рочем и в 1971 г., извержение не было  боковым. Магма
вышла значительно  выше в каких-нибудь 100 или 200 м от вершины. Сбросив там
избыток газов и лавы магма,  лишенная газов на 90% прошла через сеть трещин,
растянувшуюся  на  несколько  километров  от  вершины, спустилась  до уровня
Валь-дель-Леоне и Валле-дель-Бове и вновь вышла на поверхность только здесь,
на высоте 2000, 1700 и даже всего 1500 м.
  Отдав  почти  все  газы  наверху  через  верхние   жерла  выходящая  на
поверхность  лава течет  без  взрывов  и не  образует шлаковых конусов   она
просто  переливается через нижний край трещины, по которой  добралась сюда с
вершины, не успев  остыть,  и так же спокойно,  без единого  прорыва  газа и
шлакового конуса, стекает вниз по склону.
  Между    нижним   краем    Валь-дель-Леоне    и   нижней   оконечностью
Валле-дель-Бове мы обнаружили  три  группы трещин, идущих  в  одном и том же
направлении с юго-запада  на северо-восток, из  которых  изливались  лавовые
потоки. Сейчас они лежали  затвердевшие, черные и блестящие, как базальт, не
успев  под действием кислорода,  дождевой воды, лучей солнца  стать  бурыми,
рыжеватыми,  ржаво-красными в  зависимости от  содержания  в  них  окислов и
гидратов окиси  железа. Снаружи  лава  совсем  остыла, а  это  означало, что
эффузивные  трещины перестали  функционировать  одновременно с эксплозивными
жерлами.
  Было уже около  четырех  часов пополудни. Мы начинали ощущать усталость
после  целого  дня  блужданий  по  этнейским  просторам, одновременно  таким
знакомым и чуждым, когда  внезапно  метрах в двухстах впереди  увидели  алую
кипящую лужицу. Сначала  мы замерли, с недоверием вглядываясь в  эту красную
точку, которую вовсе не ожидали встретить. Потом побежали к ней.
  Перед нами светилось озерцо расплавленного базальта шириной  около 30 м
и  длиной  вдвое  больше.  Источником его  служила  хорошо заметная трещина,
протянувшаяся  с юго-запада на северо-восток,  из которой в двух местах били
фонтаны  лавы.  Бурлящую  верхушку одного из  этих  фонтанов мы  и  углядели
издали.  По поверхности  шли  кольцевые  волны,  топорща  местами  чернеющую
корочку застывающей  лавы,  и переливались  через  гребень склона,  разрывая
корку  и засасывая ее  внутрь. Здесь  брал начало мощный  поток  раскаленной
лавы. Метров на сто ниже крутой склон переходил в почти горизонтальное плато
длиной в несколько сот метров, где  свежая лава растекалась поверх недавних,
но успевших застыть  потоков. Фронт  лав  еще не достиг  следующего перелома
профиля,  приближаясь  к  нему со скоростью пешехода.  По всей  вероятности,
поток  образовался совсем  недавно, минут  за двадцать до  нашего появления.
Итак, прервавшись часов  на  пятнадцать, извержение началось вновь,  и новые
потоки  лав  поползли  к Форнаццо.  Отсюда, с  отметки  1400  м  до цели  им
оставалось  по  вертикали не  более 700 м, а по склону  5  км. Через два дня
точно будут там...
  Внезапно я вспомнил о  прорыве  магматических  газов: быть  может,  это
замечательное явление, к которому я в прошлый раз так обидно опоздал, к моей
великой радости  и  немалой пользе повторится  вновь? Я  обернулся и обратил
взор к вершине вулкана, удаленной от меня примерно на 6 км. Над центральными
кратерами Этны  не было вообще  ничего,  не только вчерашнего  колоссального
фонтана  газа пополам с  вулканическим  пеплом, но и даже привычного пышного
султана.  Совсем ничего,  если не считать беззаботных фумарол,  непрерывно с
самого утра курившихся белым дымком.
  Значит, так и не удастся увидеть вновь вчерашнего буйства газов. Слегка
разочарованный,  я  вновь  принялся  следить  за   эффузивной  деятельностью
вулкана, которая,  кстати, являет собой захватывающее зрелище даже для таких
привычных людей, как мы.
  Потом  мы  заторопились вниз,  насколько  позволяли  уставшие  мышцы, а
кое-кому  - и мне  в  том  числе - натертые  ноги.  Дело в том,  что в мэрии
поселка Мило, расположенного рядом с Форнаццо, мы должны  были встретиться с
префектом округа, вызвавшим меня сюда, и министром гражданской обороны.
  Нам   предстояло  участвовать   в  публичном   обсуждении  создавшегося
положения  и  выработке  необходимых   мер.  Жителей  волновала   не  только
опасность, грозившая  их  садам,  виноградникам, землям,  домам,  но и планы
администрации по возмещению убытков тем из  них,  кто частично или полностью
оказался лишенным  своего имущества. И пока мы спускались, я  раздумывал над
тем, как  преподнести им еще одну неприятную новость о новом лавовом потоке,
которого никто не ждал...
  Мне  вдруг пришло на ум, что  увиденные лавы практически не заключали в
себе  газов.  А  ведь  мы  нигде  не наблюдали выхода газов ни  бурного,  ни
спокойного, ни из трещин, откуда шла лава (если предположить, что извержение
было  боковым), ни  из вершинных кратеров (если оно было центральным,  но  с
"боковыми" потоками).
  Между  тем,  как бы  ни было мало содержание  газов  в магме, их всегда
хватает,  чтобы  вызвать   эффектные  явления,   которые   принято  называть
эксплозиями, то есть  взрывами, хотя  в действительности  это бурные прорывы
газов, длящиеся не  менее нескольких секунд, а чаще  минут  и даже (изредка)
часов, в то время как настоящий взрыв длится доли секунды.  А тут -  ничего.
Это было странно и в сущности тревожно.
  К тому времени, когда мы спустились в Мило,  я пришел к  убеждению, что
газы,  сопровождающие  виденные  нами  лавовые   потоки,  оказались  как  бы
запертыми в  жерле бокки Нуова под колоссальными  завалами,  образовавшимися
вчера  в  результате  неоднократного  обрушения стенок  канала после резкого
прекращения активности. Ибо речь-то шла о лавах, а отнюдь не о магме. Весьма
маловероятно, чтобы настолько освобожденная от газов  магма могла прорваться
наружу и  образовать  те потоки,  которые мы наблюдали. Лишь  газы  способны
вытолкнуть  расплавленные  горные  породы на поверхность Земли, и чем больше
этих газов, тем  сильнее  идет извержение. Известно несколько случаев, когда
наружу выходили только газы, а сама лава, то есть магма, лишенная газов, так
и оставалась на глубине. Без газов же извержений не бывает. Разве что данное
извержение первое в своем роде.
  Объяснение здесь могло  быть только одно: газы отделились,  как обычно,
под  землей,  в верхней  части столба магмы (в данном  случае  под  вершиной
горы), но попали в  ловушку под завалами, закупорившими вчера дно кратера. Я
ясно увидел опасность: если изливание лавы не прекратится, то давление газов
вытолкнет  удерживающую  их  пробку... Это  может  случиться  и  в следующую
секунду,  и  через день, и даже  через  несколько  недель  - все зависит  от
толщины пробки и от количества газов в магме.
  Представилось мне и вполне мирное объяснение происходящего, хоть я и не
смел  на это надеяться:  быть  может,  выход сегодняшней  лавы  -  результат
внезапного прорыва газов, имевшего место на  днях? Просто они не могли выйти
раньше из-за какого-то  препятствия,  образовавшегося в трещине, соединявшей
бокку  Нуова  с  верхней  частью Валле-дель-Бове  и обусловившего  внезапное
прекращение активности. Таким образом, сейчас выходит наружу скопившаяся там
лава,  не несущая с собой  газа  и поэтому вполне безопасная...  Всеми этими
соображениями я  намеревался  поделиться с представителями  властей.  Но  не
пришлось: в мэрии, до отказа забитой людьми - многим не хватило места, и они
стояли на площади, -  министр и префект настолько увязли в проблемах местной
политики,  что опасность взрыва  в  пустынной местности вблизи  вершины горы
полностью  выпала из их поля зрения. Выдвигаемые жителями Форнаццо бюджетные
и политические вопросы захлестнули их с головой,  тем более  что официальные
советники-вулканознатцы  уверяли,   что  извержение  кончилось  и  опасность
миновала.
  Эти   трое-четверо   катанийских  вулканологов  в  течение  многих  лет
поднимали  на смех  всякого, кто заикался об опасности. Они берегли  себя от
физического  напряжения и боялись даже намека на риск. Сейчас они только что
объехали все кратеры на машине, а профессор, играющий  при них роль  лидера,
даже  перелетел  через  вулкан  на  вертолете.  Ничего  угрожающего  они  не
заметили,  и  профессор  изрекал  округлые  успокаивающие  фразы  с  той  же
непоколебимой уверенностью, с какой его парижский коллега витийствовал тремя
годами  ранее на Гваделупе. Я не желал, да и не мог вести дискуссию,  к тому
же   еще   по-итальянски,  в  обстановке  политического  митинга.  Пользуясь
посредничеством  Антонио,  я проинформировал представителей властей  о  моих
невеселых соображениях, после чего  мы  отправились спать. На следующее утро
мы имели возможность наблюдать в  бинокль за  лавой которая текла все так же
плотно.  Утешительная   гипотеза  явно  не  подтверждалась.   Лава  все  еще
находилась в нескольких километрах от Форнаццо, но двигалась  неуклонно, как
и   прежде.  Следовательно,  под  пробкой,  заткнувшей   кратер,   продолжал
накапливаться газ, и давление его росло.
  Мы вновь поднялись  на  вершину.  Там  все было тихо,  как  и вчера. За
беззаботными  дымками  дно бокки Нуова оставалось невидимым, и мной овладело
предчувствие неминуемого взрыва. Я ускорил шаг, и мы почти бегом обежали все
четыре кратера, а потом вскочили  в машину и помчались вниз. По сути говоря,
это было бегство.
  Наблюдая с террасы  в нижней  части Валле-дель-Бове, мы убедились,  что
лава и не  собирается  останавливаться, так  что это вовсе не конечная  фаза
вчерашней бурной  активности. Я попросил  Антонио собрать всех  проводников.
Мне  хотелось объяснить им, почему  впервые за  тридцать лет  я считаю,  что
положение является угрожающим настолько, что  нам не следует даже показывать
носа  на  вершину  Этны. Мне также хотелось услышать их мнение,  так как они
лучше кого бы то ни было знают свою Монджибелло.
  Все поддержали меня и в правоте моих рассуждений, и  в том, что следует
запретить восхождение к кратерам до тех пор, пока скопившиеся газы не выйдут
наружу. Я поручил старшему проводнику - Антонио - довести  все это от  моего
имени до  сведения  префекта, а затем  поспешил в  Катанию, чтобы  поспеть к
первому самолету на Рим, а оттуда - в Париж.
  Немедленно был  наложен  запрет  на  всякое  восхождение  к вершине.  В
течение трех-четырех дней проводников не покидало беспокойство, и никому  не
приходило в голову  возражать. Между тем, поток  лавы остановился, к счастью
не дойдя до  Форнаццо. Казалось, вулкан мирно уснул, как это бывает всегда в
промежутках между периодами активности. Оказавшись по прихоти Этны не у дел,
проводники воспользовались вынужденным простоем по-своему: один  строил дом,
другие  работали  в  поле,   после  чего  все  дружно  спускались  на  берег
Ионического моря и до отвала объедались рыбой.
  На   четвертые  сутки  началось  брожение  умов:  нашлись   катанийские
вулканологи, категорически  заявившие, что  мой тревожный  прогноз  не стоит
ломаного гроша, что вулкан спокойно спит и что, стало быть, можно без опаски
снова идти к  кратерам  Этны.  Декларации  высокоученых  мужей запестрели на
страницах  газет,  зазвучали  по  радио  и  в  телевизионных  программах,  и
туристская компания  - организатор экскурсий на верхнюю  Этну  - в приказном
порядке призвала  проводников возобновить сопровождение экскурсий к вершине.
Несколько   проводников,   не   доверяя   доводам  кабинетных  вулканологов,
отказались  подчиниться, и  им  начали  грозить  судебным  преследованием за
организацию незаконной забастовки. И вот снова  от восхода  до глубокой ночи
закрутился  обычный  летний  конвейер,  автобусы-вездеходы  выгружали  толпы
туристов... 2 сентября в 17 ч 47 мин  тишину разорвал  взрыв, которого ждали
уже пять недель. Погибло девять человек, раненых было вдвое больше.
  Я уже  говорил, что мое  августовское заключение на  сей  раз  не  было
основано на  данных  каких-либо физических,  химических  или  географических
измерений.  К   логическому  выводу  я  пришел,  наблюдая  за   обстановкой,
анализируя  увиденное и опираясь на свой долгий опыт.  И  то, что мой  вывод
подтвердился, вызвало недовольство  так называемых вулканологов,  причем  не
только в Катании.
  Спустя какое-то время некоторые из них попытались доказать, что роковой
взрыв  никак  не  был  связан с выходом  газов  из  августовских потоков,  а
объяснялся просто неудачным стечением обстоятельств, приведшим к катастрофе.
Во-первых, говорили они, на Этне в  начале августа прошли грозовые дожди.  В
жерло  бокки Нуова попало  много воды,  которая  пропитала  слой обломков, а
также  проницаемый  слой, выстилавший дно.  Во-вторых,  под  действием  силы
тяжести  все это соскользнуло вниз  и закупорило все отдушины, имевшиеся  на
дне. В-третьих, вода продолжала просачиваться через эту проницаемую пробку и
в  определенный момент превратилась в  пар,  так  как в действующем  вулкане
температура стремительно  нарастает с  глубиной. В-четвертых,  параллельно с
повышением  температуры  росло  и  давление  образующегося   водяного  пара.
В-пятых,  давление возросло настолько,  что  вытолкнуло  пробку, заглушавшую
канал.
  Подобное   объяснение   преследовало  цель  снять   ответственность   с
представителей администрации, с туристической компании и прежде  всего с тех
вулканологов, что с 8 августа до 12 сентября неустанно твердили, что никакой
опасности  нет  и в  помине.  Кроме  того, оно  льстило  самолюбию  и  самих
вулканологов, и солидарных с ними коллег во Франции и Англии.
  Гипотеза о том, что взрыв был вызван не магматическими газами, а парами
воды,  содержала  в  себе внутреннее противоречие.  Согласно этой  гипотезе,
пробка в канале вулкана должна быть, с одной стороны, водопроницаемой, чтобы
дождевая вода могла  просочиться внутрь и пройти на достаточную глубину, где
она якобы превратилась в пар, а с другой стороны непроницаемой, иначе пар не
мог  бы  набрать нужное для взрыва давление.  Мой ответ  таков:  если пробка
оказалась  настолько  проницаемой, что  вода смогла просочиться вниз,  то  в
таком  случае пар никак не смог бы  накопиться под  ней  и вызвать  взрыв, а
скорее он прошел бы насквозь и наружу. Но взрыв-то последовал!..
  Пробка  состояла отнюдь не из свежей  лавовой массы, а исключительно из
твердых горных пород. Под ней скопились  газы,  и  пробку  разорвало. Вполне
очевидно,  что эта  пробка была абсолютно непроницаемой, иначе все,  что под
ней  собиралось,  будь то  водяной  пар  или  магматический  газ,  постоянно
просачивалось бы наружу. Уж если она не  пропустила  наружу газы, которые  в
итоге выбросили ее на поверхность (а этот  факт  оспаривать  трудно),  то  и
дождевая вода не могла  бы попасть внутрь. И отчаянная  попытка  со  стороны
вулканологов, раздосадованных  очередной  демонстрацией их  неумения вовремя
разобраться  в  механизме  извержения,  оправдать  себя,  оказалась  подобна
лопнувшей шине.
  В  результате  меня лишили  всех  званий  и сместили  со  всех  постов,
занимаемых мной в Международном институте  вулканологии,  который сам же я и
создал за 18 лет до того.

  Глава шестая,

  в  которой  говорится  о  самых  известных вулканах  и  об  опасностях,
связанных с массовым  туризмом, а также о риске, которому подвержены селения
и городки на Этне.

  По-настоящему  знаменитых  вулканов  на свете  не так  много - Везувий,
Фудзияма, Попокатепетль, Кракатау, Мон-Пеле, недавно прославившийся Суфриер,
Сент-Хеленс, Галунггунг, Эль-Хихон. И конечно, с незапамятных времен Этна.
  Известность  их  порождена  различными  причинами.  Везувий  все  знают
потому,  что  с  1631  по  1944  г. он  находился  практически непрерывно  в
состоянии бурной  активности, а это  была эпоха зарождения и расцвета наук о
Земле. Кроме того, на  него были постоянно обращены взоры  жителей  крупного
города - столицы королевства Обеих Сицилий. Именно Неаполь с его королевским
двором, посольствами, художниками, писателями  и толпами приезжих из  разных
стран (ведь Неаполь - крупный морской  порт)  принес  славу Везувию,  сделал
всеобщим достоянием его  пышный  султан и потоки  раскаленной лавы, а  также
поведал  миру  о  колоссальных  жертвах   в  засыпанных  пеплом  Помпеях   и
Геркулануме.
  Фудзияма,  или,  как ее  называют  японцы, Фудзи-сан (причем  в  данном
случае  и  "яма"  и  "сан"  означают  просто  "гора"),  стала  знаменитостью
благодаря  чистоте линий  своего усеченного  конуса,  вознесшегося  на  4000
метров над мирным ландшафтом, между двумя столицами японской империи - Киото
и  Токио.  Эстампы  Хокусая  и Хиросиге познакомили  весь мир  с силуэтом  и
красками  великой  горы.  Попокатепетль  получил мировую  известность скорее
благодаря  экзотическому  звучанию своего  ацтекского имени,  чем извержению
1520 г., в канун вторжения испанцев под предводительством Кортеса. Кракатау,
как  уже говорилось, прославился  взрывом, случившимся  15 августа  1883  г.
Тогда с пустынного  островка в Зондском проливе в  воздух поднялось около 15
км3 горных пород, вызванные взрывом  цунами унесли 36 тыс. человек на  Яве и
Суматре, а  его  грохот  был  слышен  в  радиусе  до  4  тыс.  км  в  центре
Австралийского континента и посреди Индийского океана. Представьте себе, что
вы в Париже услышали бы взрыв,  прогремевший в центре Сибири, в Тегеране или
в сердце Сахары... Немудрено, что этот вулкан знают все.
  Слава Мон-Пеле схожа со славой  Кракатау. 8  мая 1902  г. жизнь 28 тыс.
обитателей  столицы Мартиники,  городка  Сен-Пьер,  унесла первая в  истории
"палящая  туча",  страшный  и,  увы,  нередкий  "бич  божий".  Расположенный
недалеко   от  него  вулкан  Суфриер  на  Гваделупе   приобрел  сомнительную
известность  разгоревшимся вокруг него  скандалом. Вулкан Сент-Хеленс  имеет
вполне обоснованную мрачную репутацию. Его извержение, продолжавшееся с 1980
по  1982 г., стало  объектом наиболее тщательного научного  изучения за  все
годы существования  вулканологии.  Но  дело не  только  в  этом:  извержение
продолжалось  уже семь недель, когда 18 мая  1980  г.  произошел неслыханный
пароксизм  вулканической  деятельности.  Вырвавшийся из  недр вулкана  вихрь
колоссальной  силы  как  спички  поломал  миллионы  крупных  деревьев,   так
называемых дугласовых пихт высотой  40-50 м и толщиной до 1 м у комля, и как
кучу соломы  сдул  их  на сотни  метров в сторону. Соломинки были, повторяю,
весом  по  3-4  т... Погибло  80 человек, в  том  числе молодой  талантливый
вулканолог Дэвид Джонсон.
  Немало  вулканов  приобрели  известность  в  результате того, что после
второй мировой войны вулканология вышла из состояния  спячки. В это же время
получили мощное развитие туризм и телевидение, которые можно уподобить языку
из притчи об Эзопе - в мире нет ничего лучше  (что верно далеко не всегда) и
ничего  хуже  их (вот  это уж точно!). Благодаря им весь мир познакомился со
Стромболи  и Ньирагонго, Мерапи  и Сиуртсеем,  Килауэа,  Бромо,  Этной...  И
другими.
  Известность  подобна   славе:  если   не   поберечься,   то  пропадешь.
Неисчислимый урон приносит туризм, или  скажем так  - определенные категории
туристской  деятельности: прекрасные ландшафты исчезают под дружным натиском
бетона,  пластмассы и  дурного  вкуса, страдает  мораль  местного населения,
исконное гостеприимство  которого постепенно,  но  неуклонно  уступает место
алчности,   а   сердечность  -  угодничеству,   толпы  экскурсантов,   почти
нечувствительных  к красоте, захлестывают памятные места и  лишают их всякой
прелести.  Стоит  только  увидеть  эти стада,  пасущиеся возле  Нотр-Дама  и
Боробудура, вокруг "Падающей башни" и Парфенона, на Лазурном берегу (некогда
столь прекрасном), в Шамони, на Карибских  островах, Бали,  Гваделупе или на
Этне...
  Ах, эта  Этна! С  ней случилось  то же, что  и со  всем, чего  касается
одержимый  стремлением   к   прибыли   "массовый  туризм":  дивная  гора  от
благородства  соскользнула  к  про