ист не решился бросить бомбу в коляску сановника, потому что
в  ней  были  дети.  Если  вы  будете  руководствоваться такими принципами в
борьбе  с  Советами,  вы ничего не достигнете. А здесь речь идет не просто о
терроре.  Я  рассматриваю  свою деятельность шире - не только с точки зрения
политической,  но  и  как  коммерсант  -  и  хочу  вас заинтересовать в этой
сделке.   В   три   месяца   переворот  не  сделаешь.  Надо  вести  солидную
подготовительную  работу  по  "экспорту"  художественных  ценностей. Я лично
имею  влияние  на  печать.  Вернувшись из Москвы, предложу "Таймс" несколько
статей  под  названием  "Великий  блеф". Для этого понадобится еще поездка в
Россию,  и  не  одна:  надо  подобрать  документы,  факты,  цифры - иначе не
поверят.
     Он  смотрит на часы. С вечерним поездом необходимо выехать в Ленинград.
Ночью  - переход через границу, затем Хельсинки, в среду пароход на Штеттин.
Рейли  прощается с Якушевым, Потаповым и другими. Их ожидают два автомобиля.
Рейли  садится  в  первую  машину,  в  ней  -  Пузицкий  (один из испытанных
чекистов, участвовавший в аресте Савинкова) и Старов.
     Во  второй машине Потапов, Якушев. Теперь они дают волю своим чувствам.
"Какой  страшный  человек",  -  говорит  Потапов.  Якушев рассказывает ему о
разговоре  с  Рейли  наедине.  Они  потрясены. Впрочем, им больше никогда не
придется увидеть Сиднея Джоржа Рейли.
     Его  предполагалось  арестовать по дороге в Москву, в автомобиле, но он
пожелал  написать  открытку друзьям за границу и собственноручно опустить ее
в  почтовый  ящик.  Открытка  -  доказательство,  что  он,  Рейли, побывал в
Москве.  Чтобы  знать,  кому адресуется открытка, Рейли привозят на квартиру
одного из чекистов - участника операции.
     Пока   Рейли   пишет   открытку,  Старов  по  телефону  докладывает  об
обстановке  в ОГПУ и получает приказ: арестовать Рейли после того, как будет
опущена открытка.
     Рейли  арестован и доставлен в ОГПУ. Первый допрос. Допрашивает Пилляр.
Рейли  называет  себя,  признает  факт  пребывания  на советской территории,
связь    с   организацией   "Трест",   которую   считал   контрреволюционной
монархической организацией.
     Во  время  допроса  Рейли  проявляет  выдержку,  не  показывает  своего
смятения,   хотя   ясно  теперь,  что  "Трест"  оказался  орудием  советской
разведки.
     Рейли  заключен  в одиночную камеру внутренней тюрьмы. Там он останется
немногим больше месяца.
     На Маросейке, в квартире Стауница, Якушев узнает об аресте Рейли.
     Первая  мысль - что будет с "Трестом"? Несомненно, арест Рейли подорвет
доверие  к  "Тресту"  и  к  Якушеву.  Это  тревожит  руководство  ОГПУ: надо
сохранить  "Трест". Он еще нужен, пока в него верит Кутепов и даже Врангель.
И  в  эти  тревожные часы принимается новое решение: Пузицкий с сотрудниками
выезжают  в  ночь  на  29  сентября  в  Ленинград;  на границе, близ деревни
Ала-Кюль,  инсценирована перестрелка, шум; разыграна сцена, будто бы Рейли и
его  сопровождающие  подошли  к  границе, случайно наткнулись на заставу и в
завязавшейся перестрелке были убиты.
     По  намеченному  плану "Трест", не зная об инциденте на границе, должен
был  получить  первую  весть  об этой катастрофе из Финляндии и только тогда
забить тревогу.
     29 сентября пришла из Хельсинки телеграмма от Марии Захарченко:
     "Посылка пропала. Ждем разъяснения".
     Подробнее  о  том,  как  "Трест"  был  спасен  от провала инсценировкой
гибели Рейли при переходе границы, будет рассказано позднее.


61

     Рейли  находился  в  одиночной  камере.  Он  надеялся, что Интеллидженс
сервис  и  британское  правительство  будут настаивать на его освобождении и
высылке  из Советского Союза. Вместе с тем его тревожила мысль: после неудач
в  1918  году,  после  покаяния  Савинкова удастся ли ему выбраться из этого
провала?
     Хотелось  верить,  что  будут  приняты во внимание его заслуги в первой
мировой  войне,  когда  он проникал в Германию под видом офицера германского
флота и добывал весьма ценные сведения для английской разведки.
     Он   еще   и   еще   размышлял  о  своем  положении.  "Трест"  оказался
поразительно  ловкой  мистификацией,  если  в  него  поверили  великий князь
Николай  Николаевич, Кутепов, отчасти Врангель, а главное, поверили разведки
прибалтийских  стран,  Франции  и  даже  Англии.  Британскую  разведку Рейли
считал  первой  в  мире,  никто  не  оспаривал ее многолетней славы. И вдруг
Чека!  Это  учреждение, насчитывавшее всего семь лет существования, проводит
такую  сложную,  хитроумную операцию. Савинков? Савинков не умел разбираться
в  обстановке, не понимал людей, был слишком самоуверен. Но как попал в руки
ГПУ  он,  Рейли?  Не утешала мысль, что его арест и потом освобождение (он в
него  верил) будут означать провал "Треста". В конце концов когда-нибудь эта
игра  должна  была  кончиться.  Как  специалист  высокой марки, он не мог не
признать   артистических  способностей  Якушева,  Старова.  Если  он  их  не
разгадал,  то  как могли их разгадать Мария Захарченко и ее муж? То, что они
участвовали  в  этой  операции  "втемную", не понимая целей "Треста", теперь
ему  было  ясно. Захарченко он не мог не верить. Ее отношения с Кутеповым он
знал хорошо.
     Сидней  Джорж Рейли, старый волк, за гранью пятидесятилетнего возраста,
изумлялся  тому,  что  его  провели сравнительно молодые люди: Артузову в то
время  было  34  года, Пилляру - 31 год, Старову - 28 лет. Да и работали они
контрразведчиками  еще  очень  мало  -  не  более  6-7  лет.  Удивляла Рейли
интеллигентность  Старова,  его  тактичность, эрудиция, подлинный артистизм.
Роль  рабочего  с  производства,  депутата Московского Совета, выдвиженца он
сыграл отлично.
     Следователь   искусно   вел  допрос.  Рейли  признался  и  в  том,  что
участвовал  в  налетах  савинковских  банд  на  советскую  территорию  и что
перешел  границу  для  продолжения  своих  преступных  действий. Долгие часы
велись  беседы с Рейли. Обвиняемый понимал, что все о нем хорошо известно, и
он мог только подтвердить то, в чем его обвиняли.
     Но  Рейли  все  еще верил в свое освобождение. Ему хотелось вернуться в
Англию героем, сохранившим все секреты британской разведки.
     О поведении Рейли можно судить по протоколам его допроса.

                       Из протокола допроса С.Г.Рейли
                           (7 октября 1925 года)

     "1925  года,  октября  7-го  дня  я  допрашивал обвиняемого гр-на Рейли
Сиднея  Георгиевича,  1874  года  рождения,  британского  подданного.  Рейли
показал:  родился  в  Клонмал  (Ирландия),  отец  -  капитан морской службы,
постоянное  местожительство  - Лондон, в последнее время - Нью-Йорк, капитан
британской   армии,   жена   за  границей,  образование  -  университетское.
Университет  окончил  в  Гейдельберге  (философский факультет) и королевский
горный  институт - в Лондоне; по специальности химик. Партийность - активный
консерватор. Судился в 1918 году, в ноябре... по делу Локкарта (заочно)..."
     Далее  в протоколе изложен рассказ Рейли о его деятельности после того,
как ему удалось скрыться в 1918 году:
     "...С  этого  момента я назначаюсь политическим офицером на юг России и
выезжаю  в ставку Деникина; был в Крыму, на юго-востоке и в Одессе. В Одессе
оставался  до  конца  марта  1919  года и по приказанию верховного комиссара
Британии  в  Константинополе  был  командирован  в Лондон - сделать доклад о
положении  деникинского  фронта  и политическом положении на юге руководящим
сферам, а также представителям Англии на мирной конференции в Париже.
     В  1919  и  1920  годах  у меня были тесные отношения с представителями
русской  эмиграции разных партий... В это же время я выполнял очень обширный
финансовый    план    английского   правительства   по   поддержке   русских
торгово-промышленных  кругов  во  главе  с Ярошинским, Барком и т.д. Все это
время  состоял  на секретной службе; моя главная задача состояла в освещении
русского вопроса руководящим сферам Англии.
     В  конце  1920  года  я, сойдясь довольно близко с Савинковым, выехал в
Варшаву,  где он тогда организовывал экспедицию в Белоруссию. Я участвовал в
этой  экспедиции. Я был и на территории Советской России. Получив приказание
вернуться, я выехал в Лондон.
     В  1923  и  1924  годах мне пришлось посвятить очень много времени моим
личным  делам. В борьбе с советской властью я был менее деятелен, хотя писал
много  в газетах (английских) и поддерживал Савинкова; продолжал по русскому
вопросу  консультировать  во  влиятельных  сферах и в Америке, так как в эти
годы часто ездил в Америку.
     1925  год  я провел в Нью-Йорке. В конце 1925 года я нелегально перешел
финскую  границу  и  прибыл  в  Ленинград,  а  затем  в  Москву,  где  и был
арестован".
     Таковы  письменные  показания Сиднея Джоржа Рейли, данные им 7 октября.
К этим показаниям можно дать некоторые комментарии.
     Рейли   получил   философское   образование   в  Гейдельберге.  По  его
деятельности   нетрудно   судить,   какую   "философию"   почерпнул   он   в
университете.   Это   были  реакционные  взгляды,  исполненные  ненависти  к
трудовым   людям   и   впоследствии   послужившие   "теоретической"  основой
гитлеровцам  для  создания  многочисленных  лагерей  смерти.  Знания  химии,
которые  приобрел Рейли, касались только свойств ядовитых газов и взрывчатых
веществ.
     Рейли  пытается представить себя главным образом в роли консультанта по
плану  финансовой  поддержки  "русских  торгово-промышленных  кругов"  и  по
освещению  "русского  вопроса"  во  влиятельных  сферах  Англии  и  Америки.
Неужели  для этой цели он участвовал в "экспедициях" Савинкова на территории
Советской  России?  Что  это  были  за  "экспедиции"  -  известно: убийства,
грабежи,   диверсии,   зверства   Булак-Балаховича   и  других  савинковских
подручных.  Оказывается,  все  это  лишь  "сбор  информации  для влиятельных
сфер".

                       Из протокола допроса С.Г.Рейли
                           (9 октября 1925 года)

     "...Я  прибыл  в  Советскую  Россию по собственной инициативе, узнав от
Н.Н.Бунакова   о   существовании,   по-видимому,   действительно   серьезной
антисоветской группы.
     Антибольшевистским  вопросом я усиленно занимался всегда и посвятил ему
большую  часть  времени,  энергии и личных средств. Могу, например, указать,
что  савинковщина  с  1920  по  1924  год  обошлась мне, по самому скромному
подсчету, в 15-20 тысяч фунтов стерлингов.
     Я  был  в  курсе русских дед на основании присылаемых мне информации из
разных  источников  России,  но  не  непосредственно,  а также из источников
английской и американской разведок".
     В  этом  показании нельзя не отметить то, что Рейли прибыл в Россию "по
собственной  инициативе".  Рано  или  поздно он осуществил бы свою поездку в
Россию. Инициатива "Треста" явилась лишь некоторым стимулом к этому.
     Стремление  Рейли  организовать  "экспорт" музейных ценностей из России
(он  предлагал себя в качестве "первых рук") понятно: так он полагал вернуть
затраченные им лично суммы на "экспедиции" Савинкова.
     Интересны   показания   Рейли  о  знакомстве  с  А.И.Гучковым,  лидером
"октябристов"  в  Государственной  думе и военным министром в кабинете князя
Львова:
     "Гучкова  я  знаю  с  1910 года, когда нас связывал очень сильный общий
интерес  к  авиации.  Возобновил  же знакомство с Гучковым только летом 1924
года  при  посредстве  Савинкова,  который  ввиду своего отъезда просил меня
поддержать связь с Гучковым...
     Из  намеков  Савинкова  я  понял,  что  он  на  Гучкова  рассчитывает в
получении  технических  средств для террора. В технические планы Савинкова и
Гучкова  я  не  был  посвящен, но догадывался, что дело шло о каких-то новых
газах".
     Рейли  обмолвился  Якушеву, что ему известны агенты английской разведки
в  советских  учреждениях, но во время допросов об этом упорно молчал. Много
распространялся  на  общие  темы, забыв, что он обвиняемый, а не консультант
"по  русскому  вопросу".  Рейли все еще не понимал, что "влиятельные сферы",
которые  он  консультировал раньше, теперь не заинтересованы в судьбе своего
консультанта.  Когда  же  Рейли было объявлено постановление коллегии ОГПУ о
применении  к  нему  высшей  меры  наказания,  что  приговор 1918 года будет
исполнен, то былая выдержка изменила ему.
     30 октября он написал следующее заявление:

                     Председателю ОГПУ Ф.Э.Дзержинскому

     После  происшедших у меня разговоров я выражаю согласие дать Вам вполне
откровенные   признания   и   сведения   по   вопросам,  интересующим  ОГПУ,
относительно  организации  и  состава великобританских разведок и, поскольку
мне  известно,  также  сведения  относительно американской разведки, а также
лиц в русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело.
                                                               Сидней Рейли.
     Москва, Внутренняя тюрьма,
     30 октября 1925 года

     Это  заявление  говорило  о  том,  что  Рейли уже не возлагал надежд на
заступничество  английского  правительства.  Теперь  он хотел только выжить.
Любой  ценой!  Даже раскрытием всех тайн своих покровителей. "Высокие" идеи,
"философские"  обоснования  провокаций,  диверсий  и  терроризма  - все было
отброшено. Сохранить жизнь! Ради этого Рейли шел на все.
     Можно  вообразить,  что переживал этот человек в бессонные ночи. Совсем
недавно  в  ночном  парижском  кабаре провожали Савинкова: Рейли, его жена и
Савинков  пили  за  благополучное  возвращение из России, смотрели на девиц,
задирающих  ноги  в  бешеном  канкане,  вокруг  шумел ночной Монмартр... Нет
Савинкова...  Но  Савинков  все-таки  не  Рейли, такого не может случиться с
"западным  Лоуренсом"!  И  такое  случилось. Может быть, он в тех же стенах,
где был заключен его приятель и сподвижник...
     Рейли  жаловался на бессонницу. С ним хорошо обращались. К нему вызвали
врача,  он  прописал веронал. Как-то, беседуя с Пилляром, Рейли сказал, что,
если  бы  удался  переворот в 1918 году или позднее, вряд ли с арестованными
красными обращались бы так гуманно, как с ним, Рейли.
     Приговор  Революционного  трибунала  был приведен в исполнение 5 ноября
1925 года.


62

     После ареста Рейли "Трест" переживал трудное время.
     Мария  Захарченко  рвалась в Москву, надеясь, что Рейли ранен, что он в
больнице,    надо    любой   ценой   спасти   его,   иначе   "Трест"   будет
скомпрометирован.
     Она писала Якушеву:
     "Мучительная,   щемящая  тоска  и  полная  неизвестность...  У  меня  в
сознании  образовался  какой-то  провал...  У  меня неотступное чувство, что
Рейли  предала  и  убила  лично  я...  Я  была ответственна за "окно"... Для
пользы дела прошу взять нас или хотя бы меня на внутреннюю работу".
     Ей обещали вызов в Москву.
     В  Хельсинки  приехала жена Рейли - Пепита Бобадилья. Она встретилась с
Марией   Захарченко,  показала  последнее  письмо  Рейли,  полученное  через
Бунакова.  Рейли  сам  признавал  возможность ареста. Захарченко убедила его
жену  в  непричастности "Треста" к гибели Рейли. Ведь подозрение падало и на
Марию Захарченко.
     Пепита  поверила  в  гибель  Рейли  при  переходе границы и поместила в
"Дейли   экспресс"   траурное   извещение  о  смерти  Сиднея  Джоржа  Рейли,
последовавшей  на  финской  границе у деревни Ала-Кюль в ночь на 29 сентября
1925 года.
     Для  того  чтобы отвести всякое подозрение от "Треста", тотчас вслед за
арестом  Рейли  в  квартире  Стауница  была инсценирована тревога. Собрались
Якушев,  Ланговой,  Зубов, Стауниц и Мукалов. Спектакль был дан для Мукалова
и  Стауница,  которые не знали, что на самом деле произошло с Рейли. Мукалов
застал  полное  смятение,  люди  нервно  курили, жгли какие-то бумаги, всюду
валялись  брошенные окурки. Якушев будто бы рвался ехать в Ленинград, его не
пускали:  он,  мол,  более  других  нужен  "Тресту".  Однако  поехал Зубов с
Мукаловым.  Им  было  поручено  расследовать  то, что произошло в ночь на 29
сентября  на  границе.  Мукалову  показали  письмо  Марии Захарченко. Тут же
составили ответ: "Болезнь кончилась смертью детей".
     Свидетельство  Мукалова,  убежденного  монархиста,  имело  значение для
эмигрантов.
     Из Финляндии ждали Марию Захарченко, но приехал Радкевич.
     Он тоном допроса потребовал объяснений у Стауница:
     - Что произошло с Рейли?
     Сверкая  глазами,  держал  руку  в  кармане,  похоже  было,  что  готов
применить оружие.
     Стауниц  был  в смятении, просил Радкевича рассказать, какие сведения о
гибели Рейли есть на финской стороне.
     Радкевич  остыл  и  рассказал,  что  в  назначенный  час  он  и капитан
Рузенштрем  подошли  к  границе,  ждали  и  вдруг услышали крики и выстрелы.
Кинулись  к реке, думали, что проберется кто-то раненый. Не допускали мысли,
что  это  могло произойти с Рейли и его провожатыми. Решили, что перестрелка
была  с  контрабандистами.  До  утра  ждали  Рейли  на  берегу  реки Сестры.
Напрасно.   С  русской  стороны  появились  разъезды  конных  пограничников.
Радкевич  окончательно  убедился  в правильности версии катастрофы у деревни
Ала-Кюль и был отправлен за границу через "окно" в районе Столбцов.
     От  варшавского  представителя "Треста" Артамонова еще 8 октября пришло
письмо:
     "Происшествие,  по-видимому,  все  же  случайность.  "Тресту"  в  целом
опасность  не  угрожает.  А  это  уже  большое счастье, так же как и то, что
Якушев не поехал провожать Рейли".
     Доверие  2-го отдела польского генерального штаба к "Тресту" выразилось
в  том,  что главным его деятелям - Якушеву, Потапову, Ланговому, Стауницу и
Дорожинскому   -   опять   были   посланы  маленькие  браунинги  с  золотыми
монограммами и часы каждому.
     Тем  временем ОГПУ готовило новую акцию "Треста" с целью укрепления его
позиций  в  эмигрантских  кругах  за  границей  после поимки Рейли. Борьбу с
монархистами,    шпионами,    террористами,    направляемыми   эмигрантскими
организациями,  ни  в коем случае нельзя было ослаблять. Владимир Маяковский
тогда писал:

                Крепче
                      держись-ка!
                Не съесть
                         врагу.
                Солдаты
                       Дзержинского
                Союз
                    берегут.


63

     В  конце  1925  года  в  сферу  "Треста" был вовлечен известный деятель
эмиграции Василий Витальевич Шульгин.
     Первая  встреча  Шульгина с Якушевым произошла в 1923 году в Берлине, в
присутствии  Климовича.  Встречу  эту  хорошо  помнил  Шульгин,  помнил, как
сенатор   Чебышев   заподозрил   в   Якушеве   замаскированного   врага.  Но
предпочтительно  было  поверить  такому специалисту политического сыска, как
Климович  -  бывший  директор  департамента  полиции:  в  то время он вполне
доверял Якушеву.
     Член   Государственной   думы   Василий   Витальевич  Шульгин,  помещик
Волынской  губернии,  вместе  с  А.И.Гучковым  присутствовал  при  отречении
Николая  Второго  от  престола.  Шульгин был убежденным монархистом, состоял
при  штабе Деникина в годы гражданской войны. Его присутствие при подписании
царем  отречения  от  престола  ярые  монархисты  воспринимали как измену их
идеалу,   и   отношение  к  Шульгину  было  почти  враждебное.  Конечно,  не
стремление  укрепить  свое  положение  в  белой эмиграции двигало Шульгиным,
когда  он с помощью Якушева решился поехать в Советскую Россию, не поручение
кого-либо  узнать на месте, что за подпольная организация "Трест", о которой
после  провала Рейли вновь возникли темные слухи. Шульгиным руководило чисто
человеческое  чувство:  он  стремился  в  Россию, чтобы узнать, какая судьба
постигла  его  сына, пропавшего без вести в Крыму в 1920 году. Ходили слухи,
что сын Шульгина якобы взят в плен буде