ка, который
зарывали  в  землю.  Степанида  Михайловна много пережила в годы гражданской
войны  и  понимала, что означали эти патроны. "Прятали оружие, - решила она,
- это не к добру. Откуда его привезли и зачем?"
     В окно увидела соседа, вышла на крыльцо, поздоровалась.
     - Что вы так поздно, Кузьма Егорович?
     - Да вот заигрались вчера в карты.
     И тут женщина поняла, что дело не чисто.
     Дальше  было  вот что: Степанида Михайловна отнесла найденные патроны в
ОГПУ.  Там  были  сведения,  что  в  Краснодаре формируется банда, и оружие,
видимо,  предназначалось  для  этой  банды.  Из Москвы дали приказ: не теряя
времени, сделать засаду и захватить всех, кто собирается у "ветеринара".
     Сформированная  им  банда  была  ликвидирована,  не  успев уйти в горы.
Закопанное  оружие  найдено.  Эта операция была выполнена благодаря скромной
женщине   -   Степаниде   Михайловне  Савчук.  При  помощи  народа,  простых
тружеников   ОГПУ   не   раз  удавалось  предупреждать  преступления  против
советской власти.
     Якушеву  было  предложено  немедленно  отозвать Зубова и его спутника в
Москву. Но, получив телеграмму, Зубов, как мы знаем, допустил ошибку.


80

     Стауниц  пришел  на Болотную площадь чуть раньше четырех часов и увидел
Подушкина вблизи склада. Тот сделал ему знак и пошел впереди.
     Это было странно: до сих пор таких предосторожностей не было.
     Когда  Стауниц  подошел к двери склада, она открылась. Подушкин впустил
его, потом, выглянув из-за двери, плотно ее закрыл.
     - Это что за фокусы? - спросил Стауниц.
     - За нами наблюдение.
     - Почему вы так думаете?
     - У меня - опыт. Уж верьте мне.
     - И давно?
     - Второй день.
     - Это трудно заметить днем, в такой толкучке.
     - А вечером? Вечером тоже. И ночью.
     "Плохо", - подумал Стауниц.
     - Пахнет гарью, - сказал вслух. - Придет ли Зубов?
     Но Зубов пришел ровно в четыре, как было условлено.
     Разговор начался с провала краснодарской группы.
     - Это  продолжение  Ленинграда,  -  сказал Зубов. - Наверно, у них была
переписка.  Конспираторы...  Дерьмо! Не в этом дело. Ты получил через Романа
Бирка  от  Аду  Бирка  две  тысячи  фунтов стерлингов, пообещав ему какие-то
изумруды?
     - Откуда ты знаешь?
     - Знаю.  Зачем  ты  брал  деньги? Кто тебе разрешил заниматься грязными
делишками?
     - Не твое дело!
     - Нет,  мое... Общее дело. Тебе известно, что Роман Бирк нам помогает в
Москве  и  в  Ревеле.  Его  дядя  Аду  Бирк вне себя! Роман говорит, что его
выгонят из министерства, и мы потеряем ценного помощника.
     - Кто это "мы"? - спросил Стауниц, подчеркнув "мы".
     - Мы - это "Трест". Зачем ты пугал Бирка ГПУ? Это же шантаж.
     - Хотел отделаться от Бирка.
     - Нам  нет  смысла  из-за  этих денег терять такого полезного человека,
как Бирк.
     - Кому  "нам"?  "Нам"?..  -  зло  усмехаясь,  смотрел  Стауниц  в глаза
Зубову.  -  Черт  с  ним!  Деньги  я  верну  завтра.  Отдашь Бирку. Я с этой
скотиной  разговаривать  не хочу. Две тысячи фунтов - на даче. Там получишь.
Завтра   весь   день   мы  с  Марией  Владиславовной  занимаемся  шифровкой.
Послезавтра - почта.
     - Но при Захарченко? Как же при ней передавать... деньги?
     - А ей какое дело?
     Зубов молча кивнул и встал.
     - Подожди...   Что   за   телеграмму  до  востребования  ты  получил  в
Новороссийске?
     - А тебе какое дело? Это допрос?
     - Ты  же  меня  только что допрашивал? Допрашивал? Я хочу знать, что за
телеграмма?
     - Это  штучки  Баскакова.  Слежка?  Ну  черт  с ним. Телеграмма была от
жены. У нее умер отец.
     - Вот что... Ну хорошо. До завтра.
     Зубов  пошел  к  дверям.  "Все  ясно.  Пристрелить  его,  - мелькнуло у
Стауница.  -  Из  того  самого  дареного  браунинга  с  монограммой. Нет. За
складом наблюдение. Еще услышат. Нельзя. А жаль..."
     Дверь  за Зубовым захлопнулась. Он шел быстро, едва сдерживая волнение:
Стауниц,  видимо,  догадывается. "Кому "нам"? Это было сказано со значением.
Явный  намек  на  ОГПУ.  Позвонить  Старову?  Сообщить об этом разговоре? На
беду,  Старова  нет  в  Москве, он в командировке. Делом "Треста" занимается
сейчас  Косинов  (Колесников),  но  он  не  вполне  в  курсе  событий. Решил
позвонить Якушеву. Подошла жена Якушева:
     - У него - жар, сорок и две десятых. Ангина. Он ночью бредил...
     Зубов  положил  трубку:  "А в сущности, чего я порю горячку? Надо знать
Стауница.  Этот прохвост в разговоре с Бирком действительно пугал его ГПУ. А
что,   если   это   он  прощупывает,  проверяет  какие-то  свои  догадки?  С
телеграммой  действительно  получилось  неловко...  Пожалуй, товарищи правы:
"Трест"  "перезрел".  И  Артузов  говорил про это. Пора кончать игру. Завтра
поеду,  получу  деньги,  отдам Бирку и заодно прощупаю настроения Стауница и
Захарченко". Так решил Зубов.
     В  эти минуты Стауниц уже сидел в пригородном поезде и мчался на дачу к
Захарченко.  "Две  тысячи  фунтов...  Так  я их и отдал. Пригодятся, еще как
пригодятся".
     ...Подушкин,   слышавший   в   подвале  разговор  Стауница  с  Зубовым,
некоторое  время  сидел  в  оцепенении  на  ступеньках  лестницы,  ведущей в
подвал.  Потом  вдруг  забеспокоился,  стащил  с  себя  брезентовый балахон,
достал  спрятанный чемодан, зеркало, бритву. Через полчаса со склада "Флора"
вышел  бритый  мужчина  в  кепи  и  элегантном сереньком пальто. Он запер на
замок  склад  и  направился  к мосту. На мосту, оглянувшись, швырнул ключи в
реку и, перейдя мост, скрылся в переулке.
     Его служба в должности ночного сторожа кончилась.
     ...Захарченко встретила Стауница холодно:
     - Ты  прочитал письмо Александра Павловича? Ты знаешь, о чем идет речь?
Его  люди  перейдут границу "кустарями". В "Тресте" ни Якушев, ни Потапов не
должны  знать. Знаем только мы - я и ты. В эти два дня надо разработать план
покушения.  Это будет неожиданностью для Потапова и Якушева. Как удачно, что
Якушев болен. Мы поставим его перед фактом!
     А  в  это  время  Стауниц  думал:  "Все  ясно. Якушев - чекист. Зубов -
чекист.  И  я,  в  сущности  делал  то,  что им нужно. А эта бешеная бабенка
бормочет все про свое..."
     Он вдруг вскочил и сказал сквозь зубы:
     - Мария  Владиславовна...  Довольно  дурака  валять!  За  кого  вы меня
принимаете?
     Она удивилась, потом сказала:
     - Странный   вопрос.   За  самого  выдающегося,  после  Якушева,  члена
"Треста".
     Он  засмеялся  каким-то  деревянным  смехом  и  сквозь  зубы  с яростью
произнес:
     - Мария... И я и ты - орудие Якушева, а Якушев - чекист!
     Он  посмотрел  на  нее  и  ужаснулся:  на него глядели широко раскрытые
глаза безумной.
     - Якушев?
     - Да! Якушев! И Потапов!
     - Зубов?
     - Тоже.
     - Но они же делали все! Были во главе!.. И они чекисты!
     Она  упала  на  диван  и лежала как мертвая. Он тронул ее за плечо. Она
подняла голову и смотрела на него невидящими глазами.
     - Что же делать?
     - Бежать,  - твердо сказал Стауниц. - Бежать через финское "окно", пока
оно  действует. Хорошо, что Радкевич в Ревеле. Нам надо бежать сегодня же. -
Он  стал  прежним  наглым  и  отчаянным  Стауницем.  -  Завтра  утром  мы  в
Ленинграде, ночью переходим границу. У нас есть ровно сутки, не больше.
     Она   встала,   машинально  накинула  платок,  надела  пальто  и  вдруг
повернулась:
     - Почему я не убила тебя и себя?
     Он рассмеялся и вдруг сел к столу, взял карандаш и бумагу.
     - Что ты делаешь?
     - Пишу прощальное письмо. Не могу отказать себе в удовольствии.
     Размашистым  почерком  он  написал  несколько строк, четко, чтобы можно
было прочитать.
     - Не  забудь  деньги... У нас два часа времени. Отсюда прямо на вокзал.
Поедем врозь, так спокойнее.
     Они вышли, оставив незапертой дверь.
     Записка осталась на столе: каждый, кто войдет, увидит.


81

     Лена  жила все еще в квартире отца. Похоронив его, она думала переехать
к  Алексею,  но  мать была так убита горем, что пришлось опять пока отложить
переезд к мужу.
     Она  не видела Алексея последние три дня, понимала сложность его работы
и  не  очень тревожилась, такое бывало и раньше. И когда в редакцию позвонил
незнакомый  голос,  попросил ее спуститься вниз, она решила, что это Алексей
послал товарища.
     Внизу стоял незнакомый ей человек в военной форме.
     - У  меня машина. Поедем, - сказал он и, здороваясь, задержал ее руку в
своей.
     - Вы от Алексея.
     - Все объясню.
     Они сели в закрытую машину. Он спросил:
     - Когда вы видели его... в последний раз?
     - Три дня назад. Как это "в последний раз"?
     Он снова взял ее руку:
     - ...Мы все его очень любили.
     - Как это "любили"? Почему "любили"?
     Предчувствие несчастья.
     Судорога сжала ей горло.
     Машина  свернула  на  Лубянку. Остановилась у того самого дома, где она
была с Алексеем однажды на первомайском вечере.
     И  первое,  что  она  заметила  у  подъезда, уже понимая, что случилось
ужасное, был грузовик с траурной черно-красной полосой на борту.
     Ничего  не  видя,  она поднялась по лестнице. Пахло хвоей. В зале стоял
гроб,  и  у  гроба  почетный караул" Лена увидела лицо в гробу, неподвижное,
точно  мраморное,  лицо  Алексея  Зубова.  Ей  показалось  это  невероятным,
непостижимым:  здесь, в этом зале, где они был" в тот вечер... Три дня назад
она  была  у  него,  они строили планы, как устроится их жизнь: его, ее и их
ребенка.
     Она упала на край гроба, задыхаясь от слез.
     Кто-то  нежно  и  ласково  взял  Лену  под руку и посадил на стул возле
гроба.  К  ней  наклонился  тот  самый человек с темными бархатными глазами,
человек,  который тогда в клубе сидел рядом с Алексеем. Она узнал" Артузова.
Он  что-то  говорил  ей,  Лена  не  понимала,  но его ласковый голос, полный
сочувствия,  как  будто  успокоил  ее.  В эту минуту вдруг зазвучал траурный
марш,  и  тогда она осознала все, что произошло, поняла, что пришел конец ее
первой и единственной любви. Она зарыдала.
     Потом  выносили гроб, впереди, на подушечке алел орден Красного Знамени
-   знак   доблести,   награда,   омытая  кровью  героя  гражданской  войны,
пограничника, солдата Дзержинского, чекиста.


     Удалось восстановить всю картину гибели Зубова.
     Не  зная  о  бегстве  Стауница-Опперпута,  Кузен - жандармский ротмистр
Баскаков  -  отправился  под  вечер  на  дачу, по всей вероятности, как было
условлено.
     Он  вошел  в  сад.  Калитка  была  открыта.  Подошел к крыльцу и увидел
открытую  настежь дверь. Вошел в сени, постучался. Никто не ответил. Толкнул
дверь,   вошел,   увидел   в   комнате  беспорядок,  валялись  платья  Марии
Захарченко, принадлежности туалета.
     Он  увидел  на столе исписанный листок, прижатый подсвечником. Прочел и
все  понял. Якушев, Потапов, Зубов - чекисты. Захарченко и Стауниц бежали за
границу и находятся вне пределов досягаемости.
     Можно  себе  представить,  как это ошеломило Баскакова. Он оставался на
даче  еще некоторое время, размышляя, как поступить. Вдруг хлопнула калитка,
и Баскаков из окна увидел Зубова...
     Когда   Зубов  ехал  на  свидание  к  Стауницу,  у  него  были  смутные
подозрения:  почему  Стауниц решил вернуть деньги Бирка именно на уединенной
даче?  Подойдя  к  даче,  увидел  открытую настежь дверь. Это было похоже на
западню.  Зубов не пошел в эту дверь, а обошел дачу, скрываясь за сосенками.
Подошел  к  застекленной  террасе,  рванул дверь и сорвал задвижку. Вошел на
террасу,  а  потом  в дом. В эту минуту или раньше Зубов уже держал наготове
пистолет.  Баскаков  спрятался  в  сенях. Пройдя первую комнату и следующую,
Зубов  остановился,  ему  бросился  в  глаза  листок  - записка Стауница. Он
присел  к  столу.  В  это  мгновение  в  Зубова  из  сеней  дважды выстрелил
Баскаков.  Смертельно  раненный, Зубов нашел в себе силы ответить выстрелом.
Пуля попала Баскакову в переносицу, и он рухнул мертвым на пороге сеней.
     Зубов  упал головой на стол, и в таком положении его нашли бездыханным.
Его пистолет лежал на полу.
     Трупы обнаружили только на следующий день.
     Так  кончился  поединок  между  смертельными  врагами: между чекистом и
белогвардейцем.
     Если  были  промахи  у Зубова раньше, то в последнюю минуту своей жизни
он не промахнулся.


     Перед  Косиновым  лежала  записка  Стауница-Опперпута.  Он  писал,  что
теперь вне пределов досягаемости ГПУ. Угрожал разоблачениями.
     - Конец "Тресту", - сказал Косинов.
     События  сложились  так, что он, Косинов, под именем Колесникова в 1922
году  начал  операцию  "Трест", потом стоял в стороне и теперь присутствовал
при ее конце.
     Письмо немедленно показали Артузову.
     - Конец "Тресту", - сказал он.
     Из   Ленинграда  сообщили,  что  Стауниц-Опперпут  и  Мария  Захарченко
прошлой ночью, воспользовавшись "окном", перешли финскую границу.
     Это произошло в ночь на 13 апреля 1927 года.
     В  следующие дни в Москве и на периферии были арестованы все члены МОЦР
-    подлинные    контрреволюционеры.    "Трест"    перестал   существовать.
Контрразведывательная  операция  ВЧК-ОГПУ,  длившаяся  в течение почти шести
лет,  была закончена. Значение этой операции трудно переоценить. "Трест" все
эти  годы  служил  как  бы  громоотводом, срывая заговоры и террористические
акты  озлобленной  белой эмиграции и контрреволюционных групп внутри страны.
Деятели  "Треста" Якушев, Потапов, Ланговой и другие чекисты проявили редкое
искусство  маневра  в  тайной войне, которую навязали Советскому государству
его  враги.  Успех  операции "Трест" объяснялся тем, что им руководили такие
замечательные люди, как Дзержинский, Менжинский, Артузов, Пилляр.
     Прошло  больше  сорока  лет.  Наступило  время,  когда можно рассказать
правду  о  "Тресте".  И  вот  перед  читателем роман-хроника, построенный на
документальном  материале.  Почти  все  фамилии  героев  -  подлинные. Автор
стремился не отходить от истины и в изложении фактов.
     Что же произошло после ликвидации "Треста"?


82

     В  Париже  на  улице Дарю, в соборе Александра Невского, в воскресенье,
во  время  литургии, кто-то тронул за локоть Шульгина. Он оглянулся и увидел
знакомого  ему по Варшаве Артамонова. Тот поманил его, и, когда они вышли на
паперть, Артамонов сказал:
     - Все пропало. "Трест" пропал. Кутепов просил вас тотчас приехать.
     В штабе РОВС на улице Колизе Кутепов сказал Шульгину:
     - Дайте мне слово, что будете молчать.
     Шульгин дал слово.
     - Я   получил   две   телеграммы   из   Гельсингфорса:  одну  от  Марии
Владиславовны,  другую  от  ее  нового мужа - Стауница-Опперпута. Немедленно
выехал  в  Гельсингфорс. Видел ее и его. "Трест" оказался мистификацией ГПУ.
Якушев  -  чекист.  Финны  на  всякий  случай  арестовали  Опперпута,  он  в
крепости, пишет подробные разоблачения для печати.
     Ошеломленный Шульгин молчал и наконец сказал:
     - Значит,  моя  книга  "Три  столицы"  тоже пропала. Теперь я знаю, кто
организовал  мою  поездку  в  Россию.  И  они же советовали мне написать эту
книгу.
     - Да. Очевидно, это так.
     - Нам  невыгодно  молчать  об  этой  истории,  все  знают,  что  вы и я
конспирировали  с  "Трестом".  Лучше  нам рассказать все самим. Мне выгоднее
самому признаться, чем ждать, пока это скажут другие.
     - Вы  мне  дали  слово  молчать.  Я  не разрешаю вам писать об этом. Вы
понимаете,  как  мы  выглядим  во  всей  этой истории? Хороши мы будем, если
узнают, как нас водила за нос Чека.
     Однако  Шульгин  написал  для  эмигрантской  печати послесловие к "Трем
столицам". Между прочим, в нем говорилось:
     "...Россия,  несмотря  на большевиков, жива и не собирается помирать. И
это   убеждение   осталось   в   силе  и  сейчас,  несмотря  на  последующие
разочарования".
     Шульгин  передал  написанное  Кутепову,  убежденный,  что все это будет
опубликовано.  Но  Кутепов  не  торопился.  Лишь  много  лет  спустя Шульгин
рассказывал:  "Каким-то  образом  эти  материалы  попали  к  Бурцеву,  и  он
опубликовал их в своем издании "Общее дело".
     Какая же судьба постигла Марию Захарченко и Стауница-Опперпута?
     Они прожили недолго.
     В  отместку  за  то, что "Трест" долго сдерживал теракты, Кутепов отдал
приказ:  убивать  как  можно  больше  видных  советских работников. Началась
переброска террористов в Советский Союз.
     Стауниц-Опперпут   сначала   был  в  заключении  у  финнов,  потом  его
освободили.  В эмигрантской газете "Сегодня" появились статьи о "Тресте". Но
кольцо  вокруг  автора статей сузилось: от него требовали убийства Якушева и
связанных  с  ним чекистов. Это означало, что Стауниц одним из первых должен
был  отправиться  на  советскую  территорию. Отказ от этого означал для него
гибель.  Стауницу  дали  список сотрудников ОГПУ, которых предполагали убить
первыми.
     В  газете  "Правда"  6  июля  1927  года  была  опубликовано  следующее
сообщение:

              Подробности последней "операции" белогвардейцев
                          на советской территории

                         (Беседа с зам. Пред. ОГПУ)

     В  беседе  с  сотрудниками  московских  газет  зам. Пред. Объединенного
Государственного  Политического  Управления  сообщил  чрезвычайно интересные
подробности  последней  "операции"  белогвардейцев  на советской территории,
операции, своевременно пресеченной в корне и стоившей террористам жизни.
     - В  какой  мере  серьезным  следует считать покушение на взрыв дома по
М.Лубянке?
     - Взрыв  подготовлялся  довольно умело. Организаторы взрыва сделали все
от  них  зависящее,  чтобы  придать взрыву максимальную разрушительную силу.
Ими  был  установлен  чрезвычайно  мощный  мелинитовый  снаряд. На некотором
расстоянии  от  него  были  расставлены  в  большом количестве зажигательные
бомбы.  Наконец,  пол  в доме по М.Лубянке был обильно полит керосином. Если
вся  эта система пришла бы в действие, можно почти не сомневаться в том, что
здание  дома по М.Лубянке, Э 3/6 было бы разрушено. Взрыв был предотвращен в
последний момент сотрудниками ОГПУ.
     - Вероятно, заготовка таких снарядов требовала большого времени?
     - Снаряды   и   вообще   вся   террористическая   аппаратура   погибших
белогвардейцев  были  изготовлены  не в СССР, а привезены из-за границы. Это
нами   установлено  совершенно  точно.  И  конструкция  снарядов,  и  состав
наполнявших  их взрывчатых веществ - определенно иностранного происхождения.
В  частности, научная экспертиза известных специалистов-химиков установила с
полной категоричностью английское происхождение мелинита.
     По  вполне  понятным  причинам  я  не  стану  указывать всех тех нитей,
которые  привели  нас от Лубянской площади в Москве к белорусским лесам, где
мы  настигли  скрывавшихся  преступников.  Могу  лишь указать, что некоторые
вещи,   найденные  в  доме,  где  подготовлялся  взрыв,  а  также  встречные
сведения,  полученные нами из Финляндии, раскрыли нам личность организаторов
очередного   белогвардейского   покушения.   Ими   оказались   наши  "старые
знакомые":  известная  террористка  Захарченко-Шульц,  в  течение  ряда  лет
боровшаяся   всеми   способами  с  советской  властью,  являясь  племянницей
известного  белого генерала Кутепова, прославившегося даже в эмиграции своей
исключительной,  бесчеловечной жестокостью в отношении подчиненных ему белых
солдат  и  казаков  и  заслужившего  в  эмиграции  прозвище "Кутеппаши"; она
вместе  со  своим  дядей  и  шефом  являлась  доверенным  лицом и постоянным
агентом английской разведки.
     Можно  сказать, что в лице Кутепова и Шульц зарубежные монархисты имели
своих   едва   ли   не   наиболее   ярых   активистов.   В  последнее  время
соответственные  английские "сферы", изверившись в наличии каких-либо корней
у  монархистов  в  СССР,  усомнившись  даже в их