Лев Вениаминович Никулин
   Мертвая зыбь

--------------------
Лев Вениаминович Никулин
Мертвая зыбь
---------------------------------------------------------------------
Никулин Л.В. Мертвая зыбь: Роман. - Петрозаводск: Карелия, 1987.
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 31 августа 2003 года
---------------------------------------------------------------------
--------------------


                               Роман-хроника


     -----------------------------------------------------------------------
     Никулин Л.В. Мертвая зыбь: Роман. - Петрозаводск: Карелия, 1987.
     Вступительная статья Л.Кассиля по изданию:
     Л.Никулин. Мертвая зыбь. Роман-газета Э 16(364). - М.: Худ.лит., 1966.
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 31 августа 2003 года
     -----------------------------------------------------------------------

     Роман  "Мертвая  зыбь"  воссоздает эпизоды героической борьбы советской
разведки  с  монархической  контрреволюционной организацией, действовавшей в
1921-1927 гг.


                                 Содержание

                           Л.Кассиль. Лев Никулин
                           Мертвая зыбь. Роман


ЛЕВ НИКУЛИН

     Он  начал  писать  и  печататься тогда, когда люди моего поколения лишь
учились  еще  читать.  Имя  Льва Вениаминовича Никулина стало известно уже с
1910  года.  Но  по-настоящему  определил  он  свою  писательскую  дорогу  и
заслужил признание после Октябрьской революции.
     Я  помню,  как  в  годы  студенчества зачитывались его романом "Никаких
случайностей"   ("Дипломатическая   тайна"),   вышедшим   в   1927   году  в
"Роман-газете".  А лет двенадцать спустя, когда мне довелось вместе с нашими
советскими  моряками  совершить  плавание  в  Испанию,  где  в  те  годы шла
жестокая  гражданская  война,  где  народ  стремился  не  допустить к власти
фашистов,  мы  читали  на  нашем  корабле "Письма об Испании" Льва Никулина,
которые вышли еще в 1930 году и получили высокую похвалу А.М.Горького.
     "Время,  пространство,  движение"  -  так назвал писатель одну из своих
завоевавших  наибольшую  известность  книг. И этот краткий очерк о нем можно
было бы так и озаглавить: "Время, пространство, движение писателя".
     Надо  ли  напоминать  сегодняшнему  читателю  о таких книгах, как "Люди
русского  искусства", в которой запечатлены выразительные портреты виднейших
деятелей  нашего  театра,  музыки,  поэзии.  Или  о таких, как роман "России
верные  сыны".  Или  о  двухтомном романе "Московские зори". Или о волнующей
книге   "Тухачевский",  которой  писатель  утолил  естественный  благородный
интерес   советских   людей   к   жизни   и  деятельности  одного  из  наших
революционных полководцев.
     А  вот  не  так  давно  романист  дал нам новую книгу - "Мертвая зыбь".
Увлекательный,  почти  приключенческий  сюжет  опирается  здесь  на  точные,
досконально   изученные   автором   исторические  факты.  Да,  это  подлинно
роман-хроника.  Многое  из  того,  что  может  показаться  нам сегодня почти
невероятным,  чем-то  смахивающим  на  авантюрные  ходы  тех фабул, которыми
пользуются  авторы  так  называемых  детективных  сочинений, в данном случае
полностью  соответствует  исторической  правде,  событиям,  происходившим на
самом деле.
     В   основе   романа   -   дерзостно-смелая   и   хитроумная   операция,
организованная  и  блестяще  осуществленная  по  инициативе Ф.Э.Дзержинского
против  монархистов, действовавших подпольно в молодой Советской стране. Это
происходило,  когда,  как пишет автор в своем кратеньком вступлении-эпиграфе
к   роману,   "свирепые   штормы   гражданской   войны"   уже   стихли,   но
контрреволюционная  "стихия не угомонилась", действуя исподтишка, проникая в
нашу  страну  из-за рубежа, стараясь тайно расшатать устои Советской власти.
То  действительно  была  уже "мертвая зыбь", но и она могла причинить немало
бед   и  зла  молодому  государству  трудящихся.  И  чекистам,  во  главе  с
Дзержинским,   пришлось   проявить   не   только   высокую   отвагу,   но  и
исключительную изобретательность.
     Опытный    литератор,   отлично   владеющий   многообразными   жанрами,
Л.В.Никулин  сумел  превосходно организовать и построить свой роман-хронику.
Книга   читается,  начиная  буквально  от  первой  строки,  с  захватывающим
интересом.  Широко  и  точно даны картины жизни тех лет в Советской стране и
за  рубежом.  Документальная  точность  не  помешала автору добиться широких
художественных   обобщений,   помогающих  сегодняшнему  читателю  всерьез  и
взволнованно  осмыслить  трудные  героические  годы  в  жизни  нашей родины.
Помимо  пленительной  и  суровой  фигуры  Дзержинского, в романе запечатлены
полновесные  образы  его  сподвижников,  среди  которых прежде всего хочется
назвать  А.X.Артузова. Выразительно обрисованы и враги, каковых нелегко было
тогда обезвредить.
     Своей  новой,  потребовавшей  длительной  и  кропотливой работы, книгой
Л.В.Никулин  еще  раз  подтвердил,  что  он  по-прежнему  весь  в  работе, в
движении...  Он  то  и  дело  выступает  перед  читателями  в  клубах, Домах
культуры,  по  радио  с  воспоминаниями  о  Горьком,  о Маяковском, ездит во
Францию,  раскапывает  там  ценнейшие  материалы  о  жизни  Бунина, Куприна,
работает в редколлегиях журналов...
     И,   читая   книги   Никулина   или   слушая  в  большом  переполненном
университетском   или  клубном,  молодежном  зале  его  выступления,  всегда
безукоризненно  скомпонованные  и  в  то  же  время  оставляющие впечатление
свободной  артистической  импровизации,  не веря белоснежной "профессорской"
седине,  которую  мы уже знаем не одно десятилетие, - каждый раз ловишь себя
на  том, что начинаешь мысленно подсчитывать: "Постойте! Сколько же ему лет?
Нет,  неужели  75?.."  Да,  счет  этот уже немалый, но те, кто прочтет новую
книгу   Льва   Вениаминовича  Никулина,  убедятся,  что  возраст  не  мешает
постоянному  движению писателя через годы, пространство и страницы новых его
книг.

                                                                 Лев Кассиль

МЕРТВАЯ ЗЫБЬ


     Бушевали   свирепые   штормы   гражданской   войны;   казалось,   волны
захлестывали  советский  корабль, но Ленин, во главе партии большевиков, вел
его  твердой  рукой,  и  корабль  шел вперед по неизведанному курсу. Наконец
штормы  стихли,  однако  стихия  не  угомонилась.  Еще  долго  мертвая  зыбь
расшатывала  скрепы судна, но по-прежнему Кормчий стоял у руля и вел корабль
к мерцающему во мгле алому огню маяка, к заветной пристани, к социализму.


1

     Большой театр. Партер, ложи, амфитеатр - все было заполнено.
     - Товарищи!   Мне  предстоит  сделать  отчет  о  внешнем  и  внутреннем
положении республики...
     Наступила  тишина,  особенная, поразительная, после того как только что
гремели  рукоплескания  и  сквозь  то  затихающий, то вновь возникающий гром
пробивались крики:
     - Да здравствует вождь мирового пролетариата!
     - Да здравствует Ленин!
     Все,  кого Советская Россия послала на Девятый съезд Советов, собрались
в этот день, 23 декабря 1921 года, в Большом театре, в Москве.
     - Первый  раз  приходится  мне  давать  такой отчет в обстановке, когда
прошел  целый  год  и ни одного, по крайней мере крупного, нашествия на нашу
советскую власть со стороны русских и иностранных капиталистов не было...
     Из  оркестра,  где  сидели  и  стояли  люди, хорошо было слышно и видно
Ленина.  Он  то  ходил  по  самому  краю  сцены,  то  останавливался, как бы
размышляя  вслух.  Ленин  говорил  о  неустойчивом, непонятном и несомненном
равновесии,  "которое  состоит  в  том,  что, будучи окружены со всех сторон
державами,  неизмеримо  более  могущественными  в  экономическом и в военном
отношениях,  чем  мы, сплошь и рядом открыто враждебными к нам до бешенства,
тем  не  менее  мы видим, что им не удалось осуществить дело, на которое они
три  года  затрачивали  столько  средств  и  сил, - дело непосредственного и
немедленного удушения Советской России".
     Артузов  держал  на  колене  блокнот  и  быстро записывал. Он знал, что
потом,  перечитывая эти записи, вновь ощутит атмосферу съезда и вновь как бы
услышит  то  самое важное, что Ленин подчеркивал интонацией или энергическим
жестом.
     - Надо  помнить,  что от всякого нашествия мы всегда на волоске. Мы все
сделаем,  что  только  в  наших  силах,  чтобы это бедствие предупредить. Мы
испытали  такую  тяжесть  империалистической войны, какую едва ли испытал на
себе  какой-нибудь другой народ. Мы испытали после этого тяжесть гражданской
войны,   которую   нам   навязали   представители   господствующих  классов,
защищавших  эмигрантскую  Россию - Россию помещиков, Россию капиталистов. Мы
знаем,  мы  слишком  хорошо  знаем, какие неслыханные бедствия для рабочих и
крестьян несет с собой война...
     Артузов  продолжал  записывать,  но,  видимо,  нажал  слишком сильно на
карандаш,  сломал  кончик и ахнул от досады. Кто-то молча дал ему перочинный
ножик.  Он заметил, что слова Ленина записывают многие. Сегодня вечером, еще
до  выхода  газет,  еще  до  завтрашнего  утра, Москва узнает, о чем говорил
Ленин в своем отчете съезду Советов.
     - Мы  идем на самые большие уступки и жертвы, но не на всякие, но не на
бесконечные,  -  пусть те, немногие, к счастью, представители военных партий
и  завоевательных  клик  Финляндии, Польши и Румынии, которые с этим играют,
пусть  они это себе хорошенечко заметят... есть предел, дальше которого идти
нельзя.  Мы  не  допустим издевательства над мирными договорами, не допустим
попыток  нарушать  нашу мирную работу. Мы не допустим этого ни в коем случае
и станем, как один человек, чтобы отстоять свое существование...
     Тут  все загрохотало: сверху из лож до оркестра и президиума прокатился
гром, люди оглушительно хлопали.
     Только  в  одной  ложе  три  господина  в черных костюмах и белоснежных
твердых  воротничках  не аплодировали. Один из них, сидевший впереди, достал
платок  и  вытер  лоб,  хотя  в зале было прохладно, со стены веяло холодом,
театр плохо отапливался - берегли топливо.
     Возвращая перочинный ножик владельцу, Артузов сказал, кивнув на ложу:
     - Эстонской миссии не очень нравится...
     И  снова  повернулся  к  сцене.  Отчет  Совета  Народных  Комиссаров  и
Центрального  Исполнительного  Комитета  Советов шел к концу. Он охватил всю
жизнь  Советской  республики:  обрушившийся  на  страну  голод,  разрушенную
войной  промышленность,  подорванное народное хозяйство, новую экономическую
политику.
     - Новое  общество,  которое основано будет на союзе рабочих и крестьян,
неминуемо...
     И  кончил  Ленин, как всегда, просто, с неодолимым чувством убеждения и
верой в победу.
     - Мы  эту  задачу  решим  и  союз рабочих и крестьян создадим настолько
прочным, что никакие силы на земле его не расторгнут.
     Долго  еще  гремели  рукоплескания. Артузов спрятал блокнот, исписанный
до  последнего листка. Человек, одолживший ему перочинный ножик, ждал, когда
можно  будет  двинуться  к  выходу.  Зрительный  зал  был  освещен скудно, и
Артузов долго всматривался в его лицо. Затем сказал:
     - А ведь мы с вами знакомы... Товарищ Потапов Николай Михайлович?
     - Да. Но вас что-то не припомню.
     - Мы встречались года три назад у Николая Ильича Подвойского.
     - Припоминаю... Но как это вы запомнили даже мое имя и отчество?
     - Запомнил. Вы все еще в Главном штабе?
     - Да, все там же... А вы, товарищ Артузов? Где вы теперь?
     - Это особый разговор. Когда-нибудь расскажу при встрече.
     Они  уже  пробирались  в узком проходе к вешалке. Около них Луначарский
говорил Чичерину:
     - Каков Владимир Ильич! Какая логика! Какой охват эпохи!
     Артузов  и  Потапов  добрались  до  своих  шинелей.  Артузов  до своей,
солдатской.   Потапов  до  темно-серой,  в  прошлом  явно  генеральской.  Он
пропустил вперед Чичерина и, улыбаясь, сказал Артузову:
     - Не  могу  привыкнуть к военной форме Георгия Васильевича. Все-таки он
очень штатский, а тут - гимнастерка с "разговорами", буденовка...
     - Время  такое,  Николай  Михайлович. Даже Наркоминдел в военной форме.
Как  сказал  Владимир  Ильич:  "Мы  не  допустим  издевательства над мирными
договорами". До свиданья, Николай Михайлович. Надеюсь, встретимся?
     - И я надеюсь.
     Перед  фронтоном  Большого театра застыла цепь часовых. Всадник в шлеме
внимательно  разглядывал господ, усаживающихся в автомобиль с трепетавшим на
ветру флажком.
     Когда  автомобиль  тронулся,  глава  эстонской  миссии  Боррес  сказал,
обращаясь к тому, кто сидел позади:
     - Контроль...   Контроль...  За  нарушение  законов  о  труде  нэпманам
угрожают  судом. И в то же время большевикам предлагают у них учиться... Как
можно учиться у людей, которым угрожают судом?
     - Ленин  сказал,  что новая экономическая политика всерьез и надолго, -
несмело заметил тот, кто сидел позади.
     - Интересно,  что  думают  обо всем этом ваши друзья? Господин Кушаков,
например?
     Боррес обращался к Роману Бирку - атташе миссии по делам печати.
     - Я давно их не видел.
     - Кого "их"?
     - Кушакова и его мадам.
     - Напрасно. Надо увидеться. Дипломат обязан иметь связь в обществе.
     "Давно ли мы дипломаты", - подумал Бирк, но промолчал.


2

     В  тот  же  вечер  Артузов  в своем кабинете читал записи, сделанные во
время  заседания  съезда.  Не  все можно было разобрать, некоторые строки он
подчеркивал,  считая  их  особенно важными, например то, что Ленин говорил о
мирном строительстве:
     "...Взявшись  за наше мирное строительство, мы приложим все силы, чтобы
его  продолжать  беспрерывно.  В  то  же  время,  товарищи,  будьте  начеку,
берегите  обороноспособность  нашей страны и нашей Красной Армии, как зеницу
ока..."
     Он  задумался:  из пяти с половиной миллионов красноармейцев осталось в
строю  немногим более миллиона. Серьезные разногласия между Троцким и Фрунзе
о  военной  доктрине.  Фрунзе  стоит  на  позициях  партии в этом вопросе...
Артузов  вспомнил свою встречу с Потаповым: интересный человек, генерального
штаба  генерал-лейтенант.  Каких людей удалось привлечь на сторону советской
власти  Николаю  Ильичу  Подвойскому!  Впрочем, кажется, они были знакомы до
революции.
     Артузов снова взялся за свои записи.
     "...в  Донбассе...  от  нашей крупной промышленности остались ничтожные
остатки..."  -  читал  он  слова  Ленина.  Да,  как  ни грустно, но это так.
Артузов  встал,  прошелся  по своему кабинету. Он часто подумывал о том, что
ему,  инженеру  по  образованию,  следовало  бы  работать  в промышленности,
поднимать    производство,    -    в    сущности,   это   его   долг,   долг
инженера-большевика. А вместо этого...
     Он вернулся к своим записям.
     Ленин  говорил  о голоде... В разоренной войной стране голод разразился
ужасающим  бедствием.  АРА*, Комитет помощи голодающим... Эти господа решили
спекулировать  на  всенародном несчастье, чтобы дорваться до власти. Артузов
чувствовал, что задыхается от негодования, и с силой отворил форточку.
     ______________
     *  АРА  -  Американская администрация помощи, созданная в 1919 году для
укрепления   позиций   американского   империализма.   Под   видом  оказания
продовольственной  и  иной помощи вела разведывательную работу в ряде стран,
в  том  числе  и в Советской России. Деятельность АРА была прекращена в 1923
году.

     Ночь  была  светлая, из окна здания ЧК он видел как на ладони Лубянскую
площадь,  башню  и  арку  Владимирских  ворот, фонтан на площади и уходившую
влево  обветшалую  стену  Китай-города,  вдоль  которой  стояли заколоченные
будки книготорговцев.
     Тихо звенели последние, уходящие в парк трамваи.
     Артузов  видел засыпающий город, только кое-где, как всегда по вечерам,
светились  прямоугольники  окон. Он представил себе, что происходит за этими
окнами:  нетопленные комнаты, где чуть светится огонек самодельной лампадки:
хозяйка  делит детям сваренную в жестяной печке-буржуйке пшенную кашу, режет
аккуратно  кубики  черствого  с соломинками хлеба. А есть такие дома, где за
глухо   задернутыми   шторами,   после  сытного  ужина,  за  рюмкой  коньяка
"Мартель", господа рассуждают о том, когда кончится советская власть.
     И  Артузов  подумал  о дипломатах в ложе Большого театра, о господах из
эстонской  миссии.  Чичерин сказал о договоре с буржуазной Эстонией, что это
генеральная  репетиция  соглашения  с Антантой, первый опыт прорыва блокады,
эксперимент  мирного  сосуществования  с  буржуазными  государствами. Что ж,
посмотрим, как эти господа понимают мирное сосуществование...
     Он  подошел  к  несгораемому  шкафу,  шкаф  открылся со звоном. Артузов
достал папку. На ее переплете было написано: "Дело А.А.Якушева".
     Послышался стук в дверь.
     Вошел  Косинов,  молодой  человек,  высокий,  худощавый,  с  реденькой,
пробивающейся бородкой.
     - У меня кончилась махорка.
     - Возьми на шкафу.
     Косинов  достал  пакетик  с  махоркой,  оторвал  клочок  от  вынутой из
кармана газеты и стал свертывать самокрутку.
     - Я  слышал  не  весь  доклад  Ленина. Откровенно говоря, волновался...
Большой  театр  -  лабиринт.  Знаю,  что дежурные на местах и не подведут, а
все-таки...
     - Я  тоже  неспокоен,  когда выступает Ленин... К тому же знаю привычку
Владимира  Ильича. - Артузов усмехнулся. - Дзержинский как-то рассказывал, с
год  назад  это было, идет он к Троицким воротам, и вдруг навстречу - Ленин.
Феликс  вне себя: "Владимир Ильич, как же вы один, без охраны?" А Ильич ему:
"А вы? А вы?.."
     - Мне сказали, что в отчете говорилось о Чека?
     - Да.  Это  я  записал  слово  в  слово.  Хочешь прочитать? - и Артузов
подвинул свой блокнот Косинову. - Разберешь?
     Косинов читал молча, а в одном месте сказал с восхищением:
     - Замечательно!  - И прочел вслух: - "Господа капиталисты, российские и
иностранные!  Мы  знаем,  что  вам этого учреждения не полюбить! Еще бы! Оно
умело  ваши  интриги и ваши происки отражать, как никто, в обстановке, когда
вы  нас удушали, когда вы нас окружали нашествиями, когда строили внутренние
заговоры  и  не  останавливались ни перед каким преступлением, чтобы сорвать
нашу  мирную  работу.  У  нас  нет  другого ответа, кроме ответа учреждения,
которое  бы знало каждый шаг заговорщика и умело бы быть не уговаривающим, а
карающим немедленно". Как хорошо сказано...
     - Да,  но  это  нас обязывает... - Артузов выдвинул ящик стола и достал
две  фотографии.  Одна,  побольше,  -  групповой  снимок.  В  центре - белое
здание,  вокруг  на  обвивающей,  нарисованной ленте надпись: "Императорский
Александровский  лицей. Выпуск 1907 года". Вокруг ленты - фотографии молодых
людей  в  мундирах  лицея, и над ними какие-то господа тоже в мундирах и при
орденах.
     - Обрати  внимание  на лица... Какое самодовольство, какая надменность,
цвет  аристократии,  "золотая  молодежь". А наверху - воспитатели, директор,
преподаватели...
     Артузов  взял другую фотографию: господин в пенсне, с завитыми усами, с
большим  лбом,  который  несколько  увеличивала  лысина. Выразительный, чуть
насмешливый взгляд.
     - Это  и  есть  Александр  Александрович  Якушев.  Видно, что человек с
характером.  Представительная внешность, знает себе цену. Он же изображен на
снимке  среди  воспитателей... А среди лицеистов - другое действующее лицо -
Юрий  Александрович  Артамонов.  Окончил  лицей  в  тысяча девятьсот седьмом
году.  Его  нам  указала  Варвара  Николаевна  Страшкевич,  он ей приходится
племянником... Кстати, как она?
     - Дама  с  ужимками. Типичная институтка, воспитанница Смольного... Все
подтвердила.
     - А что Якушев?
     - Согласился дать показания. Пишет, - сказал Косинов.
     - Важно  не  то,  что  он  напишет, а то, что утаит..