ефрет  же  осталась  стоять,
подобно единственному воину, оставшемуся в живых среди  мертвого  войска,  -
словно  некий  дух  повелел  ей  сделать  так.  Она  глядела  на  маленького
ссохшегося человечка, а он смотрел на нее.
     Вновь  заиграла  труба,  и  все  поднялись;  процессия,  сопровождавшая
Нефрет, двинулась вперед и остановилась у  трона.  На  мгновение  воцарилась
тишина, затем царь заговорил высоким,  резким  колосом,  а  толмач  слово  в
слово переводил его речь на египетский язык.
     - Видит ли Мое Величество перед собой Нефрет, дочь  моей  дочери  Римы,
царевны, супруги Хеперра, некогда бывшего фараоном  Египта?  -  спросил  он,
оглядывая ее своими пронзительными, похожими на птичьи, глазками.
     - Да, меня зовут так, о великий царь Вавилона, - отвечала Нефрет.
     - Так почему же ты не пала ниц  пред  Моим  Величеством,  как  все  эти
знатные люди?
     Наступило молчание, взоры всех были обращены к Нефрет.  И  снова  будто
внутренний голос подсказал ей, что ответить.
     - Дед мой, - молвила она гордо, - если ты  -  царь  Вавилона,  то  я  -
царица Египта, а Ее Величество не целует прах перед Его Величеством.
     - Сказано хорошо и уместно, - согласился Дитана, - но,  внучка  моя,  я
полагаю, что ты царица без трона.
     - Да, это так, и потому я пришла к тебе, о отец  моей  матери,  могучий
царь царей, источник справедливости, -  я  уповаю  на  твою  помощь.  Гиксос
Апепи захватил мой трон, а теперь желает сделать  меня  своей  женой,  меня,
царицу Египта, и так овладеть моим наследством. С большим трудом  я  избегла
плена и вот стою здесь и возношу мольбу к тебе, царю царей, от чьей плоти  я
выросла.
     - Снова хорошо сказано, - одобрительно отозвался  старый  царь.  -  Но,
дочь Египта, ты просишь многого. Я знаю Апепи и ненавижу его; долгие годы  я
вел войну с ним, но попытаться теперь пересечь  безводную  пустыню,  даже  с
могучим войском, не безопасно; это могло бы обернуться бедой  для  Вавилона.
Что в случае удачи обещаешь ты нам, владычица Египта?
     - Ничего, о царь, лишь любовь и почтение.
     - Ах, вот как; ты  лишь  просишь,  но  тебе  нечем  платить.  Я  должен
созвать совет. А пока, внук мой  Мир-бел,  будущий  царь  Вавилона,  подведи
госпожу и усади ее там, где ей, как царице, надлежит быть, -  рядом  с  моим
троном.
     Вперед вышел высокий человек средних лет, в богатых одеждах,  в  венце;
его лицо с черными горящими глазами лучилось силой.  Он  поклонился  Нефрет,
пристально разглядывая ее ястребиным взором, вызвав тем  ее  неудовольствие,
а затем произнес вкрадчиво басистым голосом:
     - Приветствую тебя, царица Нефрет, сестра моя. Счастлив, что  дожил  до
мгновения, когда увидел тебя, столь царственно прекрасную.
     Он взял ее за руку и повел вверх по ступеням помоста к креслу,  которое
было поставлено для нее по правую сторону от трона. Нефрет села, а  Мир-бел,
отвесив поклоны ей и царю, возвратился на свое  место.  На  некоторое  время
воцарилась тишина.
     Наконец старый царь заговорил:
     - Та сказала, дочь моя, что тебе нечем отплатить нам. Но  кажется  мне,
что ты владеешь многим, ибо владеешь  собою:  ведь,  как  я  слышал,  ты  не
состоишь  в  браке.  Возьми,  царица  Египта,  -  продолжал  он  неспешно  и
уверенно, так что Нефрет поняла, что речь эта  приготовлена  им  заранее,  -
повелителем  себе   наследника   престола   Вавилона,   чтобы   впоследствии
объединить обе великие страны в  одну.  Тогда,  быть  может,  Вавилон  будет
готов послать войско, чтобы победить Апепи и  посадить  царицу  на  трон  ее
предков. Что ты ответишь на это, дочь моя?
     Теперь,  когда  Нефрет  поняла  наконец,  чего  от  нее  ждали,   кровь
отхлынула от лица ее. Лишь мгновение она колебалась, вознося в сердце  своем
молитву о наставлении, как Рои учил ее  делать  в  тяжкую  минуту,  а  затем
спокойно ответила:
     - Это невозможно, о царь и дед  мой,  ибо  тогда  Египет  окажется  под
властью Вавилона; при короновании же я поклялась сохранить стране свободу.
     - Затруднение сие преодолимо, дочь моя, и мы поступим  так,  чтобы  обе
наши страны были удовлетворены; об этом мы  поговорим  позднее.  Есть  ли  у
тебя другие доводы против такого  союза?  Человек,  которого  мы  предлагаем
тебе, не только наследник самого большого царства в мире;  как  ты  увидела,
он также в расцвете лет, воин и, как я знаю, мудр и  добр  сердцем;  словом,
поистине - человек.
     - У меня есть и иная причина, царь. Я уже дала обещание.
     - Кому же, дочь моя?
     - Царевичу Хиану, государь.
     - Как же так? Ведь он наследник Апепи, а  ты  сказала,  что  Апепи  сам
желал сделать тебя своей женой?
     - Да, господин мой, и потому Апепи и Хиан ненавидят друг друга,  -  тут
она потупила взгляд, - нас же с Хианом соединяет любовь.
     При этих словах ее шепот пронесся по собранию, а старый  Дитана  слегка
улыбнулся,  как,  впрочем,  и  некоторые  другие.  Лишь  на  лице   Мир-бела
отразилось не веселье, а гнев.
     - Ах, вот что! - произнес царь.  -  Где  же  теперь  царевич  Хиан?  Он
прибыл сюда с тобою?
     - Нет, государь. Когда  последний  раз  я  получила  весть  о  нем,  он
находился при дворе, в Танисе, и, как говорили, Апепи бросил его в темницу.
     - Думаю, там он и останется, если рассказ твой  правдив,  дитя  мое,  в
чем я не сомневаюсь, - отвечал Дитана.
     Нефрет подумала, что все кончено, просьба ее о помощи отвергнута,  и  в
эту минуту вдруг услышала знакомые торжественные звуки одного из  похоронных
гимнов Общины Зари. Она поглядела по  сторонам,  чтобы  понять,  откуда  они
доносятся, и увидела Тау, за которым шли все члены Братства, провожавшие  ее
из Египта, а также незнакомые ей люди; все они были одеты  в  простые  белые
одежды. В середине процессии  Нефрет  увидела  гроб,  который  несли  восемь
человек; Нефрет знала, что под крышкой его покоится мумия матери ее,  царицы
Римы. Гроб внесли под навес и поставили перед троном. Жрецы подняли  крышку,
которая была уже освобождена от скреп, - под ней открылся  второй  гроб.  Те
же  жрецы  сняли  вторую  крышку,  осторожно  вынули  набальзамированное   и
спеленутое тело царицы и поставили перед царем; при виде этого все  в  ужасе
отпрянули, ибо вавилоняне не любили смотреть на усопших.
     - Чье это тело и почему внесли его туда, где  нахожусь  я?  -  негромко
спросил царь.
     - Твоему Величеству следовало бы, разумеется, знать, - отвечал  Тау,  -
что ныне мертвое тело это некогда явилось на свет  от  твоей  плоти.  Здесь,
перед тобой, в пеленах, останки Римы, дочери твоей, бывшей  прежде  царевной
вавилонской и царицей Египта.
     Дитана пристально глянул на мумию и, отвернувшись, спросил:
     - Что находится на груди этой царственной спутницы богов, каковой  она,
несомненно, стала теперь?
     - Письмо к тебе, о царь, скрепленное ее собственной печатью в ту  пору;
когда она оставалась еще спутницей живых.
     - Прочтите, - приказал Дитана.
     Тау перерезал шнурок и развернул свиток, из которого выпало кольцо.  Он
подал его царю; при виде перстня тот не смог  подавить  вздоха,  ибо  хорошо
помнил, что сам надел его на палец дочери, когда она уезжала в Египет;  царь
тогда поклялся, что не отвергнет никакой ее просьбы,  изложенной  в  письме,
скрепленном этой печатью.
     Тау стал читать на языке вавилонян:

     - "От Римы, бывшей некогда вавилонской  царевной  и  супругой  Хеперра,
фараона Египта, отцу ее Дитане, царю Вавилона,  либо  тому,  кто  воссел  на
трон после него. Знай, о царь, что я взываю к тебе во  имя  наших  богов,  а
также будучи одной крови с тобою: отомсти за те беды,  что  я  претерпела  в
Египте, за убийство моего возлюбленного господина,  царя  Хеперра.  Заклинаю
тебя обрушиться всей мощью на Египет и покарать собак  гиксосов,  погубивших
моего супруга и захвативших его наследство; возведи на престол  Египта  дочь
мою Нефрет и убей тех, кто хотел обречь ее и меня  на  гибель.  Знай  также,
что если ты, отец мой, царь Дитана - либо человек одной со мной  крови,  кто
сменит  Дитану  на  троне,  -  откажешься  исполнить  мою  волю,  я  призову
проклятье всех богов Вавилона и Египта на тебя и  твой  народ,  и  я,  Рима,
стану преследовать тебя, пока ты жив,  и  сведу  с  тобой  счеты,  когда  мы
встретимся в преисподней.
     Собственной печатью скреплено мною, Римой, на смертном одре".

     Эти  торжественные  слова,  казалось  произнесенные  самой  царственной
особой, чье мертвое тело явилось  теперь  перед  троном,  заставили  сжаться
сердца всех, кто слышал их. На  некоторое  время  воцарилась  тишина.  Потом
царь Дитана, чьи глаза до этого мгновенья были устремлены  в  землю,  поднял
голову и все увидели, что увядшее лицо его бледно, а губы дрожат.
     - Страшные слова! - произнес он. - И что за тяжкое проклятие  обрушится
на нас, если мы не внемлем этой просьбе? Та,  кто  произнесла  эти  слова  и
скрепила их печатью, некогда данной ей мною вместе с торжественной  клятвой,
кто, мертвая, стоит здесь предо мною, была моей любимой дочерью,  которую  я
выдал за фараона Египта. Могу ли я отказать в последней мольбе моей  дочери,
столь жестоко пострадавшей от руки проклятого Апепи  и  теперь,  несомненно,
ждущей от нас ответа?
     Он умолк; со всех сторон раздались приглушенные  голоса:  "О  царь,  не
должен ты поступить так!"
     - Верно, не должен. Я, кто вскоре станет  тем  же,  что  и  царственная
Рима, не могу отказать ей, какую  бы  ни  пришлось  платить  цену.  Слушайте
все - жрецы, советники, царевичи, правители областей, воины  и  весь  народ:
от имени царства вавилонского я объявляю войну гиксосу Апепи,  который  ныне
правит захваченным им Египтом, - войну не на жизнь, а на смерть!  Пусть  мой
указ, который не может быть изменен, запишут и объявят в Вавилоне и во  всех
наших землях.
     Послышался  ропот  одобрения.  Когда  все  смолкло,  царь  обернулся  к
Нефрет.
     - Прекрасная  царица,  внучка  моя,  просьба  твоя   и   твоей   матери
услышана, - сказал он.  -  Посему  пребывай  здесь  в  мире  и  чести,  пока
приготовления к войне не окончатся; а затем поведи наше войско.
     Нефрет сошла с кресла, упала на  колени  перед  царем  и,  схватив  его
руку, прижала к губам, - говорить она была не в силах.
     Подняв Нефрет, Дитана коснулся ее своим скипетром и поцеловал в лоб.
     - И добавлю еще вот что: зная цель, с какой ты прибыла сюда, дитя  мое,
я вознамерился было выдать тебя  за  Мир-бела,  наследника  моего,  и  взять
такую плату за помощь Вавилона. Теперь же я  отказываюсь  от  своего  плана;
так велит мне сердце, - то ли оттого, что ты просишь об этом, или по  другой
причине. Ты говоришь, что обещала стать женой  царевича  Хиана;  мне  хорошо
говорили о нем, хотя по отцу он происходит  из  дурного  рода.  Быть  может,
царевич уже погиб от руки Апепи или умрет вскоре.  Если  подобное  случится,
ты, возможно, обратишь свой взор на Мир-бела; это и мое и  его  желание,  но
тут я не ставлю тебе никаких условий.  Если  же  Хиан  останется  жив  и  ты
дождешься  встречи  с  ним,  тогда  вступайте  в  брак  и  примите  оба  мое
благословение.  Не  гневись,  Мир-бел;  кто   может   знать   наперед,   как
распорядятся нами боги? Твое желание сейчас не исполнилось, так  извлеки  из
этого урок: не все подвластно человеку, который сделал для тебя  так  много.
Если царица не достанется тебе, наследник престола  Вавилона  сыщет  другую,
кто разделит с ним трон. Исполни  мою  волю  Мир-бел:  когда  войско  выйдет
против Апепи, останься здесь охранять меня, дабы какой-нибудь  злой  бог  не
подвигнул тебя на дурное дело.
     Зная,  что  царский  приказ,  согласно  древнему  вавилонскому  закону,
изменен быть не может, Мир-бел тут же удалился, поклонившись  сначала  царю,
потом Нефрет. Прошло много лет, прежде чем царица Египта снова увидела  его,
потому что, выйдя из дворца, он вскочил на коня и умчался в свой ном, где  и
оставался до того дня, когда окончилась распря.
     Когда Мир-бел ушел, царь в раздумье остановил свой взгляд на Тау:
     - Кто ты, жрец?
     - Я прорицатель Общины Зари, государь, и зовут меня Тау.
     - Я слышал об этой Общине и думаю, что братья ваши живут и в  Вавилоне;
есть они даже и при моем дворе. Слышал я также, что ты  дал  приют  покойной
царице Риме и ее дочери, за что я благодарен тебе.  Но  скажи,  прорицатель,
нет ли у тебя другого имени?
     - Есть, государь. Некогда меня звали Абешу, я старший законный сын  Его
Величества  царя  Вавилона.  Много  лет  назад  я  вступил  в  спор  с   Его
Величеством, за что подвергся изгнанию.
     - Так я и подумал! И теперь, принц Абешу, ты вернулся, чтоб  предъявить
права старшего царского сына на трон Вавилона?
     - Нет,  повелитель,  я  не  прошу  ничего,  как,  возможно,  послы  уже
сообщили Твоему Величеству, кроме, быть может, одного -  прощения.  Я  всего
только брат Общины Зари и, будучи им, чужд мирским почестям.
     Дитана протянул Тау свой скипетр в знак мира и прощения,  Тау  коснулся
его, как то было в обычае Вавилона.
     - Мне хотелось бы узнать больше  о  твоей  вере,  которая  может  убить
гордость в сердце человека. Ожидай меня, прорицатель, в моих личных  покоях,
мы побеседуем с тобой, - сказал Дитана.
     Тау отошел в сторону, а Дитана обратился к жрецам:
     - Пусть останки моей дочери,  царицы,  будут  снова  положены  в  гроб;
отнесите его в нашу усыпальницу, завтра мы устроим царские похороны.
     Повеление это было немедля исполнено; когда  процессия  проходила  мимо
Дитаны, тот  встал  и  поклонился,  и  все  присутствующие  последовали  его
примеру. Потом царь взмахнул скипетром, раздался звук трубы,  бывший  знаком
того, что собрание совета  окончено.  Царь  сошел  с  трона  и,  подав  руку
Нефрет, повел ее с собой, сделав Тау знак следовать за ними.


                                 Глава XIX

ЧЕТВЕРО БРАТЬЕВ

     Отодвинув  засов  и  повернув  камень,  Хранитель  пирамид  с   великой
осторожностью выбрался наружу; за ним последовали  Хиан  и  Тему.  Все  трое
были закутаны в черные плащи. Они установили  камень  на  место  и  замерли,
озираясь. У едва тлевшего костра  сидел  одинокий  стражник,  прочие  воины,
напуганные тем, что они видели на вершине пирамиды, спрятались  по  хижинам.
Пока стражник оставался на  месте,  Хранитель  пирамид  и  его  спутники  не
решались спуститься, боясь, что он призовет остальных. Все трое  пробирались
по каменистому склону, глубоко вдыхая  свежий  воздух  и  широко  раскрытыми
глазами глядя на звезды.
     - Ждите меня здесь, - сказал Хранитель пирамид, - я скоро вернусь.
     Он уполз в темноту, и вскоре где-то вверху  послышался  леденящий  душу
вой, который, казалось, мог  исторгнуть  лишь  злой  дух  или  демон.  Среди
усыпальниц позади воина откликнулось эхо. Тот  встал  в  нерешительности,  а
затем бросился бежать и скрылся в одной из хижин.
     Появился Хранитель.
     - Следуйте за мной, - прошептал он. - Не шумите и поторопитесь.
     Полуослепший Тему всегда  плохо  лазал  по  камням,  а  от  длительного
пребывания  в  подземелье  сделался   еще   более   неловок.   Наконец   все
благополучно спустились на землю. Страж пирамид свернул  направо  и  побежал
вдоль основания пирамиды,  где  тень  была  особенно  густой.  Оказавшись  в
безопасности, спутники бросились через открытое  пространство  к  гробницам.
Когда они достигли их, раздался чей-то крик: их заметили.  Хранитель  бежал,
петляя, и Хиан с Тему старались не отстать от  него.  Но  вот  они  достигли
небольшой разрушенной гробницы,  за  которой,  в  песчаной  ложбине,  стояли
четыре бедуина, держа под уздцы шестерых коней. Хиана одним  рывком  подняли
в седло; оглянувшись, он увидел, что и Тему уже  в  седле.  Кони  словно  по
команде поскакали вперед. Страж пирамид бежал рядом с лошадью Хиана.
     - А ты? - спросил царевич.
     - Я остаюсь здесь;  не  опасайся  за  меня,  я  знаю  много  мест,  где
укрыться. Передай госпоже Нефрет, что я исполнил ее  приказ.  Скачи  быстро,
нас заметили;  твои  спутники  знают  дорогу.  Они  наши  братья,  им  можно
довериться. Прощай, царевич! - быстро проговорил Хранитель и исчез во тьме.
     Всю  ночь  они  мчались,  почти  не   задерживаясь,   а   на   рассвете
остановились среди небольшой пальмовой рощи, где был  колодец,  скрытый  под
камнями, и корм для лошадей. Хиан с  радостью  спешился,  ибо  после  многих
дней, проведенных в тесном каменном лазу, скакать ему было тяжело;  Тему  же
вообще не был привычен к верховой езде и чувствовал себя еще хуже.
     - Спасибо Небесам и нашим духам-покровителям за  эти  блага,  -  сказал
Тему, осушая четвертую чашу воды. - Как  прекрасно  восходящее  солнце!  Как
сладок свежий воздух после духоты  и  темени  проклятой  гробницы!  О,  молю
бога, чтоб никогда более не довелось  мне  даже  увидеть  эти  пирамиды,  не
говоря уж о погребальных камерах. Молитвы мои помогли нам  -  больше  мы  не
будем томиться в склепе, и все будет хорошо.
     Хиан подумал, что еще больше, чем молитвам  Тему,  они  обязаны  уму  и
мужеству   Хранителя   пирамид   и   тех,   кто   послал   им   на    помощь
наездников-бедуинов, если они и вправду бедуины, в чем Хиан не был уверен.
     - Будем надеяться на лучшее, брат мой,  -  отозвался  Хиан.  -  Но  нас
заметили, когда мы спустились с пирамиды, и  если  нам  удастся  ускользнуть
вторично, начальник стражи  поплатится  за  это.  Поэтому  нас,  несомненно,
будут преследовать хоть до края земли.
     - Надейся, брат, надейся! - воскликнул Тему, стараясь найти себе  место
поудобнее.
     В эту минуту взгляд Хиана упал на того, кто, видимо,  был  старшим  над
четырьмя арабами;  то  был  высокий  человек  благородного  вида,  он  стоял
неподалеку, один, и, казалось, ждал возможности обратиться к Хиану.
     Царевич  поднялся  и  подошел  к  нему;  бедуин  смиренно   поклонился,
приветствуя его жестом, уже известным Хиану.
     - Я вижу, вы все - братья Общины. Назови же  свое  имя  и  имена  твоих
товарищей; кто послал тебя на помощь в этот счастливый для нас  час  и  куда
мы направляется?
     - Господин, мы - четверо братьев. Меня,  старшего,  зовут  Огонь;  тот,
что стоит поодаль, зовется Земля, рядом с ним стоит  Воздух,  а  четвертого,
последнего, называют  Водой.  У  нас  нет  других  имен;  если  они  и  были
когда-то, то мы не помним их с тех пор, как стали братьями  Общины  Зари,  а
сейчас, когда нам доверили исполнить особое поручение, и вовсе их забыли.
     Хиан понял, что по собственным побуждениям, а возможно, и  по  чьему-то
приказу эти люди предпочитают остаться неизвестными.
     - Так ли это, Огонь? - с улыбкой сказал Хиан. - А каков будет ответ  на
мой другой вопрос?
     - Господин, нам приказали нагрузить шесть добрых коней и отправиться  к
Великим пирамидам с молоком и зерном, чтобы продать их воинам, если они  там
окажутся, по тем ценам, что продают  арабы.  Мы  должны  были  также  тайным
образом дать о себе знать Хранителю пирамид и оказать помощь  некоему  писцу
Расе, - быть может, это ты и есть, господин,  -  и  жрецу,  кого  ты  зовешь
Тему, если это он.
     - А дальше, Огонь?
     - Дальше мы  должны  сказать  писцу  Расе,  что  некая  госпожа,  имени
которой мы не знаем и не будем дознаваться впредь, со всем своим  окружением
благополучно покинула Египет и что Раса со своим спутником должен  следовать
по той же дороге. Мы дали клятву доставить вас в  Вавилон  или  погибнуть  и
эту клятву исполним. А теперь, господин, пора в  путь.  Кони  наши  -  самые
быстрые в пустыне, но придется долго ехать, прежде чем мы найдем  других;  и
нас наверняка будут преследовать. К тому же, мне кажется, -  добавил  он,  с
сомнением разглядывая Тему, -  твой  спутник  больше  привык  путешествовать
пешком, и пока он выучится верховой езде, нам следует  двигаться  осторожно,
а то он свалится с лошади или  потеряет  сознание.  Да  и  слабы