дное препятствие.
  Интересно, что в последнем случае речь шла не о домах и тем более не  о
хижинах,  а о деревьях. Обычно огонь  испепеляет  их  до основания. Здесь же
лава,  ударяясь  о  ствол  в  полуметре  от земли,  взлетала вверх  по  ходу
препятствия  и немедленно застывала.  Напомню, что теплота и  температура  -
разные понятия. Лава  была нагрета до  1000oС в момент, когда она
наскакивала на стоявшие  по пути деревья, но объем возносившейся  по  стволу
лавы  оказывался  столь  мал, что количества тепла в ней уже недоставало для
того, чтобы воспламенить древесину.
  Облет  вулкана и его кратера произвел на меня ошеломляющее впечатление.
Вместе с тем стал ясен характер извержения, и это  дало основание  успокоить
людей, по крайней мере на ближайшее будущее. Огромная гора треснула, местами
по всей длине, выпустив из "прорех" миллионы кубических метров расплавленных
горных пород, которые  до  этого долгие  годы колыхались  в ее  чреве. Иными
словами, знаменитое  озеро  и подпиравшая его колонна магмы вылились, словно
содержимое бочки,  у которой выбили  дно. Озеро, уровень  которого неуклонно
поднимался в  предыдущие  годы, находилось на высоте 3200 м. А за две недели
до извержения оно уже  покрывало платформу, где мы разбивали базовые  лагеря
всех  наших  экспедиций с  1948 по  1974  гг.  На  эту широкую гостеприимную
террасу  мы  вылезали  из  эруптивного  колодца.  Если  сложить  время  всех
экспедиций, то получится, что я провел на ней два месяца своей жизни.
  Нынешние трещины  открылись на  уровне  2200-2400 м.  Несложный подсчет
показывает, что на верхние точки эруптивных трещин давил столб магмы высотой
800-1000  м.  Без  учета пузырей газа  плотность жидкого расплава  превышает
плотность воды в 2,8-2,9 раза.  Плотность газированной лавы больше плотности
воды  в  2,5 раза. Таким образом, давление  составляло 2,5 т/см2!  Стоит  ли
удивляться после этого немыслимой скорости излияния? Потоки неслись поистине
как цунами.
  Вид кратера с птичьего полета приятно  щекотал  нервы воспоминаниями  о
прошлых визитах.  Раньше  вниз этажами спускались круглые  террасы:  верхняя
шириной 200 м, вторая -  50, третья -15. Они выглядели ступенями  гигантской
лестницы, разделенными  крутыми обрывами по  100-150 м.  Сейчас от этого  не
осталось  и следа. Платформы,  на  которых мы  жили,  работали  и безмятежно
спали, исчезли, провалились, сгинули! Осталось лишь нагромождение гигантских
глыб на дне у подножия вертикальной цилиндрической стенки восьмисотметрового
провала.  Умопомрачительное зрелище!  Особенно  если  представить,  что  эта
теллурическая катастрофа могла случиться во  время одного из  наших визитов.
По спине у меня забегали мурашки.
  Раскрытый  зев  Ньирагонго  производил  сильное   впечатление  даже  на
человека, повидавшего на своем веку не один вулкан. Спуск в него отныне стал
невозможен,   во  всяком  случае  граничил  с  самоубийством.  Стенки  почти
километровой высоты рушились в буквальном смысле на глазах: за десять минут,
что вертолет кружил над кратером, я насчитал четыре лавины...
  Судя  по картине,  извержение  растрясло все образование,  порода стала
рыхлой  и  оголилась  после обрушения  кольцевых террас,  стенки избороздили
трещины по нескольку  метров  глубиной.  Помимо  лавин вниз  катились  сотни
отдельных камней и глыб. Видимо, пройдут десятки лет, а может и века, прежде
чем можно будет отважиться лезть  в кратер. К великому сожалению, Ньирагонго
отныне становился недоступен для вулканологов.
  Во время короткого извержения проснулся и соседний вулкан - Ньямлагира.
Купол высотой 3000 м  тоже треснул, как уже  случалось раз десять-двенадцать
за  последние пять лет. Лава выплеснулась из Ньямлагиры на отметке 1800 м  и
несколько недель подряд сочилась через  тропический лес. Мы облетели круглый
шлаковый  вал,  нагроможденный  вокруг  нового  жерла  мелкими  взрывами   -
"лавовыми  фонтанами", как мы их называем.  Все это до удивления  напоминало
первое увиденное мной извержение, проходившее  в 4-5  км отсюда в марте-июле
1948 г.  Я  помнил его  во  всех  подробностях,  как помнят  первую  любовь.
Тогдашнее извержение  было  вызвано эксцентричным  по  отношению  к главному
кратеру  Ньямлагиры подъемом магмы, спровоцировавшим вспучивание южной части
подножия  гигантской  вулканической горы  с  радиусом  основания  15  км.  В
результате  вздутия в склонах  образовались широкие трещины,  через  которые
магма вышла  на поверхность, резко  дегазировалась  и, излив лаву,  породила
небольшой побочный конус - Китуро. Сейчас здесь явно  произошло то же самое.
Но  поскольку  затронутой оказалась западная часть Ньямлагиры, прилегающая к
подножию  соседнего  Ньирагонго, только  что очистившегося от магмы, я  смог
сделать успокоительное заключение.
  По  причинам, мало понятным  при нынешнем уровне знаний, находящаяся  в
глубине  под  обоими  вулканами  магматическая  масса  начала подниматься  к
поверхности.  Чем  выше  становился  подъем магмы,  тем сильнее  происходило
вспучивание. Техника измерения последнего тильметрия - является классическим
методом  прогнозирования извержений, особенно когда дело касается вулканов с
очень  жидкой лавой. Именно таковы Ньирагонго и  Ньямлагира. Увы, в решающий
момент  здесь не оказалось ни вулканологов,  ни  соответственно  тильметров.
Замечу в  связи с этим, что тильметрия мало что дает в применении к вулканам
с вязкой лавой - таким, как Суфриер. На нем установили тильметры, как только
профессор Аллегр взял бразды правления в свои руки,  но данные приборов лишь
окончательно запутали картину.
  Итак, значительному  вспучиванию подверглось все образование Ньирагонго
и  западная  часть  Ньямлагиры.  Ньям лопнул первым,  дав  красивое  боковое
извержение, которому суждено  было продлиться пять с  лишним месяцев.  Затем
разверзся  Ньирагонго.  Но  если  в  первом  случае  лавовые  потоки  питала
поднимавшаяся из глубин магма, то во втором она  даже  не добралась до краев
трещин. Ужасающий огненный  разлив, несшийся утром 10 января по плантациям к
северу от  Гомы  и остановившийся в  каких-нибудь двух километрах от города,
бил не из глубин. Это  вылилось через дыры  содержимое  "водонапорной башни"
кратера Ньирагонго,  заполненного  расплавленным  базанитом  при температуре
1100oС.
  За 25 мин чаша вулкана полностью очистилась, не было видно даже фумарол
-  ни  в  кратере,  ни  вдоль  эруптивных трещин,  никаких признаков скорого
извержения.  Населению  ничего  не угрожало  ни  в ближайшие  месяцы,  ни  в
ближайшие годы. Однако  в  долгосрочном плане Ньирагонго  становился грозным
объектом. Пока  в его  кратере находилось  лавовое  озеро,  оно  действовало
подобно предохранительному клапану:  уровень озера повышался при возрастании
глубинного давления и вновь опускался, когда оно падало. Теперь пульсирующая
колонна  исчезла,  а  выводной  канал  закупорен  обвалившимися многотонными
глыбами. Когда давление вновь  начнет  повышаться,  оно скорее всего прорвет
поверхностную породу в каком-то другом месте...
  Ньирагонго  уподобился своим  соседям - Ньямлагире, Карисимби, Сабиньо,
Високе,  Мгахинге,  Мухавуре.  Он  сделался "нормальным"  вулканом,  который
основную часть  времени  проводит в более или менее глубокой спячке, изредка
позволяя скопившейся магме вылезти на  свет божий. На вулканах  Вирунги чаще
всего происходят  боковые извержения -  на склонах и даже у самого основания
горы    локализация   в   вершинном   кратере   -  сравнительная   редкость.
Соответственно  следующее извержение  Ньирагонго  с  одинаковой вероятностью
может случиться  в  зияющей пропасти, венчающей его конус, среди девственных
лесов, покрывающих его склоны, в любой из деревень, возникших  у подножия, а
то  и на центральной площади Гисеньи!  Таким  образом, локализация  будущего
извержения  приобретала особо важный  характер.  Чтобы определить  ее даже с
относительной  точностью,   следовало  как  можно   скорее   провести  серию
измерений,  могущих  в  дальнейшем  послужить  точками  отсчета:  определить
сейсмичность,  углы  склонов, химический  состав родниковых вод  и  фумарол,
параметры магнитного поля и многое другое...
  Руанда  - страна  очень небольшая, перенаселенная,  почти исключительно
аграрная и, следовательно, небогатая. Без посторонней помощи  ей не под силу
организовать собственную вулканологическую службу и  подготовить достаточное
число специалистов. Я предложил правительству республики помощь членов нашей
группы. Мы были готовы  приезжать на место два-три раза  в год и следить  за
развитием  процесса.  Одновременно  несколько руандийских геологов  могли бы
пройти  у нас  стажировку  во Франции  и  на  Этне,  обучившись  обращению с
приборами и технике измерений.
  Проект  был  с  энтузиазмом  встречен  руандийской стороной.  Однако во
Франции  он  благополучно застрял  в лабиринте  ведомственной переписки: моя
кандидатура после суфриерского инцидента вызвала негативную реакцию.

  Мерапи и другие вулканы

  По  счастью, подобная реакция была исключением. Июль 1977 г. мы провели
на Яве. Для меня это был шестой приезд в Индонезию,  и я  радовался  ему  не
меньше, чем молодые коллеги, попавшие туда впервые.
  Индонезия, насчитывающая более четырехсот  вулканов,  из  которых около
ста -  активно действующие,  считается  по  праву  "раем для  вулканологов".
Однако  рай  для  одних часто  означает  ад  для  других.  Сами  индонезийцы
предпочли бы,  чтобы огненные горы  толпились на  их островах  не так густо.
Местным  вулканам принадлежит  печальный  рекорд: за последние два  века они
стали причиной  гибели  200 тыс.  человек, в том  числе 90 тыс. -  во  время
пароксизма  Тамборы на острове Сумбава в 1815 г., 36  тыс. - во время взрыва
Кракатау,  пустынного островка в Зондском проливе  в 1883  г., 5  тыс. - при
извержении Келуда на  Восточной Яве  в 1919 г. и примерно такого  же числа -
при извержении  Агунга  на Бали. Это не считая  "мелких" происшествий, когда
жертвы исчислялись всего лишь сотнями и десятками.
  Один из самых активных индонезийских вулканов, Мерапи, сеет смерть чаще
других. Списки жертв включают то несколько человек,  то несколько тысяч... В
XIV  в.  он  засыпал  пеплом  знаменитейший  храм  Борободур  высотой 25  м,
расположенный в  20  км  к  западу  от  кратера. Сегодня  извержение  такого
масштаба вылилось бы  в жуткую  катастрофу,  поскольку плотность населения в
этом  районе  возросла в сотни  раз. Вокруг вулкана множество городов, в том
числе  Соло  (500  тыс.)  и  Джокьякарта  (более 1  млн.),  древняя  столица
султаната Центральной Явы.  Плодороднейшая почва в районе Мерапи (в переводе
"Огненное  место") позволяет интенсивно возделывать  рис, маниоку,  сахарный
тростник,  кофе.  Плантации  поднимаются  чуть  ли не до середины  горы.  Не
удивительно, что власти проявляют в связи с этим серьезное беспокойство.
  До  второй мировой войны Ява была меккой  мировой  вулканологии. Сейчас
индонезийское  правительство хочет предпринять шаги  по  созданию  в  стране
образцовой  вулканологической  службы. В частности,  оно выразило  намерение
вести за кратерами постоянное  наблюдение. Нас пригласили ознакомить местных
специалистов с современными способами измерений.
  Мне довелось бывать на Мерапи в 1956, 1964 и 1973 гг. Это один из самых
легкодоступных вулканов: до отметки 2000 м поднимается шоссейная дорога, она
идет по перевалу, отделяющему Мерапи от его близнеца Мербабу. От перевала до
купола,   венчающего  гору,  рукой   подать,  какой-нибудь  час  ходьбы  для
тренированных альпинистов,  два-три часа -  для всех прочих. Вершинный купол
сложен из крепкой коренной породы, шагать по которой одно удовольствие.
  Массив  соседнего  Мербабу  покрыт  экваториальным  лесом,  причем  при
взгляде сверху каждая крона выделяется собственным оттенком зелени - темной,
светлой, изумрудной, лазурной,  бирюзовой, болотной. Все  вместе  составляет
фантастическую мозаику из правильных сопрягающихся  кругов -  топологическая
феерия!
  Подъем  на вершинную часть Мерапи начинается в  светлом мимозовом лесу.
Мы  приехали в июле, когда как раз наступила  пора цветения,  и  воздух  был
напоен сказочным  ароматом.  Выше  шли травяные луга, плавно переходившие на
хребет, ориентированный  строго с  севера  на юг. Слева  из туманной  дымки,
затянувшей  в  этот  час  долину  и  многолюдные  города,  выплывали могучие
вулканические массивы  Лаву и  Виллис, а  дальше, в  200 км,  маячил  Келуд.
Справа, над  сверкавшими на  солнце рисовыми полями  и  цепью  холмов позади
Боробудура,  вырисовывались на фоне  неба три  правильных усеченных  конуса:
Сламет со своим знаменитым султаном, Сумбинг и Сундоро. На севере их замыкал
мой старый знакомый -  Диенг. В 1973 г.  мы  с Джордже Маринелли установили,
что  он   открывает  замечательные   перспективы  в   области  использование
геотермальной энергии. Еще раньше я  изучал  на нем особенности фреатических
извержений, что сильно помогло мне впоследствии на Суфриере.
  Склоны  Мерапи прорезаны  глубокими желобами с  вертикальными стенками.
Такое впечатление,  словно кто-то прошелся гигантским плугом  от  вершины до
рисовых полей.  На  самом деле  это следы грязевых потоков - по-индонезийски
лахаров.  Они  возникают  при смешении  вулканического  материала  с  водами
кратерных озер или  дождевой водой. Различают горячие  лахары,  образованные
горячим  пирокластическим  материалом,  и  холодные,   состоящие  из  рыхлых
вулканических продуктов, не  связанных непосредственно с извержением. На Яве
они случаются часто и носят опустошительный характер.
  Сейчас  Мерапи показался мне одновременно  знакомым  и в чем-то другим.
Продолжал медленно расти широкий кратер в форме подковы, обращенной открытой
стороной  к западу.  Слегка изменился купол. Впрочем,  такое  же впечатление
возникало у меня и раньше.
  Кратер Мерапи  отличается от большинства остальных. Он образовался не в
результате  наложения стратов  извергнутых вулканом  материалов, окаменевших
лавовых  потоков  и  слоев  пепла,  а  представляет  собой  выемку,  подобие
громадного  карьера,  вырытого  мощными  взрывами,  всегда  направленными  в
западную сторону (всегда  - в масштабе человеческой истории,  а не в течение
жизни вулкана). Эти взрывы порождали страшные палящие тучи, которых на счету
у Мерапи  больше, чем у  любого другого  вулкана. Кратер  состоит из твердых
массивных  пород, по этой  причине  стенки  его  обрывистые, местами  строго
вертикальные. Ночью видно, что они  испещрены десятками небольших отверстий,
откуда  вырываются  багрово-красные  язычки  пламени.  Днем мирно  курящиеся
дымки, зеленые поля  в 3000 м ниже и весь облик  вулкана представляют  собой
мирную, даже  буколическую картину. Но  как только наступает темнота, Мерапи
являет свой грозный лик.
  Мы провели на нем три дня, измеряя температуру (она колебалась  от  140
до   890oС),  дозируя  отдельные  компоненты  газовой  смеси  для
последующего лабораторного  анализа,  наблюдая  за  происходящим.  Все  были
возбуждены. Нашу радость могут, пожалуй, оценить лишь профессионалы: впервые
в истории вулканологии нам удалось взять пробы эруптивных газов на  вулкане,
чья   лава  принадлежит  не  к  обширному  семейству   базальтов.  Мерапи  -
андезитовый вулкан.
  В эруптивной фазе  такие вулканы, как правило,  недоступны. По  крайней
мере,   их  кратеры.  Активность  часто   носит  взрывной  характер,  и  это
обстоятельство  удерживает  вулканологов - даже самых  решительных  (каковых
немало)  -  от  того,  чтобы  подбираться  к  эруптивным  жерлам. Постоянная
активность абсолютно  не характерна для  племени андезитовых  вулканов.  Мне
знакомы лишь два исключения: Сангай и Ревентадор  в Эквадоре. Восхождение на
них  почти  граничит  с подвигом,  а  опасности  подстерегающие  смельчаков,
намного  превосходят те, с  которыми  сталкиваются на  постоянно действующих
основных  вулканах,  например Этне,  Ньирагонго,  Стромболи или  Килауэа.  Я
упоминал  уже о трагическом происшествии, случившемся  в августе 1976  г. на
Сангае с членами британской  экспедиции. Не  окажись  мы  там,  их  ждала бы
печальная участь.
  И  вот  теперь оказалось, что  к этой  редкой категории  можно с полным
правом отнести Мерапи.  Ни голландским специалистам в первой половине нашего
века,  ни  мне  за  три  предыдущих  посещения,   ни  молодым  индонезийским
вулканологам  ни  разу  не  удавалось  зарегистрировать температуру  газовых
выходов выше 600oС. Большинство же данных, фигурирующих в научной
литературе,  свидетельствуют,  что  температура   обычно   не  достигала   и
300oС. Это  означает,  что газы  успевают  претерпеть  химические
превращения и охладиться за время долгого пути сквозь древние породы.  И вот
теперь к вящей неожиданности мы смогли добыть пробы газов, нагретых почти до
900oС!
  Замечу,  что  работы  велись  у жерл  на древних  куполах,  окаймляющих
кратер,  там,  где  магматический расплав  находится  недалеко от  свистящих
"выхлопных труб". В идеале, конечно, хотелось  взять пробы газов на растущем
куполе в  глубине кратера.  Но до него еще нужно добраться...  Двадцать  лет
назад  мы  побывали  на этом  куполе. К  сожалению, тогда  я  не  располагал
оборудованием  для  взятия  проб.  Сейчас  мы  были  экипированы  надлежащим
образом, но цель находилась в 150 м ниже. И каких метров!
  Глядя вниз, я понимал, что сейчас для  меня это  предприятие уже не под
силу. Фанфан предложил мне "руководить" операцией он с  Жаном Вюйменом, тоже
отменным  альпинистом, спустится по северной стенке кратера,  а я  с Йети  и
Жаном-Кристофом буду  следить за  происходящим, стоя  на южной стороне.  Все
тактично поддержали план, сочтя его разумным. Мои молодые коллеги не хотели,
чтобы у меня оставался горький  осадок от  собственной беспомощности. Ничего
не поделаешь - возраст...
  Когда  я сам не участвую в операции, меня всегда снедает  беспокойство.
Вот и сейчас воображение рисовало все мыслимые несчастья:  а вдруг  один  из
ребят  упадет  и  переломает  себе кости? Или отколется часть  стены - такая
опасность  всегда существует в  активном кратере? А что, если  они отравятся
газами или обожгутся у невидимого днем жерла?
  Закончив наспех работу, мы  встали на возвышенности, откуда  открывался
замечательный обзор.  На  запад  с перепадом  в  2000  м  уходил  гигантский
гласис*, по которому сыпались вниз огненные лавины камней, откалывавшихся от
активного купола.  Сам  он выделялся нагромождением скальных глыб, черных на
фоне пепельно-серой стенки кратера. От нее нас отделяло метров четыреста.

  * Наклонная поверхность, образующаяся у подножия  гор за счет  срезания
рыхлых пород. - Прим. перев.

  В  глаза било  солнце: в  июле оно  висит  к северу  от экватора,  а мы
находились на  7o ю.  ш.,  поэтому  даже  в  бинокль было  трудно
обнаружить  на  стене  Жана  и  Фанфана. Беспокойство  охватывало  меня  все
сильнее,  я  не  мог  устоять  на  месте. Окликать  бессмысленно -  ветер на
перевале дул с такой  силой,  что перекрывал шум  лавин. Они рушились каждые
десять минут, и это свидетельствовало о  том,  что внешне  неподвижный купол
безостановочно  сотрясало   движением   поднимавшегося  из  глубин   вязкого
расплава.  Мы  попытались  представить  себе объем выпиравшей  массы,  цифры
получались порядка 1000 м3/ч...
  Накануне вечером мы провели несколько часов на  этом сказочном балконе,
захваченные  зрелищем огненных  лавин. Сейчас  на солнце  раскаленные  камни
смотрелись не  очень выигрышно. Тем не  менее  мы  не  могли оторвать от них
взгляда: вот огромная  глыба отделилась от  купола,  подпрыгнула на  склоне,
распалась на  несколько кусков, те, убыстряя бег, раскрошились  на еще более
мелкие обломки, которые покатились вниз,  удлиняя прыжки то мере возрастания
скорости,  при  каждом подскоке  поднималось  облачко  пыли,  оно,  клубясь,
соединялось с собратьями, и вскоре над