жасно, море!
   Эта неожиданная вспышка потрясла нас всех, а  дядя  после  последнего
хриплого выкрика погрузился было в свои мрачные мысли. Однако Рори,  лю-
битель и знаток всяческих суеверий, вывел его из задумчивости, задав ему
вопрос:
   - Да неужто вы видели морского, дьявола?
   - Видел, только неясно, - ответил дядя. - А коли бы  простой  человек
увидел его ясно, так, наверное, он и часа не прожил бы. Приходилось  мне
плавать с одним пареньком - звали его Сэнди Габарт, - так вот он дьявола
увидел. Ну, и пришел ему тут же конец. Мы семнадцать дней как  вышли  из
Клайда - и пришлось нам тяжеленько, а шли мы на север с зерном и всякими
товарами для Маклеода. Ну, добрались мы почти до самых Катчалнов  -  как
раз прошли Соэу и начали длинный галс, думая, что так и дотянем до  Коп-
нахау. Я эту ночь никогда не забуду: луна была в тумане, дул хороший ве-
тер, да не очень ровный. А еще - жутко же это было слушать - другой  ве-
тер завывал наверху, среди страшных каменных вершин Катчалнов.  Ну,  так
Сэнди стоял у стакселя, и нам его не было видно  с  грот-мачты,  где  мы
крепили парус. Вдруг он как закричит. Я  потянул  сезень,  точно  с  ума
свихнулся, потому что мне почудилось, будто мы  повернули  на  Соэу.  Да
только я ошибся - был это смертный крик бедняги Сэнди Габарта,  ну,  мо-
жет, предсмертный, потому что умер он через полчаса. И  успел  еще  ска-
зать, что у самого бушприта вынырнул морской дьявол, или, может, морской
дух, или еще какая-то морская нечисть, и этот дьявол посмотрел  на  него
холодным жутким взглядом. И когда Сэнди помер, мы поняли, какой это знак
и почему ветер выл на Катчалнах. Тут он и обрушился на нас - и не  ветер
это был, а гнев божий. И всю эту ночь мы работали,  как  сумасшедшие,  а
когда опомнились, смотрим: мы уже в Лох-Ускева, и на Бенбекуле поют  пе-
тухи.
   - Это, небось, была русалка, - сказал Рори.
   - Русалка?! - вскричал мой дядя с  невыразимым  презрением.  -  Бабьи
россказни! Никаких русалок нет!
   - Ну, а на что он был похож? - спросил я.
   - На что он был похож? Упаси бог, чтобы нам довелось это узнать! Была
у него какая-то голова, а больше Сэнди ничего не мог сказать.
   Тогда Рори, уязвленный до глубины души, поведал несколько историй про
русалок, морских духов и морских коней, которые  выходили  на  берег  на
островах или нападали на рыбачьи суда - в открытом море. Мой дядя,  нес-
мотря на свой скептицизм, слушал старика с боязливым любопытством.
   - Ладно, ладно, - сказал он, - может, оно и так, может, я  и  ошибся,
да только в Писании про русалок ни слова не сказано.
   - И про, аросский Гребень там тоже, небось, ни словечка не сказано, -
возразил Рори, и его довод, повидимому, показался дяде убедительным.
   После обеда дядя повел меня на холм позади дома. День был  безветрен-
ный и очень жаркий, зеркальную поверхность моря не морщила  даже  легкая
рябь, и тишину нарушали только привычное блеяние овец да крики чаек.  Не
знаю, подействовала ли разлитая в природе благость на моего родича,  но,
во всяком случае, он держался более разумно и спокойно,  чем  раньше.  С
интересом, почти даже с увлечением обсуждая мое будущее, он только время
от времени возвращался к погибшему судну и  к  сокровищам,  которые  оно
принесло Аросу. Я же слушал его в каком-то тихом оцепенении, жадно  впи-
вая глазами столь хорошо знакомый мне пейзаж, и  с  наслаждением  вдыхал
морской воздух и дымок от горящего торфа - это Мери развела огонь в оча-
ге.
   Миновал час, и мой дядя, который все это время исподтишка  поглядывал
на маленькую бухту, встал и позвал меня за собой. Тут следует упомянуть,
что мощная приливная волна у  юго-западной  оконечности  Ароса  вызывает
волнение у всех его берегов. В Песчаной бухте на юге в определенные часы
прилива и отлива возникает сильное течение, но в северной бухточке (бух-
те Арос, как ее называют), у которой стоит дом и на которую теперь  гля-
дел мой дядя, волнение возникает только перед самым концом отлива, да  и
тогда его бывает трудно заметить, настолько оно незначительно. Когда ду-
ет ветер, его вообще не видно, но в тихие дни, выпадающие не так уж ред-
ко, на зеркальной поверхности бухты появляются странные, непонятные зна-
ки - назовем их морскими рунами. Подобное явление можно наблюдать в сот-
нях мест по всему побережью, и, наверно, есть немало юношей, которые за-
бавы ради пытались найти в этих рунах какой-нибудь намек на себя или  на
людей близких им и дорогих. На эти-то знаки и указал  мне  теперь  дядя,
причем с какой-то неохотой.
   - Видишь вон ту рябь на воде? - спросил он. - Там, возле серой скалы?
Видишь? Ведь верно, что она похожа на букву?
   - Конечно, - ответил я, - я сам это часто замечал.
   Похоже на букву "X".
   Дядя испустил тяжкий вздох, словно мой ответ горько его  разочаровал,
и еле слышно произнес:
   - Да, да... "Христос-Анна".
   - А я, сэр, всегда полагал, что  этот  знак  послан  мне  и  означает
"храм".
   - Значит, ты его и раньше видел? - продолжал он, не  слушая  меня.  -
Дивное дело, страшное дело. Может, он поджидал здесь, как говорится, из-
начала века. Странное, страшное дело. - Тут он добавил другим тоном: - А
еще такой знак ты видишь?
   - Вижу, - ответил я, - и очень ясно. У того берега, где дорога  спус-
кается к воде, - большое "У".
   - "У", - повторил он вполголоса и, помолчав, спросил: - А как ты  это
толкуешь?
   - Я всегда думал, что это указывает на Мери, сэр: ведь ее второе  имя
- Урсула, - ответил я, краснея, так как не сомневался,  что  вот  сейчас
должен буду объявить ему о своих намерениях. Однако мы думали о разном и
оба не следили за ходом мыслей собеседника. Дядя вновь не обратил ни ма-
лейшего внимания на мои слова и угрюмо понурился. Я  решил  бы,  что  он
просто ничего не слышал, если бы следующая его фраза не прозвучала,  как
отголосок моей.
   - Мери лучше ничего об этих письменах не говорить, - сказал он и  за-
шагал вперед.
   По берегу бухты Арос тянется полоска травы, удобная для ходьбы,  и  я
молча следовал по ней за моим безмолвным родичем. Признаюсь, я был  нем-
ного расстроен тем, что лишился столь удобного случая сказать  дяде  про
мою любовь. Однако меня гораздо больше занимала происшедшая в нем  пере-
мена. Он никогда не был добродушным, общительным человеком в  буквальном
- смысле этого слова, но то, каким он бывал прежде даже в  самые  черные
минуты, все же не подготовило меня к столь странному преображению. Одно,
во всяком случае, было несомненно: его, как говорится, что-то грызло.  И
я принялся мысленно перебирать слова, начинающиеся с буквы "У", -  "уны-
ние", "успех", "удача" и все в том же духе, как вдруг словно  споткнулся
о слово "убийство". Я все еще размышлял над зловещим звучанием и роковым
смыслом этого слова, когда мы достигли места, откуда открывался  вид  на
весь остров - позади виднелась бухта Арос  и  дом,  впереди  расстилался
океан, усеянный на севере островками, а на юге - синий и ничем не  огра-
ниченный. Тут мой проводник остановился и некоторое время молча  смотрел
на бесконечный водный простор. Затем он повернулся ко мне и сильно  сжал
мой локоть.
   - По-твоему, там ничего нет? - спросил он, указывая трубкой на океан,
и тут же вскричал с каким-то диким торжеством: - Послушай,  что  я  тебе
скажу! Там все дно кишит мертвецами, как крысами.
   Тут он повернулся, и мы направились к дому,  не  сказав  больше  друг
другу ни слова.
   Я мечтал остаться с Мери наедине, но только после ужина  мне  наконец
удалось улучить минуту, чтобы поговорить с ней. Я знал,  что  нас  скоро
могут прервать, а поэтому не стал тратить времени и сразу высказал  все,
что было у меня на душе.
   - Мери, - сказал я, - я приехал в Арос, чтобы проверить одну свою до-
гадку. Если я не ошибся, то мы все сможем уехать отсюда, не заботясь бо-
лее о хлебе насущном, - я сказал бы и больше, только не хочу давать обе-
щания, которые могут оказаться опрометчивыми. Но я лелею надежду,  кото-
рая для меня важнее всех богатств в мире, - тут я помолчал.  -  Ты  ведь
знаешь, о чем я говорю, Мери.
   Она молча отвела глаза от моего лица, но и это меня не остановило.
   - Я всегда думал только о тебе, - продолжал я, - время идет, а я  ду-
маю о тебе все больше, и ты мне все дороже. Без тебя мне в жизни нет  ни
счастья, ни радости. Ты зеница моего ока.
   Она по-прежнему не смотрела на меня и ничего мне не ответила, но  мне
показалось, что ее рука дрожит.
   - Мери! - вскричал я со страхом. - Может быть, я тебе не нравлюсь?
   - Ах, Чарли, - сказала она, - разве сейчас время говорить об этом? Не
говори со мной пока, ни о чем меня не  спрашивай.  Труднее  всего  будет
ждать не тебе!
   В ее голосе слышались слезы, и я думал только о том, как бы  ее  уте-
шить.
   - Мери-Урсула, - сказал я, - не говори больше ничего.  Я  приехал  не
для того, чтобы огорчать тебя. Как ты хочешь, так и будет,  -  и  тогда,
когда назначишь ты. К тому же ты сказала мне все, что  я  хотел  узнать.
Еще только один вопрос: что тебя тревожит?
   Она призналась, что тревожится из-за  отца,  но  ничего  не  захотела
объяснить и, покачав головой, сказала только, что он нездоров, стал сов-
сем на себя не похож и что у нее сердце разрывается от жалости. О погиб-
шем корабле она ничего не знала.
   - Я туда и не ходила, - сказала она. - Зачем мне было на  него  смот-
реть, Чарли? Все эти бедняги давно покинули наш мир и почему только  они
не взяли с собой свое добро! Бедные, бедные!
   После этого мне не просто было рассказать ей про
   "Эспирито Санто". Тем не менее я сообщил ей о моем  открытии,  и  при
первых же словах она вскрикнула от удивления.
   - В мае в Гризепол приезжал человек, - сказала она. -  Маленький  та-
кой, желтолицый, с черными волосами - так люди рассказывали.  Бородатый,
с золотыми кольцами на пальцах. И  он  всех  -  встречных  и  поперечных
расспрашивал про этот самый корабль.
   Доктор Робертсон поручил мне разобрать старинные  документы  в  конце
апреля. И тут я вдруг вспомнил, что их разбирали по  просьбе  испанского
историка (во всяком случае, так он себя называл), который явился к  рек-
тору с самыми лестными рекомендациями и объяснил, что собирает  сведения
о дальнейшей судьбе кораблей Непобедимой Армады.
   Сопоставив эти факты, я решил, что приезжий "с золотыми  кольцами  на
пальцах" был, вероятно, тем же  мадридским  историком,  который  посетил
доктора Робертсона. В таком случае он скорее  разыскивал  сокровище  для
себя, а вовсе не собирал сведения для какогонибудь ученого  общества.  Я
подумал, что мне не следует терять времени, а нужно браться за  дело,  и
если на дне Песчаной бухты и правда покоится корабль, как,  быть  может,
предполагал не только я, но и он, то его богатства должны  достаться  не
этому авантюристу в кольцах, а Мери и мне, и всему доброму старому чест-
ному роду Дарнеуэев.


   ГЛАВА III
   МОРЕ И СУША В ПЕСЧАНОЙ БУХТЕ

   На следующее утро я встал спозаранку и,  перекусив  на  скорую  руку,
приступил к поискам. Какой-то голос в моей душе шептал мне, что я непре-
менно отыщу испанский галеон, и хотя я старался не поддаваться столь ра-
дужным надеждам, тем не менее на сердце у меня было  легко  и  радостно.
Арос - скалистый островок, весь в каменных россыпях, где косматятся  па-
поротник и вереск. Мой путь вел почти прямо с севера на юг  через  самый
высокий холм, и хотя пройти мне было нужно всего две мили, времени и сил
на это потребовалось больше, чем на четыре мили  по  ровной  дороге.  На
вершине я остановился. Холм этот не очень высок - не более  трехсот  фу-
тов, но все же он гораздо выше прилегающих к морю низин Росса, и с  него
открывается великолепный вид на море и окрестные острова. Солнце  взошло
уже довольно давно и сильно припекало мне затылок; воздух застыл в тяже-
лой грозовой неподвижности, но был удивительно прозрачен; далеко на  се-
верозападе, где островки были особенно  густы,  висела  небольшая  гряда
лохматых облаков, а голову Бен-Кайо окутывали уже не  ленты,  а  плотный
капюшон тумана. Погода таила в себе угрозу. Море, правда, было  гладким,
как стекло, - Гребень был лишь морщинкой, а Веселые  Молодцы  -  легкими
шапками пены; однако мое зрение и слух, давно свыкшиеся с этими местами,
различали в море скрытую тревогу; и на вершине холма я услышал, как  оно
вдруг словно глубоко вздохнуло, и даже Гребень, несмотря  на  свое  спо-
койствие, казалось, замышлял какое-нибудь злодеяние. Тут следует  упомя-
нуть, что все мы, обитатели здешних мест, приписываем этому странному  и
опасному порождению приливов если не пророческий дар, то, во всяком слу-
чае, способность предупреждать о несчастье.
   Я прибавил шагу и вскоре уже спустился по склону к той  части  Ароса,
которую мы зовем Песчаной бухтой. Она довольно велика, если  принять  во
внимание малые размеры острова, хорошо укрыта почти от всех ветров, кро-
ме самого постоянного, на западе мелка и окаймлена невысокими  песчаными
дюнами, но в восточном ее конце глубина достигает нескольких саженей,  а
берег встает из воды отвесными скалами. Туда-то в определенный час  каж-
дого прилива и заворачивает сильное течение, упомянутое моим дядей. Чуть
позже, когда Гребень вздымается круче, появляется обратное подводное те-
чение, которое, по моему мнению, и углубило дно в этой части  бухты.  Из
Песчаной бухты не видно ничего, кроме кусочка горизонта или -  во  время
бури - огромных валов, взлетающих ввысь над подводным рифом.
   На полдороге я увидел корабль, потерпевший крушение в феврале, -  до-
вольно большой бриг, который, переломившись почти пополам, лежал на  бе-
регу у восточной границы песков. Я направился прямо к нему и  уже  почти
достиг песка, как вдруг мой взгляд привлекла полянка, где папоротники  и
вереск были выполоты, чтобы освободить место для одной  из  тех  длинных
узких и сходных с человеческим телом насыпей, которые мы так часто видим
на кладбище. Я остановился, словно пораженный громом. Никто ни словом не
упомянул при мне, что на острове был кто-то похоронен. Рори, Мери и  мой
дядя - все хранили молчание. Правда, я не сомневался, что Мери ничего не
знает, но тем не менее здесь, перед моими глазами, было бесспорное дока-
зательство этого факта. Я смотрел на могилу, с  ужасом  спрашивая  себя,
что за человек спит последним сном в этом уединенном, омытом морем скле-
пе, ожидая трубы последнего суда, и не находил иного ответа на этот воп-
рос, кроме того, которого страшился. Во всяком случае, он попал  сюда  с
погибшего корабля - быть может, подобно  морякам  испанской  Армады,  он
явился

из какой-то далекой и богатой страны, а может быть,
это был мой земляк, которому суждено было погибнуть
у самого порога своего дома. Несколько минут я, обна-
жив голову, медлил подле него, и мне было грустно,
что наша религия не позволяет, мне помолиться за не-
счастного или, наподобие древних греков, почтить его
кончину каким-нибудь торжественным обрядом. Я знал
что, хотя его кости упокоились здесь, став частью Аро-
са до Судного дня, бессмертная душа его была далеко
отсюда и испытывала сейчас то ли блаженство вечного
воскресения, то ли адские муки. Я знал это, и все же
меня охватил страх при мысли, что, быть может, он
пребывает совсем близко от меня, пока я стою здесь,
над его могилой, что он не покинул места, где встретил
свой злополучный конец.
   Помрачнев, я отвернулся от могилы и стал рассматривать разбитый  бриг
- зрелище, едва ли менее меланхоличное. Его нос лежал  чуть  выше  линии
прилива; переломился он позади фок-мачты - впрочем, мачт на нем  уже  не
было, так как обе были потеряны во время бури. Берег здесь очень крут, а
нос лежал на много футов ниже кормы, так что место разлома ничто не  за-
гораживало, и корпус просматривался насквозь. Название брига почти стер-
лось, и я так и не разобрал: то ли он  назывался  "Христиания"  в  честь
норвежского города, то ли носил имя "Христианы", добродетельной  супруги
Христиана из "Пути паломника", этой старинной нравоучительной книги. Су-
дя по постройке, корабль не был английским,  но  установить  его  нацио-
нальность я не мог. Он был некогда выкрашен в зеленый  цвет,  но  краска
выцвела, побурела и отставала от дерева длинными полосками. Рядом с кор-
пусом лежал обломок грот-мачты, почти занесенный песком. Зрелище поисти-
не было печальным, и на мои глаза навертывались слезы, пока я глядел  на
еще сохранившиеся обрывки снастей, которых прежде так часто касались ру-
ки перекликающихся матросов, на узкий трап, по которому они подымались и
спускались, повинуясь словам команды, на бедного  безносого  ангела  под
бушпритом, который на своем веку нырял в такое множество бегущих волн.
   Не знаю, был ли тому причиной бриг или могила, но пока я  стоял  там,
положив руку на разбитые бревна борта, я предавался тягостным  размышле-
ниям. Мое воображение поразила горькая судьба и бесприютность не  только
людей, но и неодушевленных кораблей, которым суждена гибель у чужих  бе-
регов. Извлекать выгоду из подобного величайшего несчастья -  что  могло
быть трусливее и гнуснее! И мои собственные поиски  показались  мне  ко-
щунственными. Но тут я вспомнил Мери, и ко мне  вернулась  решимость.  Я
знал, что дядя никогда не согласится на ее брак с бедняком, а она, как я
был твердо убежден, ни за что не пошла бы под венец без его разрешения и
одобрения. И мне подобало не сидеть сложа руки, но трудиться  ради  моей
будущей жены. Усмехнувшись, я подумал, что величественная  морская  кре-
пость "Эспирито Санто" сложила свои кости в Песчаной бухте несколько ве-
ков назад, и можно уже не заботиться о правах, столь давно  исчезнувших,
и не оплакивать несчастье, уже давным-давно забытое.
   Я твердо знал, где мне следует искать останки галеона. И  направление
течения и глубина указывали на то, что, вероятнее  всего,  они  лежат  в
восточном конце бухты, под скалами. Если "Эспирито Санто"  действительно
погиб в Песчаной бухте и если за эти долгие века  от  него  хоть  что-то
сохранилось, то найти эти обломки я мог только там. Как я уже  упоминал,
дно здесь уходит вниз очень круто, и даже у самых скал глубина достигает
нескольких саженей. Я шел по их краю, и взгляд мой далеко охватывал пес-
чаное дно бухты; солнечные лучи проникали в чистую, прозрачную  глубину,
и бухта казалась одним огромным незамутненным кристаллом, вроде тех, ка-
кие выставляются напоказ в мастерской камнереза; о том, что передо  мной
была вода, можно было догадаться только по вечному внутреннему  трепету,
по дрожащей игре солнечных отблесков и сетки теней в глубине да по  ред-
кому всплеску, и лопающимся пузырям у берега. Тени скал тянулись  от  их
подножий довольно далеко, и моя собственная тень, скользившая, медлившая
и склонявшаяся на вершине их теней,  иногда  достигала  середины  бухты.
Именно в этой полосе теней я и искал "Эспирито Санто",  так  как  именно
там подводное течение достигало наибольшей силы и при приливе и при  от-
ливе. Хотя в этот томительно жаркий день вода казалась прохладной повсю-
ду, здесь она выглядела еще более прохладной и таинственно манящей.  Од-
нако, как ни напрягал я зрение, я ничего не мог разглядеть,  кроме  нес-
кольких рыб, темной заросли водорослей да нескольких камней, которые не-
когда скатились с берега, а теперь  лежали,  разбросанные  по  песчаному
дну. Я дважды прошел скалы из конца в конец,  но  не  обнаружил  никаких
следов разбитого корабля и убедился, что обломки могли находиться лишь в
одном месте. На глубине пяти саженей над песчаным дном вздымался широкий
уступ, казавшийся сверху продолжением скал, по которым я ходил. Он  весь
зарос густыми водорослями, и колышущаяся чаща мешала мне разглядеть, что
находится под ней. Однако по форме и размерам уступ этот напоминал  кор-
пус корабля. Во всяком случае, он был единственной моей  надеждой.  Если
эти водоросли не скрывали "Эспирито Санто", значит, в Песчаной бухте его
нет. И я решил немедленно покончить с неизве