же недвижная на первый взгляд
колонна грязновато-серого цвета. Мириады камней возносились слишком быстро и
поэтому  были  неразличимы.  Столб  поднимался  среди  пухлых клубов пара  и
упирался  в  низко нависшие темные тучи,  откуда на нас низвергался каменный
град.
  Новый удар пришелся по левой коленной чашечке. Больно! Я  пощупал место
ушиба и согнул ногу: действует... Ссадина, не больше. Я снова повернулся  на
левый бок.  Тепло  сразу перестало  расползаться,  и впереди я  вновь увидел
своих спутников. Было впечатление, что прошли  часы, хотя я  потерял  их  из
виду  всего  на  тридцать секунд.  Что ж,  посреди  такой  жуткой вакханалии
тридцать секунд одиночества - немалый срок.
  Четверо  людей,  по-прежнему лежавших  тесной  группкой,  зашевелились.
Перекрывая свист и грохот, я окликнул Легерна:
  - Эге? Фанфан?
  - Все в порядке, дядюшка! - прокричал он мне. - А у тебя?
  - Тоже в порядке... Никто не ранен?
  - Нет, ничего серьезного. Один только паникует немного...
  Держитесь, ребята! Паника - вещь заразная.
  Камень весом в три-четыре  фунта скользнул по каске, задел правое плечо
и  плюхнулся в  грязь,  забрызгав мне все лицо.  В глаза,  в ноздри набилась
глина.  Теперь  я ощущал ломоту во всем теле, но лишь левое колено причиняло
настоящую  боль   не проходило  и  жжение  в левом боку.  Я  не  осмеливался
представить  себе картину раны. Сколько "кубиков" крови вытекало из  нее  за
одну минуту?  Нет, лучше не  подсчитывать...  Тут же  я укорил  себя за  эту
мелкую трусость:  "Ты  определяешь объем  щебня и пара, вылетающих  из этого
мерзкого  вулкана,  и боишься узнать, сколько собственной  драгоценной крови
потерял за время лежания! Чем ты лучше того паникера?"

  Живы и почти здоровы!

  Грохот оборвался столь же внезапно, как и начался.
  Больше не  было слышно  ни  рокота,  ни  рева,  только свист  и  шлепки
последних падающих камней. Так продолжалось  еще несколько секунд, сколько -
я, к сожалению,  не успел засечь, иначе можно было бы  высчитать,  на  какую
высоту взлетали обломки. Затем наступила поразительная тишина... Собственно,
какие-то  звуки  оставались  -  еще  шипел   пар,  чавкала  жижа,  но  после
закладывавшего  уши рева все это казалось чудом умиротворения и спокойствия.
Какое-то атавистическое чувство  не  позволяло воспринять  тишину  за чистую
монету, а заставляло считать ее очередной  уловкой коварного вулкана, паузой
перед   следующим   приступом.  Хотя   мне  бы   полагалось  знать  характер
фреатических  извержений:  они  прекращаются  столь  же  внезапно,   как   и
начинаются.
  Объясняется это тем, что давление подземного пара и его объем падают до
определенной  величины,  ниже  "порога",  заставляющего  пар  вырываться  на
поверхность. Но поди  догадайся наверняка,  что  происходит в чреве вулкана!
Механизм извержений  выглядит  просто  лишь  на  бумаге. В любой  миг  могло
произойти что-нибудь неожиданное -  процесс  мог захватить,  например, новый
водяной карман. Быстрей отсюда!
  Легко сказать... Глинистая жижа не самый удобный тракт. Но тут нас ждал
сюрприз. Едва почва под нами перестала трястись  - она отзывалась на падения
бесчисленных обломков,  среди которых были и крупные глыбы, на микротолчки и
даже на  некоторые ощутимые сейсмические толчки, - как за  считанные секунды
грязь застыла. Оказалось, что  глинистая поверхность превратилась в жижу, не
позволившую  нам убежать,  только  с  началом  извержения.  По  дороге  сюда
последние сотни  метров  не  доставили нам особых трудностей. Конечно, склон
был покрыт грязью, но мы не проваливались в нее, а довольно  спокойно шагали
к  цели.   Однако  как  только   вулкан  зашевелился,  вступила  в  действие
тиксотропия, любопытное явление, превращающее гель  в жидкость и,  наоборот,
позволяющее  сжиженной  массе вновь обрести относительную жесткость, едва ее
оставляют в покое.
  С трудом поднявшись, я побрел к четырем  спутникам... Вид  у них был не
самый  презентабельный: вымазанные с ног  до  головы  в глине,  вытянувшиеся
лица,  у  одного все  еще  выпученные от  страха глаза.  Я,  конечно, и  сам
выглядел не лучше, но, по счастью, не мог взглянуть на себя!
  Наш гость, вскочив первым, ринулся вниз, бросив на месте свой приметный
резиновый плащ. Мы тоже попытались  бежать, но ушибы  и ранения давали  себя
знать. Спину Легерна прикрывал рюкзак, но на бедре сквозь  комбинезон и слой
грязи проступало обширное  красное  пятно. Он брел,  ковыляя  и подволакивая
ногу. Фанфан не притвора, и я понимал, что коль скоро он так хромает, травма
должна причинять серьезную боль.
  Это напомнило  мне о  собственной ране. Жжение  почти прошло. Я  провел
рукой по пояснице: крови не было. Может, глиняная короста сделала комбинезон
непромокаемым?  Впрочем,  сейчас  это  не  имело  значения.  Слабости  я  не
чувствовал, а значит, потеря  крови  была не  столь  велика. Правда, я  тоже
хромал из-за ушибленного колена. Джон подставил плечо Фанфану,  Марсель  Боф
обнял меня  за талию, а я его за шею. Спасибо,  Марсель!  Долгий  осторожный
спуск живо напоминал картину "Вынос раненых с поля боя".
  Итак, свершилось чудо -  нам всем полагалось  лежать мертвыми, а вместо
этого мы  вышли из передряги  даже без  серьезного увечья. Жозе  Ортега и Ги
Обер, как выяснилось, успели вовремя покинуть опасную зону  радиусом  в  сто
метров и вскоре встретили нас. Что касается Фэвра-Пьерре и  Роз-Мари Шеврие,
то они издали наблюдали за грандиозным зрелищем. Оба очень испугались за нас
и чуточку за себя. Со своей "колокольни" они  видели  поразительные вещи   в
частности,  у  них   на  глазах  треснул   купол  Суфриера  -  по  всей  его
трехсотметровой  высоте сверху до низу пробежала трещина  и из  нее один  за
другим стали бить фонтаны белого пара, смешанного с темным пеплом.
  Четверо  раненых  -  Джон,  Фанфан,  Марсель  и  я  -  были  доставлены
вертолетом с Ослиного луга в больницу Пуэнт-а-Питра. Легерну и Бофу пришлось
провести  там  два  дня  под  наблюдением  врачей. Первому  в  бедро глубоко
вонзился острый  осколок  камня   хирург, раздвинув края  раны, сказал,  что
видна шейка бедра. У  второго поначалу подозревали разрыв селезенки от удара
тяжелой  глыбы. Нас с Джоном выпустили через несколько часов. Как оказалось,
моя  "кровоточившая  рана"  была плодом воображения. Камень, стукнув меня по
боку, завалился за спину, и я налег на него всем телом. Поскольку камень был
горячий -  нагретый самое малое до ста градусов, - он причинил мне, несмотря
на одежду,  ожог второй степени, который  заживал  добрых  два  месяца,  и я
ощущал его последствия еще полтора года спустя.
  К понятной радости от того, что  нам довелось пережить почти без потерь
столь   потрясающее   приключение,   добавлялось   чисто    профессиональное
удовлетворение  от   сознания,   что  мы  впервые  наблюдали   малоизученное
фреатическое явление как  бы изнутри. Я  получил зримое  подтверждение того,
что  применительно  к  этому  типу  извержений  нельзя  говорить  о  взрыве,
поскольку взрыв, идет ли речь о порохе, атомной бомбе, лопнувшей шине или...
вулкане,  проявляется в мгновенном освобождении большого количества энергии,
находившейся  прежде в  ограниченном  объеме. А  у нас процесс  длился свыше
тринадцати минут... Кроме того, взрыв в  первое же мгновение  достигает пика
интенсивности   на  Суфриере  мы  наблюдали,  как  струя  пара   в   течение
тридцати-сорока секунд набирает мощность и застывает "на максимуме" до конца
извержения.

  Свежей лавы все-таки нет

  На  следующий  день  мы  с  Жозе  Ортегой   вновь  поднялись  на  место
происшествия. Мне хотелось окончательно убедиться в отсутствии следов свежей
лавы среди выброшенных  вчера обломков. Это следовало сделать еще  и потому,
что  вечером  памятного дня префект  устроил пресс-конференцию,  на  которой
профессор  Аллегр  повторил, что среди вылетевшего пепла  он  видел пугающее
количество свежего  вулканического стекла. Куда более пугающе прозвучал  его
вывод: присутствие  магматического расплава  в непосредственной  близости от
поверхности предвещает скорый вылет палящей тучи!
  Мне хотелось  еще разок на свежую  голову оценить размер бомб, которыми
накануне нас закидал  Суфриер. Когда  под  конец  вчерашнего безумного  дня,
столь    богатого   происшествиями    и   волнениями,    после   злосчастной
пресс-конференции, на которой я  в знак протеста отказался раскрыть рот, мне
удалось добраться  до  постели,  в  голове  зашевелились  сомнения.  Неужели
действительно  в поле  моего зрения площадью меньше гектара упало с  десяток
глыб по две  тонны весом каждая?  Неужели без малого четверть часа мы лежали
под  обстрелом  бесчисленных  снарядов более  мелкого  размера,  но  все  же
тянувших по  несколько  кило  каждый,  -  и  при  этом ни  один  не  получил
серьезного увечья?!
  Несмотря на ноющую боль в моем колене, мы быстро одолели Дамскую тропу.
Жозе  - закаленный,  привычный к горам ходок и молчаливый  спутник,  поэтому
подъем проходил в тишине. Я не люблю болтовни  на подъеме.  Хотя было  ясно,
что в ближайшие дни извержения ждать не следует - необходимо какое-то время,
чтобы под землей могло скопиться достаточно пара, нагретого глубинной магмой
до  определенной  температуры,  - мы двигались настороже, навострив  глаза и
уши, улавливая чуть ли не кожей мельчайшие подозрительные признаки... Нельзя
было пропустить ни толчка, ни шороха.
  Общий  вид  вершины  Суфриера   не  изменился,  разве  что  значительно
прибавилось  пепла и измельченных в пыль  частиц  породы.  Глинистый слой на
подходе к  кратеру, где мы вчера попали в ловушку,  окончательно  затвердел,
нога  не  проваливалась.  В  самом  кратере,  где накануне  творилось  дикое
буйство, мирно курился пар,  кудрявые теллурические  "барашки",  толкая друг
дружку, возносились к голубому небу.
  Расследование получилось быстрым,  решительным и  безаппеляционным:  по
объему глыбы действительно соответствовали впечатлению, оставшемуся у меня в
памяти. И все они без малейшего исключения состояли из старых пород. Никаких
признаков свежей лавы.

  Суфриер и его антильские собратья

  Суфриер уступает в красоте  величественным профилям таких вулканов, как
Майон  на  Филиппинах, Сангай  в Эквадоре или  вулкан Шишалдина на Алеутских
островах. Тем не менее и он не лишен шарма. При взгляде издали отмечаешь его
округлый силуэт, а  при подъеме дорога идет через  густой  тропический  лес.
Горы  высотой  около 1500  м  поднимаются  над  основанием, протянувшимся на
десять  километров  вдоль  моря. Конус образован  вулканическим  материалом,
тысячелетиями вылетавшим из жерла. На нем видны  сложенные массивной породой
купола, застывшие лавовые потоки, брекчии, порожденные консолидацией осадков
палящих  туч,  конгломераты  глыб,   выброшенные  из  эруптивных   жерл  или
принесенные жуткими потоками вулканического ила, слои пепла и т. д. Активный
кратер, то есть собственно Суфриер*, давший наименование горе, расположен на
вершине неправильного усеченного конуса высотой около 500 м.  Ширина  его  -
700  м  у основания и 350 -  у  вершины.  Он возвышается над  более  древним
вулканическим  рельефом,  который  прослеживается  на   протяжении   десятка
километров от морского побережья до примерно тысячеметровой отметки.

  * Суфриер - серный рудник (франц.). Прим. перев.

  Купол   рассечен   широкими   трещинами,  ориентированными   частью   с
юго-востока  на северо-запад, частично  строго в меридиональном направлении.
Все  извержения, случившиеся  в  историческое  время, происходили  через эти
трещины.  Однако  то, что  мы считаем  историческим  временем,  занимает  на
Гваделупе небольшой отрезок, каких-нибудь три столетия - пустяк, когда  речь
заходит  о  вулканах.  Мне  могут  возразить  что  Христофор  Колумб  открыл
Гваделупу гораздо раньше,  в  1493 г. Но великий путешественник лишь посетил
остров и поплыл  дальше. Колонизация началась с приходом французов в 1635 г.
Они  зарегистрировали три извержения в XVII в., два в самом конце XVIII  в.,
шесть в прошлом столетии и два в течение нынешнего  все были фреатическими.
  Таким  образом,  брекчии,  образовавшиеся  из  сцементированных  частиц
палящих туч, купола и  застывшие потоки -  все эти окаменевшие свидетельства
излияний  магматических расплавов,  экструзий крупных  масс  вязкой  лавы  и
могучих взрывов  относятся  к доисторической эпохе существования острова. Их
возраст, то есть количество лет, прошедших со времени их появления на свет в
результате "родовых схваток" земной коры, еще не  установлен, за исключением
примерной  даты  рождения  одного  потока  пемзы.  На  пути  этого  расплава
оказалась лесная зона,  и деревья, горевшие  без доступа воздуха под завалом
раскаленной  породы, постепенно превратились  в  древесный уголь.  С помощью
радиоуглеродного  анализа время  этого  извержения  было  установлено где-то
между 1250 и 1550 гг. нашей эры.
  Если  допустить,  что   взятие  проб  проходило  со  всеми  надлежащими
предосторожностями,  а лабораторные манипуляции проведены  по всем правилам,
то  получается,  что  последнее  из  бесчисленных  магматических  извержений
случилось  на Суфриере в  конце средневековья. Никаких традиций, преданий  и
легенд той поры на острове не сохранилось, поскольку коренные обитатели были
истреблены до  единого. Память  о давних катастрофах не могла  внушать страх
нынешним гваделупцам. Безусловно, слова "палящая туча" ассоциировались у них
с гибелью в 1902 г 28 тыс.  жителей Сен-Пьера на Мартинике.  Ужас повторения
подобной беды покоится под спудом, пока  дремлет вулкан, у подножия которого
стоят  их  жилища,  и  разом  просыпается  с  первыми  признаками  оживления
вулканической деятельности.
  Мартиникский   Мон-Пеле,    завоевавший   печальную    славу   наиболее
"убийственного" из карибских кратеров, тем не менее не единственный в списке
вулканов,  насылавших  палящие  тучи  на  острова Антильского  архипелага  в
историческую эпоху.  Немало  жертв и на счету другого Суфриера - на  острове
Сент-Винсент, расположенном в 160  км к югу от  Мартиники: накануне рокового
для  Сен-Пьера дня Суфриер убил своим палящим дыханием 1600 человек. Об этой
катастрофе редко упоминают во  Франции  - может потому,  что  Сент-Винсентом
правили  англичане?  Но  ведь  катастрофа  была!  Из  семнадцати  антильских
вулканов,  официально  числящихся активными  (возможно,  их  больше), восемь
извергались за последние триста лет. Три вулкана из этого числа - подводные:
в южной точке островной дуги, возле Гренады, расположен Кик-эм-Дженни  ("Дай
им,  Дженни"),  около  Сент-Люсии-Ходдер, а  третий,  оставшийся безымянным,
заявил о себе 17 февраля 1843 г. Он лежит  прямо к югу от "нашего" Суфриера,
между Гваделупой и островком Мари-Галант.
  За вычетом выбросов Мон-Пеле и сентвинсентского Суфриера все пятнадцать
извержений, зафиксированных на Антильской  дуге в историческую эпоху,  были,
похоже,   фреатическими.   Мон-Пеле,  кстати,  тоже  дал   два  фреатических
извержения -  в 1792 и 1851  гг., но  всемирной известностью он  обязан двум
своим магматическим извержениям. Первое продолжалось больше двух лет, с 1901
по 1903 г. Обычно вспоминают о тысячах погибших  8  мая 1902  г.,  но жертвы
были и 5 мая  того же года,  и  30 августа  1903 г... Что  касается  второго
извержения, то оно растянулось  на три с  лишним года (1929-1932) и обошлось
без  жертв. Суфриер Сент-Винсента  произвел четыре магматических извержения,
причем  некоторым  предшествовали фреатические  проявления:  в 1718 и  1812,
когда фаза  длилась  четырнадцать  месяцев,  в  1902-1903  (два  года)  и  в
1971-1972 гг.
  Следует признать,  что  три  смертоносных извержения менее  чем  за два
столетия с числом жертв, перевалившим  за 30 тыс., вызывают у людей законный
страх при пробуждении любого из вулканов архипелага. Тем  более что никто не
дал себе труд привить им хотя бы зачатки вулканологической грамоты, объяснив
населению  суть вулканизма,  степень  реальной  опасности  и вероятность  ее
возникновения.  Когда  началось  извержение   1976   г.,  префект  Гваделупы
разбирался в этих материях не больше своего несчастного коллеги, губернатора
Сен-Пьера,  погибшего  три четверти века назад вместе с остальными жителями,
которых он уговорил  не  бежать, а спокойно ждать дома  развязки (был  канун
выборов, и  губернатор боялся  потерять голоса избирателей). Если  уж  лица,
ответственные  за безопасность этого вулканического департамента,  ничего не
ведают о характере извержений и его возможных последствиях, чего можно ждать
от рядовых граждан?

  Отсутствие информации и ее избыток

  Когда чернокожих граждан заморского департамента  и  сегодня продолжают
учить в  школе,  что  "наши  предки  были галлы",  это  лишь  может  служить
предметом, увы,  невеселых  острот.  Однако совершенно недопустимым  следует
считать  тот  факт, что  ни  одно  из  учреждений  народного  просвещения  и
образования, ни одно из средств массовой информации не удосужилось ни разу -
повторяю:  ни  единого  раза  -  подробно рассказать жителям региона,  столь
жестоко пострадавшего от  огненной  стихии,  о том, что  представляют  собой
антильские  вулканы,  каких проявлений  их  деятельности следует бояться,  а
каких нет. Это не только свидетельствует о некомпетентности должностных лиц,
но и может быть квалифицировано как отказ в помощи терпящим бедствие.
  Когда  в марте 1976  г. префект Гваделупы, напуганный первыми толчками,
вызвал меня  из Парижа,  я  сказал  ему, что готов после освидетельствования
вулкана  и установления диагноза задержаться на острове  на несколько  дней,
чтобы ознакомить жителей  с необходимыми элементами вулканологии. Объяснение
-  лучший способ успокоить людей, полагал  я. Имеет  смысл  провести две-три
беседы по телевидению, а затем прочесть несколько более подробных лекций для
преподавателей, которые донесут знания  до молодежи. Мое предложение явно не
понравилось. Тем не менее я повторил его в июле после первого  фреатического
извержения. С тем же успехом...
  Я уже говорил, по каким причинам можно было не опасаться палящей тучи в
ближайшие  месяцы, а  то и  годы: магма  находилась еще на многокилометровой
глубине.  Не  увидел я  и признаков  приближения  вулканического  катаклизма
другого  типа. Это  я  пытался  втолковать  префекту.  Ни один  пароксизм не
начинался внезапно ни в  одном месте земного шара - во  всяком случае нам об
этом  не  известно. Всем  извержениям,  за которыми велись научно  грамотные
наблюдения,  обязательно  предшествовал  период  более  или  менее умеренной
деятельности. Поэтому  катаклизм (сам  по  себе  являющийся  исключением  из
правил)  не  наступает   "вдруг".  Начальный  период  иногда   не  превышает
нескольких дней, но чаще  растягивается на месяцы.  Так,  на Мон-Пеле первый
взрыв произошел в феврале, а  гибельная палящая туча  вылетела 8 мая.  Взрыв
Кракатау, унесший  26 августа  1883 г.  36  тыс. жизней,  стал  кульминацией
извержения,  начавшегося   тремя   месяцами   раньше.   Самый   колоссальный
вулканический взрыв нынешнего века случился 30  марта  1956  г. на Камчатке,
когда  вулкан  Безымянный   взлетел  на  воздух...  после   четырех  месяцев
активности. Замечу попутно, что, если  бы катаклизм  подобной мощи произошел
не  в  пустынном районе земного  шара,  а где-нибудь  в  Японии, Калифорнии,
Индонезии  или  Средиземноморье,  количество  жертв исчислялось  бы  сотнями
тысяч, а то и миллионами...
  Когда речь заходит о  столь сложном явлении природы, как извержение, то
причины задержки пароксизма нельзя свести к однозначному объяснению. Как мне
представляется, одна из главнейших причин столь долгой "прелюдии" кроется  в
том, что газам, изначально растворенным в  магматическом расплаве, требуется
время  для  выделения  из   раствора,  образования  крохотных  пузырьков   и
объединения  в  крупные  пузыри,  для  достижения  определенного