заботу и наставления, - сказал Хиан. -  Одно  для
меня загадка: как узнала она, что  судьбой  предначертано  мне  оказаться  в
этом месте?
     - Думаю, всевидящий пророк Рои знал обо всем  и  сказал  ей,  господин,
ибо для него равно было открыто как настоящее, так и будущее,  разница  лишь
в том, что одно он видел глазами своей плоти, а другое - глазами души.
     - Может быть, Хранитель. Но как могло случиться, что Рои сидит в  храме
на троне мертвый? Знаешь ли ты о его кончине?
     - Господин, я  знаю  все.  После  того  как  старики,  женщины  и  дети
отправились в путь, Рои собрал в большом зале  храма  Общину,  там  же  были
царица Нефрет и святейший Тау. Я тоже был в зале. Удивительные слова  сказал
нам благочестивый пророк: что должны мы  отправиться  в  Вавилон  без  него,
потому что он уже слишком стар для таких путешествий. Люди сказали ему,  что
понесут его весь долгий путь в носилках, но он  покачал  головой  и  ответил
так: "Будет иначе, ибо настало для меня время умереть в этом мире и  перейти
в другой, где я буду охранять вас и ждать, когда истекут ваши  земные  часы.
Но покуда Осирис не призвал меня к себе, я останусь здесь". Люди  заплакали,
а Рои дал знак Тау приблизиться, и когда тот опустился перед ним на  колени,
произнес тайные мистические слова, посвящая его в сан пророка Общины Зари  и
передавая ему власть над телами и душами людей,  а  затем  овеял  его  своим
дыханием и поцеловал. После этого он подозвал к себе нашу  царицу  Нефрет  и
велел ей не печалиться, ибо ему дано знать, сказал  он,  что  все  окончится
как она того желает и, несмотря на все опасности, тот,  кого  она  любит,  в
конце концов вернется к ней, ибо боги охраняют его. После чего он  поцеловал
ее и благословил, а затем благословил всю Общину  и  каждого  в  отдельности
члена Совета, завещая им свято хранить тайны Общины и  блюсти  ее  учение  в
чистоте и строгости. Если же придется им, защищая свою царицу  и  сестру  по
вере, во имя праведных целей пролить кровь, он отпускает им этот  грех,  ибо
иной раз только война может принести мир;  когда  же  война  окончится,  они
должны являть милосердие  и  жить  в  скромности  и  умеренности,  как  жили
прежде. Дав такие наказы, он отпустил всех и  никому  больше  не  сказал  ни
слова, только вручил Тау письмо для вавилонского царя и  еще  одно  послание
ко всем членам Общины, живущим в других землях.
     - А что случилось потом, Хранитель?
     - Один за другим члены Общины стали подходить к благочестивому  Рои  и,
преклонив колено, прощаться с ним, а попрощавшись, покидали зал, -  на  заре
они выступали в долгий путь. Когда все ушли, Рои огляделся и, заметив  меня,
спросил, почему я не ушел вместе со всеми. Я сказал ему о наказе Нефрет,  он
же ответил, что она хорошо распорядилась и что я должен ухаживать за ним  до
самой его смерти.  После  чего  он  сошел  с  трона  и  в  первой  же  келье
поблизости лег на ложе. Там я навещал его днем и вечером, а носил сюда  еду,
воду и другие припасы из храмовых кладовых ночью,  чтобы  никто  не  заметил
меня. На четвертый  день  под  вечер  я  закончил  свою  работу  и  пошел  к
всемудрому пророку, чтобы дать  ему  воды,  потому  что  еду  он  больше  не
принимал. Он выпил, а  потом  приказал  мне  помочь  ему  облачиться  в  его
одеяние верховного жреца. Затем по его просьбе я проводил всемудрого  в  зал
и помог сесть на трон; в руке он держал священный жезл.
     "Выслушай меня, - сказал он мне, - к нам пришел  враг.  Апепи  приказал
своим воинам стереть нас с лица земли.  Я  вижу,  как  они  высаживаются  на
берег, вижу, как сверкают на солнце острия копий. Брат мой,  спрячься  здесь
поблизости и наблюдай. Знай, что ты никак не  пострадаешь,  и  после  всего,
что произойдет здесь, уходи и выполняй то, что тебе поручено".
     Надо тебе сказать, господин, если ты еще  не  знаешь  -  брат  же  Тему
знает наверняка, - что в храме  нашем  есть  множество  тайников,  где  лишь
огонь или молот могут обнаружить человека; мы же,  члены  Общины,  знаем  об
этих тайниках и можем в них укрыться, если нас  к  тому  вынуждают.  В  один
такой тайник я и спрятался, неподалеку от возвышения, где  сидел  Рои;  кому
придет в голову, что внутри  недвижной  статуи  древнего  бога  стоит  живой
человек и зорко смотрит сквозь пустые каменные глазницы?
     Истек, быть может, час, потому что, когда я пришел в храм,  солнце  еще
стояло высоко в небе, а теперь лучи его,  проникнув  сквозь  западное  окно,
падали на Рои и трон, на котором он сидел, и  словно  окутали  его  багряной
мантией. Тишину вдруг нарушили какие-то звуки, шум все нарастал, и  вот  уже
явственно слышал я топот бегущих, хриплые, грубые голоса.
     - Сюда, сюда! - слышались  крики.  -  Вот  оно  -  гнездо  белых  крыс,
которые скоро станут красными!  А  ну,  посмотрим,  отвратят  ли  они  своим
колдовством копья фараона!
     Множество воинов, сверкая доспехами  и  вскинутыми  копьями,  ворвалось
через большой проход в зал. Тишина  древнего  храма,  по-видимому,  поразила
их,  потому  что  они  вдруг  остановились  и  смолкли,   а   потом   начали
продвигаться вперед медленно, теснясь друг к дружке, точно рой пчел.  И  тут
как раз багряные лучи солнца осветили Рои, сидящего  на  троне,  -  в  белой
мантии, с золотым жезлом в руке. Воины замерли.
     - Призрак! - вскричал какой-то воин.
     - Нет, это сам Осирис с жезлом власти, - отозвался другой.
     Начальники в нерешительности совещались, пока наконец один, как  видно,
похрабрее других, не сказал:
     - Неужто испугаемся мы колдовства? Это все их хитрости!  Ну-ка,  глянем
на него поближе.
     И он, а за ним и другие подошли к возвышению.
     - Этот старый бог мертв!  -  крикнул  он.  -  Неужто  воины  испугаются
мертвеца?
     И тут вдруг  Рои  заговорил  глухим  загробным  голосом,  который  эхом
разносился по залу.
     - Что есть жизнь и что есть смерть? - вопросил он. - И как узнаешь  ты,
осквернитель святынь, мертв бог или жив?
     Воин в страхе отпрянул назад и ничего не ответил.
     - Что ищешь ты в этом святом месте, о человек, жаждущий  крови,  и  кто
послал тебя сюда? - продолжал Рои.
     Воин набрался храбрости и отвечал:
     - Фараон Апепи, наш правитель, послал нас, он приказал нам захватить  в
плен Нефрет, дочь Хеперра, который был когда-то царем Юга,  и  предать  мечу
всех жрецов Общины Зари.
     - Схватите  Нефрет,  помазанницу  божью,  царицу  обеих  земель,   если
сумеете отыскать; истребите жрецов Общины Зари,  если  найдете  их.  Обыщите
гробницы, обыщите  пустыню,  и  когда  найдете  их,  отрубите  им  головы  и
принесите их Апепи, гексосскому псу, которого вы называете царем,  а  вместе
с ними приведите и красавицу Нефрет, Ее Величество царицу Египта.
     Военачальник не произнес ни слова, и Рои продолжал:
     - Ищите, ищите, вы найдете лишь  песок  и  ветер.  Ищите  до  тех  пор,
покуда не падет на вас меч божий.
     И  тут,  словно  набравшись   храбрости   из   глубин   своего   ужаса,
военачальник закричал в ответ:
     - Ну а ты-то, старый пророк, ты ведь не бог и не меч карающий,  и  тебя
не надо искать. Вот тебя мы и доставим фараону Апепи, и  еще  живого.  Пусть
он вздернет тебя на воротах Таниса, обманщик и колдун!
     И тогда залитый багряными лучами заходящего  солнца,  величественный  и
устрашающий Рои поднялся с трона. Медленно протянул он свой  жезл,  указывая
на того воина.
     - Пророком ты назвал меня,  -  начал  он  холодным,  ясным  голосом,  -
пророк я и есть. Слушай меня, человек, и передай эти слова  своему  хозяину,
гиксосскому вору Апепи. Слушай и ничего не забудь! Это ты,  а  не  я  будешь
висеть на пилоне ворот Таниса. Так будет. Это ты мертвый будешь качаться  на
ветру, ты, из-за кого покинул эти  места  достойный  народ;  это  твой  труп
растерзают гиксосские псы; ты испытаешь на себе ярость Апепи, так же как  на
Апепи падет гнев божий. Передай ему то, что говорю  я,  Рои,  пророк  Общины
Зари: смерть уже приближается к нему, нарушителю клятв, к тому,  кто  жаждет
крови  невинных,  и  не  в  Танисе  будет  он  разговаривать  с  Рои,  а   в
преисподней, пред троном Осириса. Скажи ему, что  воинство  его  скосит  меч
Мстителя, как косят жнецы колосья, и тот, кого он хочет умертвить, сядет  на
его трон и обнимет ту, кого он сам домогается.  Скажи  ему,  что,  когда  он
стоял здесь, в этом зале, закрыв лицо и выдавая себя за гонца, я  узнал  его
сразу, но пощадил, ибо тогда еще  не  пробил  его  час  и  потому,  что  мы,
достойные братья Общины Зари, не в пример гиксосским ордам, помним  о  долге
гостеприимства и никогда не станем пятнать руки кровью гонцов  и  посланцев.
Скажи ему, нарушителю клятв и предателю,  что  и  сам  он  отопьет  из  чаши
предательства, а от зла, что посеял он, другие пожнут  жатву  справедливости
и мира.
     Так сказал Рои и снова опустился на трон.
     - Хватайте  его!  -  крикнул  военачальник.  -  Хлещите  его   плетьми,
терзайте его, пока он не скажет нам, куда он спрятал Нефрет.  Ужасным  будет
наше возвращение в Танис, если мы  придем  без  той,  к  кому  обратил  свое
сердце наш властитель.
     Тогда, господин, очень медленно - сделают шаг и остановятся, -  кое-кто
из  воинов  двинулся  вперед,  уж  очень  они  были  напуганы.  Наконец  они
подступили к возвышению и взобрались на него. Самый  первый,  не  коснувшись
Рои, взглянул в его лицо и отпрянул назад.
     - Он мертв! - закричал он. - Пророк мертв, у него отвисла челюсть!
     - Он умер, - откликнулся кто-то из зала, - но  проклятье  его  пало  на
нас. Горе нам! Горе Апепи, которому мы служим! Горе! Горе!
     Крик этот отдавался от стен, а в это время солнце вдруг  село,  и  храм
погрузился в темноту. И тут, господин, раздался  другой  крик:  "Скорее  вон
отсюда! Скорее, скорее, а то проклятье поразит нас в этом страшном месте!"
     И они бросились бежать, господин. Они  заполнили  узкие  проходы.  Одни
падали, другие топтали их, я слышал страшные стоны, но они выволокли и  тех,
кто упал, не знаю уж, мертвых или живых.  В  храме  никого  не  осталось.  Я
выбрался из моего тайника, поднялся на помост  и  взял  руку  благочестивого
Рои. Она была холодна и, когда я отпустил ее, безжизненно упала; я  послушал
его сердце - оно не билось. Тогда я последовал за  воинами,  не  показываясь
им, потому что знал, как пройти незамеченным; я видел, как  они  в  страшной
спешке, теснясь и ругаясь, погрузились на барки и отплыли, хотя дул  сильный
ветер. Когда на рассвете я снова пришел на берег, их уже не было, только,  я
думаю, какая-то барка  перевернулась,  потому  что  к  берегу  прибило  трех
утопленников, которых я столкнул подальше в воду.
     Так, господин, отошел в мир иной  наш  всемудрый  пророк  Рои,  который
покоится сейчас на груди Осириса.
     - Странную ты поведал историю и страшную, - промолвил Хиан.
     - Поистине, - вставил свое слово Тему, -  однако  в  ней  я  усматриваю
волю Небес. И если таково  начало,  каким  же  будет  конец,  царевич?  Горе
Апепи, горе тем, кто служит ему! Да не оставит нас вера!


                                 Глава XVII

СУДЬБА БЕГЛЕЦОВ

     В ту же ночь Хиан, Тему и Хранитель  пирамид,  утолив  жажду  и  голод,
устроились на ночлег в склепе  фараона  Хафра;  Хиан  лег  по  одну  сторону
саркофага, Тему  -  по  другую,  а  Хранитель,  сказав,  что  ему,  простому
человеку, не позволено осквернять своим присутствием священное место,  -  за
порогом. Только одно дело - лечь, а другое - заснуть. Заснуть Хиан  не  мог.
То ли от непомерной усталости - столько ночей он  провел  почти  совсем  без
отдыха, в лодке все время греб  и  боялся  глаза  сомкнуть.  Или  опасности,
которых он избежал, все, что он выстрадал,  увидел  и  выслушал,  не  давали
успокоиться, и Хиан снова  и  снова  возвращался  мыслями  к  пережитому.  А
может, давила жара и духота склепа - в самой сердцевине каменной горы  нечем
было дышать.
     Возможно, были и другие причины. В огромном саркофаге,  возле  которого
лежал без  сна,  в  глубоких  раздумьях  Хиан,  покоились  останки  великого
фараона, возведшего эту пирамиду; бессчетное  множество  лет  назад  был  он
велик и всемогущ теперь же ничего не осталось от него - ни в истории, ни  на
земле, только кости в этом саркофаге, пирамида да несколько статуй в  храме,
изображающих его во всем царском величии.
     И вот он, Хиан,  кто  носит  сегодня  на  пальце  тот  самый  перстень,
которым тысячелетия назад этот  покинувший  земной  мир  правитель  скреплял
государственные акты, - он делит с великим фараоном его  смертное  ложе!  Но
дозволено ли это ему и не грозит ли за то страшная кара?
     Все еще бодрствующий  Хиан  гадал,  видит  ли  сейчас  Ка  или  двойник
фараона, который, как известно, - во всяком случае, так утверждают  жрецы  и
ученые мужи, - обитает в его теле в гробнице до самого часа  воскрешения,  -
видит ли Ка этот перстень и задается  ли  вопросом,  как  он  попал  в  руки
чужеземца? Этот перстень уже навлек на него беду, припомнил  Хиан;  ревность
удваивает подозрительность, и именно перстень навел Апепи на догадку о  том,
что  Хиан  и  Нефрет  полюбили  друг  друга;  потому  он  и  бросил  сына  в
подземелье. Он спасся из одной темницы,  чтобы  оказаться  в  другой,  думал
Хиан, но если ему суждено разделить  ее  с  Ка  могущественного  Хафра,  она
может оказаться не менее опасной, чем первая, ибо  разве  возможно  обмануть
Ка? Подумай он об этом раньше, - а ему это по неосторожности и в  голову  не
пришло, - он бы спрятал перстень от Апепи; но куда его спрячешь от  Ка?  Но,
может, сам Хафра отдал ему, кто явился на землю  столько  лет  спустя,  этот
перстень, переходивший от поколения к поколению и вот  теперь  перешедший  к
нему, Хиану, вполне законным путем? Если так, тогда Ка простит его.
     Тут мысли Хиана спутались и  потекли  в  другую  сторону,  несерьезные,
безрассудные мысли. Больше он не думал ни о Ка, ни о перстнях,  он  думал  о
той красавице,  с  которой  они  в  этом  самом  склепе  обменялись  клятвой
верности. Где она сейчас и когда он найдет  ее?  Хранитель  пирамид  поведал
ему предсмертное  пророчество  Рои:  они  с  Нефрет  снова  встретятся!  Как
утешительны эти слова! Хотя, быть может, Рои хотел сказать,  что  встретятся
они в другом мире, -  похоже,  старый  пророк,  в  особенности  в  последнее
время, не отделял жизнь от смерти. Но он, Хиан, мечтает о живой  женщине,  а
не о призраке, ведь неизвестно, как любят призраки и  умеют  ли  они  вообще
любить.  Как  удивителен  этот  рассказ  о  смерти  Рои,  из  последних  сил
обрушившего проклятия на Апепи и тех, кто  посмел  вторгнуться  в  святилище
Братства Зари, кто хотел истребить всех членов Общины и похитить  их  сестру
и царицу! Хиан поблагодарил богов, что Рои не проклял и его вместе со  всеми
гиксосами. Нет, напротив, он  благословил  его  так  же,  как  и  Нефрет.  А
значит, благословение пребудет с ними, ибо Рои -  посланец  Небес,  которому
ведома их воля.
     Да,  Рои  благословил  их,  и  светлый  дух   благочестивого   пророка,
вознесшийся в вечность, охраняет сейчас его, Хиана; дух этот  могущественнее
Ка Хафра, могущественнее всех злых духов и  демонов,  обитающих  в  склепах.
Подумав так, хотя и страшна была ему эта гробница, хотя стерегли его  враги,
Хиан успокоился, отвел взор от качающейся тени, отбрасываемой  на  сводчатый
потолок светильником, и заснул.
     Тяжкий воздух склепа нагонял дурные сны, но все же Хиан спал, пока  его
не разбудил Тему, который завозился по другую  сторону  саркофага  и  громко
зевнул.
     - Поднимайся, царевич, - сказал Тему, - верно, уже наступил день,  хотя
разве отсюда разглядишь, что там на воле?
     - Что значит день для тех, кто поселился в вечной  тьме  пирамиды,  как
будто они уже умерли? - хмуро отозвался Хиан.
     - Очень много значит, - весело ответил  Тему,  -  потому  что  днем  ты
знаешь, что снаружи светит солнце. А  тьма  имеет  свои  удобства:  так,  во
тьме, поскольку больше делать нечего,  ты  можешь  всецело  отдаться  долгой
молитве.
     - Но от солнца, что светит другим,  мне  мало  радости  в  этом  душном
мраке, Тему, а молюсь я проникновеннее всего, когда вижу  небо  у  себя  над
головой.
     - Можешь не сомневаться, скоро ты снова увидишь его, потому что  воины,
потеряв нас, конечно же, поплыли к своему правителю - сообщить ему,  что  мы
улетучились словно духи.
     - Вот тут-то Его Величество и обратит в духов их самих  -  пусть,  мол,
тогда отыщут нас в мире ином. Можешь  не  сомневаться,  если  и  отправилось
куда-то его войско, то только не в Танис,  поскольку  нас  они  с  собой  не
прихватили. Призадумайся, брат. Мы совершили побег из самой страшной,  самой
неприступной темницы фараона. Царица  Нефрет  и  все  Братство,  кроме  Рои,
который по собственной воле остался  здесь  умирать,  ушли  от  его  войска.
Подумай, как он отнесется к тем, кто сообщит ему,  что  они  напали  на  наш
след и пустились в погоню, да только вдруг мы куда-то  исчезли?  Нет,  Тему,
нас они не схватили, а значит, им нельзя возвращаться в Танис.
     В эту минуту со светильником в руке появился Хранитель.
     - Ушли воины? - спросил его Тему.
     - Пойдемте, сами увидите, - ответил Хранитель  и,  повернувшись,  повел
их по проходам. - Смотрите, - сказал он, указывая на глазки в кладке стены.
     Хиан приник к отверстию, и сначала его  ослепил  яркий  свет,  льющийся
снаружи, но вот глаза его привыкли к нему, и  тогда  он  различил  воинов  -
пятьдесят, а то и больше, - занятых постройкой хижин и  укрытий  из  камней,
во множестве лежавших вокруг  пирамиды.  Хиан  приник  к  отверстию  ухом  и
услышал, как кто-то - как видно, из главных - окликнул воина,  -  его  Хиану
не было видно, -  и  стал  спрашивать,  какие  вести  получены  от  отрядов,
которые  ведут  наблюдение  за  другими  сторонами  пирамиды.   Поняв,   что
гиксосская стража  уверена  в  том,  что  дичь,  за  которой  они  охотятся,
укрылась в пирамиде, и приготовилась сторожить день и ночь до тех пор,  пока
голод и жажда не выгонят беглецов наружу, Хиан знаком подозвал  Тему,  чтобы
он тоже взглянул, а сам сел на каменный пол и тяжело вздохнул.
     - Ясно, они собираются здесь осесть надолго, -  немного  погодя  сказал
Тему, - иначе они не стали бы строить себе  дома  из  камня.  Только  мы  их
перехитрим. Да не покинет нас вера!
     - Пусть не покинет, - сказал  Хиан.  -  Но  даже  и  веру  надо  чем-то
питать, так что давайте-ка подкрепимся хлебом насущным.


     Так для троих затворников началось тяжкое испытание. День  следовал  за
днем, а гиксосские стражники не уходили, выжидая, как кот  выжидает  добычу;
прибыли новые отряды, в них нашлись умельцы лазать  по  скалам  и  горам;  с
помощью бронзовых копий и  веревок  они  поднимались  на  пирамиду,  пытаясь
обнаружить убежище царевича. Напрасные старанья. Случалось, они  карабкались
над самым тайником, и все равно не могли его обнаружить, а даже  если  бы  и
обнаружили, то не сумели  бы  повернуть  камень  -  тяжелый  засов  накрепко
запирал его изнутри. И все же гиксосы не уходили: они знали,  что  рано  или
поздно беглецам, если они еще живы, придется выйти наружу.
     Хиан и его товарищи спали теперь не в самом склепе -  там  было  трудно
дышать  и  мерещились  всякие  ужасы.  Так  что  на  вторую  ночь  все  трое
устроились возле поворотного камня,  где  сквозь  глазки  просачивался  хоть
какой-то свежий воздух и проникали слабые лучики света. Приникнув  глазом  к
пробитой в скале скважине, которая уходила кверху и  открывала  обзор  южной
стороны соседней пирамиды. Хиан увидел и звезду над ней. Теперь по ночам  он
не сводил с нее глаз, пока она не гасла в небе; непонятно почему, но  звезда
эта приносила ему  покой.  Все  остальное  время  им  приходилось  лежать  в
темноте или загораживать глазки, чтобы свет изнутри не выдал их; по этой  же
причине и