жествующе  заблестели  глаза, но, считаясь со старым запорожским обычаем,
он спрятал руки за спину и сказал:
     - Нет, не достоин я такой высокой чести, братчики!
     - Стягайло! Стягайло! - опять заревели запорожцы.
     Судья снова протянул булаву. Стягайло вновь отказался.
     Крики сотрясли стены крепости:
     - Стягайло кошевым!
     Судья  в  третий  раз  протянул Стягайло булаву. Теперь он и не подумал
отказываться,  а  поспешно  схватил  ее  громадными ручищами, подержал перед
собой  некоторое  время  и  поднес к губам. Никто не сомневался, что поцелуй
его был вполне искренним.
     Судья нагнулся, набрал горсть пыли и высыпал Стягайло на голову.
     - Помни,  батько  кошевой, что ты слуга нашего запорожского товариства!
- сказал он при этом. - Помни - и не задирай носа!
     Стягайло  не  перечил: знал, как и все запорожцы, этот тоже стародавний
обычай.
     Те,  кто  хотел,  подходили  к вновь избранному кошевому и посыпали ему
голову  землей.  А  он,  крепко  держа  в руке булаву, дружелюбно улыбался и
кланялся  казакам.  Когда  желающих  воспользоваться  этим обычаем больше не
оказалось   и  все  братчики,  успокоившись,  опять  стали  по  куреням,  он
поклонился войску чуть ли не до земли и сказал:
     - Спасибо,  братчики,  за  честь  и уважение! Клянусь свято блюсти наши
запорожские  обычаи  и  вольности!  Быть  беспощадным к врагам земли нашей и
веры  православной!  По-отцовски  относиться  ко  всем  вам,  побратимы  мои
дорогие.
     - Ишь,  мягко  стелет,  да не твердо ли спать будет? - прошамкал Шевчик
на ухо Звенигоре.
     Стягайло, хитро подморгнув, вдруг перевел на иное:
     - Теперь,  братчики,  приглашаю  всех  выпить  за мое здоровье по чарке
горилочки!.. Эй, Покотило, где твое угощение?
     Покотило  затрусил  к  воротам - и несколько минут спустя в Сечь въехал
целый  обоз,  заранее  прибывший  с хутора Стягайло. Запорожцы встретили его
веселыми  восклицаниями  и  шутками. Строй сразу нарушился. Каждому хотелось
быть поближе к возам, на которых темнели дубовые бочки...


5

     Прошла  неделя.  Время,  казалось  бы,  небольшое,  но в жизни Арсена и
Романа  оно принесло большие перемены. Хотя Серко уже и не было на свете, но
его  мысли,  его  воля  еще  жили  среди людей. Они еще продолжали оказывать
влияние на судьбы многих из них.
     В  конце лета в Сечь прибыло русское посольство, которое направлялось в
Бахчисарай  для заключения мира с Портой и Крымом. Во главе посольства стоял
Василий  Тяпкин.  Помощником  его и писарем был дьяк Никита Зотов. По дороге
из  Москвы на Запорожье посольство завернуло в гетманскую столицу Батурин, и
Самойлович,  по  договоренности  с  посольским  приказом в Москве, послал от
себя  в  Бахчисарай  видного  казака,  войскового  товарища Раковича, хорошо
владеющего  татарским  и  турецким  языками,  а также латынью. Он должен был
быть  и  толмачом  и  представлять  интересы  гетманского  правительства  на
переговорах.
     В  Сечи  посольство  долго  не  задержалось. Тяпкин торопился. Поэтому,
пробыв  здесь  всего  один  день,  он  в  сопровождении  шестисот  казаков и
рейтаров двинулся дальше.
     От  коша,  как  еще раньше договорился Серко, в состав посольства вошли
Арсен  Звенигора и Роман Воинов. Числились они проводниками, но Арсен, кроме
того, был назначен вторым толмачом.
     Четвертая  после  выезда  из  Сечи  ночь застала посольство в безводной
ногайской  степи,  в  одном  переходе  от  Перекопа.  Вот  уже  третий  день
посольство   сопровождал   отряд  перекопского  бея  -  запорожцы  сразу  же
повернули  назад,  как только дошли до границ своих земель, - и посол Тяпкин
и  его  люди  чувствовали  себя  только  в  относительной  безопасности,  по
горькому  опыту  предшествующих лет они знали, что вероломные крымчаки могли
в любой момент сменить милость на гнев.
     Для   посла  был  поставлен  небольшой  походный  шатер.  Другие  члены
посольства,  толмачи, проводники и слуги, а также татары, утомленные трудной
дорогой, улеглись прямо под открытым небом.
     Арсен  лег  рядом  с  Романом  на постеленную кошму, положив под голову
седло,  от  которого  терпко пахло конским потом. Заложил натруженные ладони
под затылок, раскинул онемевшие от верховой езды ноги.
     Ночь  была  тихая,  лунная.  Тишину  нарушало  только фырканье лошадей,
которые  паслись  в  отдалении под присмотром татар-пастухов, да неугомонное
стрекотание кузнечиков в пахучих травах.
     Звенигора  лежал молча, глядя широко открытыми глазами в звездное небо,
по  которому  медленно  плыла  яркая  полная  луна. Сон никак не шел к нему.
Сердце  щемило в груди, зажатое, как в тисках. Сколько дней, сколько месяцев
прошло,  а про Златку и Стеху - ни единой весточки! Теперь только надежда на
поездку  в  Крым.  Там  они  с  Романом как-нибудь постараются встретиться с
салтаном Гази-беем и - будь что будет! - заставят его сказать всю правду!
     Он  смотрел  на  небо  и,  казалось,  видел  Златку.  Глаза ее угасали,
грустнели,  вроде  стали  заплаканными,  вглядывались  с  высоты  в  него  и
причиняли ему нестерпимую боль.
     - Родная  моя...  Любимая... Не вини меня! - шептал он почти беззвучно.
-  Знает  бог,  я  все  делаю, чтобы вызволить тебя из неволи... Потерпи еще
малость  -  и  я  найду  тебя, милая, где бы ты ни была, куда бы ни закинула
тебя злая судьба...
     Ему  чудилось, что лицо ее прояснилось, а темные глаза стали улыбаться,
и  у  него возникла мысль, что и Златка смотрит сейчас на это звездное небо,
на луну и думает о нем.
     Возможно ли такое?..
     Легкий  вздох вырвался из его груди, и в тот же миг горячая рука Романа
крепко сжала его руку.
     - Не  грусти,  Арсен,  -  прошептал дончак, стараясь утешить побратима,
хотя  Арсен  знал,  чувствовал,  что  и  у Романа болела душа по Стехе. - Не
грусти.  Вот  верится  мне,  что живы они... И мы вызволим их. Вызволим! Или
сами погибнем...
     "Или сами погибнем", - откликнулось в сердце Арсена.


ПЕРЕМИРИЕ


1

     Перекопский   бей   встретил  московское  посольство  неприветливо:  от
подарков  отказался,  от встречи уклонился и поселил не в посольском стане и
даже  не  в  караван-сарае  для  иноземных  купцов,  а  в  мрачной старинной
крепости,  которая  день  и  ночь  охранялась сотней молчаливых сейменов, не
позволявших  никому выходить за пределы двора, обнесенного высокой стеной из
известняка.
     Так прошла неделя. Потом вторая.
     - Черт  его  забери!  -  ругался худой, непоседливый дьяк Никита Зотов,
быстро  шагая  по  большой  комнате  и  расчесывая деревянным гребнем редкую
рыжеватую  бородку.  -  Нас  принимают не лучше, чем прошлогоднее посольство
Сухотина  и  Михайлова. Но то было сразу после войны! А теперь... Хан мог бы
уже и поостыть.
     - Он  знает,  что  делает,  - сказал Звенигора. - Это давнишняя ханская
манера:    сначала   измучить   послов   ожиданием,   настращать   угрозами,
издевательствами,  а  потом  начинать  с  ними  переговоры.  Дескать, мягче,
податливее будут!
     - Ну,  от  нас он этого не дождется, - буркнул Зотов. - Сверх того, что
дозволил царь, мы не уступим.
     Стольник   Василий   Тяпкин   молчал.   Он  вообще  был  неразговорчив,
немногословен,  углублен  в  себя,  в  свои мысли. Все он делал медленно, но
обдуманно  и  решительно.  Вывести  его  из  равновесия  было  трудно, почти
невозможно.  Должно  быть,  в  Москве  учли  эту  черту его характера, когда
посылали  в Крым, где необходима незаурядная выдержка и рассудительность, да
и опыт посольский у него был немалый...
     Он  терпеливо  ждал,  что  их  вот-вот  отправят дальше, в Бахчисарай к
хану.  Но  про них будто забыли вовсе. Никто из высших ханских чиновников не
заходил,  не  интересовался, как они живут, в чем нуждаются. Только угодливо
улыбающиеся  слуги  появлялись  точно  в  определенное  время  с деревянными
подносами  в  руках и ставили на низенькие столики глубокие глиняные миски с
неизменной тушеной бараниной.
     Сегодня  они,  как  обычно,  появились  в  широко  открытой  двери  и с
поклонами  понесли  подносы  в  глубину комнаты. Но Тяпкин вдруг поднялся со
своего места, преградил им дорогу, топнул ногой и зло закричал:
     - Убирайтесь  с  вашим  бешбармаком!  Мы приехали сюда не обжираться, а
решать  более  важные  дела.  Идите  и немедля передайте бею, что мы требуем
встречи  с  ханом!  И  пока  мы  не получим от него твердого уверения, что в
ближайшее время нас отправят в Бахчисарай, мы ничего в рот не возьмем!
     Слуги  были  поражены  и попятились со своими мисками. Не менее их были
изумлены   и  члены  посольства,  которые  впервые  видели  стольника  таким
разъяренным.  Дьяк  Зотов  рот  раскрыл  от  удивления, но ничего не сказал.
Промолчал.
     Никто  не  притронулся  ни к завтраку, ни к ужину. На другой день утром
пришел   чауш   и  уведомил,  что  завтра  урусское  посольство  тронется  в
Ак-Мечеть.
     Все  вздохнули с облегчением, плотно позавтракали и начали готовиться к
отъезду.
     От  Перекопа  до  Ак-Мечети  два  конных  перехода.  Но  проводники  не
спешили, и посольство прибыло в город на пятый день.
     Ак-Мечеть  одно только название, что город. На самом деле это небольшое
селение,  раскинувшееся  в  широкой лощине на берегах Салгира. В центре его,
на  пригорке,  высилась  мечеть,  сложенная  из  пиленого известняка. От нее
селение  и  получило  название  Ак-Мечеть,  то есть Белая Мечеть. Вокруг нее
утопали  в  садах  дома  калги и ак-мечетского бея Гази. А дальше извивались
узенькие  улочки,  выгороженные  высокими  каменными заборами, из-за которых
выглядывали крыши низеньких, приземистых мазанок.
     Посольство въехало во двор бея.
     У   Арсена   перехватило  дыхание.  Неужели  он  сейчас  увидит  своего
обидчика?  Неужели узнает, куда тот девал девушек? А в том, что заставит его
сказать  правду,  у  казака  не  было  сомнения.  Поставит на карту жизнь, а
своего добьется!..
     Двор   был  просторный,  со  всех  сторон,  как  принято  у  крымчаков,
обнесенный  саманными  и  каменными  оградами.  Большой дом тыльной стороной
выходил в сад.
     Арсену  и  Роману это было знакомо со времени похода в Крым. Но они все
равно  внимательно  приглядывались ко всему, так как понимали, что теперь им
придется   здесь,   вероятно,   без   чьей-либо   помощи  преодолеть  немало
препятствий.  Потому  и  примечали  и потайные засовы на воротах, и калитку,
ведущую в сад, и те места, где можно будет при необходимости спрятаться...
     В  сопровождении  своих  сейменов  вышел  Гази-бей. Это был подтянутый,
крепко  сложенный  человек  средних  лет, с внимательными, немного раскосыми
глазами.
     - Я  рад  приветствовать  посольство  царя  урусов,  -  поклонился  он,
приложив  ко  лбу  правую  руку.  -  Но  я не могу произнести слова древнего
обычая:  "мой  дом  -  ваш  дом",  потому  что вам приют предоставлен в доме
калги...
     Тонкая  улыбка  промелькнула  на  смуглом  лице  бей.  Это  насторожило
Арсена, который неотрывно следил за ним.
     Стольнику Тяпкину не понравились слова бея.
     - Разве,  высокочтимый,  нас не сегодня проводят в Бахчисарай? Мы хотим
как можно скорее встретиться с ханом...
     - Всему  свой  срок,  -  уклонился от прямого ответа бей. - Прошу вас в
дом  калги.  Его  хозяин,  правда,  сейчас отсутствует, но для вас помещение
приготовлено...
     И он направился к воротам.
     Но  в  это  время из сада со смехом и криком выскочили два черноволосых
мальчугана,  а  за  ними,  догоняя  их,  выбежала  красивая женщина в легкой
шелковой  одежде.  От быстрого бега лицо ее пылало, а густая золотисто-русая
коса рассыпалась за плечами.
     Наткнувшись  на чужеземцев, дети и женщина перестали смеяться и замерли
в удивлении.
     - Матка   боска!  -  вскрикнула  женщина,  увидев  перед  собой  Арсена
Звенигору.
     Вандзя?..  Арсен  чуть  было не бросился к бывшей жене Спыхальского, но
вовремя сдержался.
     Он  предполагал,  что  Вандзя  уже  могла  добраться до Крыма, и все же
встреча   была   настолько   неожиданной,   что  на  какое-то  мгновение  он
растерялся.
     Все  недоуменно  смотрели  на  них.  Гази-бей  с явным подозрением стал
присматриваться  к  статному  красавцу  казаку,  и  это привело в равновесие
Арсена.  Пристально  глянув  в  перепуганные глаза Вандзи, словно приказывая
молчать, он поклонился и сказал:
     - Мы,  кажется,  напугали тебя, ханум? Милостиво просим извинить нас...
Какие красивые мальчики!
     Он  догадался,  что перед ним сыновья Гази-бея, и, чтобы доставить отцу
удовольствие  и тем самым перевести разговор в более безопасное русло, начал
хвалить детей.
     Лицо бея просияло.
     - Это  мои сыны, уважаемые гости, Али и Ахмет, - не без гордости сказал
он. - А это моя жена - Ванда-ханум... Княгиня из Ляхистана!..
     Арсен знал, что Ванда никакая не княгиня, и мысленно улыбнулся.
     Все поклонились Ванде-ханум.
     Подчиняясь  строгому взгляду мужа, она схватила детей за руки и пошла к
дому.


2

     Из  многочисленных  строений  калги  для  посольства  было  отведено не
лучшее  помещение.  Гази-бей  провел  их  в  конец  сада и остановился перед
высокой массивной каменной башней, которая граничила с его усадьбой.
     Молодой сеймен открыл дверь.
     - Что  это  означает?  -  воскликнул  возмущенно  Тяпкин.  -  Или калга
намерен  надолго  запереть  нас  здесь,  как  это  сделал перекопский бей, и
держать  на  положении  почетных  узников?  Когда  мы, наконец, встретимся с
ханом?
     - Урус-бею  незачем тревожиться, - заверил Гази-бей. - Придет время - и
он  предстанет  пред  ясные  очи  нашего великого хана, да продлит аллах его
годы!
     Хуже   всего  было  то,  что  посольство  разделили.  Каждому  дали  по
комнатке,  а Романа и Арсена, как младших и по возрасту, и по чину, поселили
вместе наверху, под крышей.
     Закрылась  дверь,  загремел  засов. Казаки молча постояли, потом начали
осматривать свою комнату.
     Собственно,  осматривать  было нечего. Вокруг желтели голые ноздреватые
стены,  покрытые  паутиной. Ни стола, ни лавки. Только в углу лежала постель
-  старая  кошма,  два  таких же старых ковра да несколько бараньих шкур. На
подоконнике  узкого,  как  бойница,  окна  блестел  свежевычищенный кувшин с
водой.
     - Да,  кажется,  наш  посол оказался прав, - глухо произнес Роман. - Из
одной  тюрьмы,  в  Перекопе,  мы попали в другую - в Ак-Мечети... Интересно,
почему хан тянет с переговорами?
     - Поживем  -  увидим,  -  ответил Арсен, как бы советуя другу не ломать
голову  над  тем,  чего  сейчас  невозможно ни объяснить, ни понять. - Давай
лучше рассмотрим, куда мы попали...
     Он  подошел  к окну. Отсюда открывался вид на пологую долину Салгира, в
беспорядке  застроенную  низенькими  мазанками, на высокие минареты мечети и
майдан перед ней.
     Но не это привлекло его внимание.
     Прежде  всего  взгляд  его  устремился  вниз,  на  сад и двор Гази-бея,
отделявшийся  от двора калги толстой каменной стеной. Двор бея был виден как
на  ладони.  Вокруг  кучерявился тенистый сад, тронутый осенней позолотой; в
середине   -   приземистый   длинный   дом,   крытый  черепицей;  за  ним  -
хозяйственный  двор,  где  теснились  конюшни,  крытые навесы, помещения для
невольников и наймитов.
     Неужели Златка и Стеха где-то здесь, совсем близко?
     - Роман,  глянь-ка сюда! Под этой крышей живет человек, который завез в
неволю наших девчат. Или знает, где они.
     Роман из-за плеча Арсена посмотрел на ребристую крышу.
     - Если  он  знает хоть что-нибудь, то скажет и нам. Добраться бы только
до него - заговорит!
     - Но как это сделать?
     - Надо пролезть в окно и...
     Роман умолк.
     Арсен  улыбнулся.  Улыбка  была  невеселой,  даже  горестной.  Но и она
немного скрасила помрачневшее, осунувшееся лицо казака.
     - В  том-то и дело... Пролезть не штука. Как спуститься вниз, на чем? -
Он  стал  рыскать  взглядом  по комнате. - Что, если... - Арсен вдруг сел на
мягкую  кошму  и  взял  в  руки  овечью  шкуру.  - Что, если разрезать ее на
полосы? Ведь из них любой канат можно соорудить. Держи, Роман!
     Он  вытащил  из  ножен  ятаган  и  начал  кроить  овчину. Нарезав узкие
полосы,  сплел  из них веревку длиною в два или три локтя. Радостно блеснули
его повеселевшие глаза.
     - Ну, как? Выдержит?
     - Попробуем... Тяни!
     Они  ухватились за веревку, дернули, потянули изо всех сил, стараясь во
что бы то ни стало разорвать ее. Но она выдержала!
     Тогда  засели  за  работу  всерьез. До вечера не разгибали спины. Когда
стемнело,  веревка  была  готова. Роман осторожно спустил ее за окно, крепко
привязав к деревянной перекладине, поддерживающей матицу.
     Вечер  был  по-осеннему  ветреный. Со стороны моря по небу плыли рваные
тучи.  Время  от времени они заслоняли полный ярко-желтый диск луны, и тогда
опускалась непроглядная тьма.
     Выждав  минуту,  когда  все погрузилось в темноту, Арсен перекинул ногу
через  подоконник  и,  упираясь в ноздреватую стену, начал быстро спускаться
вниз. Коснувшись земли, дернул за веревку. Роман не заставил ждать себя.
     - Вот и я! - шепнул, опускаясь на землю. - Пошли!
     Они  пробрались  садом  к  дому.  В некоторых окнах мерцал свет. Сквозь
стекла долетал глухой гомон голосов.
     Где  же  искать  Гази-бея?  Каким  путем  пробраться  к  нему?  Как  не
обнаружить себя преждевременно и не поднять тревоги?
     Эти  вопросы  волновали  Арсена еще по пути в Крым. Действительно, ведь
нужно  встретиться  с Гази-беем наедине, без посторонних глаз? Только в этом
случае можно принудить его развязать язык.
     Главное,  что  нужно  было выяснить казакам: где Златка и Стеха? В чьих
руках? А после этого решать, освобождать ли их силой или выкупать.
     Арсен  стоял под деревом в нескольких шагах от дома и напряженно думал:
что делать?
     Сложность  задачи  состояла  еще  и  в  том,  что они не знали ни плана
комнат,  ни  секретов  хитроумных  замков,  ни  количества  живущих, не были
гарантированы от многих случайностей...
     Все,  совершенно  все  неизвестно.  Приходилось действовать вслепую. Но
другого  пути  не  было.  Арсен  понимал,  что они с Романом ставят на карту
очень  много:  свою  свободу  и  саму  жизнь...  Но не воспользоваться таким
шансом  -  одним  из тысячи! - они не могли. Попадут ли они еще когда-либо в
Крым? И не просто в Крым, а в Ак-Мечеть, к самому Гази-бею...
     Медленно  тянулись  минуты.  Всегда деятельный и решительный, Арсен был
сейчас охвачен сомнениями и колебаниями.
     Наконец он шепнул Роману:
     - Стань на углу, покарауль! Будь внимателен...
     Роман бесшумно исчез в темноте.
     Арсен приблизился к крайнему освещенному окну, прислонился к стеклу.
     Надо  же - такое счастливое совпадение! В просторной, увешанной коврами
комнате  он  увидел  Вандзю, Гази-бея и их маленьких черноголовых мальчиков.
Бей,  в  цветастых  шароварах и красной рубахе, лежал поперек широкой низкой
тахты  и играл с детьми. Вандзя сидела возле его ног на полу, спиной к окну,
и  что-то  шила,  изредка поднимая голову и кидая быстрые взгляды на детей и
мужа. Слева от тахты, в высоком подсвечнике, горела толстая сальная свеча.
     Тихая мирная картина семейного счастья. Чужого счастья...
     Арсен   плотно   сжал   губы.   Сейчас  он  разрушит  эту  идиллическую
беззаботность!   Испугом  наполнятся  глазки  мальчуганов,  выражение  ужаса
застынет  на лице пани Вандзи, вернее, Ванды-ханум, как теперь зовет ее муж,
кинется в поисках оружия Гази-бей.
     На  одно  мгновение  появились эти мысли в голове Арсена и исчезли. А в
груди  закипал  гнев.  Может,  этот  поджарый,  с темным лицом человек, этот
хищный  людолов,  не  далее  как  вчера  заходил в комнату Златки? Может, он
сделал   ее   своей   наложницей?  Или,  как  рабыню,  продал  какому-нибудь
татарскому или турецкому богачу? Да