еренно постучал в дверь, обитую красным сукном.
   - Сэр, вас хочет видеть мистер Аттерсон, - сказал он громко  и  снова
судорожно махнул нотариусу, приглашая его слушать хорошенько.
   Из-за двери донесся голос.
   - Скажите ему, что я никого не принимаю,  -  произнес  он  жалобно  и
раздраженно.
   - Слушаю, сэр, - отозвался Пул почти торжествующим тоном и, взяв све-
чу, вывел мистера Аттерсона во двор, а оттуда направился с ним в большую
кухню, - огонь в большой плите был погашен, и по полу сновали тараканы.
   - Сэр, - спросил он, глядя мистеру Аттерсону пряио в глаза, - это был
голос моего хозяина?
   - Он очень изменился, - ответил нотариус,  побледнев,  но  не  отводя
взгляда.
   - Изменился? Еще бы! - сказал дворецкий. -  Неужто,  прослужив  здесь
двадцать лет, я не узнал бы голоса хозяина? Нет, сэр. Хозяина убили; его
убили восемь дней назад, когда мы услышали, как он вдруг воззвал к богу;
а что теперь там вместо него и почему оно там остается... это  вопиет  к
небесам, мистер Аттерсон!
   - Вы рассказываете странные вещи, Пул; это какаято нелепость,  любез-
ный, - ответил мистер Аттерсон, прикусывая палец. -  Предположим,  прои-
зошло то, что вы предполагаете - предположим, доктор Джекил  был...  ну,
допустим... убит. Так зачем убийце оставаться там? Этого не может  быть.
Это противоречит здравому смыслу.
   - Вас трудно убедить, мистер Аттерсон, но все равно я вам  докажу!  -
ответил Пул. - Всю эту неделю, вот послушайте, он... оно... ну, то,  что
поселилось в кабинете, день и ночь требует какое-то лекарство и никак не
найдет того, что ему нужно. Раньше он - хозяин то есть -  имел  привычку
писать на листке, что ему было нужно, и выбрасывать листок на  лестницу.
Так вот, всю эту неделю мы ничего, кроме листков, не  видели  -  ничего,
только листки да закрытую дверь; даже еду оставляли на  лестнице,  чтобы
никто не видел, как ее заберут в кабинет. Так вот, сэр, каждый  день  по
два, по три раза на дню только и были, что приказы да жалобы, и я обегал
всех лондонских аптекарей. Чуть я принесу это снадобье, так тотчас нахо-
жу еще листок с распоряжением вернуть его аптекарю,  -  дескать,  оно  с
примесями, - и обратиться еще к одной фирме. Очень там это снадобье нуж-
но, сэр, а уж для чего - неизвестно.
   - А у вас сохранились эти листки? - спросил мистер Аттерсон.
   Пул пошарил по карманам и вытащил скомканную записку, которую нотари-
ус, нагнувшись поближе к свече, начал внимательно разглядывать. Содержа-
ние ее было таково: "Доктор Джекил с почтением заверяет фирму  May,  что
последний образчик содержит примеси и совершенно непригоден для его  це-
лей. В 18... году доктор Джекил приобрел у их фирмы большую партию этого
препарата. Теперь он просит со всем тщанием проверить, не осталось ли  у
них препарата точно такого же состава, каковой и просит выслать ему  не-
медленно. Цена не имеет значения. Доктору Джекилу крайне важно  получить
этот препарат". До этой фразы тон письма был достаточно деловым, но тут,
как свидетельствовали чернильные брызги, пишущий уже не мог совладать со
своим волнением. "Ради всего святого, - добавлял он, - разыщите для меня
старый препарат!"
   - Странное письмо, - задумчиво произнес мистер Аттерсон и тут же рез-
ко спросил: - А почему оно вскрыто?
   - Приказчик у May очень рассердился, сэр, и швырнул его мне  прямо  в
лицо, - ответил Пул.
   - Это ведь почерк доктора, вы видите? - продолжал нотариус.
   - Похож-то он похож, - угрюмо согласился  дворецкий  и  вдруг  сказал
совсем другим голосом: - Только что толку от почерка? Я  же  его  самого
видел!
   - Видели его? - повторил мистер Аттерсон. - И что же?
   - А вот что! - ответил Пул. - Было это так: я вошел в лабораторию  из
сада. А он, наверное, прокрался туда искать это  свое  снадобье,  потому
что дверь кабинета была открыта, а он возился  среди  ящиков  в  дальнем
конце залы. Он поднял голову, когда я вошел, взвизгнул и  кинулся  вверх
по лестнице в кабинет. Я и виделто его одну минуту, сэр, но волосы у ме-
ня все равно стали дыбом, что твои перья. Сэр, если это был мой  хозяин,
то почему у него на лице была маска? Если это был мой хозяин, почему  он
завизжал, как крыса, и убежал от меня? Я ведь много лет  ему  служил!  И
еще... - Дворецкий умолк и провел рукой по лицу.
   - Все это очень странно, - сказал мистер Аттерсон, - но  я,  кажется,
догадываюсь, в чем дело. Совершенно ясно, Пул, что ваш хозяин стал жерт-
вой одной из тех болезней, которые не только  причиняют  человеку  мучи-
тельные страдания, но и обезображивают его. Вот, наверное, почему  изме-
нился его голос. Вот почему он стал носить маску и  отказывается  видеть
своих друзей. Вот почему он так стремится отыскать это лекарство, с  по-
мощью которого несчастный надеется исцелиться - дай бог,  чтобы  надежда
его не обманула! Вот что я думаю, Пул. Это очень печально, даже  ужасно,
но, во всяком случае, понятно и естественно, все объясняет  и  избавляет
нас от излишних тревог.
   - Сэр, - сказал дворецкий, чье бледное лицо пошло мучнистыми пятнами,
- это была какая-то тварь, а не мой хозяин, я хоть присягнуть готов. Мой
хозяин, - тут он оглянулся и перешел на шепот, - мой хозяин высок ростом
и хорошо сложен, а это был почти карлик...
   Аттерсон попробовал возражать, но Пул перебил его.
   - Ах, сэр! - воскликнул он. - Что ж, по-вашему, я не  узнаю  хозяина,
прослужив у него двадцать лет? Что же, по-вашему, я не знаю,  до  какого
места достигает его голова в двери кабинета, где я видел его каждое утро
чуть ли не всю мою жизнь? Нет, сэр, этот в маске не был доктором  Джеки-
лом. Одному богу известно, что это была за тварь, но это был  не  доктор
Джекил; и я знаю, что произошло убийство.
   - Пул, - сказал нотариус, - раз вы утверждаете подобные вещи, я  обя-
зан удостовериться, что вы ошибаетесь. Мне очень не хочется идти напере-
кор желаниям вашего хозяина (а это  странное  письмо  как  будто  свиде-
тельствует, что он еще жив), но я считаю, что мой долг  -  взломать  эту
дверь.
   - И правильно, мистер Аттерсон! - вскричал дворецкий.
   - Однако возникает новый вопрос, - продолжал Аттерсон. - Кто это сде-
лает?
   - Мы с вами, - мужественно ответил дворецкий.
   - Прекрасно сказано, - воскликнул нотариус. - И чем бы это ни  кончи-
лось, я позабочусь, чтобы вы никак не пострадали.
   - В лаборатории есть топор, - продолжал Пул, - а  вы,  сэр,  возьмите
кочергу.
   Нотариус поднял это нехитрое, но тяжелое оружие и взвесил его в руке.
   - А вы знаете. Пул, - сказал он, глядя на дворецкого, - что мы с вами
намерены поставить себя в довольно опасное положение?
   - А как же, сэр! Понятное дело, - ответил дворецкий.
   - В таком случае нам следует быть друг с другом откровенными, - заме-
тил нотариус. - Мы оба говорим не все, что думаем, так выскажемся начис-
тоту. Вы узнали эту замаскированную фигуру?
   - Ну, сэр, эта тварь бежала так быстро, да еще сгибаясь чуть не попо-
лам, что сказать точно я не могу. Но если вы хотели спросить, был ли это
мистер Хайд, так я думаю, что да. Видите ли, и сложение такое, и провор-
ность, да и кто еще мог войти в лабораторию с улицы? Вы ведь не  забыли,
сэр, что у него был ключ, когда случилось то убийство. И мало того! Я не
знаю, мистер Аттерсон, вы этого мистера Хайда встречали?
   - Да, - ответил нотариус. - Я однажды беседовал с ним.
   - Ну, тогда вы, как и все мы, наверное, замечали, что есть в нем  ка-
кая-то странность... отчего человеку ни по себе становится...  не  знаю,
как бы выразиться пояснее, сэр, - вроде как сразу мороз до костей проби-
рает.
   - Признаюсь, и я испытал нечто подобное, - сказал мистер Аттерсон.
   - Так вот, сэр, - продолжал Пул, - когда эта тварь в маске запрыгала,
точно обезьяна, среди ящиков и кинулась в кабинет, я весь оледенел.  Ко-
нечно, я знаю, что это не доказательство для суда, мистер Аттерсон, нас-
только-то и я учен. Но что человек чувствует, то он чувствует: я хоть на
Библии поклянусь, что это был мистер Хайд.
   - Да-да, - ответил нотариус. - Я сам этого опасался. Боюсь, эту связь
породило зло, и сама она могла породить только зло. Да, я  верю  вам,  я
верю, что бедный Гарри убит, и я верю, что его убийца (для чего,  только
богу ведомо) все еще прячется в комнате своей жертвы. Ну, да будет нашим
делом отмщение. Позовите Брэдшоу.
   Лакей тотчас явился, бледный и испуганный.
   - Возьмите себя в руки, Брэдшоу, - сказал нотариус. - Я понимаю,  что
эта неопределенность измучила нас всех; но теперь мы  намерены  положить
ей конец. Мы с Пулом собираемся взломать дверь кабинета. Если все благо-
получно, ответственность я возьму на себя. Но если действительно  что-то
случилось, злодей может попытаться спастись через черный ход, поэтому вы
с мальчиком возьмите по крепкой палке и сторожите его на улице  у  двери
лаборатории. Мы дадим вам десять минут, чтобы  вы  успели  добраться  до
своего поста.
   Брэдшоу вышел, а нотариус поглядел на свои часы.
   - А мы с вами, Пул, отправимся на свой пост, - сказал он и, взяв  ко-
чергу под мышку, вышел во двор. Луну затянули тучи, и стало совсем  тем-
но. Ветер, проникавший в глубокий колодец двора лишь отдельными  порыва-
ми, колебал и почти гасил огонек свечи, пока они не укрылись в лаборато-
рии, где бесшумно опустились на стулья и принялись молча  ждать.  Вокруг
глухо гудел Лондон, но вблизи них тишину нарушал только звук шагов в ка-
бинете.
   - Оно расхаживает так все дни напролет, сэр, - прошептал Пул. - Да  и
почти всю ночь тоже. Перестает только, когда приносят от аптекаря  новый
образчик. Нечистая совесть - лютый враг покоя! И каждый этот шаг, сэр, -
капля безвинно пролитой крови! Послушайте, послушайте, мистер  Аттерсон!
Внимательно послушайте и скажите мне, разве это походка доктора?
   Шаги были легкие и странные - несмотря на всю  их  медлительность,  в
них была какая-то упругость, и они ничуть не походили на тяжелую поступь
Генри Джекила. Аттерсон вздохнул.
   - И больше ничего не бывает слышно? - спросил он.
   Пул многозначительно кивнул.
   - Один раз, - сказал он, - один раз я слышал, что оно плачет.
   - Плачет? Как так? - воскликнул нотариус, внезапно похолодев от  ужа-
са.
   - Точно женщина или неприкаянная душа, - пояснил дворецкий. - И так у
меня тяжко на сердце стало, Что я сам чуть не заплакал.
   Тем временем десять минут истекли. Пул  извлек  топор  из-под  вороха
упаковочной соломы, свеча была водворена на ближайший к  лестнице  стол,
чтобы освещать путь штурмующим, и они, затаив  дыхание,  приблизились  к
двери, за которой в ночной тиши все еще раздавался мерный звук  терпели-
вых шагов.
   - Джекил, - громко воскликнул Аттерсон, - я  требую,  чтобы  вы  меня
впустили! - Ответа не последовало, и он продолжал: - Я честно предупреж-
даю вас, что мы заподозрили недоброе и я должен увидеть вас -  и  увижу.
Если не добром, так силой, если не с вашего  согласия,  то  взломав  эту
дверь!
   - Аттерсон! - раздался голос за дверью. - Сжальтесь, во имя бога!
   - Это не голос Джекила! - вскричал Аттерсон. - Это голос  Хайда!  Ло-
майте дверь. Пул!
   Пул взмахнул топором, все здание  содрогнулось  от  удара,  а  обитая
красным сукном дверь прогнулась, держась на петлях и замке. Из  кабинета
донесся пронзительный вопль, полный животного ужаса. Вновь  взвился  то-
пор, и вновь затрещали филенки, вновь дверь прогнулась, но  дерево  было
крепким, а петли пригнаны превосходно, и первые четыре удара не достигли
цели; только после пятого замок сломался, и  сорванная  с  петель  дверь
упала на ковер в кабинете.
   Аттерсон и дворецкий, испуганные собственной яростью и внезапно  нас-
тупившей тишиной, осторожно заглянули внутрь. Перед ними  был  озаренный
мягким светом кабинет: в камине пылал и что-то бормотал яркий огонь, пел
свою тоненькую песенку чайник, на письменном  столе  аккуратной  стопкой
лежали бумаги, два-три ящика были слегка выдвинуты, столик у камина  был
накрыт к чаю - более мирную комнату трудно было себе представить, и, ес-
ли бы не стеклянные шкафы, полные всяческих химикалий, она показалась бы
самой обычной и непримечательной комнатой во всем Лондоне.
   Посреди нее на полу, скорчившись, лежал человек - его тело  дергалось
в последних конвульсиях. Они на цыпочках приблизились,  перевернули  его
на спину и увидели черты Эдварда Хайда. Одежда была  ему  велика  -  она
пришлась бы впору человеку сложения доктора  Джекила;  вздутые  жилы  на
лбу, казалось, еще хранили биение жизни, но жизнь уже угасла,  и  Аттер-
сон, заметив раздавленный флакончик в сведенных пальцах и ощутив в  воз-
духе сильный запах горького миндаля, понял, что перед ним труп самоубий-
цы.
   - Мы явились слишком поздно и чтобы спасти и чтобы наказать, - сказал
он угрюмо. - Хайд покончил расчеты с жизнью, и нам остается только найти
тело вашего хозяина.
   Анатомический театр занимал почти весь первый этаж здания и освещался
сверху; кабинет находился на антресолях и был обращен окнами во двор.  К
двери, выходившей в улочку, из театра вел коридор, а с кабинетом она со-
общалась второй лестницей. Кроме нескольких темных чуланов  и  обширного
подвала, никаких других помещений в здании больше не было. Мистер Аттер-
сон и дворецкий обыскали кабинет и театр самым тщательным образом. В чу-
ланы достаточно было просто заглянуть, так как они были пусты, а судя по
слою пыли на дверях, в них очень давно никто не заходил. Подвал, правда,
был завален всяческим хламом, восходившим еще ко временам хирурга, пред-
шественника Джекила, но стоило им открыть дверь, как с нее сорвался нас-
тоящий ковер паутины, возвещая, что и здесь они ничего  не  найдут.  Все
поиски Генри Джекила, живого или мертвого, оказались тщетными.
   Пул, топая и прислушиваясь, прошел по каменным плитам коридора.
   - Наверное, он похоронил его тут, - сказал дворецкий.
   - А может быть, он бежал, - отозвался Аттерсон и подошел к двери, вы-
ходившей на улицу. Она была заперта, а на полу вблизи нее они обнаружили
ключ, уже слегка покрывшийся ржавчиной.
   - Им, кажется, давно не пользовались, - заметил нотариус.
   - Не пользовались? - переспросил Пул. - Разве вы не видите, сэр,  что
ключ сломан? Словно на него наступили.
   - Верно, - ответил Аттерсон. - И место излома тоже заржавело.
   Они испуганно переглянулись.
   - Я ничего не понимаю, Пул, - сказал нотариус. - Вернемся в кабинет.
   Они молча поднялись по лестнице и, с ужасом косясь  на  труп,  начали
подробно осматривать все, что находилось в кабинете. На одном из  столов
можно было заметить следы химического опыта: на стеклянных блюдечках ле-
жали разной величины кучки какой-то белой соли, точно несчастному  поме-
шали докончить проводимое им исследование.
   - То самое снадобье, которое я ему все  время  разыскивал,  -  сказал
Пул, но тут чайник вскипел, и вода с шипеньем пролилась на огонь.
   Это заставило их подойти к камину - к нему было пододвинуто  покойное
кресло, рядом на столике расставлен чайный прибор и даже сахар  был  уже
положен в чашку. На каминной полке стояло несколько книг; раскрытый  том
лежал на столике возле чашки - это был богословский трактат,  о  котором
Джекил не раз отзывался с большим уважением, но теперь Аттерсон с  изум-
лением увидел, что поля испещрены кощунственными замечаниями, написанны-
ми рукой доктора.
   Затем, продолжая осмотр, они подошли к вращающемуся зеркалу и посмот-
рели в него с невольным страхом. Однако оно было повернуто так, что  они
увидели только алые отблески, играющие на потолке, пламя и сотни его от-
ражений в стеклянных дверцах шкафов и свои собственные бледные, испуган-
ные лица.
   - Это зеркало видело странные вещи, сэр, - прошептал Пул.
   - Но ничего более странного, чем оно само, - так же тихо ответил  но-
тариус. - Для чего Джекил... - при этом слове он вздрогнул и  умолк,  но
тут же справился со своей слабостью... - Зачем оно понадобилось Джекилу?
   - Кто знает! - ответил Пул.
   Затем они подошли к столу. На аккуратной стопке бумаг  лежал  большой
конверт, на котором почерком доктора было написано имя мистера  Аттерсо-
на. Нотариус распечатал его, и на пол упало несколько документов. Первым
было завещание, составленное столь же необычно, как и то, которое  нота-
риус вернул доктору за полгода до этого, - как духовная на случай смерти
и как дарственная на случай исчезновения; однако  вместо  имени  Эдварда
Хайда нотариус с невыразимом удивлением прочел теперь  в  завещании  имя
Габриэля Джона Аттерсона. Он посмотрел на Пула, затем снова на  документ
и, наконец, перевел взгляд на мертвого  преступника,  распростертого  на
ковре.
   - У меня голова кругом идет, - сказал он. - Хайд был здесь полным хо-
зяином несколько дней, у него не было причин любить меня, он,  несомнен-
но, пришел в бешенство,  обнаружив,  что  его  лишили  наследства,  -  и
все-таки он не уничтожил завещания!
   Он поднял вторую бумагу. Это оказалась короткая  записка,  написанная
рукой доктора, сверху стояла дата.
   - Ах, Пул! - вскричал нотариус. - Он был сегодня здесь, и он был жив.
За столь короткий срок скрыть его тело бесследно было  бы  невозможно  -
значит, он жив, значит, он бежал! Но почему бежал! И как? Однако в таком
случае можем ли мы объявить об этом самоубийстве? Мы должны быть  крайне
осторожны. Я предвижу, что мы можем навлечь на вашего  хозяина  страшную
беду.
   - Почему вы не прочтете записку, сэр? - спросил Пул.
   - Потому что я боюсь, - мрачно ответил нотариус. - Дай-то бог,  чтобы
мой страх не оправдался!
   Он поднес бумагу к глазам и прочел следующее:
   "Дорогой Аттерсон! Когда вы будете читать эти строки, я исчезну - при
каких именно обстоятельствах, я не могу предугадать, однако предчувствие
и немыслимое положение, в котором я нахожусь, убеждают меня,  что  конец
неотвратим и, вероятно, близок. В таком случае начните с письма Лэньона,
которое он, если верить его словам, собирался вам вручить;  если  же  вы
пожелаете узнать больше, в таком случае обратитесь к  исповеди,  которую
оставляет вам ваш недостойный и несчастный друг Генри Джекил".
   - Тут было вложено что-то еще? - спросил Аттерсон.
   - Вот, сэр, - ответил Пул и вручил ему пухлый пакет,  запечатанный  в
нескольких местах сургучом.
   Нотариус спрятал его в карман.
   - Об этих бумагах нельзя говорить никому. Если ваш хозяин  бежал  или
умер, мы можем хотя бы попробовать спасти его доброе имя. Сейчас  десять
часов, я должен пойти домой, чтобы без помехи прочесть эти бумаги, но  я
вернусь до полуночи, и тогда мы пошлем за полицией.
   Они вышли, заперли дверь лаборатории, и Аттерсон, оставив слуг в при-
хожей у огня, отправился к себе домой, чтобы прочесть два письма, в  ко-
торых содержалось объяснение тайны.


   ПИСЬМО ДОКТОРА ЛЭНЬОНА

   Девятого января, то есть четыре дня тому назад, я получил с вечерней,
почтой заказное письмо, адрес на котором был написан рукой моего коллеги
и школьного товарища Генри Джекила. Это меня очень удивило,  так  как  у
нас с ним не было обыкновения переписываться, а я видел его - собственно
говоря, обедал у него - только накануне; и, уж во всяком  случае,  я  не
мог понять, зачем ему понадобилось прибегать к столь официальному спосо-
бу общения, как заказное письмо. Содержание письма  только  усилило  мое
недоумение. Я приведу его полностью.
   "9 января 18... года.
   Дорогой Лэньон, вы - один из моих старейших друзей, и хотя по  време-
нам у нас бывали разногласия из-за научных теорий, наша взаимная  привя-
занность как будто нисколько не охладела - во всяком случае, с моей сто-
роны. Я не могу припомнить дня, когда, скажи вы мне:  "Джекил,  в  ваших
силах спасти мою жизнь, мою честь, мой рассудок", - я не пожертвовал  бы
левой рукой, лишь бы помочь вам. Лэньон, в ваших силах спасти мою жизнь,
мою честь, мой рассудок - если вы откажете сегодня в моей просьбе, я по-
гиб. Подобное предисловие может навести вас на мысль, что я намерен про-
сить вас о какой-то неблаговидной ус