нелегкое испытание. Разведотдел польского генштаба имел
солидную  репутацию  в  Сюртэ  женераль  и в Интеллидженс сервис. Об этом их
предупредил  Артузов. Накануне отъезда они репетировали свои роли: Потапов -
типичного   "момента"   (так   назывались   карьеристы-офицеры,   получившие
образование  в Академии генерального штаба), светского человека, близкого ко
двору,  Якушев  -  человека  себе  на  уме, но тоже карьериста, влиятельного
руководителя  сильной  подпольной  организации,  готовой взять власть в свои
руки.   И  как  обычно  между  штатским  генералом  и  военным,  к  тому  же
генштабистом, они решили изобразить легкое соперничество.
     Оба  признались  друг другу, что в молодости имели успех в любительских
спектаклях,  но  им предстоял спектакль другого рода, более серьезный. И они
серьезно готовились к этой игре.
     В  то  время  когда  Потапов  и  Якушев  благополучно перешли границу и
находились  в  Польше,  произошло то, чего опасался Артузов. От Щелгачева из
Ревеля  поступило сообщение, что в Москву следует супружеская пара Шульц. Их
направляет  Кутепов.  Они  хорошо  ему  известны  по  "Союзу галлиполийцев".
Щелгачев дал им явку к Роману Бирку, а Бирк к Стауницу, в Москву.
     Об этой новости доложил Артузову Зубов.


33

     Таким  образом,  "Трест"  должен  был принять "контролеров" - эмиссаров
Кутепова,  убежденных  монархистов,  в  сущности  соглядатаев.  К тому же ни
Якушева,  ни  Потапова  не  было  в Москве, и Зубову предстояло заняться ими
одному.  Инструкции  Артузова  и  Старова  были  такими:  настроить Стауница
против  приезжих  "контролеров", не спускать глаз с него самого и до приезда
Якушева   пресекать   всякие   попытки   эмиссаров   Кутепова   связаться  с
Политическим советом МОЦР.
     Принять  супругов  Шульц было необходимо: через этих посланцев Кутепова
появлялась  возможность  установить  связь  с ним самим и проникнуть в РОВС.
Однако  шли дни, а супруги Шульц не появлялись. Стауниц проявлял нетерпение.
Зубов, как бы между прочим, сказал:
     - На кой черт они тебе сдались?
     - Как  "на  кой  черт?"  Чем  нас  больше - тем лучше. И узнаем, что за
зверь Кутепов.
     - А  ты  не  знаешь?  Он  посылает  контролеров,  а нам радоваться? Вот
увидишь, Якушев разозлится. Да и Политсовету не понравится.
     Стауниц действительно призадумался.
     В  конце  сентября  на  границе  был  задержан  крестьянами  гардемарин
Бурхановский,  посланный Врангелем и застрявший в болоте. А о супругах Шульц
ни  слуху  ни  духу. И вдруг поздно вечером "племянники", как окрестили чету
Шульц, явились на квартиру Стауница:
     - Мы  пришли  от  Всеволода  и  имеем  дело к Эдуарду по поводу продажи
картины.
     На это Стауниц ответил, как было условлено:
     - Картина уже продана, но я вам могу предложить другое дело.
     Женщина  была  очень  взволнована,  мужчина тревожно озирался, оба едва
стояли на ногах.
     Стауниц проводил их в приготовленную комнату.
     - Мы ждем вас давно и, признаться, беспокоились. Где вы задержались?
     - Шли   через  Псков.  Заблудились.  Решили,  что  пропали.  Собирались
подороже продать жизнь.
     Из-под  платка  на  Стауница  смотрели  наглые, молодые глаза немолодой
женщины.
     Она  размотала  платок,  скинула  резиновый  плащ. Стауниц разглядел ее
лицо и подумал: "Вероятно, хороша была в молодости".
     Мужчина, расстегнув шинель, упал на диван.
     - Гога... - укоризненно сказала женщина.
     - Как вас прикажете называть?
     - Я  думаю,  что вам можно назвать наши настоящие имена. У нас немецкие
паспорта  на имя Шульц, но зовут меня Мария, Мария Владиславовна Захарченко,
а его Радкевич, Георгий Николаевич.
     - Хорошо.  Здесь вы в безопасности. Располагайтесь. Вы, вероятно, очень
устали?
     - Дело  не  в  физической  усталости. Откровенно говоря, мы решили, что
погибли. Но мы знали, на что шли.
     - Повторяю,  вы  в  полной  безопасности.  Ваши  паспорта  не  годятся.
Придется  не выходить до тех пор, пока мы не приготовим вам документы. Потом
ваша  одежда:  резиновый  плащ,  брезентовый  балахон...  Все  это  тоже  не
годится.  Времена  военного  коммунизма  прошли.  Этим  я займусь. Мы, Мария
Владиславовна, подберем вам туалет к лицу...
     - Эдуард  Оттович,  я  не  искательница приключений. Я и Георгий прошли
через  две  войны:  мировую  и гражданскую. То, что мы живы, это почти чудо.
Ваша   организация   может  нами  располагать,  как  она  найдет  нужным.  Я
уполномочена генералом Кутеповым установить связь с "Трестом".
     Она  смотрела  в упор на Стауница - бледное лицо, судорожно сжатые губы
и широко открытые, горящие глаза.
     "Психопатка", - подумал Стауниц и вынудил себя улыбнуться.
     - Что  ж...  Мы  рады.  В ближайшее время я могу устроить вам встречу с
одним из наших руководителей.
     - Мы хотим действовать, а не разговаривать.
     - Чтобы  действовать,  надо  знать  обстановку.  Дело  не  в том, чтобы
жертвовать собой по пустякам. Этот... Бурхановский был с вами?
     - Нет. Но мы его видели в Ревеле. Где он?
     - Его уже нет. Вы поняли?
     Она кивнула и опустилась в кресло, сказав:
     - Мы  сошли  с  поезда  за  двадцать  верст до Москвы, на разъезде. Для
безопасности.  Нам  говорили,  что  в Москве на вокзале проверяют документы.
Добирались к сам чуть не десять часов.
     - Понимаю. Спокойной ночи.
     Стауниц закрыл дверь, чувствуя колючий взгляд женщины.
     Он  не мог и подумать о том, какую роль она сыграет в его жизни. Тотчас
о прибытии "племянников" позвонил Зубову.


34

     Ночь прошла спокойно. Стауниц встретился днем с Зубовым и рассказал:
     - Утром,   когда   я  постучался  к  "племянникам",  услышал,  как  они
отодвигают  стол  от  двери.  Оказывается  -  устроили баррикаду, револьверы
лежали   на   столе.   За   чаем  был  длинный  разговор.  Дама  известна  в
петербургских  военных  кругах.  В  германскую  войну  пошла добровольцем на
фронт,  заслужила  Георгиевский  крест  и  офицерский чин. Первый муж убит в
гражданскую  войну.  Сама участвовала в этой войне, была в корпусе Кутепова.
Сошлась  с  Георгием  Радкевичем  - штабс-капитаном. У Врангеля, в Крыму, он
считался  смелым  разведчиком.  После  эвакуации Крыма были в Галлиполийском
лагере.  О Кутепове говорит восторженно. Она с ним в родстве - действительно
племянница.  О себе сказала, что отлично стреляет и ездит верхом, брала даже
призы на состязаниях. Знал Кутепов, кого послать к нам ревизорами...
     Артузов   и   Старов   поручили  гостей  Зубову.  Якушев,  как  высокий
руководитель  "Треста",  по  возвращении  должен  был  изредка  снисходить к
гостям,  давать  им инструкции, знакомить с программой и тактикой подпольной
организации.  Четыре  дня  "племянники" не выходили из квартиры Стауница, им
объяснили,  что для них изготовляются верные документы. Нужно было придумать
занятие, которое целиком бы их захватило.
     Зубов  (по  поручению  Старова) должен был явиться к гостям как чин для
особых  поручений  при штабе "Треста". Стауниц ожидал его к одиннадцати утра
и  предупредил  "племянников".  Когда  Зубов  появился  на  пороге в длинной
кавалерийской  шинели,  фуражке  с  красным  околышем  и  звездочкой,  Мария
Владиславовна побледнела, хотя и знала об этом визите.
     - Разоблачайтесь, - сказал Зубову Стауниц.
     Тот,  скинув  в  коридоре шинель, подтянув портупею, вошел в комнату и,
щелкнув  каблуками, поклонился Захарченко и Радкевичу. Захарченко уставилась
на орден Красного Знамени на гимнастерке Зубова...
     - Так  это  вы  и  есть! - сказала она. - Знаете, если бы я вас в таком
виде встретила на границе... - И она сделала вид, что прицеливается.
     - При всех обстоятельствах? - усмехаясь, спросил Зубов.
     - Не  при этих, разумеется, - продолжала она, не сводя глаз с ордена. -
Это у вас за какие подвиги?
     - За Южный фронт.
     - Ростов-на-Дону? - заинтересовался Радкевич.
     - Мелитополь.
     - Могли повстречаться, - добродушно сказал Радкевич.
     - Пуля  в  лоб  -  вот  встреча  с вашим братом, - злобно глядя в глаза
Зубову, сказала Захарченко.
     - О, да вы сердитая... - рассмеялся Зубов.
     Стауниц сухо сказал:
     - Мария Владиславовна! Это член нашей организации.
     - В самом деле, Мария... - укоризненно пробормотал Радкевич.
     - Прошу  прощения...  Но  вы должны понять наши чувства. И мне все-таки
интересно, какие пути-дороги вас привели к нам... Вы из офицеров?
     - Из прапорщиков.
     - Выправка у вас не вполне гвардейская, но для прапорщика...
     - Будем  считать,  что  знакомство  состоялось, - вмешался Стауниц. - У
Зубова есть поручение к вам, господа.
     - Так  точно.  Мне  поручено  передать  вам,  что  свидание  с главными
руководителями,  к  сожалению, невозможно, поскольку они сейчас за границей.
До беседы с ними решено не давать вам заданий. Отдыхайте.
     - Когда приблизительно может состояться свидание?
     - Через пять-шесть дней. Вот все, что имею вам сообщить.
     Зубов  поклонился  и вышел. Когда в передней хлопнула дверь, Захарченко
сказала:
     - Все-таки  мне было трудно видеть этого человека и знать, что он враг,
хоть и бывший враг...
     - А  мне понравился этот малый. Хамоват немного, но откуда им набраться
лоска?
     - А  у тебя, что ли, лоск?.. Все, что было, пропало! Мало ты валялся по
грязным халупам?
     - Да,  в  свите  его  величества  нам состоять не придется. - И Стауниц
пригласил гостей ужинать.
     Тихая,  хорошенькая женщина - жена Стауница - поставила на стол чайник,
печенье и исчезла.
     - А  мне  любопытно  знать,  что  могло  толкнуть к нам этого молодца с
орденом. Он кто? Командир полка?
     - В  будущем  комбриг.  Что могло толкнуть? Да хоть бы то, что его отца
расстреляли красные и что этот молодец рассчитывает у нас быть генералом.
     - Ого! Дай бог, чтобы мы его оставили взводным.
     - Прошу  помнить,  наш расчет на внутренние силы и на таких, как Зубов,
тоже...
     - Это   нам   говорили  в  Париже,  но  что-то  очень  медлительны  эти
"внутренние силы"...
     - Мы многого не знаем, Мария, - примирительно заметил Радкевич.
     - А вот встретитесь с Федоровым - узнаете...
     И Стауниц дал понять, что разговор на эту тему окончен.


35

     Отъезд  Якушева и Потапова в Польшу состоялся 19 октября 1924 года. Они
благополучно  обновили  "окно",  устроенное  на польской границе, и в тот же
день прибыли в Варшаву.
     В  конспиративной обстановке, в полумраке, Потапов и Якушев встретились
с  полковником  Байером  из 2-го отдела польского генерального штаба. Беседа
касалась  самых  важных  вопросов, при этом Потапов занимался чисто военными
проблемами, а Якушев - международными.
     О  монархическом  перевороте  в  России  говорилось  как о чем-то давно
решенном.   От   имени   "Треста"  Якушев  и  Потапов  согласились  признать
независимость  польского  государства после переворота. Им дано было понять,
что  возможно  возвращение  к власти Пилсудского. Польская сторона обязалась
не  поддерживать Петлюру и Савинкова с его "Союзом защиты родины и свободы",
не  допускать  массового  возвращения  белых  эмигрантов в Россию и признать
руководство "Треста" законным претендентом на власть.
     Обсуждался  вопрос  о  диктатуре великого князя Николая Николаевича и о
том,  что  будущее правительство будет состоять не из белых эмигрантов, а из
лиц,  находящихся  на  советской  службе, знакомых с условиями, создавшимися
при нэпе, и независимых от эмигрантских кругов.
     Во  время переговоров Потапову приходила мысль, что он видит все это во
сне  или перед ним разыгрывается какая-то фантастическая пьеса, комедия. Все
присутствующие казались действующими лицами этой комедии.
     Но  обе  "договаривающиеся"  стороны  были  вполне серьезны. 30 октября
состоялся   обед,   который   дал   руководителям   "Треста"   представитель
генерального  штаба Таликовский. На обеде вдруг выяснилось, что политическое
соглашение  между  Монархической  организацией центральной России и польским
правительством  во главе с Грабским в данное время нежелательно. Договор мог
быть подписан только в случае войны с Советской Россией.
     12  ноября  продолжались  переговоры  с  полковником  Байером. Польский
генштаб  соглашался установить непрерывную связь через уже созданное "окно".
С  Потаповым обсуждались технические детали устройства нового "окна". Возник
вопрос  о лесных дачах, где должны были сосредоточиться отряды врангелевцев:
поляки  (генштаб)  не  желали  иметь на своей территории значительные отряды
белых.  Остановились  на  цифре  15  человек  на каждой даче. Количество дач
определить не удалось.
     Беседа  с  Байером была закреплена протоколом. "Трест" в этом протоколе
именовался "инициативной" стороной, польский штаб - "сочувствующей".
     Артамонов,   он  же  Липский,  как  представитель  "Треста"  в  Варшаве
оказался  очень  полезен.  Он  узнал  через  знакомых  в штабе, что все были
довольны  делегацией, особенно Потаповым, бывшим генерал-лейтенантом царской
армии.  Делегация  получила точное представление о политической обстановке в
Варшаве:   одной   из   особенностей   этой  обстановки  было  то,  что  все
политические  группировки  неустанно  следили  друг  за  другом. Влиятельные
круги  сейма  представлял  Дмовский.  Он  дал  совет делегации "Треста": "Не
повторите ошибок с парламентом и парламентаризмом". Потом добавил:
     - Мы  умеем  обращаться  с  этим  капризным инструментом, и, храни бог,
чтобы  он  не  попал  в  руки  "хлопов".  У  вас  же,  господа,  нет  нашего
государственного опыта.
     - Никаких парламентов! Никакой Думы! Диктатура, - успокоил Якушев.
     Если  в Варшаве, в правительственных кругах, следили друг за другом, то
можно себе представить, как следили за Потаповым и Якушевым.
     Когда  им  хотелось  побыть  вместе  (они  жили  в разных комнатах), то
отправлялись  в  парк  Лазенки на прогулку. Но и там их не оставляли в покое
наблюдатели.  Вот  и сегодня вблизи той скамьи, где сидели Потапов и Якушев,
любуясь  золотой  осенью в Лазенках, присел почтенный господин с газетой. Он
внимательно слушал.
     - Прелестный  уголок!  -  говорил  Потапов.  - Кстати, Лазенки воспел в
своей  поэме  "Юмор"  поэт  Огарев:  "Есть близ Варшавы дивный сад. Каштанов
темная  аллея..."  Случалось  и  мне  молодым  офицером  бывать здесь, когда
служил  в  штабе Варшавского военного округа. Давно это было... Не хотите ли
пройти к дворцу?
     Господин с газетой был разочарован.
     Потапов негромко говорил Якушеву:
     - Сложная   ситуация:   Сикорский,  Пилсудский,  Грабский,  Дмовский...
Борьба  за  власть...  Положение  напряженное.  В  Лодзи забастовки, рабочим
грозят  локаутом,  кругом  -  бедность, нищета. И тут же палацы титулованных
особ...   Контраст   разительный.   В   правительственных   кругах  интриги.
Пилсудчики  ждут подходящего момента, чтобы захватить власть. Здравомыслящие
не  склонны ввязываться в войну, а французские шовинисты натравливают Польшу
на  Советскую  республику.  Второй отдел штаба - сплошь авантюристы, создают
на  границе  опасную  обстановку  и все еще содержат савинковских бандитов и
петлюровцев.  Наших товарищей из полпредства травят в печати. В Польше осели
подонки  белой  эмиграции.  Проникнуть  в их гнезда - задача нелегкая. То же
надо  сделать  в  Париже  и Сербии... Да, в этом дворце жил Стась, последний
король Станислав Понятовский... Надо признать - у него был вкус!..
     Якушев  понял  причину  изменения  темы разговора: вблизи подозрительно
шевелились кусты.
     22 ноября 1923 года Александр Александрович возвратился в Москву.
     Потапов  через  Париж  держал  путь  в Сербию, в Стремске Карловцы, где
находился штаб Врангеля.


36

     Все  эти  дни,  пока  Якушев  был  в  отъезде,  Стауниц  хотел показать
"племянникам"  высокий класс подпольной работы. Делал он это главным образом
потому,  что  понимал  значение  их  визита:  если  они  хорошо  отзовутся о
"Тресте", можно рассчитывать на солидную денежную помощь.
     В  квартире  Стауница,  где сейчас жили Захарченко и Радкевич, появился
Кузен.  Такая  кличка,  как  мы знаем, была у бывшего жандармского ротмистра
Баскакова,  скрывавшегося  где-то близ Москвы на конном заводе. Затем пришел
Подушкин  -  сторож  при  складе  на  Болоте, в своем брезентовом балахоне и
кожаном  картузе. Наконец заглянул и Ртищев. О нем Мария Захарченко сказала,
что  он  хоть  и  камергер,  но  развалина.  Подушкин произвел впечатление -
все-таки  бывший  чиновник  департамента  полиции, но особенно по душе Марии
Владиславовне  пришелся  Баскаков:  мрачный,  долговязый,  с абсолютно лысой
головой,  кипевший  злобой и, по ее мнению, готовый на все. Не обошел гостей
и Дядя Вася. Захарченко была от него в восторге.
     Стауниц  развил  кипучую  деятельность:  зашифровывал  письма, ходил на
тайные  свидания  и  в  то  же  время  занимался  "коммерцией"  -  валютными
операциями, скупал и продавал мануфактуру.
     - Сударыня,   -   говорил   он  удивленной  размахом  его  деятельности
Захарченко,  -  прежде всего это дает мне положение: я коммерсант, занимаюсь
частной  торговлей,  помогая  таким образом Советскому государству. Отличная
маскировка!..  Вот,  например,  Кузен  и  Ртищев  на  это  не способны: один
прячется  в  коневодстве, другой числится в какой-то бутафорской мастерской.
А  что  им  даст  такая работа? Сейчас нужны деньги. И я их делаю, как могу.
Вот  и  для  вас  надо будет найти амплуа. И найдем, смею вас уверить, иначе
здесь  нельзя,  если  не  хотите  очутиться  в  доме  на  Лубянке.  Я  с ним
познакомился и не рекомендую этого знакомства.
     Мария  Владиславовна томилась, шагала из угла в угол, Радкевич попросил
колоду  карт  и  от  скуки  раскладывал  пасьянс.  Наконец  Стауниц  объявил
супругам, что в восьмом часу к ним пожалует один из руководителей "Треста".
     Якушев пришел в назначенный час.
     Александр   Александрович  попросил  "племянников"  описать  наружность
Щелгачева и Бирка, спросил, нет ли письменных полномочий от Кутепова.
     - Несколько  слов  на  клочке  полотна и подпись генерала нас бы вполне
удовлетворили. Но на нет и суда нет.
     - Разве  пароля недостаточно? - с раздражением спросила Захарченко. - К
чему эти предосторожности?
     - То,   что   мы   существуем,  сударыня,  объясняется  именно  такими,
досаждающими  вам  предосторожностями.  Мы отвечаем вдвойне - перед тем, кто
вас  послал,  и  перед  нашей  организацией.  Начну  с  того,  что вручу вам
добротно  сделанные  документы:  ваша  фамилия теперь - Березовская, фамилия
Георгия  Николаевича - Карпов. Вам будет доставлена скромная, не бросающаяся
в  глаза  одежда.  Я  еще  не  могу  в  точности сказать о той работе, очень
важной,  которую  вам  с мужем придется выполнять, - разумеется, она требует
осторожности и сопряжена с опасностью...
     - Иначе я не представляю себе нашу работу.
     - Прекрасно.  Дисциплина  у  нас  железная.  Отговорок  и возражений не
терпим.  Мы  работаем,  действуем в очень опасной обстановке, все зависит от
нашей   организованности  и  умения  конспирировать.  Теперь  позвольте  вас
ознакомить   с  положением  дел.  Мы  придаем  огромное  значение  связям  с
эмигрантами  и  ради  этого  были  вынуждены  установить деловые отношения с
польскими  соседями:  сейчас мы подошли вплотную ко второму отделу польского
генерального  штаба.  Связь  с Берлином и Парижем будет осуществляться через
Польшу;  на польско-советской границе создано "окно", как на эстонской. Дело
не  только в хорошо организованной связи. Мы добиваемся на территории Польши
получения  специальных  лесных  участков  в  приграничной  полосе.  На  этих
участках   мы   постепенно   сосредоточим  ударные  отряды  РОВС  под  видом
рабочих-лесорубов. Как видите, замыслы у нас обширные.
     Захарченко слушала в оцепенении. На