е о чем. Я ведь учусь в консерватории. Мой профессор
сказал, что у меня способности.
     - Вот  видите,  перед  вами  будущее.  Вам только семнадцать лет. Милая
девушка,  уезжайте  из Москвы. Скажем, в Киев. Там тоже консерватория. Я дам
вам  письмо,  и вас устроят, словом, вас не оставят. А с "семеркой", которая
уже  не  "семерка", а "пятерка", я все улажу. Но помните, все, что было там,
в  этом  "болоте",  остается  глубокой  тайной.  Вы  погубите себя и других,
если...
     - Клянусь  вам...  памятью  мамы!  Она умерла от тифа три года назад, я
вижу ее во сне и плачу, я так плачу...
     Когда Якушев рассказал Артузову об этом разговоре, тот сказал:
     - Мне   кажется,  что  можно  спасти  человека.  Дадим  немного  денег,
отправим в Киев, пусть учится. Она любила его... этого Игоря?
     - Не  думаю.  Да  он  и не хотел ее любви. В нем все убил кокаин. И его
самого заодно.
     - Стауница  после  этого  случая  вы  приберите  к  рукам.  У  вас есть
основание держать его в руках.
     Они перешли к разговору о текущих делах "Треста".
     - Ртищев    поговаривает   о   каком-то   своем   питерском   приятеле,
камергере... Считает его знающим военное дело.
     - Возражайте  категорически.  Нужен  действительно военный, генштабист.
Настаивайте  на  этом.  Вообще  реорганизацию штаба МОЦР надо провести после
вашего возвращения из Берлина.
     Якушев с удивлением посмотрел на Артузова.
     - Да,  вы командируетесь в Берлин. Официально поедете на Кенигсбергскую
ярмарку  по  делу  восстановления  Волжского пароходства. На самом деле цель
вашей  поездки  -  проникновение  в Высший монархический совет и в окружение
бывшего  великого  князя  Николая  Николаевича. Постарайтесь добиться у него
аудиенции.  Это  очень  подымет  ваше  влияние  здесь, среди заговорщиков. А
затем - Врангель! Вы видите, как далеко идут наши планы.
     Еще  до  того,  как  решилась поездка Якушева за границу, "Трест" через
Романа  Бирка получил важное сообщение из Ревеля от представителя Врангеля -
Щелгачева.
     "Сегодня   ко   мне   явился  прямо  из  Сербии  жандармский  полковник
Самохвалов,  направленный  представителем ОРА (Объединения русской армии) из
Парижа.   Работа  этой  организации  заслужила  полное  одобрение  Врангеля.
Врангель  заинтересовался  деятельностью  "Треста"  и  направил  ко мне, как
своему  представителю  в  Эстонии, Самохвалова. Последний сообщил мне, что у
ОРА  имеются  свои  резиденты  на  советской  территории. По мысли Врангеля,
допускается  возможность  подчинения  резидентов  "Тресту",  однако  "Трест"
должен   принять   представителя  Врангеля,  назначенного  по  соглашению  с
"Трестом".
     - Речь   идет   о   "совместной"   работе   "Треста"   с   организацией
белогвардейцев,  - сказал Артузов, - дело серьезное. Мы тем самым подходим к
Врангелю.   Но  принять  представителя  Врангеля  опасно.  Господа  из  МОЦР
поднимут  вокруг  него  шум  и  возню,  могут проболтаться. И, чего доброго,
придется  арестовать его, это их спугнет. А с другой стороны, соблазнительно
подойти к Врангелю и его силам.
     Решили,  что  упускать  эту  возможность  нельзя. Ответили, что "Трест"
согласен  оказывать  некоторую помощь ОРА, но окончательное решение по этому
вопросу  будет  вынесено после личною свидания представителей белогвардейцев
с  представителями  "Треста"  в Париже. Желательно, чтобы ОРА частично взяло
на себя расходы по содержанию Щелгачева в Ревеле.
     Это добавили для правдоподобия.
     У  Якушева  было  немало  дел  перед  отъездом. Стауницу он сказал, что
командировка   весьма  кстати,  она  продлится  месяц.  За  это  время  надо
установить  прочную связь "Треста" с Высшим монархическим советом, с ОРА, то
есть  с  Врангелем,  и  возможно, даже удастся добиться аудиенции у великого
князя Николая Николаевича.
     Стауниц был поражен:
     - Какой, однако, размах!
     - Вы  остаетесь  в  своей  группе  один.  Ртищев  в  Петрограде. Будьте
осторожны,  после  этой  истории  с  Игорем надо быть вдвойне осторожным. На
всякий  случай  подготовим  всеподданнейший  адрес  великому  князю,  - если
удастся,  вручу  сам  или  перешлем... Еще одно: эту несчастную Зою отправим
куда-нибудь  в  провинцию.  Где  она  живет?  Я  должен ее увидеть. Девчонка
напугана - будет молчать. А вам - впредь урок.
     Накануне  отъезда Якушев отправился на Большую Бронную, там он разыскал
дом,  квартиру, где жила Зоя. Ему открыли, и еще в коридоре он услышал звуки
фортепьяно.   "Что-то  знакомое...  Шопен",  -  подумал  он,  прислушался  и
постучал.  Его  не услышали. Он отворил дверь и увидел узкую комнату с одним
окном,  пианино, тахту и стол. В углу сидела старая женщина и что-то вязала.
Все правда, как рассказывала Зоя. Увидев его, Зоя перестала играть.
     - Играйте,  -  сказал Якушев, - я люблю эту вещь. Этюд цис моль Шопена,
не правда ли?.. Играйте...
     - Да,  вы  это  любите?  -  Она  продолжала  играть и сыграла до конца.
Старая  женщина,  видимо  смущенная  приходом  незнакомого человека, вышла в
коридор.
     - Прекрасно,  сколько  в этом мечтательности, чистоты, поэзии. Музыка -
вот  ваш  путь,  милая девушка... Прямой и единственный. Теперь вот что... Я
уезжаю. На месяц.
     Он положил на стол пакет:
     - Здесь    рекомендательное    письмо    директору   консерватории   из
Комиссариата  просвещения  и  немного  денег. Все будет хорошо. До свидания.
Желаю вам счастья.
     Она проводила его и сказала:
     - Все  было сои... Страшный сон. Игорь... И все, что он мне внушил... Я
проснулась...
     И впервые на лице девушки мелькнула улыбка.


22

     Бирк  оправдывал доверие ГПУ. Переписка между Артамоновым, Щелгачевым и
Якушевым  наладилась.  Колесников  получал  от  Бирка  пакеты, приходившие с
дипломатической  почтой, и передавал Якушеву. Внешний вид пакетов и шифровок
показывал,  что  они  побывали  в  руках  чиновников эстонского министерства
иностранных  дел  и  в  штабе эстонской армии. Видимо, там не очень доверяли
эмигрантским  организациям,  да  и  трудно  было верить русским монархистам,
которые все еще считали Эстонию Эстляндской губернией.

                           Из переписки "Треста"
                       с Высшим монархическим советом

                    Ответ Артамонова (Липского) Якушеву
                 (Федорову) на письмо Политического совета

     "Сообщение  о  деятельности  "Треста"  встречено в Берлине с восторгом.
Тактика  Ваша  нам нравится (не всем, разумеется) - Вам на месте виднее, как
действовать.  Вооруженные  силы,  которыми  можно  располагать  за границей:
полторы  тысячи  сабель  бывшей  русской  конницы,  в  данное  время  она на
сербской  пограничной  службе,  несколько  военных  училищ  и  три кадетских
корпуса.  В Болгарии корпуса Кутепова и донцов. Мы просим Вас приехать, ждем
Вас,  и только Вас, чтобы решить все вопросы. Состоялся ли ваш съезд и какие
вынес постановления?"

                          Ответ Якушева (Федорова)
                           Артамонову (Липскому)

     "Из   прилагаемого   постановления   вы  убедитесь  в  том,  что  съезд
состоялся,  и велико было наше огорчение, когда мы так и не дождались вашего
представителя.  Что  касается  моего  приезда,  то  я  счастлив  буду,  если
позволят  обстоятельства,  повидать вас всех, дорогие собратья. Теперь текст
постановления  нашего  съезда  -  приведу  только  начало,  которое  глубоко
волнует:  "Горестно  было  русскому сердцу пережить горькую весть о том, что
великий   князь   Кирилл   объявил  о  своих  притязаниях  на  императорский
Российский  престол... Болит сердце за наше общее дело. Мы здесь, пребывая в
смертельной  опасности,  каждодневно готовы отдать наши жизни, сознавая, что
только  его  высочество  великий  князь  Николай Николаевич, местоблюститель
престола,  может спасти страждущую отчизну, став во главе белой рати, как ее
верховный главнокомандующий..."
     Постановление  по  уполномочию нашего съезда подписали: Боярин Василий,
полковник  Невзоров,  полковник  Семенов.  Протоколы  съезда полностью будут
доставлены позднее. Душой с вами, Федоров".
     - Между  прочим,  о  стиле  ваших  писем,  -  заметил Старов. - Все эти
"уповая"  и "повергая к стопам" хороши в меру, но не надо пересаливать. Надо
дать  понять, что "Трест" работает в советских условиях и невольно поддается
стилю, принятому у нас.


23

     В вагоне было холодно, он был старый, его трясло и мотало.
     Якушева  клонило  ко  сну,  он  засыпал и пробуждался от холода и снова
возвращался  к  мысли  о  том, что он, после всего пережитого, вновь едет за
границу.  Утром  он  будет на границе, там контроль паспортов. Потом Рига, и
ему  предстоит  встреча  с  людьми,  которые  недавно действительно были его
единомышленниками.
     Теперь  он  думал  о  них - "они", а ведь еще не так давно это было для
него  "мы".  То,  что  ему  доверили  Дзержинский,  Артузов,  Пилляр, Старов
сложную  задачу  -  проникнуть  в  Высший  монархический  совет, - довершило
перемену  во  взглядах.  Якушев  думал  о  монархистах "они", "они", то есть
враги,  и  это после всего, что он пережил и передумал. Он понимал трудность
задачи  -  не  все же в белой эмиграции так легкомысленны, как Артамонов, не
все  ослеплены  ненавистью  к  Советам,  как  какой-нибудь  Щелгачев. Якушев
понимал,  что  ему придется столкнуться и с опасными противниками, к тому же
видевшими в каждом приезжем из России агента ЧК.
     Две  ночи в вагоне были почти бессонными. Якушев размышлял, как повести
себя  с  первой  встречи.  Артузов  и  Пилляр  правы  -  надо  держать  себя
независимо,  не поддакивать, а вступать в спор, показать себя представителем
мощной  подпольной  организации,  заговора,  за которым стоят десятки, сотни
влиятельных,  самоотверженных заговорщиков. "Они хотят вам верить и поверят,
-  говорил  Артузов  накануне  отъезда  Якушеву,  -  для  эмигрантов сильная
подпольная  организация  внутри  Советской  страны  -  это козырь. "Трестом"
можно  козырять  перед  иностранцами,  да и все иностранные разведывательные
отделы штабов тоже пожелают поставить на эту карту..."
     Однако  как  все  сложно,  надо  много  обещать  и  ничего  не  давать,
сталкивать  "их"  между  собой, играть на амбиции всех этих господ Марковых,
ширинских-шихматовых,  многое  решать  на месте, по обстоятельствам. "Именно
поэтому  выбор  пал  на вас, - вспомнил Якушев заключительные слова Артузова
перед    отъездом.    -    У   вас   достаточно   самоуверенности,   хорошей
самонадеянности.  Помните, вы ведете большую игру против врагов нашей страны
и ее народа. Будьте осторожны и вместе с тем решительны".
     Якушев  не  предполагал, что его будет волновать самый переезд границы,
хотя  все  было  благополучно,  пограничник  вернул  ему  паспорт  и пожелал
счастливого   пути.  Латвийские  пограничники  обошлись  с  ним  не  слишком
вежливо.  Офицер,  в котором легко было узнать бывшею офицера царской армии,
хмуро  спросил  о  цели  поездки.  Якушев  ответил,  что едет транзитом и не
обязан сообщать о целях поездки, но, так и быть, скажет:
     - Я  еду  на  ярмарку  в  Кенигсберг,  но  буду  и  в Берлине. А в Риге
остановлюсь на несколько часов.
     Повертев в руках паспорт, офицер вернул его и ушел.
     Якушев  перешел в другой, латвийский вагон. Пассажиров было мало, они с
любопытством  поглядывали  на  человека,  едущего  из  Советской  России, но
заговорить  никто  не  решался. До Риги доехал спокойно. В Риге, на перроне,
он  увидел  Артамонова  и,  не здороваясь, как было условлено, уехал прямо в
гостиницу.
     Едва  только  успел войти в номер, послышался стук, и Якушев очутился в
объятиях Артамонова. Они троекратно поцеловались.
     - Бог мой, я уже потерял надежду вас видеть живым и здоровым.
     - Да... тиф. Но сердце крепкое, выдержит и не то.
     - А мы вас заждались... Ну, рассказывайте!
     - Я  бы  предпочел слушать вас... Надеюсь, никто в Риге не знает о моем
приезде?
     - В  Риге  -  никто,  кроме меня и Арапова. Вы его, вероятно, знали. Он
тоже из лицеистов, из конногвардейского полка, племянник Врангеля.
     Артамонов  начал  с  того, что в эмигрантских организациях, как всегда,
сплетни,  интриги, бестолковщина. Не все осторожны, много болтунов, и потому
о предстоящем приезде руководителя "Треста" знают немногие.
     - Отношение к "Тресту"?
     - Старцы,   как   всегда,  рутинеры,  боятся  провокации.  В  общем,  в
Монархическом  совете  главная персона Николай Евгеньевич Марков, доверенное
лицо "Верховного", Николая Николаевича. Он согласен с вами встретиться.
     - Марков?  "Согласен"...  Поразительно,  мы работаем в сердце России, в
нашем  распоряжении  беззаветно  преданные  люди,  мы  связаны  с  воинскими
частями,  возврат к монархии предрешен, а он "согласен встретиться"... Знают
ли о нас члены императорской фамилии?
     - Сомневаюсь. Когда вы в Берлин?
     - Хоть сейчас...
     - Есть  вечерний  поезд. Мы едем с вами, я и Арапов... Как тетушка моя,
Варвара Николаевна?
     - Жива,  здорова.  Хороша  собой и по-прежнему кокетлива. Не пишите ей.
Так спокойнее.
     - А этот лихой поручик?
     - Колесников?
     - Он нам понравился. Правда, не хватает звезд с неба.
     "Много вы понимаете", - мелькнуло в голове Якушева.
     Артамонов  ушел. Оставшись один, Якушев думал - правильно ли было все в
его  разговоре  с  Артамоновым?  Первые  шаги многое решают. Он посмотрел на
себя  в  зеркало:  выглядел,  как  в  петербургские  времена, - осанка, чуть
заметная  лысина,  пенсне...  "Но  что делается тут? - он постучал по лбу. -
Если  бы  мне  полгода  назад сказали, что я буду носить маску монархиста, я
счел бы этого человека сумасшедшим. А между тем теперь это так".
     Он  вдруг  почувствовал  усталость,  две  ночи без сна дали себя знать.
Прилег  на  диван  и  мгновенно  заснул, точно провалившись в бездну. Однако
спал чутко и сразу вскочил, когда услышал стук в дверь.
     Вошел  высокий,  стройный  молодой  человек,  по выправке - гвардейский
офицер.
     - Я - Арапов. Вы меня вряд ли помните. Я был в младших классах лицея.
     - Не помню. Что вы на меня так глядите?
     - Я вас представлял другим.
     - Разочарованы?
     - О нет... Преклоняюсь! Вы там герои!
     - "Герои"... Это вы хватили.
     - Хотелось бы поговорить...
     - Успеем  наговориться. В Берлине я рассчитываю пробыть неделю. Значит,
едем?
     - Едем.  Я  для  того  и  пришел  к вам. Хотелось познакомиться. Ну, до
вечера...
     И  он  вдруг  обнял  Якушева,  прижал  к  груди  и  выбежал из комнаты.
"Экспансивный молодой человек", - подумал Якушев.


24

     "В   Берлине   состоялась   первая   встреча   с   заправилами  Высшего
монархического  совета,  -  писал  Якушев  в  отчете.  -  Она  происходила в
магазине  ковров,  мебели,  бронзы  и  фарфора  в  первом  часу ночи. В этом
магазине полковник фон Баумгартен служит ночным сторожем.
     Почему    избрано    такое    странное    место,   как   магазин,   для
конфиденциального  совещания? Оказалось - из предосторожности. Квартира, где
помещается  Высший  монархический  совет, принадлежит Е.Г.Воронцовой, там же
обитает  бывший обер-прокурор Синода - Рогович, болтун и рамолик, он стал бы
подслушивать.
     Я  кое-что  уже  знал  об  этих  господах,  ночь  до  Берлина  прошла в
разговорах  с  Артамоновым  и  Араповым,  которых  по молодости лет не очень
допускают  в высшие сферы. Они недовольны и не без яду рассказывали мне, что
делается в этих сферах, пополняя мою эрудицию.
     Кирилловцы,     сторонники     Кирилла    Владимировича,    провалились
окончательно.  Высший  монархический  совет  ставит на Николая Николаевича -
"местоблюстителя  престола".  Кирилловцы  его  отвергают  как претендента на
троп.  Он  не  прямой  наследник  и  бездетен.  Окружают Николая Николаевича
титулованные  особы, впавшие в маразм, и болтуны. Сохранил солидные средства
принц Ольденбургский, он почетный председатель совета.
     Сидя  в  золоченом  кресле  в  стиле  Людовика XV, я произнес пламенную
речь,   выразил   верноподданнические   чувства   "Треста"  по  отношению  к
"блюстителю"  престола  и  добавил,  что  подробнее  изложу  все  в докладе,
который  пишу.  По  лицам  этих  господ  понял,  что  экзамен  выдержан,  но
ожидается   приезд  из  Парижа  Н.Е.Маркова,  ближайшего  советника  Николая
Николаевича. Он доверяет Маркову.
     Марков  прибыл  в  Берлин вместе со старым князем Ширинским-Шихматовым.
Свидание  состоялось  на  Лютцовштрассе, 63. Оба уставились на меня, когда я
говорил  о  создании  монархической  партии внутри России, тесно связанной с
Высшим монархическим советом за границей.
     Однако  Марков,  желчный  и  глупый  старик,  прервал  мою декларацию и
спросил  о  настроениях  Красной  Армии  и какие именно части армии я считаю
наиболее  подготовленными  к  участию  в перевороте. Чувствую, что старцы не
разбираются в военных вопросах. У Маркова в руках шпаргалка с вопросами.
     - Когда можно рассчитывать на переворот?
     - Придется подождать года два.
     - Кто ваш верховный эмиссар?
     Отвечаю, как условлено в Москве: "Генерал Зайончковский".
     - Православный? Хорошо.
     Обрадовались, что не входит Джунковский: "Ненадежный человек".
     Марков торжественно сообщил, что был принят Николаем Николаевичем.
     - Его  высочество согласился возглавить монархическое движение, но ждет
призыва из России, о существовании вашей организации знает.
     Испускаю  вздох  облегчения.  Почтительно  высказываю  желание  увидеть
кого-нибудь  из  императорской  фамилии.  Марков  обещает свидание с великим
князем  Дмитрием  Павловичем  (Николай  Николаевич  никого не принимает). На
этом кончается трехчасовая беседа".
     Якушев   знал  этих  людей  в  то  время,  когда  у  них  была  власть.
Высокомерные,  надменные, они презирали всех, кто стоял ниже их. Они считали
царский  престол  незыблемым, особенно после подавления революции 1905 года.
Часто  эти  "истинно  русские"  монархисты  имели  чисто  немецкие  фамилии:
Баумгартен,  Гершельман,  Тальберг,  Саблер  -  тот  самый  Саблер, которого
Распутин,   как   он  сам  говорил,  "поставил  в  оберы",  то  есть  сделал
обер-прокурором  святейшего  Синода. Они не терпели даже III Государственную
думу,   где  у  правых  было  большинство.  Николай  Второй  не  решался  ее
распустить,  вообще  упразднить.  За  это  они  его  втайне осуждали. Теперь
Якушев  увидел  этих  людей,  потерпевших  крушение,  изгнанных из России, и
понял,  что  они ничему не научились. Их желание было одно - во что бы то ни
стало  вернуться  и  управлять.  Они  согласны  на  все, даже на расчленение
страны,  на  то,  чтобы она стала колонией Германии или другой державы, лишь
бы вернуть потерянное - титулы, усадьбы, особняки, придворные звания.
     Якушев писал в своем отчете:
     "Два  дня  мы  обсуждали  программу  берлинского монархического съезда.
Возник   разговор   о   тактике  "Треста".  Козырял  старыми  черносотенными
лозунгами.    Никаких    партий,    кроме    монархической.   Восстановление
самодержавной  монархии.  Земельная политика? Тут вскочил Николай Дмитриевич
Тальберг   -   маленький,  щуплый  крикун:  "Предлагаю  конфисковать  имение
Родзянки,  как  виновника революции". Его успокаивали: "Конфискуем". Я вношу
проект:   "...образование   государственного  земельного  фонда,  вся  земля
принадлежит  государю,  он  жалует  землей  дворянство,  служилое  сословие.
Крестьянам  -  "синюю  бумажку" - купчую на землю, но, разумеется, за выкуп,
за  деньги. Переходим к тактике. Вопрос об интервенции: называют 50-60 тысяч
белых  и 3-4 тысячи иностранцев. Откуда начинать поход - с севера или с юга?
Гершельман  предлагает  с  Петрограда.  Подготовить  торжественную встречу в
Московском  Кремле.  Монарх  непременно  из  рода Романовых. Основные законы
пересоставить до