца;  вплотную
за  ним  следовал  один  из  дворцовых  писцов,  неприятного  вида  человек,
которого Хиан давно уже считал доносчиком.
     Анат отвесил тщательно отмеренный поклон - не то чтобы небрежный, но  и
не слишком почтительный.
     - Приветствуем тебя, царевич, с возвращением домой после  столь  долгих
странствий и невзгод, - сказал он. - Царь  призывает  тебя  пред  очи  свои.
Прошу тебя следовать за нами.
     Хиана усадили на  носилки,  которые  понесли  восемь  воинов;  по  одну
сторону носилок шел Анат; шествие замыкал  начальник  стражи.  На  одном  из
поворотов галереи носилки наклонились,  и  Анат  ухватился  за  них  руками,
желая то ли выровнять, то ли отстранить от себя, чтобы они не прижали его  к
стене; доносчик же в эту минуту оказался еще за углом, так  что  не  мог  ни
видеть происходящего, ни слышать разговора.  Анат  поспешно  шепнул  на  ухо
Хиану:
     - Опасность велика. И все же сохраняй спокойствие и мужество, - у  тебя
есть верные друзья, готовые отдать за тебя жизнь, и я первый из них.
     Тут из-за угла появился доносчик. Анат выпрямился и смолк.
     Процессия вступила в зал, где в низком кресле, в кольчуге и с  мечом  в
руке, сидел Апепи. Носилки опустили на пол, стражники помогли Хиану сесть  в
кресло, стоявшее напротив царского.
     - Я вижу, ты ранен, сын,  -  ледяным  голосом  произнес  Апепи.  -  Кто
поразил тебя?
     - Один из воинов Твоего Величества: он догнал меня  и  пронзил  копьем,
когда я бежал из Египта.
     - Слышал я эту историю. Но почему ты бежал из Египта?
     - Чтобы спастись и найти ту, что ждет меня, Твое Величество.
     - А-а, и это припоминаю. Первое тебе удалось, хоть и не до конца, да  и
ущерб ты понес немалый; второе же не удалось  и  не  удастся  никогда,  -  с
расстановкой проговорил  Апепи.  Затем  он  обратил  взгляд  на  полководца,
пленившего Хиана.
     - Это ты - начальник,  кого  я  послал  во  главе  двадцатипятитысячной
конницы, чтобы напасть на вавилонян с фланга? -  спросил  он.  -  Если  так,
ответь мне, почему ты не выполнил моего повеления?
     Коротко, как и положено  воину,  полководец  рассказал,  как  ночью  им
повстречался конный отряд  вавилонян,  и  они  вступили  в  сражение  и  как
царевич Хиан добровольно сдался в плен, чтобы сохранить жизнь тем,  кто  еще
остался в живых; как затем столкнулись они лицом к лицу с несметным  войском
вавилонским, ехавшим верхом и на колесницах, и в страшном  сражении  погибли
почти все гиксосские воины, как царевич Хиан, хоть и мог  спастись,  сдержал
клятву, и вот теперь он доставил его в Танис.
     Апепи едва дослушал его до конца.
     - Довольно с  меня  россказней,  -  резко  бросил  он.  -  Ты  проиграл
сражение и тем привел меня на край гибели. Армия моя разбита,  и  вавилоняне
под предводительством проклятого колдуна из этой  Общины  Зари  движутся  на
Танис, чтобы захватить его, после чего они захватят весь  Египет  и  посадят
на престол самозванку Нефрет, чтобы, прикрываясь ею,  править  Египтом.  Все
это случилось потому, что ты  не  выполнил  моего  приказания.  Вместо  того
чтобы напасть на вавилонское войско с фланга, ты попался на  их  приманку  и
вступил в бой с малым отрядом, растратив на то силы и время. Для таких,  как
ты, нет больше места на земле! Отправляйся в преисподнюю,  может,  там  тебя
научат, как выигрывать сражения.
     Апепи подал знак,  и  несколько  вооруженных  рабов  выступили  вперед.
Полководец же, ничего не ответив Апепи, повернулся к Хиану.
     - Я сожалею, царевич, - с поклоном сказал он, - что не  освободил  тебя
от клятвы и не упросил скрыться, пока то было возможно.  Если  так  обошлись
со мной, какая участь ожидает тебя? Что ж, я отправляюсь,  чтобы  рассказать
обо всем Осирису, а он, как говорят, справедливый  бог  и  карает  тех,  кто
губит невиновных. Прощай, царевич!
     Хиан не успел  ответить  -  рабы  схватили  полководца  и  уволокли  за
занавес, откуда вскоре один из них появился снова,  с  отрубленной  головой,
показывая  фараону,  что  его  воля  исполнена.  Увидев  это,  Хиан  впервые
почувствовал ненависть к отцу и понадеялся  в  душе,  что  боги  не  пощадят
Апепи, и он умрет такой же страшной смертью, на какую обрек  своего  верного
слугу.
     Отец и сын остались вдвоем; они в  молчании  смотрели  друг  на  друга.
Первым заговорил Хиан:
     - Если такова воля Твоего Величества и  мне  уготована  та  же  участь,
прошу не медлить - я устал, пусть же скорее приходит сон.
     Апепи грубо захохотал.
     - Всему свое время, и оно еще не пришло, - отвечал он. -  Разве  ты  не
понимаешь, сын, что теперь ты  -  единственная  стрела,  оставшаяся  в  моем
колчане?  Похоже,  черные  маги  Общины   Зари   помогли   тебе   околдовать
царственную египтянку  и  от  любви  к  тебе  она  совсем  потеряла  голову.
Избранница твоего отца, у кого ты похитил  ее!  Как  ты  полагаешь,  приятно
будет ей, когда она появится у стен Таниса вместе с войском  вавилонским,  -
а так, без сомнения, и случится завтра на заре, - приятно  будет  ей,  когда
она увидит тебя, своего ненаглядного, на  площадке  ворот,  а  над  тобой  -
палача с секирой?
     - Не знаю, приятно ли будет ей, -  отвечал  Хиан,  -  но,  думаю,  если
такое случится, Танис затем будет предан  огню  и  все,  кто  живет  в  нем,
погибнут, а среди них и тот, кому вовсе не хочется умирать.
     - Ты прав, мой сын, - зло усмехнулся Апепи.  -  Разъяренная  женщина  с
несметным войском за спиной может пойти на такое преступление  и  уничтожить
беззащитных. Вот почему я намерен пока что оставить твою голову  на  плечах.
Сделаю же я вот как - и скажи мне, если тебе не понравится мой  замысел:  ты
появишься на воротах, и глашатаи объявят, что за  совершенное  предательство
ты тотчас же будешь казнен в присутствии фараона и его приближенных  -  тех,
кто поместится на площадке. Так они возвестят,  хотя  -  будет  добавлено  -
фараон милосерден и любит своего сына, а потому  готов  пощадить  предателя,
если будут выполнены его условия. Догадываешься, какие?
     - Нет, - глухо ответил Хиан.
     - Лжешь, прекрасно ты знаешь! Но все же, сын мой, я повторяю, чтобы  ты
не обвинял меня в том, что я действовал  нечестно.  Условия  простые,  и  их
немного. Первое: отдав все ценности, а также оружие, лошадей и колесницы,  и
заключив с нами, гиксосами, вечный мир,  вавилонское  войско  отойдет  туда,
откуда пришло. Второе: царевна Нефрет ответит согласием на мое  предложение,
и  в  присутствии  наших  воинств,   гиксосского   и   вавилонского,   жрецы
провозгласят ее моей супругой и царицей, а в дар мне она принесет  наследные
права продолжательницы древнего рода египетских царей.
     - Никогда в жизни не даст она на то согласие, - сказал Хиан.
     - Ты прав, сын, опасность тут есть, но  скажет  ли  кто  наперед,  чего
захочет или не захочет  женщина?  Если  же  выберет  она  другое  решение  и
пожертвует тобой, дабы исполнить -  как  полагает  она  -  свой  долг  перед
Египтом, не переменит ли она его, услышав твои стоны и  увидев,  как  пытают
тебя? По этим делам есть у меня большие искусники, а  колено  твое  все  еще
болит и распухло, не так  ли?  С  него-то  они  и  начнут.  Понравится  тебе
раскаленное железо, а? Докрасна раскаленное железо?
     Хиан пристально посмотрел на Апепи.
     - Делай что хочешь, дьявол, породивший меня,  если  я  и  вправду  твой
сын, во что трудно поверить, - сказал он. - Ты толковал о колдунах -  жрецах
Общины Зари. Знай же, что я один из них и  владею  их  искусством,  а  также
постиг их мудрость, и я предупреждаю тебя: не сбудется то, что ты  замыслил,
злоба же твоя обернется против тебя самого.
     - А, вот как ты заговорил! Понял я, что ты придумал. Хочешь сам  лишить
себя жизни? Только не удастся тебе это  -  я  поставлю  надежную  стражу.  И
второй раз ты уже не убежишь. Спокойной ночи, сын. Отдыхай,  пока  еще  есть
время; боюсь, разбудят тебя рано.


                                Глава XXIII

ВЛАДЫЧИЦА ЗАРИ

     На рассвете Хиана  вынесли  на  площадку  восточных  ворот  Таниса,  на
которой свободно помещалось человек пятьдесят, если не больше;  стоять  Хиан
не мог, и его посадили в  кресло,  установленное  на  самом  краю  площадки.
Взошло солнце - Великий Ра - и осветило все  вокруг.  Под  тем  местом,  где
сидел Хиан, разверзся широкий ров, наполненный водой из Нила; вчера еще  его
перекрывал мост, но теперь он был  поднят  и  накрепко  привязан  к  пилонам
ворот.
     За рвом, почти у самой  воды,  точно  не  обращая  больше  внимания  на
разгромленного  врага,  расположились   главные   силы   несметного   войска
вавилонского, а от этого  его  ядра  могучими  крыльями  раскинулись  в  обе
стороны отряды, замкнувшие город в свое кольцо и тем  самым  отрезавшие  все
пути отступления тем, кто находился в его стенах. Немного  поодаль  от  рва,
так, чтоб не долетели туда стрелы, в ряд встали шатры,  над  которыми  реяли
царские стяги Египта и Вавилона,  указывая  Хиану,  где  отдыхает  Нефрет  и
царевич Абешу. На стенах города,  по  обе  стороны  от  ворот  в  тревоге  и
беспокойстве теснились гиксосские воины, а в центре  площадки,  в  окружении
своих советников, среди которых находился и  Анат,  сидел  в  кресле  фараон
Алепи, в роскошных одеяниях и с двойной короной Верхнего  и  Нижнего  Египта
на голове.
     Затрубили  трубы,  и  у  царских  шатров  встала  стража,  после   чего
наступила тишина. По ту сторону рва,  за  сторожевыми  отрядами,  в  строгом
боевом порядке стояли вавилонские воины, не сводя глаз  с  верхней  площадки
ворот - одна за другой белели полосы лиц, ряд за рядом, и  каждое,  казалось
Хиану, обращено к нему. Вскоре появился гонец с белым флагом, он переплыл  в
лодке через ров, в сопровождении стражи прошел сквозь ряды воинов к  шатрам,
над которыми развевались вавилонский и египетский стяги,  и  отдал  послание
начальнику стражи, который затем вошел в шатер и вручил  его  Тау.  Прочитав
послание, Тау сказал сидевшей подле него Нефрет:
     - Вот какие условия ставит нам Апепи: отдать ему все, что мы  имеем,  и
подписать согласие  о  мире,  после  чего  вавилонское  войско  должно  уйти
обратно в Вавилон.
     - Что еще, дядя?
     - Чтобы ты дала согласие выйти  за  него  замуж,  тог-де  пред  народом
гиксосским и войском вавилонским состоится торжественная церемония, и  ты  и
Апепи будете объявлены мужем и женой.
     - Что еще, дядя?
     - Если эти условия будут отвергнуты, царевича на глазах у нас  предадут
пытке и будут истязать до тех пор, пока не примем их или жизнь покинет его.
     Страшная бледность покрыла осунувшееся, измученное лицо Нефрет.  Голова
ее клонилась все ниже  и  ниже,  пока  не  коснулась  колен,  и  она  начала
раскачиваться вперед и назад; но вот она выпрямилась.
     - Как отгадать мне, чего бы хотел Хиан? - сказала она.  -  Какой  ответ
ждет он от меня?.. - И вдруг она воскликнула: - Знаю!  Знаю!  Он  хотел  бы,
чтобы я отвергла Апепи, судьбой же Хиана пусть распорядятся боги.
     - Да не покинет нас вера! - проговорил Тему, который сидел с  папирусом
на колене позади Нефрет.
     - Истинные слова говоришь ты, брат мой, -  продолжала  Нефрет.  -  Вера
ведет меня, и если она не спасет нас, я выберу  смерть  и  в  смерти  обрету
Хиана. Мне ли, происходящей  из  древнего  рода  фараонов  Египта,  мне  ли,
обрученной с царевичем и  принесшей  ему  клятву  верности,  явиться  ему  в
царстве мертвых оскверненной, явиться женой этого старого пса -  гиксосского
правителя? Не бывать тому! Склонится ли Вавилон, мой великий  союзник,  пред
этими трусами, которые даже не осмеливаются  вступить  в  битву?  Не  бывать
тому! Пусть умрет Хиан, если суждено ему умереть, и пусть позволят мне  боги
умереть вместе с ним. Но если случится так, не останется в живых ни  единого
человека, в ком течет гиксосская кровь, ни в Танисе,  ни  по  всему  Северу.
Запиши это, Тему, как продиктует тебе царевич Абешу, и пусть  гонец  отнесет
наш ответ поганому выродку Апепи, а наши глашатаи пусть  сообщат  всем,  кто
стоит на воротах и стенах Таниса; и вперед, на врага - атакуйте все  ворота,
все входы в город! Пусть предводитель наш Абешу отдаст приказание.
     Тау выслушал, и неприметная улыбка  скользнула  по  его  губам.  Главам
отрядов, вскочившим на быстрых коней, он  дал  приказания,  получив  которые
несметная вавилонская рать должна  была  стремительно  двинуться  на  город,
обходя его со всех сторон. Затем Тау повернулся к Тему  и  другим  писцам  и
продиктовал им ответ Апепи. Он также призвал глашатаев и повелел им  выучить
этот ответ наизусть, а затем огласить у всех городских ворот.
     Приготовления были закончены. Гонец,  взяв  свиток,  зашагал  к  лодке;
сопровождал его Ру, у которого нашлось что сказать гиксосам от  собственного
имени:
     - Передай этому погонщику  баранов,  который  называет  себя  царем,  а
также его советникам и военачальникам,  которые  еще  остались  в  живых,  -
пусть только кто  посмеет  пальцем  тронуть  царевича  Хиана!  Пусть  только
тронет - и тогда я, эфиоп Ру, вырву у них язык изо рта и выдавлю  глаза  вот
этими руками, а потом зашвырну в пески, пусть там подыхает от  голода.  И  с
тобой, гонец, сделаю то же самое -  посмей  только  не  возвестить  это  мое
послание, да погромче, чтобы я услышал тебя на этом берегу.
     Подняв глаза на великана-нубийца,  который,  скрежеща  зубами,  свирепо
уставился на него, гонец поклялся, что выполнит его просьбу.  Он  прыгнул  в
свою лодчонку, пересек ров и через маленькую дверцу был впущен в  надвратную
башню; вскоре он появился на площадке ворот и вручил ответ Апепи.  А  затем,
как и обещал, громким голосом повторил угрозу Ру,  которая,  как  видно,  не
очень-то понравилась сановникам, собравшимся на площадке  -  они  сбились  в
кучки и встревоженно о чем-то заговорили. Глашатаи возвестили то,  что  было
написано в ответном послании, дабы услышали все гиксосские воины.
     Услышал и Хиан, и сердце его наполнилось радостью: теперь он знал,  что
Нефрет не покроет себя позором ради его спасения. Он  сидел,  привязанный  к
креслу, на самом краю площадки, так чтобы  его  первого  пронзили  стрелы  и
копья, если начнут сражение  вавилоняне.  Но  голову  он  смог  повернуть  и
сказал через плечо Апепи, который стоял за  ним,  а  также  Анату  и  другим
советникам:
     - Фараон  и  приближенные  его!  Царевич  Абешу  и  царственная  Нефрет
исполнят то, в чем клянутся, пусть не будет у вас  сомнений.  Пытайте  меня,
убейте у них на глазах, если того желаете, но  знайте,  это  не  изменит  их
решения; не поступятся они честью ради спасения моей жизни. Я же  смерти  не
боюсь, и спрашиваю лишь вот о чем: по доброй ли воле хотите  вы  последовать
за мной и погубить всех жителей Таниса и  весь  народ  гиксосский?  Если  вы
сохраните мне жизнь и  отпустите  на  свободу,  и  вы,  и  народ  спасетесь.
Поднимете на меня руку, погибнут все. Я сказал свое слово;  поступайте,  как
знаете.
     Хиан услышал какое-то движение позади, но увидеть, что  происходит,  не
мог, так как был привязан к креслу. Он услышал,  как  везир  Анат  и  другие
советники упрашивают фараона отказаться от своего  намерения,  ибо  город  в
безвыходном положении: несметное войско  вавилонское  окружило  их  со  всех
сторон; не безумие  ли  это  -  погубить  всех,  лишь  бы  отомстить  своему
собственному сыну? Горожане, услышав обещания  вавилонян,  прогнали  стражу,
что охраняла площадь перед воротами, и начали кричать:
     - Пощади царевича Хиана, фараон!  Ты  хочешь  замучить  и  убить  сына,
рожденного тобой, но несешь смерть и нам. Мы не хотим умирать из-за тебя!
     Затем, перекрывая  всех,  снова  заговорил  Анат,  холодно  и  властно,
скорее угрожая, чем прося:
     - Ты совершаешь страшное  преступление,  фараон.  Все  в  Танисе  любят
царевича Хиана: когда враг у стен города, негоже царям  убивать  того,  кого
любит народ.
     Задыхаясь от ярости, заговорил Апепи:
     - Замолчи, Анат, и  все  вы  замолчите,  иначе,  разделавшись  с  одним
предателем, я возьмусь за вас. За дело, рабы!
     За спиной Хиана послышалось гортанное  бормотание.  Как  видно,  черные
палачи медлили, не хотели исполнять  свое  страшное  дело.  Снова  фараон  в
ярости крикнул им, чтобы приступали к пытке, а они все  медлили.  Послышался
удар, вслед за тем раздались стоны и Хиан  понял,  что  Апепи  обрушился  на
одного из палачей; теперь  другие  не  осмелятся  и  далее  противиться  его
приказу. На противоположной стороне рва  он  увидел  великана  Ру;  потрясая
своим огромным топором, он метался по берегу, точно  лев  в  клетке.  Позади
него теперь  выстроились  ряды  стрелков  с  луками  наизготове;  они  ждали
команды; за лучниками Хиан разглядел Тау и рядом с ним Нефрет  в  сверкающей
серебряной кольчуге - она опиралась на руку Тау.
     Хиан собрал все силы и крикнул:
     - Ру! Слушай меня - это Хиан! Скажи  лучникам:  пусть  спустят  тетиву!
Лучше мне умереть от стрел, чем от пыток...
     Продолжить Хиан не смог - Апепи шагнул вперед и с силой ударил  его  по
лицу, а затем приказал палачам  заткнуть  царевичу  рот  кляпом,  отчего  по
войску вавилонскому прокатился стон, так же как  и  по  многотысячной  толпе
танисцев, заполнивших дворцовую площадь. Ру,  взревев,  точно  раненый  бык,
разразился проклятьями и, повернувшись к лучникам, повторил  просьбу  Хиана;
лучники вскинули луки; глядя на Тау, они ждали команды. Но Тау медлил,  лишь
сделал им знак рукой, чтоб они придержали стрелы; рядом с ним рухнула  вдруг
на колени Нефрет, - как видно, ей стало дурно.
     Хиан почувствовал, как чьи-то ручищи  рвут  на  нем  одежду,  в  ноздри
ударил  запах  раскаленного  железа,  и  его  пронзила   нестерпимая   боль.
Медленная пытка началась! Хиан закрыл глаза, готовясь предстать перед  судом
Осириса.
     Но тут слуха его коснулся странный  шум:  послышались  удары,  какая-то
возня. Хиан открыл глаза - мимо него, спотыкаясь, пятилась массивная  фигура
фараона, в груди у него торчал кинжал. На краю площадки  Апепи  остановился,
уцепившись за кресло, к которому был привязан Хиан.
     - Паршивый пес! -  через  силу  прохрипел  Апепи.  -  Проклятый  везир!
Слишком долго я щадил тебя, надо было покончить  с  тобой  еще  ночью.  А  я
ждал...
     - Да, фараон, - прозвучал голос Аната, - ты  промедлил,  и  пес  цапнул
тебя первым. Отправляйся же поскорее к Сету, убийца единокровного сына!
     Старческая  иссохшая  фигура  Аната  метнулась  вперед,  черные   глаза
блеснули на морщинистом желтом лице, тонкая рука взметнулась  и  раскаленным
прутом па