я,  спасая  вас  от  заговора
Апепи, увез ее из Фив; не открылся и тебе, когда  достигла  ты  зрелости,  -
клятва, которую я принес, став членом Общины Зари, обязала меня сложить  все
мои прежние титулы и забыть, что я был царевичем. Но  клятва  эта  допускала
одно исключение: я мог открыть свое имя, поведать о своей  жизни,  если  это
шло на пользу Общине Зари. И наш отец пророк может быть тому свидетелем.
     - Да, - сказал Рои, - все это правда. Слушай же, царица и сестра  наша,
и вы, послы Дитаны. Много лет тому  назад  один  из  братьев  нашей  Общины,
теперь давно уже покойный, привел  ко  мне  человека,  который  сказал,  что
желает вступить в  наш  круг;  то  был  благородного  облика  воин,  человек
крепкого телосложения, который, как я угадал, пил  воду  Ефрата.  Я  спросил
его имя, откуда он родом и почему он  ищет  убежища  в  нашем  Братстве.  Он
поведал мне, что он - Абешу, царевич Вавилона, и  представил  доказательство
истинности  своих  слов.  Между  ним  и  отцом  его,  у  которого   он   был
военачальником, произошла ссора из-за подданных, которых царевичу  надлежало
покарать смертью. Из сострадания царевич отказался выполнить приказ, за  что
был изгнан из своей страны. Затем он служил другим царям, -  на  Кипре  и  в
Сирии, - но в конце концов устал от сражений, честолюбие стало претить  ему,
возлюбленные предавали его, а потому он распрощался с тщеславием, царящим  в
мире, и в одиночестве решил очистить и насытить душу свою.
     Услыхав об Общине Зари, он постучался в наши врата. На  просьбу  его  я
отвечал, что нет среди нас места тому, кто лишь для  себя  ищет  спасения  и
покоя от забот земных. Те, кто принадлежат нашему Братству,  должны  служить
всем людям, и в особенности обездоленным, а также  тем,  кто  опутан  цепями
греха; люди нашей Общины призваны нести покой в мир, пусть это будет  стоить
им собственной жизни. Клятва  эта  налагает  на  них  обязательство  жить  в
бедности; за исключением особых случаев, они также  дают  обет  безбрачия  и
отрекаются от всех земных почестей. Ибо только  так,  по  нашему  разумению,
может душа человека вступить в союз  со  своим  богом.  А  потому,  если  он
станет одним из нас, то превратится в раба самых покорных и  должен  забыть,
что был вавилонским царевичем и предводителем войска; отныне  он  становится
слугой Небес, и уделом его будут занятия, от  которых,  возможно,  отказался
бы самый ничтожный идолопоклонник.
     И вот, царица, проситель этот надел наше ярмо на  свою  шею,  сложил  с
себя  все  титулы  и  стал  известен  под  смиренным  именем  Тау.   Но   из
Тау-служителя  он  превратился  в  Тау  -  духовного  отца,  и  после  меня,
состарившегося пророка, Тау стал одним из  самых  известных  людей  в  нашем
Братстве, признанным  во  всех  землях,  но  до  того  дня,  когда  возникла
необходимость открыть это великому царю Дитане, никто  не  знал,  что  он  -
Абешу, вавилонский царевич.
     Услыхав этот необыкновенный рассказ, члены Совета встали и  поклонились
Тау, а за ними поклонились и посланники Вавилона. Нефрет  же,  которая  тоже
поднялась, поцеловала Тау в лоб, назвав его любимым дядей,  и  сказала,  что
только теперь поняла, отчего была так привязана к нему с самого детства.
     Тогда заговорил сам Тау:
     - Все, что здесь сказано - правда, и потому я не ищу  и  не  заслуживаю
вашей хвалы. Все было сделано мною  по  зову  души,  которая  изведала,  что
истинная радость - в служении другим и только тем душа приближается к  богу.
Теперь на какое-то время мне вновь придется вспомнить,  что  я  царевич,  и,
возможно, стать военачальником. Если так,  пусть  мой  царственный  отец  не
страшится, что я потребую  своей  доли  от  тех,  кого  он  назначил  своими
наследниками, ибо единственная моя  цель  и  надежда  -  жить  и  умереть  в
Братстве Зари.
     В эту минуту человек, который стоял на страже у двери, подошел к Рои  и
что-то шепнул ему.
     - Впусти, - приказал Рои.
     В зал Совета вошли трое усталых путников  в  запыленной  одежде;  когда
они распахнули плащи и жестами приветствовали собравшихся,  стало  очевидно,
что они принадлежат к Общине.
     - Всемудрый пророк, - обратился один из них к  Рои,  -  мы  прибыли  из
Таниса, из стана войска Апепи.  Нам  известно  от  надежных,  тайных  друзей
нашей Общины, что Апепи готовится напасть на вас,  если  вы  отклоните  одно
притязание его; тогда всех ваших людей он предаст мечу, а царственную  особу
похитит,  чтобы  сделать  своей  женой.  Войско  его  уже  собрано  и  через
несколько дней выступит против вас.
     - Мне все это известно,  -  отозвался  Рои.  -  Пусть  придут  безумные
прислужники Апепи. Я знаю, что сказать им.
     Потом он приказал Тау собрать весь народ  Общины  Зари,  чтобы  держать
совет.
     Когда все были в сборе, Рои  объявил,  что  слагает  с  себя  верховное
руководство  и  назначает  своим  преемником  Тау,   о   чем   и   рассказал
впоследствии Хранитель пирамид Хиану и Тему. Затем он  попрощался  со  всеми
членами Общины и благословил их, и те, утирая слезы, удалились,  после  чего
произошло все так, как рассказывал Хранитель пирамид.  Некоторые  из  членов
Совета - и среди них Нефрет - хотели насильно унести Рои вместе с собой,  но
он разгадал их замысел и запретил. Наконец  удалились  и  они,  оставив  Рои
одного, как он пожелал. Печальное это было прощание, и  много  было  пролито
слез. Горько плакала и  Нефрет,  она  с  младенчества  любила  Рои,  который
заботился о ней, как отец родной. Он заметил, что она в горе, и  подозвал  к
себе.
     - Владычица Египта, - заговорил он, - сегодня  ты  лишь  зовешься  так,
но, если провидение меня не обманывает, вскоре  станешь  ею;  знай,  тебя  и
старого отшельника,  пророка  тайной  веры,  чье  имя  исчезнет  и  которого
забудут на земле, - разделяет широкая пропасть. Нас  разделяют  долгие  годы
жизни, ибо я очень стар, а к тебе лишь вчера пришла женская зрелость.  Да  и
судьба твоя отлична от той, что была уготована мне; и  потому  кажется,  что
нас почти ничто не соединяет. Но это не так, ибо узы любви связывают нас,  а
любовь, знай же, - единственное, что вечно и совершенно как в  Небесах,  так
и на земле. Время - ничто; кажется, что оно есть, но оно не существует,  ибо
в вечности есть ли место  времени?  Величие  и  слава,  красота  и  желание,
богатство и нужда, все, что мы обретаем и чего  лишаемся,  даже  рождение  и
смерть - только пузырьки в потоке жизни, что  появляются  и  исчезают.  Лишь
любовь истинна, лишь любовь  вечна.  Ибо  любовь  -  бог  и,  будучи  богом,
властвует над миром; это владыка с  тысячью  лиц,  который  победит  всех  и
сотворит из ненависти мир, а из зла - масло для  своей  лампады.  А  потому,
дитя, следуй стезей любви, не только той,  что  известна  тебе  сегодня,  но
любви ко всем, даже к тем, кто причиняет зло тебе; в этом  и  есть  истинная
жертва, и только так удовлетворится  твоя  душа.  Теперь  же  прощай  -  час
пробил!
     Рои поцеловал Нефрет в лоб и попросил оставить его одного.
     Молодая царица на всю жизнь запомнила его последний завет,  хотя,  быть
может, разум ее постиг таинственный смысл сказанного не  ранее,  чем  и  она
приготовилась последовать в мир теней. Навсегда удержала в памяти  Нефрет  и
облик пророка; в белом одеянии он сидел на  почетном  месте  среди  мрачного
зала, проницательным взором глядя во мглу, словно ждал, что  кто-то  поманит
его, подаст знак следовать за собою.


     Еще до рассвета процессия человек в  пятьдесят  или  более,  не  считая
тех, кто нес гроб с мумией царицы Римы,  тронулась  в  путь.  Двигалась  она
быстро, тайными тропами; все больные,  дети  и  немощные  старцы  отправлены
были ранее в назначенное потаенное  место.  Когда  взошло  солнце,  пирамиды
остались далеко позади. Тут  Нефрет  и  попрощалась  с  Хранителем  пирамид,
который провожал их до этого места, и дала ему  все  наказы,  которые  он  в
точности исполнил.
     Нефрет верила, что Хиан вернется к пирамидам и именно у пирамид  станет
искать ее, как искали Братство Зари  Тау  и  другие,  быть  может,  по  зову
сердца или восприняв какое-то тайное наставление; она  глубоко  страдала  от
того, что нельзя ей дождаться Хиана, чтобы бежать вместе  с  ним.  Хранитель
пирамид поклялся, что исполнит все наставления, низко  поклонился  Нефрет  и
ушел назад; скоро пирамиды, которые были  ее  единственным  домом,  и  вовсе
скрылись из виду. И тут впервые за время пути на  глаза  Нефрет  навернулись
слезы, ибо она любила пирамиды, которые покорила и где счастье отыскало  ее.
Кто знает, увидит ли она их когда-нибудь снова!
     Путники  приблизились   к   границе   Египта,   не   встретив   никаких
препятствий; оставив  к  югу  от  себя  большой  залив  Красного  моря,  они
благополучно вступили в пределы Аравийской пустыни.  По  пути  через  страну
они почти что не видели  людей,  так  как  местность  вокруг  была  разорена
войной, а заходить в города и деревни они избегали. Даже немногие  встречные
либо тут же скрывались, либо делали  вид,  будто  ничего  не  заметили.  Как
будто действовал чей-то тайный приказ  не  попадаться  им  на  глаза,  хотя,
откуда он исходил, Нефрет не знала. Лишь когда  путешествие  окончилось,  ей
стало известно, как велика тайная сила скромной Общины Зари.
     Наконец беглецы покинули пределы  Египта  и  расположились  на  ночь  в
пустыне у  колодца.  На  рассвете  Нефрет  выглянула  из  шатра  и,  заметив
верблюжий караван и всадников, направлявшихся к ним, замерла в испуге.
     - Похоже, Апепи поймал нас в сеть, - сказала она  Кемме,  которая  тоже
глянула вдаль и молча вышла из палатки. Вскоре она вернулась вместе с  двумя
посланниками из Вавилона; с ними был и Тау.
     - Не бойся, царица, - обратился к ней Тау. - Все обошлось. Те, кого  ты
заметила, -  не  гиксосы,  а  войско  твоего  дела,  великого  царя  Дитаны,
посланное, чтобы сопровождать тебя  в  Вавилон.  Взгляни  на  стяг  великого
царя, украшенный изображениями богов.
     - Да будут благословенны Небеса! - отвечала Нефрет. Но тут  ее  обожгла
мысль, которую она, отведя Тау в сторону, сообщила ему.
     - Я не сомневаюсь, так же как и ты, наверно, что царевич Хиан  вернется
к пирамидам, чтобы предупредить нас об опасности, - сказала она. -  Если  за
ним будет погоня, его спрячут в укромном  месте,  и  тогда  ему  понадобится
помощь. Сможет ли кто-нибудь помочь ему в бедственном положении?
     - Я подумаю об этом и посоветуюсь с  другими,  -  сказал  Тау,  -  хотя
кое-то я уже предпринял.
     Вскоре несколько человек, известных среди жителей  пустыни,  переодетые
бедуинами, - братья друг другу, а  так  же  братья  Общины  Зари,  принесшие
клятву служить ей до самой смерти, - оседлав быстрых  коней,  отправились  к
пирамидам, чтобы следить за тем, что там происходит.
     Затем к Нефрет  приблизились  военачальник  Дитаны  и  его  воины;  они
поцеловали землю перед ней, приветствуя ее  не  как  царицу  Египта,  а  как
вавилонскую царевну. Их допустили в шатер, где покоилось тело  царицы  Римы;
вошедшие  опустились  на  колени,  а  жрец   прочел   молитвы   и   совершил
жертвоприношение.  После  этого  подвели   много   верблюдов,   на   которые
погрузились все члены Общины Зари; для  Нефрет  и  Кеммы  была  приготовлена
колесница. Так все двинулись  в  путь  под  охраной  вавилонской  кавалерии;
впереди на быстроногих верблюдах ехали проводники.
     Большая военная дорога пролегала через раскаленную Аравийскую  пустыню.
В оазисах путников ожидали свежие верблюды и кони; оттого они, хотя и  везли
с собой мумию  царицы  Римы,  двигались  стремительно,  почти  со  скоростью
царского гонца; в пути все помогали им и никто не чинил им  никакого  вреда;
по прошествии тридцати пяти  дней  они  увидали  перед  собой  мощные  стены
Вавилона.
     Огромный город, считавшийся одним  из  чудес  света,  построен  был  на
обоих берегах великой  реки  Ефрат,  повсюду  высились  храмы  и  сверкающие
дворцы; город оказался таким большим, что  путники  ехали  весь  день  через
окраины, пока не  добрались  до  его  внутренних  стен.  Тут  медные  ворота
откатились, и с  наступлением  вечера  путников  повели  по  прямым  широким
улицам, заполненным тысячами людей, с любопытством взиравших  на  них,  пока
наконец вся процессия не остановилась у дворца.
     Рабы помогли Нефрет подняться к  дверям,  охраняемым  статуями  в  виде
фигур крылатых быков с человечьими головами; Нефрет вступила в  удивительные
по  красоте  залы,  какие  ей   никогда   не   доводилось   видеть   прежде.
Распорядители дворца двинулись ей навстречу, царевичи склонились в  поклоне,
евнухи и служанки, окружив ее и Кемму, ввели  их  в  покой,  стены  которого
были затянуты узорчатыми тканями  и  повсюду  стояли  золотые  и  серебряные
сосуды. После церемонии встречи путниц отвели в комнату  для  омовений,  что
было особенно приятно после столь долгих странствий. Никогда еще  Нефрет  не
видела такого прекрасного мраморного бассейна, где вода  была  подогрета,  а
когда омовение было закончено и тела  уставших  путниц  умастили  маслами  и
благовониями, их проводили в отведенные им покои, где  их  ждала  изысканная
еда и напитки. Обе женщины наконец могли отдохнуть  в  постелях,  застланных
вышитыми шелковыми  покрывалами;  сон  их  оберегали  рабыни  и  вооруженные
евнухи, стоявшие за дверями.
     На рассвете Нефрет разбудили женские голоса, певшие  гимн  богу  солнца
Шамшу. Она еще немного полежала, размышляя о  том  великолепии,  которым  ее
окружили, в глубине  сердца  уже  ненавидя  его.  Царица  по  положению,  по
воспитанию своему Нефрет была простой  девушкой,  она  привыкла  к  вольному
воздуху пустыни, к тесным кельям, возможно служившим некогда  гробницами,  к
грубой пище, которую она делила со всем людом  Общины.  Шелка  и  украшения,
роскошные хоромы, душистая вода для омовений, толпы  подобострастных  рабов,
чуждая изысканная пища, - все это великолепие тяготило ее,  вызывая  чувство
отвращения.
     - Няня, - обратилась она к Кемме, чье ложе  находилось  рядом,  -  я  с
радостью очутилась бы сейчас  на  берегах  Нила  и  встретила  первые  лучи,
посылаемые Ра, которые золотят чело Сфинкса.
     - Если б ты вернулась на берега Нила, дитя мое, - отозвалась  Кемма,  -
то первые лучи, посылаемые Ра, золотили бы ворота дворца в Танисе,  ставшего
твоей тюрьмой, а до твоего слуха  доносились  бы  ненавистные  слова  любви,
обращенные к тебе Апепи. А потому благодари богов, что ты здесь.
     - Я видела сон, - продолжала Нефрет. - Мне  пригрезилось,  будто  Хиан,
обрученный со мной, в опасности и зовет меня на помощь.
     - Сомнения нет, дитя мое, он  зовет  тебя,  где  бы  он  ни  находился;
сомнения нет и в том, что жизнь его в опасности, - как и у всех  нас,  хотя,
быть может, и не в такой мере. Но что из того? Разве не обещал  нам  пророк,
дед мой, что с ним не случится никакой беды? Выслушай меня.  Я  тоже  видела
сон.
     Сам Рои, которого, без сомнения, уж много дней нет в живых,  окруженный
сиянием, явился мне. "Убеди Нефрет, - повелел  он,  как  показалось  мне,  -
смирить сердце свое; ей грозит множество опасностей,  но,  подобно  грозовым
тучам, они будут развеяны порывами ветра пустыни, небо над главою  ее  снова
прояснится, и звезды воссияют на нем".
     - Прекрасные слова, няня, если только ты и впрямь слыхала их; они  дают
мне успокоение в этом чуждом, хоть и таком красивом месте.  Но  смотри,  вон
идут те толстые большеглазые женщины; они, кажется, несут  что-то.  Няня,  я
не хочу, чтобы они касались меня. Я оденусь сама, или ты одень меня.
     Женщины приблизились, падая ниц, чуть не  на  каждом  шагу,  и  сложили
дары на столик из яшмы. Перед Нефрет оказались невиданные роскошные  одежды,
царская мантия, ожерелья и пояса из драгоценных каменьев; поверх  всех  этих
подношений лежала золотая корона, украшенная крупными жемчужинами.
     - Это подарки Дитаны, великого царя, своей внучке, вавилонской  царевне
и царице Египта,  -  произнесла  по-египетски  старшая,  снова  кланяясь,  -
соблаговоли надеть все, о царевна Вавилона и царица  Египта.  Пусть  Дитана,
царь царей, узрит красоту твою в подобающем виде. Мы,  рабыни  твои,  пришли
услужить тебе.
     - Тогда  потрудитесь  передать  благодарность  могущественному  Дитане,
моему деду; мне же вы услужите тем,  что  оставите  меня  одну,  -  отвечала
Нефрет, набрасывая на лицо покрывало, чтоб более не видеть их.
     Когда женщины вышли, - недовольные, некоторые даже в слезах,  -  Нефрет
с помощью Кеммы принялась наряжаться в сверкающие одеяния.  Вскоре  пришлось
позвать назад старшую прислужницу, чтоб та показала, как их следует носить.
     Наконец Нефрет была одета, как  обычай  требует  того  от  вавилонянки,
принадлежащей  к  царскому  дому;  подали  зеркало,  чтобы  она  могла   все
осмотреть. Глянув на себя, Нефрет в раздражении бросила его на ложе.
     - Кто  я  -  египетская  девушка  или  наложница  какого-то  восточного
владыки?  -  воскликнула  она.  -  Посмотрите  на  мои  распущенные  волосы,
усыпанные драгоценными каменьями!  А  эти  одежды,  в  которых  я  с  трудом
передвигаюсь! Няня, освободи меня от этих ненужных вещей и верни  мой  белый
наряд сестры Общины Зари.
     - Дитя мое, -  терпеливо  отвечала  Кемма,  -  одежды  твои  запылились
дорогой. Ты и так очень хороша, - добавила  она  удовлетворенно,  -  хотя  и
загорела несколько больше, чем надо бы; но корона тебе очень к лицу.  Оставь
жалобы; ты можешь считать себя сестрой  Общины,  но  тут  ты  -  вавилонская
царевна. Разве не боишься ты разгневать великого царя, у кого просишь  столь
многое?  Слышишь,  они  приглашают  нас   к   трапезе.   Идем,   тебе   надо
подкрепиться.
     - Может, ты и права, няня. Но что потребует великий царь  от  меня!  Об
этом никто не скажет, даже Тау, хотя, полагаю, он-то знает.
     Тяжело вздохнув и насупившись, Нефрет присела к столу, а  Кемма  так  и
не ответила на ее вопрос - то ли не знала, что ответить,  то  ли  по  другой
причине.
     Немного погодя в покой вошел глава евнухов,  за  ним,  низко  кланяясь,
следовали  распорядители  двора,  причудливо  одетые  музыканты,  придворные
дамы, военачальники и стража, состоявшая из темнокожих воинов. Каждый  занял
назначенное  ему  место,  Нефрет  и  Кемму  они  поставили   посередине,   и
процессия, впереди которой выступали музыканты, двинулась  куда-то.  Миновав
коридоры, украшенные статуями, они прошли  через  обширные  залы,  пересекли
сады и дворы, где струились фонтаны, и, наконец, достигли высокой  лестницы;
ступени  ее  вели  к  дверям  просторного  внутреннего   двора,   охраняемым
изваяниями быков.
     Двор этот не был ничем затенен, и лишь в  глубине  его  -  примерно  на
треть длины - был  натянут  полог.  Здесь  было  множество  людей  -  такого
многолюдного собрания Нефрет никогда не видела, -  и  все  они  смотрели  на
нее. Нефрет и свита прошли вперед меж расступившимися людьми.
     Под пологом сгустилась глубокая  тень,  и  поначалу  Нефрет  ничего  не
могла разглядеть. Но через несколько мгновений царевна  увидала,  что  перед
ней собрался весь цвет двора царя Вавилона. Здесь были  знатные  вельможи  и
придворные дамы, сидевшие все  в  одном  месте,  военачальники  при  оружии,
советники с квадратно подстриженными бородами, церемониймейстеры с  жезлами;
были здесь и рабы, белые и черные, и кого  тут  только  не  было!  В  центре
этого великолепного собрания на  изукрашенном  драгоценностями  троне  сидел
морщинистый старик  с  совершенно  седой  бородой,  в  диковинном  венце  на
голове;  Нефрет  догадалась,  что  это  и   есть   ее   дед,   царь   царей,
могущественный Дитана.
     Когда  процессия  ступила  под  тент,  раздался  звук  трубы,   и   все
придворные, а также сопровождавшие Нефрет люди пали ниц  перед  царем;  даже
Кемма распростерлась на земле вместе со всеми. Н