приблизиться к нему вплотную. А оно дается только
тем  кого такие вещи не только  не  пугают, но, напротив, привлекают,  и вот
эти-то люди и становятся настоящими специалистами.
  И  еще  одно  удовольствие  испытал  я, в  который  раз за  свою  жизнь
поднимаясь по  некрутым  склонам Этны.  Справа от  меня текла огненная река,
слева  тянулись снеговые поля  - странный вулканический мир, где соседствуют
жар и стужа! Опускались сумерки, и в них ярче  светились ручейки раскаленной
лавы, продолжавшие струиться сверху, хотя фронт уже погас.
  Сумерки,  и  предрассветные  и  вечерние,  самое  лучшее  время,  чтобы
смотреть на  извержение.  Именно в  сумерках  яснее всего  видишь  тончайшие
оттенки  цветов,  без  труда  отличаешь  червонное  золото кипящей  лавы  от
пурпурного   или  гранатового   цвета  угасающих,  готовых  застыть  языков,
улавливаешь  все  краски  сразу -  розовую, ярко-фиолетовую,  лиловую, алую,
среди  которых  вдруг  пробиваются  голубоватые  или  желтоватые  прозрачные
всполохи. На ярком  солнце цвета  теряются. В  темноте они ослепляют, а все,
что  вокруг, тонет во мраке. В  сумерках же ясно виден весь пейзаж от темных
скал на переднем плане, вздутых жгутов на поверхности застывающего базальта,
бликов огненной лавы на камне и до вершин,  громоздящихся  друг за другом на
горизонте под лазурным небосводом.
  Навстречу   нам  шел,  спускаясь  от  кратеров,  директор  Катанийского
международного   института  вулканологии  Лилло  Виллари.  Вот   кому  любое
восхождение  нипочем!  Он  рассказал, что  эруптивные  жерла открылись вдоль
трещины, пролегшей  с севера  на юг на  высоте от 2500 до 2250 м, причем эта
трещина прошла недалеко от инклинометра - прибора, который  он сам, Виллари,
установил здесь несколько лет назад  для  измерения вариаций уклона, то есть
увеличения и  уменьшения  крутизны склона вулкана под действием  перемещений
подземной магмы. Прибор отметил, что перед извержением почва здесь вздулась,
а сразу после начала она опала: инфляция была вызвана приливом расплавленных
масс из глубин, а  дефляция  - их выходом на поверхность.  На меня произвела
большое  впечатление  безукоризненная научная  честность  Виллари: он  прямо
сказал, что следы инфляции, говорящие о предстоящем извержении, он обнаружил
задним  числом,  проверяя показания  прибора  уже  после  дефляции и  начала
эруптивных  явлений,  и  отнюдь  не  приписывал  себе   предсказание  начала
извержения  в отличие  от  шарлатанов, приписывавших  себе подобную  заслугу
якобы на основании наблюдений за температурами. Великолепный образец научной
честности.
  Лавы продвигались с немалой  скоростью - около метра в секунду, но  при
этом  на удивление  спокойно, без малейшего взрыва или бурных выходов газов.
Изредка от головной части трещины доносилось легкое всхрапывание  да кое-где
вырастали  малюсенькие холмики-конусы  высотой в метр, два или три. Опять мы
столкнулись  с  парадоксальным  изливанием   лавы  практически  без   выхода
магматических газов.  В  действительности  газы,  конечно,  выходили,  но  в
чрезвычайно малом  количестве не  более  100-200  м3/с, в  то время  как при
данной  мощности  лавового   потока  должны   были   бы  прорываться  тысячи
кубометров.  Так было, в частности, у Пунта-Лючии, где основной  выход газов
шел из северо-восточной бокки, 500 м выше и 1,5  км дальше, а второстепенные
газовые выходы образовали, как и здесь, отдельные  горнитосы в верхней части
эруптивной трещины. Однако тут в отличие от Пунта-Лючии в вершинных кратерах
ничего особенного не происходило, по крайней мере снизу не было видно.
  Мне вспомнилось  августовское  извержение  1979  г.,  когда потоки лавы
прорвались  наружу  только  на отметке  1500  м в пределах  Валле-дель-Бове,
причем ни в  точке выхода, ни в каком другом месте (в  том числе и в крупных
вершинных кратерах) газы  не шли. Если на этот раз дело обстояло  так же, то
есть аналогичные проявления вызывались теми же причинами, значит, от верхних
кратеров можно  было ждать беды - там мог прогреметь  сильный взрыв. У меня,
однако, созрело иное объяснение: я считал, что все дело было в сильном южном
ветре, который уносил султан вулкана  за горизонт, скрывая  его от глаз.  По
своему  объему султан, очевидно, соответствовал  количеству выходящих  газов
при данном  расходе источников  лавы, то есть,  по моей  оценке, от 10 до 20
м3/с, или от 30 до 70 тыс. м3/ч.
  Я предложил Рено  и Доминику взобраться на следующий  день на вершину и
проверить,  что же происходит в главных кратерах.  Я надеялся, что снег  нас
выдержит   (мы  прилетели  без  лыж)  и  мы  найдем  доказательства  типично
этнейского характера извержения: это  значит, что,  как и у Пунта-Лючии,  из
основных кратеров вулкана Вораджине, северо-восточной бокки, бокки Нуова или
юго-западной бокки - сильным фонтаном бьет газ, в то время как лавы спокойно
выходят на поверхность  значительно ниже, иногда на расстоянии до нескольких
километров.
  Все это я уже излагал в шестой главе,  но  важность  понимания  данного
процесса  заставляет меня еще и еще раз возвращаться  к нему. Я считаю,  что
описываемое явление объясняется поступлением магмы через радиальную трещину,
а вовсе  не наличием вертикального  питающего  канала  цилиндрической формы,
расположенного  по  оси  вулкана,  как  принято  считать. По  этой  трещине,
раскрывающейся,  кстати,  под напором  магмы, вверх ползет  жидкая магменная
стенка, вероятнее  всего  расширяющаяся ближе к  оси вулкана,  где  трещины,
пролегающие в различных направлениях, пересекаются и  образуют более широкий
проход  для  магмы.  С другого конца стенка  магмы сужается,  так как  здесь
трещина  кончается.  В момент, когда  жидкая стенка доходит до  поверхности,
начинается извержение.
  Далее  события могут развиваться двояко.  Либо верхний  гребень  стенки
одновременно (или почти  одновременно) достигает наружной поверхности склона
и сообщающегося с трещиной дна  вершинного кратера,  либо  стенка доходит до
поверхности склона,  не  успев достичь дна кратера. Последнее в свою очередь
может  объясняться двумя  причинами:  либо  тем,  что  кратер  плотно  забит
обломками, отколовшимися от его стенок, или  "запечатан" лавой, оставшейся и
затвердевшей  при  последнем  извержении,  либо  тем,  что  магма подошла  к
поверхности  недостаточно высоко и, вырвавшись  наружу,  нижний  край стенки
магмы лишил верхний край  возможности продвигаться дальше вверх. В последнем
случае газы  скапливаются у верхней  оконечности стенки  из-за того, что они
неизмеримо  легче лавы  (и  твердой и  жидкой), и  в  какой-то  момент бурно
прорываются  наружу  у верхнего конца эруптивной трещины,  вызывая  одно  из
нередких на склонах Монджибелло и достаточно устрашающих боковых извержений,
в  результате которых  гору украшают сотни так называемых вторичных конусов.
Мне, кстати, не  нравится это название: по  отношению к чему  они вторичные?
Другое   название  "паразитные"  мне  кажется   неоправданно   унизительным.
По-моему, точнее всего было бы называть их просто боковыми. На южных склонах
горы  к  ним  относятся Монти-Росси, возникшие возле  чудовищного извержения
1669   г.,   внушительная   Монтаньола,   выросшая  в   1763   г,  роскошные
Монти-Сильвестри 1892 г. рождения и другие.
  В  первом из перечисленных  случаев, когда стенка магмы в один и тот же
момент  доходит до поверхности склона и до дна одного из  крупных  вершинных
кратеров, газы  бурно  прорываются  наружу в  этом  кратере, а лава довольно
мирно  изливается  из  трещины   ниже   по  склону.  Именно  так  "работала"
северо-восточная бокка на протяжении  почти  четверти века,  и, очевидно, по
той же схеме шло извержение в марте 1983 г.
  Чтобы удостовериться в этом, следовало подняться к кратерам и убедиться
в  наличии  явлений,  подтверждающих эту гипотезу. К сожалению, на следующий
день задул  сильный ветер, со скоростью  более  100 км/ч,  и  подниматься на
полтора километра до интересующих нас кратеров, да еще без тренировки,  было
рискованно.  Уже  после нашего  отъезда  Антонио, а  за  ним  Фанфан  Легерн
поднялись-таки  наверх  и  выяснили,  что  из  весьма глубокой  бокки  Нуова
действительно бьют мощные и временами очень бурные потоки газа.
  Второй  день нашего  краткого  посещения мы  провели  у  самых  фронтов
потока,  остановка которого оказалась кратковременной. Я не  оговорился не у
фронта, а  именно  у  фронтов,  ибо расширяющийся книзу, как  обычно,  поток
состоял из целого ряда отростков, или русел, отщепившихся от огненной  реки,
которую  мы долго созерцали  предыдущей ночью. Каждый  из  этих бесчисленных
рукавов  тек  как  хотел, совершенно  независимо  от остальных, быстрее  или
медленнее в  зависимости  от  уклона местности, от препятствий, от  напора у
истока, они шли параллельно, расходились, порой вновь сливались, текли узким
ручьем или разливались  на сто-двести шагов, поднимаясь над землей то на два
метра, то более чем на пятнадцать...
  Восточный ветер,  не позволивший нам подняться  к вершине, дул довольно
сильно даже  на  сравнительно  небольшой  высоте  1700 м, где проходил фронт
потока. Находиться  здесь  было  тяжело:  дым лез  в  глаза и  вызывал порой
невыносимый кашель.  Не  удивляйтесь, что газ продолжал выделяться  у самого
фронта потока:  несмотря на  мощный  выход газа  в  верхней части трещины, в
массе лавы остается достаточно летучих  веществ, постепенно высвобождающихся
на всем протяжении потока. Кроме  того, к обычному вулканическому газу здесь
присоединялся  самый  настоящий  дым,  то  есть взвесь в воздухе  мельчайших
частичек  от  горения  всего,  что  пожирала лава,  -  сосен,  дубов, берез,
каштанов, зарослей дрока, травы, домов, пластмассы, краски. Среди сильного и
резкого запаха подземных глубин  порой  отчетливо ощущался  смрад  городской
свалки.
  Лишний раз мы убеждались,  что каждое  новое  извержение  несет  в себе
нечто поучительное.  А уж я,  кажется, достаточно  навидался подобных вещей,
чтобы разбираться  в  характере  извержений  как  на Этне, так  и  на других
вулканах  мира.  Никогда ранее,  однако, не приходилось мне  наблюдать столь
непредсказуемое  поведение отдельных рукавов  потока,  которые пересекались,
сливались  и наползали один на другой, образуя сложное переплетение.  Именно
так вел  себя  каждый  из  множества  потоков,  за  которыми  мы  неотступно
следовали  целый день, чтобы посмотреть, как они  текут  через сосновый бор,
лесосеку, дубняк, плотные ряды высоких  деревьев. Нам  надо было выяснить, с
какой  скоростью  продвигаются  отдельные  языки,  образующие  единый  поток
шириной  до  километра,  чтобы оценить  возможные  убытки, а также  грозящую
опасность. И понять, какие в связи с этим следует принять меры.
  Не надо забывать, что все мы - и Вье-Лесаж, и Кужар, да и я сам на этот
раз приехали  сюда  не ради удовлетворения  научного  интереса, а в качестве
сотрудников   государственной   организации,    отвечающих   за   уменьшение
последствий  от  стихийных  бедствий, причем каждый из  нас  отвечал за свой
участок.  Доминик занимался юридическими вопросами,  имевшими первостепенную
важность,  Рено как  администратор наблюдал сразу за всем и  прорабатывал те
вопросы,  в которых я  ничего  не смыслю,  например финансовую  сторону. Что
касается  меня,  то  я  осуществлял  общее   руководство,  а  также  уточнял
технические детали.
  От  дороги круто вверх шел густо поросший лесом склон, нам удалось  без
труда подняться  сразу метров на сто по пересекавшему  его каменистому руслу
высохшего  ручья,  где  идти  было легко.  На исходе  дня,  миновав  перелом
профиля, мы наткнулись на огромный массив уже затвердевшего серого базальта,
там и тут испещренного розовыми и красными жидкими ручейками.
  Этот  чудовищный   язык   лавы  поднимался   над   землей   на   высоту
пяти-шестиэтажного дома,  продолжая  ползти  вперед  со скоростью нескольких
сантиметров в секунду.  Вокруг непрерывно  шуршали  стекающие  вниз  ручейки
камешков, щебенки и кусочков шлака, временами катились крупные камни и целые
глыбы,  ярко-алый  цвет  которых  указывал  на  высокую температуру  порядка
1000oС.  В  изумление  меня  приводила  не  столько  значительная
скорость  продвижения  лавы  на  расстоянии  2  км  от   точки  выхода  (мне
приходилось наблюдать и в  сто раз более стремительные  потоки, уходящие еще
дальше от  жерла), сколько невероятная толщина  этого языка - около 15 м, то
есть  в  пять-шесть  раз  больше, чем у обычного  базальтового потока такого
типа. Эта лава, вязкая и  потому таившая в  себе опасность взрыва, с первого
взгляда напоминала андезит. К счастью, это оказалось не так.
  Следовало бы,  конечно, подняться выше вдоль  языка, чтобы  проследить,
откуда  он  течет, какова его длина, почему он достиг такой толщины,  но это
было  слишком   сложно:   деревья  стояли  плотной  стеной,  сверху,  высоко
подскакивая, катились камни, ветер бросал в глаза клочья едкого дыма.
  Судя по скорости продвижения, можно  было предположить, что  менее  чем
через час лава  выйдет к шоссе и вновь перережет  его. Поэтому мы спустились
вниз  и  предупредили  ожидавших  нас там карабинеров и лесников, после чего
пошли смотреть,  что  происходит  с  другим языком-отростком,  за которым мы
долго  наблюдали несколько  часов назад. Измеряя  его  скорость  и  оценивая
расход  вещества,  мы  пытались  предугадать, куда  направится  этот  рукав,
выдвинувшийся  к  тому  времени  впереди  других медленно  ползущих огненных
рептилий.
  Мы обнаружили, что  скорость продвижения данного отростка, составлявшая
незадолго  до того примерно  50 м/ч, успела возрасти  раза  в  четыре.  Если
раньше  лава  продиралась  сквозь  заросли  дубов  и  сосен, то  теперь  она
вырвалась  на безлесный участок и светилась в сумерках миллионами огней, что
делало  ее  еще  более  похожей   на  сказочного  дракона.  Такое  сравнение
напрашивалось само  собой еще  и потому, что  наступающая темнота скрадывала
расстояния, путая масштабы, и, казалось, прямо перед  мордой  этого чудовища
висят в воздухе мириады огней Николози и других селений, непрерывной чередой
тянущихся до Катании.
  При скорости 200 м/ч лава за считанные сутки могла подобраться к любому
из близлежащих поселков Педаре, Николози, Рагальпе, Бельпассо. Но я полагал,
что до  этого  не  дойдет.  Если напор останется прежним, если  не откроются
новые жерла, если эруптивная трещина не прорежется дальше вниз и не выпустит
наружу более  жидкую лаву, которая  быстро покатится  вниз  с  небольшой,  а
потому опасной  высоты, то можно  было считать,  что ничто не угрожает  всем
этим  селениям, жители которых, я был уверен, в настоящий момент не отрывают
глаз от Гадюки и ее огненных языков.
  Мы заторопились  обратно,  чтобы не пропустить момент, когда  на  шоссе
выползет  тот самый чудовищный толстый язык  лавы, обнаруженный  нами  часом
раньше. К нашему удивлению,  он не только не вышел  к шоссе, но  его даже не
было видно. Как  мы  ни  задирали  голову, не удавалось  разглядеть ни фронт
лавы, ни хотя бы свечение, оповещающее о его близости. Не  вспыхнуло ни одно
дерево, как это  обычно бывает.  Вообще деревья  ведут  себя в объятиях лавы
довольно необычно: они  не только не загораются сразу от температуры порядка
1000oС, но,  даже погибнув, остаются  стоять вертикально  в  море
жидкого огня, завязнув нижним концом ствола в куске отвердевшей лавы. Дело в
том,  что,  несмотря  на  свою  высокую  температуру  и огромное  количество
выделяемого  тепла,  лава  не может воспламенить ни древесину, ни листву, ни
даже  траву,  пока из  них  не улетучатся  последние  остатки влаги. А  ведь
растения состоят  большей частью из  воды.  Трава и  листья  вмиг становятся
сухими, вспыхивают и исчезают  Деревья же стоят, как стояли, пока из  них не
испарится  одна или  несколько  тонн  содержащейся в  них воды,  но  даже  и
загоревшись,  они не  сразу  сгорают. Бывает, однако, и так, что к  моменту,
когда  ствол  достаточно высох, лава успела  слишком  сильно  остыть,  чтобы
древесина загорелась.
  Мы  стали  взбираться  вверх  по  направлению  к  огромному  потоку, не
пришедшему  на свидание  в назначенное нами  время, и  на полпути  застыли в
изумлении: колоссальный фронт успел съежиться до высоты меньше человеческого
роста и еле-еле двигался. Что с ним  приключилось? Мы этого не знали, как не
знали  и того, каким образом он сумел ранее достичь своей  невообразимой для
базальта  толщины.  Я объяснил  это для себя  попеременным  "выключением" из
основного  потока  бесчисленных отростков-рукавов, забиравших  в себя  часть
лавовых масс.
  Нельзя  было  с  уверенностью  утверждать,  что  помимо  одного  жерла,
изливавшего свой  десяток  тысяч кубометров в час,  там  наверху, под слоями
базальта  не  таилось  еще одно, а то и несколько, может быть, именно потому
лава растеклась на сотни гектаров  и покрыла окрестности многометровым щитом
горных пород. Как бы то ни  было, менее чем в трехстах шагах от точки выхода
поток  растекался на  отдельные рукава. Между высокими  берегами из  недавно
застывшего базальта продолжал течь один-единственный раскаленный ручей, в то
время как все остальные  скрывались внутри туннелей,  которые они  сами же и
образовали.
  Образование  лавовых   туннелей  чрезвычайно   характерно  для   мощных
базальтовых потоков. Среди бесчисленных старых лавовых потоков Этны подобных
туннелей  бесчисленное множество,  и, ползая по  ним,  спелеологи испытывают
совершенно иное чувство, нежели в привычных им известняковых пещерах Туннели
можно встретить на всех вулканах такого типа,  а один из самых  красивых был
специально  оборудован  для  экскурсий  на Лансароте -  одном  из  Канарских
островов.
  Подобные туннели образуются, когда достаточно мощный поток, охладившись
с поверхности, покрывается как  бы  твердым  панцирем, внутри  которого лава
остается жидкой гораздо дольше,  чем  когда она ползет на  открытом воздухе.
Свод туннеля  начинает формироваться с краев, где течение потока, как всегда
у  берега, замедляется и лава остывает быстрее.  Уровень  течения  внутри то
понижается,  то  повышается,  и  "берега"  мало-помалу  поднимаются  с обеих
сторон, над потоком нависают твердые козырьки, и если ширина реки не слишком
велика, то правый козырек смыкается с левым.
  Если лава внутри застывает, то туннель оказывается наглухо заполненным,
и найти его с поверхности становится невозможно.  Однако если уровень внутри
туннеля  понизился  прежде,  чем  лава  успела затвердеть,  туннель остается
пустым или почти пустым. Встречаются туннели, заполненные затвердевшей лавой
наполовину,  или  только на нижнюю четверть сечения, или даже вовсе  пустые.
Последние  бывают  внушительных  размеров,  по  ширине и  высоте  превосходя
железнодорожные.
  При этом большинство ответвлений от главного потока продолжают течь, не
соприкасаясь  с  наружным  воздухом,  в результате,  охлаждаясь  значительно
медленнее,  они  текут  дальше  и быстрее.  В  целом  благодаря  этому  лава
распространяется на гораздо более обширные участки.  Что  касается выходного
отверстия туннеля,  то иногда его удается распознать, а иногда  он  выглядит
как лавовый источник,  открывшийся  посреди  каменистой  поверхности.  Можно
предположить,  что разветвления  и  слияния потоков происходят и в  закрытых
галереях,  подобно  тому  как это бывает на поверхности.  Тем же,  вероятнее
всего,  следует объяснить те поразительные изменения,  которые  нам довелось
наблюдать, когда чудовищный по своим размерам фронт потока за час сократился
в десять  раз,  а расход  соседнего  потока вырос в  четыре раза:  очевидно,
второй поток "перехватил" значительную часть массы первого.
  Такой  "перехват"  напоминает совершающиеся  на протяжении  тысячелетий
слияния рек, однако вызваны они не действием маловероятной  пятящейся эрозии
а скорее присутствием какого-то препятствия внутри тун