ра Эрта-Але  в
сказочной Афарской впадине в Эфиопии. Были сумерки - единственное время дня,
когда  можно  увидеть подобное зрелище.  Днем лучи солнца,  даже отраженные,
мешали  различить огоньки  струек  магмагического  газа,  возгоравшегося  на
воздухе, а ночью они таяли в ярком свечении раскаленной лавы. В тот вечерний
час  конца  января   мы  стояли  и  как  зачарованные   смотрели  на  пляску
бесчисленных полупрозрачных синеватых огоньков...
  Действительно   ли   то  были  струйки  газа,   просачивавшиеся  сквозь
бесчисленные поры раскаленной поверхности жидкого камня, или это лопались на
воздухе микроскопические пузырьки?  Я  этого не знаю.  Однако  микропузырьки
встречаются  в  огромном  количестве  и в кипящей  магме, и  в  затвердевших
вулканических породах  -  базальтовых  шлаках,  обсидиане,  пемзе. Возможно,
таинственные крохотные  огоньки, виденные нами на исходе дня  30 января 1973
г. на Эрта-Але, были  самыми маленькими  газовыми пузырьками, которые только
приводилось  наблюдать  людям,  а  две  гигантские  полусферы,  на несколько
кратких мгновений взметнувшиеся в небо над Эребусом, - самыми крупными.
  Одно  из  зимних  посещений Пунта-Лючии  нам  пришлось сократить  из-за
плохой погоды.  Дело было  не в  том, что нам не  хватило  бы  провизии  или
керосина  для  плитки,  и  не в том, что мы  не смогли бы высидеть без труда
сколько надо в удобном иглу: просто на этот раз нас оказалось слишком много,
так как мы взяли в это приятное путешествие  нескольких  друзей, не  имевших
отношения  к вулканологии.  И если вулканологам  ничего  не  стоит просидеть
взаперти много  дней подряд в  двух шагах от текущей  лавы,  то неспециалист
особого восторга от этого не испытывает. Поэтому я принял решение при первом
же затишье повернуть обратно.
  Это было не  отступление, а скорее  бегство. Пришли мы сюда  в  хорошую
погоду, уверенно ступая по крепкому снегу. Но к моменту, когда первая группа
вышла в обратный путь, густой снег валил уже давно  и не думал утихать. Лыжи
мы  не  захватили:  во-первых,  на  твердом снегу  они  были  ни  к чему,  а
во-вторых,  кое-кто из  нас  не умел ходить на лыжах. В результате  подъем к
вершине оказался весьма утомительным: дул сильный ветер, а туман не позволял
сориентироваться даже  троим-четверым бывалым альпинистам  нашей  группы. Мы
еле дотащились до вершины часов за шесть, в то  время как в обычных условиях
тренированная группа доходит до нее за час.
  Это  восхождение  совпало  с  вулканологическим  крещением  для  химика
Роз-Мари Шеврие, заинтересовавшейся составом эруптивных газов, но никогда до
этого не забиравшейся высоко в  горы. Научная часть мероприятия прошла более
чем удовлетворительно, и с тех пор Роз-Мари ходила с нами и на извергающийся
Суфриер,  и на  Мерапи,  и на другие  вулканы.  Что же  касается  собственно
восхождения, то думаю, она его запомнила на всю жизнь.
  Роз-Мари  устала  до такой степени,  что через  несколько часов уже  не
могла   заставить  себя  передвигать  ноги.  Вообще-то   легко   сказать   -
"передвигать ноги", на самом деле  для этого надо было сначала вытащить ногу
из  дыры  в  снегу  глубиной  сантиметров  тридцать,  а то  и  больше, потом
перенести ее вперед и ухитриться  попасть в  такую же дыру, расположенную не
только выше первой, но и слегка дальше, чем надо, потому что шаг у  Роз-Мари
не такой широкий, как у идущего впереди...  Тренировки у  нее было, конечно,
маловато,  а  в тяжелых условиях это решающий фактор. Наконец, заметим,  что
идти по  снегу в ясный день - это  совсем  не  то  же самое, что продираться
сквозь снег, над которым висит густой туман.
  Увидев, что уставшая Роз-Мари отстает от остальных четырех членов нашей
связки  (мы разбились на три  условные "связки" без  веревок  на маршруте от
Пунта-Лючии  до  Гран-Альберго),  я встал на место  замыкающего  и попытался
вслух подбодрить ее, ибо ничем иным помочь не мог. Этого хватило на полчаса,
после чего  ее усталость  взяла  верх.  Она  усугублялась  еще  и  тем,  что
вершинный гребень  никак не  показывался, хотя  я и уверял,  что он  вот-вот
проступит. Гребень  не желал  выплывать из  тумана, и действительно начинало
казаться, что никакого гребня так никогда и не будет.
  У  нас  с собой  были  лыжные палки,  и  я принялся легонько покалывать
Роз-Мари под коленки  "Давай,  Роз-Ма,  уже почти  дошли!" Но она  больше не
могла. Снег под ней опять провалился  и, стоя на коленях, в ответ на все мои
увещевания она могла только слабо улыбаться да повторять еле слышным голосом
"Оставь  меня,  лучше  я здесь  умру".  Искренность  ее слов не подлежала ни
малейшему  сомнению. Роз-Мари вообще  не  склонна ломать  комедию.  И тут  я
почувствовал настоящий страх... Уже не раз на протяжении последнего часа она
говорила  мне,  что ее силы на  исходе.  Однако мне  казалось, что  это дело
обычное: ноги устали,  дыхание перехватывает, сердце подкатывает к горлу, но
чуть отдохнул,  воспрял  духом -  и бредешь снова. Роз-Мари  до  этого  тоже
всякий  раз снова  пускалась в путь: женщины  вообще  проявляют большую силу
воли и большую стойкость перед лицом страданий, чем мужчины. Но на  этот раз
все было по-другому...
  По тону ее голоса и по беспомощной доброй улыбке я понял, что у нее  не
осталось  даже инстинкта самосохранения.  Она  слишком  устала  физически  и
именно поэтому потеряла волю к  борьбе, лишившись которой человек  неминуемо
гибнет, и очень  скоро. Мне вспомнилось, как в одну  ночь в огромном кратере
Анкло вулкана Фурнез  на острове  Реюньон  погибло  трое молодых  мужчин.  В
официальном сообщении было сказано, что они замерзли. К такому  выводу могли
прийти  только  невежды:  при температурах  порядка  нуля  градусов  люди не
замерзают. Они  погибли  потому, что потеряли  надежду, перестали  бороться,
разуверились,  что  смогут  выжить вблизи  бурлящего  кратера, под  холодным
дождем,  ночью.  Спросите Алена Бомбара,  давно  изучающего  психологическое
состояние и физическую возможность выживания  потерпевших кораблекрушение, а
также опыт людей, прошедших через гитлеровские концлагеря, и  он скажет вам:
здесь все решает психика. Именно для того, чтобы доказать это, он и пустился
в свой  беспримерный дрейф через  Атлантический океан,  длившийся более  ста
дней. И доказал.
  Летчик Гийоме, ценой невероятных усилий сумевший остаться в живых после
вынужденной  посадки на  затерянной в Андах  природной  посадочной площадке,
сказал  позже о  себе: "Я такое сумел, что ни одной скотине не под силу". Но
совершил он это не потому, что хотел остаться в живых, - об этом он не мог и
думать,  а для того, чтобы  его тело  было найдено.  Для этого он должен был
умереть на открытой скалистой площадке, а не среди ледников и вечных снегов,
где  остался его самолет.  Если  его труп обнаружат, думал  он, и эта  мысль
заставляла его идти все  вперед  и вперед,  то страховой компании не удастся
представить  дело  так, что он, мол, пропал без  вести,  и в этом случае его
вдова  сразу  получит  страховку. Гийоме совершил этот  беспримерный  подвиг
только ради того, чтобы его жена не оказалась нищей. Если бы речь шла только
о его собственной жизни, он бы не смог всего  этого сделать. Как ни странно,
он уцелел благодаря коммерческому эгоизму страховой компании. Можно сказать,
что  и наша  Роз-Мари,  выбившись  из сил, оказалась в таком же положении, в
каком очутился бы Гийоме, не будь у него страхового полиса.
  Убедившись,  что  Роз-Мари  не   сдвинется  с  места,  я   ощутил   всю
безвыходность положения. Силы у  меня были уже не те,  я не мог взвалить  ее
себе  на плечи  и  донести хотя  бы  до Торре-дель-Философо, бетонные  стены
которой  по  крайней мере  укрыли  бы нас  от  ветра.  Товарищи наши, шедшие
впереди, были не  сильнее меня. К тому же они успели скрыться в тумане, и до
них были не докричаться. Между нами пролегала лишь цепочка глубоких следов в
снегу,  но и та почти исчезала  в белесой предвечерней мгле.  А те, что идут
сзади,  натолкнутся ли  они  на  нас или пройдут  стороной? И когда еще  это
будет?  А ведь  они  оставались нашей единственной  надеждой на спасение  до
самого утра. Но сможем ли мы пережить ночь, даже если зароемся в снег, чтобы
страдать только от холода, а не от ветра?
  Такого варианта  я не  предусмотрел, и теперь  ругал  себя  за это. Как
руководитель  я был обязан учесть  все: много лет  я  твердил,  что на  Этне
заблудиться в пустынных просторах или оказаться застигнутым бурей на большой
высоте по-настоящему опасно. И  тем не менее в разгар зимы я сам  отправился
сюда, да еще с новичками. Да, две трети из нас были новичками  - начинающими
альпинистами или начинающими вулканологами...
  О том, чтобы идти за помощью вниз, оставив Роз-Мари одну, не могло быть
и  речи.  Во-первых, мы рисковали потом  не найти ее  под снегом, но гораздо
опаснее были одиночество и  безнадежность:  она бы  их не вынесла. Какими-то
неуклюжими словами я пытался убедить ее встать.
  Она  лежала,  не говоря ни слова, и отрицательно  качала головой  сил у
нее хватало только на то, чтобы улыбаться. Тогда я опустил  рюкзак на снег и
уселся   рядом,   обдумывая,   как  нам  с   наименьшими  потерями  пережить
надвигавшуюся ночь, которая продлится часов пятнадцать. У  меня  не  было  с
собой  ни спального мешка, ни брезента, ни плащ-палатки, чтобы  укрыться  от
снега... Я клял себя на  чем свет стоит за такую непростительную оплошность.
"Зачем  ты сел? - еле слышно прошелестела Роз-Мари. -  Не надо, прошу  тебя,
оставь меня и иди". Я ей растолковал, что оставить ее здесь одну немыслимо -
высота 3200 м, зима, вьюга... Это было действительно совершенно немыслимо.
  И тогда она сделала для меня то, чего не могла сделать для себя  самой.
Она не хотела, чтобы я разделил ее участь.
  - Помоги мне встать. Идем.
  Мы встали  и пошли. И дошли. Пока мы шли, всю дорогу я клял и клял себя
за непредусмотрительность.

  Глава тринадцатая,

  где описываются основные  виды вулканов, где делается попытка популярно
рассказать  о химическом составе лавы и  его влиянии на температуру магмы, а
тем самым  и  на ее вязкость, которая наряду с присутствием газов определяет
степень эруптивности и, таким образом, характер извержений.

  Отличительной  чертой активности Этны является ее непрерывный характер:
лава мирно изливается  из  жерл,  расположенных  иногда  у  самого основания
северо-восточной  бокки, иногда на  несколько километров дальше  и  на сотни
метров  ниже, причем  дегазация  магмы имеет место на вершине. Уже в течение
трети века я наблюдаю за Этной, стараясь делать это как можно чаще, и за это
время  она действовала таким образом на протяжении примерно двадцати лет, то
есть  около  двух  третей  указанного периода. В первую  очередь здесь  надо
отметить чрезвычайно длительный  период, который  начался  в  середине  50-х
годов  и  продолжался вплоть  до извержения 1971  г.  с небольшим  перерывом
(менее двух лет), связанным с мощным извержением 1964 г. Я уже упоминал, что
за это время образовались напластования лавы  толщиной более 200 м  ныне они
служат как бы цоколем северо-восточной бокки.
  Затем  наступила  трехлетняя  передышка,   после  чего  вновь  начались
извержения того  же  характера,  на  сей  раз около Пунта-Лючии, то  есть на
несколько сот метров ниже, чем в 1955-1971 гг. В это же время газы выходили,
и весьма бурно, все из того же северо-восточного кратера. Я предполагал, что
подобная активность опять  продлится не меньше десяти, а то и двадцати  лет,
но когда я вновь  приехал  к  Этне после  неприятного перерыва, связанного с
суфриерским  скандалом,  меня  ждало   разочарование.  Этна  превратилась  в
"обыкновенный"  вулкан,   у  которого  периоды  активности  короче  периодов
спокойствия в противоположность постоянно действующим.
  Оговоримся "обыкновенный" в данном случае значит один из необыкновенных
и очень  редких  вулканов,  действующих непрерывно или почти  непрерывно,  а
среди тысяч современных  потенциально активных вулканов таковых наберется не
более двух дюжин. Кстати сказать,  случается,  что  "необыкновенный"  вулкан
становится  вполне  "нормальным", равно как ничем  не  примечательный  ранее
вулкан   может  вдруг  перейти  в  категорию  "необыкновенных",  действующих
постоянно.
  В эту немногочисленную категорию входят вулканы, обладающие непрерывной
умеренно  эксплозивной  активностью,  вулканы,  имеющие  постоянное  лавовое
озеро, а также вулканы  непрерывного  эффузивного  действия. Среди вулканов,
активность которых носит почти непрерывный и умеренно эксплозивный характер,
следует назвать Стромболи на  Липарских островах, Семеру  на Яве, Суванозе в
Японии, Яуэ на Новых Гебридах, Сантьяго в Никарагуа... Кроме того, с 1631 по
1944 г. работал Везувий, а с 1770 по 1957 г. - Исалько в Сальвадоре.
  Первым из вулканов, обладающих постоянным лавовым озером, стал известен
Килауэа, открытый в 1823 г. на Гавайях,  однако он лишился  своего озера при
извержении 1924  г.  Открытое в 20-х годах озеро вулкана  Ньямлагиры в Заире
пропало  во время извержения 1938 г.  Озеро его  ближайшего  соседа, вулкана
Ньирагонго, ждало своего открывателя двадцать лет  - до 1948 г., в  1977  г.
оно в течение 20 мин полностью ушло в трещины, внезапно открывшиеся в  массе
конуса,  с тем  чтобы  вновь  возникнуть в  1982 г. Далее  следует  отметить
открытие  в  50-х  годах  озера вулкана Михара (Япония), Эрта-Але  в Эфиопии
(1969)  и  Эребуса  в  Антарктике  (1973).  Два  последних,  а  также  озеро
Ньирагонго мне особенно дороги, так  как я принимал участие  в работе групп,
вначале открывших, а затем изучавших эти озера.
  Наконец, к третьей категории относятся непрерывно действующие  вулканы,
чья активность носит эффузивный характер и длится в течение долгого периода.
Здесь следует различать вулканы  с вязкими кислотными и с жидкими  основными
лавами. К первым я отношу Мерапи (Ява)  и Сантьягито, родившийся в Гватемале
в 1922 г. Во второй группе имеется один-единственный вулкан - Этна.
  По характеру своей деятельности  он действительно уникален. Однако есть
и  другие уникальные вулканы  -  по той или иной характеристике, например по
химико-минералогическому  составу  своей лавы.  Таковыми  являются  Везувий,
Ньирагонго и Эребус, таков танзанийский вулкан Олдойнио Ленгаи, единственный
в мире, извергающий  не силикатную, а карбонатную лаву... Кстати, я  пока ни
слова  не  сказал   о  составе   лавы:  ничего  себе  забывчивость,  это   в
тринадцатой-то главе книги о вулканах!
  Карбонатиты   африканского    вулкана    Олдойнио   Ленгаи,   повторяю,
представляют собой  абсолютно  уникальный,  исключительный  случай, ибо  все
остальные  вулканы  на Земле  извергают только  лаву силикатного  характера.
Силикаты  составляют  95%  (по  весу)  всех  известных  минералов,  а  среди
вулканических  пород  даже 99%. Понятно, что  карбонатная  лава  - это самое
настоящее исключение,  так как  в этот единственный  "несиликатный"  процент
входят преимущественно окислы, в  основном окислы  железа и  титана, так или
иначе присутствующие в силикатных лавах.
  Силикатами  называются производные  кремнезема.  Кремнезем,  или  окись
кремния, всем хорошо известен.  В  некристаллической  форме это  стекло, как
искусственное, так  и естественное. Под естественным стеклом имеется  в виду
обсидиан -  особая  лава, на  четыре  пятых  состоящая  из  окиси  кремния и
встречающаяся   несравненно  реже  наиболее  распространенных  базальтов   и
андезитов.  В кристаллической же форме - это так называемый горный хрусталь,
иначе  говоря,  кварц,  его  фиолетового   цвета  разновидность   называется
аметистом. Кремнезем,  кристаллический или аморфный,  самый распространенный
минерал на свете. Это объясняется чрезвычайной прочностью химической связи в
молекуле   iO2 одного атома кремния  с двумя  атомами  кислорода. А  эти два
элемента  встречаются  в составе  земных  минералов  намного чаще,  чем  все
остальные: их в земле  три четверти. Вот состав в процентах:  кислород более
46, кремний около 28, алюминий - 8, железо - 5, кальций - 3,6, натрий - 2,8,
калий - 2,6, магний - 2,1, титан - 0,4...
  Валентность  кремния четыре, а  кислорода  - два.  Поэтому  каждый атом
кислорода фиксирует по две валентности кремния,  и такой союз является одним
из  наиболее  прочных в природе.  Что касается  силикатов, то это комбинации
молекулы   iO4, с другими атомами или молекулами. Действительно, поскольку в
этой  молекуле  четыре валентности атома кремния  фиксируются  не  двумя,  а
четырьмя атомами кислорода, то  у  каждою атома кислорода остается по  одной
свободной связи,  а  всего их  в молекуле четыре.  Поэтому к данной молекуле
могут присоединяться алюминий, железо, кальций, щелочные металлы и т. п. При
этом  образуется  примерно  семьсот  кремнийсодержащих соединений.  Все  они
делятся  на пять  главных  семейств: полевые  шпаты,  слюды, роговые обманки
(амфиболы),  пироксены  и  оливины.  Мы  их перечислили в  порядке  убывания
содержания  кремнезема.  Наиболее часто  из  них встречаются светлые,  почти
белые полевые шпаты.
  С уменьшением  содержания кремния растет содержание других,  в основном
железо-магниевых элементов, которые, замещая кремний, образуют тот или  иной
минерал. Чем меньше в минерале кремния, тем он  тяжелее и темнее,  поскольку
указанные элементы отличаются от окиси кремния  более  высокой плотностью  и
менее светлой окраской.
  В  состав лавы входят в основном от трех до пяти различных силикатов, а
также  (не  всегда)  кварц  и  окислы.  Лавы  различаются  прежде  всего  по
содержанию  кремнезема:  лавы  с  высоким  содержанием кремнезема называются
кислыми   (и   даже   сверхкислыми),  с   низким   -   основными   (и  также
сверхосновными), между ними помещаются так называемые "средние" породы.
  Кислые   породы  настолько  богаты   кремнеземом,  что   часть  его  не
соединяется с глиноземом (окисью алюминия) или железо-магниевыми элементами,
а остается  в породе в свободном виде, то есть в форме кварца. В зависимости
от  размера  кристаллы  кварца  можно  увидеть  невооруженным   глазом,  под
увеличительным   стеклом   или   под   микроскопом.  Неоткристаллизовавшийся
кремнезем выступает в виде аморфного остаточного стекла. Основные же лавы не
содержат  свободного  кремнезема,  который  целиком  и полностью  соединен с
глиноземом, щелочными металлами и железо-магниевыми элементами. Чем меньше в
минерале кремнезема,  тем больше в  нем, естественно, оливинов и пироксенов,
весьма богатых железом и магнием. И, как я уже  говорил, тем тяжелее минерал
и  тем  ближе к  черному  его  цвет. Верно и обратное. Я  уже  упоминал, что
базальты  встречаются  значительно  чаще,  чем  все  другие  виды лав вместе
взятые. Именно из базальтов  состоит в основном дно океанов, занимающее  три
четверти площади земной поверхности.  И лавы нашей Этны  почти исключительно
базальты. Я не  буду  описывать тонкие  различия, существующие  в петрологии
между разными базальтами, которых великое  множество, и то значение, которое
они имеют для магмы: все это описано в специальной литературе.
  Надо помнить, что граница между кислыми, средними и основными  породами
не является чем-то  непреодолимым  и что переход из одной категории в другую
может  происходить весьма плавно.  Сначала  лаву  относят  к  той  или  иной
категории приблизительно на глаз. Потом берут  лупу  и  ищут  кристаллы,  по
размеру  которых  можно делать  соответствующий вывод. Чем  больше видно под
лупой кристаллов,  тем точнее будет вывод. Кристаллы размером порядка одного
миллиметра  называются  фенокристаллами  (от  греч.   hai o  -  являю).  Они
образуются за  время долгого пути  магмы к  поверхности.  Чем  дольше  магма
путешествовала  по  трещинам  земной коры,  тем крупнее кристаллы.  Основная
масса породы состоит из микрокристаллов и  некристаллических  силикатов,  то
есть стекла. Микрокристаллы  изу