на уме - разыскать и вызволить
Златку  и  Стеху... Но потерпи, друг! Доберемся мы и до Крыма, а потребуется
- и к самому Вельзевулу в пекло!..
     - Спасибо,  батько Семен, - тихо ответил Арсен. - Делайте, как лучше...
И  верно,  у  меня сейчас лишь одна мысль. Она, как еж, засела в черепе и ни
днем  ни  ночью  не  дает  мне покоя... И я не успокоюсь до тех пор, пока не
найду  своих,  пока  не  вызволю  их  и  не  отомщу виновникам их бедствий и
злоключений...  Только  прошу,  не  будем терять времени! Выступим как можно
быстрее!
     Палий обнял молодого друга, прижал к груди.
     А  утром  следующего  дня,  когда солнце едва показалось из-за зеленого
бора,  из  села  выехал  отряд запорожцев и рысью помчался по Белогородскому
шляху на восток.


4

     Киевский   воевода  князь  Петр  Шереметьев  болел,  и  сотник  Туптало
направил  запорожцев  к  генералу Патрику Гордону, который прибыл в Киев для
проведения  фортификационных  работ.  Крутым подъемом выбрались они с Подола
на  гору,  в  Верхний  город,  и  в  одном из тихих переулков, поблизости от
златоглавого  Софийского  собора, остановились у большого деревянного дома с
крашеными  дощатыми  наличниками  и  двумя  задиристыми  -  тоже  дощатыми -
петухами на крыше.
     Гордон  стоял  в жарко натопленной светлице перед широченным столом, на
котором  лежали  карты  Киева и его околиц, выполненные им самим, но смотрел
не  на  них,  а  на только что законченный план большого двухэтажного дома и
думал,  что  этот  его дом будет по красоте и пышности не хуже дома воеводы.
Слава  богу,  царь  не  поскупился  на  подарки  после  победного завершения
тяжелой  чигиринской  кампании,  и он, простой генерал, теперь может считать
себя  богатым  человеком.  Решительный  и настойчивый, Гордон никогда не был
беспочвенным  мечтателем.  Но сейчас, когда судьба после многих ударов стала
милостивой  к  нему,  почему  бы  и  не помечтать в свои сорок четыре года о
собственном  уютном  уголке? Конечно, здесь, в России, он не достигнет того,
чего  мог  бы  добиться у себя на родине, где отец заслужил титул герцога, а
двоюродный  брат  Карл  стал  королем Англии. Однако и на свою судьбу не мог
сетовать... К нему пришли слава и богатство.
     На  утонченном,  выразительном  лице  Гордона  блуждала  едва  заметная
загадочная   улыбка,  которая  так  нравилась  женщинам,  а  голубые  глаза,
затененные   густыми   рыжеватыми   ресницами,   затуманились   от  внезапно
набежавших  воспоминаний  и мыслей. Он не сразу услышал, что в комнату вошел
стрелец и дважды позвал:
     - Господин генерал! Господин генерал!
     И только немного погодя спросил:
     - Чего тебе?
     - К вам запорожцы... Говорят, важная весть.
     - Пускай  заходят!  -  Генерал  поднял  взгляд  и,  узнав  Звенигору  и
Воинова, радостно воскликнул: - Ба, ба, ба! Старые знакомые!
     Казаки поклонились.
     - Да, это мы, ваша вельможность, - сказал Арсен.
     - Ну,  если  появился  ты, казак, со своими друзьями, значит, случилось
что-то чрезвычайное.
     - Да, пан генерал, мы только что прибыли из Немирова...
     - Ого!
     - Султан   готовит   следующим  летом  поход  на  Киев  и  Левобережье.
Кара-Мустафа считает Киев ключом ко всей Украине.
     - Вот  как!..  Спасибо,  друзья,  за  известие.  Я  немедленно доложу и
воеводе  и  гетману  Самойловичу.  Думаю,  они  позаботятся о том, чтобы как
следует   приготовиться   к   встрече   непрошеных  гостей...  А  вы  будете
награждены.
     - Мы  лично  не требуем никакой награды, пан генерал, - сказал Арсен. -
Но  в  селе  Новоселки,  на Ирпене, за Белогородкой, остались наши семьи без
всяких средств... Распорядитесь помочь им харчами и зерном для посева.
     - Хорошо, я позабочусь об этом... Куда же вы теперь?
     - На  Запорожье...  Наши  друзья тоже должны узнать поскорее о замыслах
турок.
     - Дорога  далекая...  Я  сейчас прикажу, чтобы из войсковых складов вас
обеспечили сухарями, пшеном и солониной.
     - Большое  спасибо... Тогда уж, если пан генерал так любезен, - вставил
Палий,  -  пусть  он  распорядится,  чтобы  нас  обеспечили  также порохом и
оловом, а то в степи встречается не только четвероногая дичь...
     Гордон улыбнулся и крепко пожал казакам руки.
     - И такое распоряжение отдам!


5

     До  самого  Чигирина  лежал  глубокий  снег,  и  казаки  по бездорожью,
напрямик,  продвигались  с большим трудом. А в последний день внезапно подул
теплый  ветер,  и чигиринская Каменная гора, куда путники въехали в полдень,
чтобы взглянуть на руины города, загомонила веселыми весенними ручейками.
     Отдохнув  с  полчаса  на  крутой  вершине  и с грустью осмотрев мертвые
развалины  когда-то могущественного замка, разрытые турками, запущенные валы
и  заметенные  снегом  пожарища,  оставшиеся  от  домов,  всадники тронулись
дальше.
     За Субботовом Роман, который ехал впереди, вдруг крикнул:
     - Смотрите - ордынцы!
     Все  остановились  как  вкопанные.  И  правда,  в  долине  на  их  пути
показалось  несколько  всадников  в  лохматых  овечьих  шапках  и  таких  же
лохматых  кожухах.  За  спинами у них виднелись луки и круглые кожаные щиты.
Похоже,  они  были  поражены  неожиданной  встречей сильнее казаков, тоже не
знали, что делать - убегать или обороняться.
     - Нас  больше,  братья,  -  сказал  Палий,  вытягивая из ножен саблю. -
Кажись, подмоги им ждать неоткуда - кругом голая степь.
     Казаки  с  холма  просматривали  все  на  несколько верст вокруг. Нигде
никого!
     Арсен и Роман сняли ружья.
     - Не  будем  рисковать,  -  пояснил  Арсен.  -  Двоих-троих  уложим,  а
остальных возьмем в полон, привезем на Запорожье!
     Вдруг  один  из  всадников  поднялся на стременах и замахал над головой
шапкой.
     - Эге-ге-ей,  урус,  не  стреляй! - донесся его крик. - Моя не татарин!
Моя калмык есть!.. Не стреляй!.. Моя друг есть!
     Арсен опустил ружье. Вопросительно посмотрел на Палия.
     - Как  быть, батько Семен? Может, и вправду это калмыки? В прошлом году
их  князь  с четырьмя тысячами всадников помогал нам под Чигирином. Они люто
ненавидят крымчаков и к тому же сами - подданные московского царя!
     - Чем докажешь, что вы калмыки, а не татары? - крикнул Палий.
     Всадники  залопотали  по-своему. Потом неожиданно для казаков поснимали
луки и бросили их в снег.
     - Моя вас не трогай!.. Твоя нас не трогай! - долетел крик.
     Казаки запрятали сабли в ножны, приблизились.
     Молодые  смуглые  и  черноглазые  батыры  настороженно  смотрели из-под
лохматых шапок, но страха не выказывали.
     - Кто вы и как здесь оказались? - спросил Арсен.
     - Наша  возвращайся  домой...  В  Черный  степь  возвращайся, - ответил
коренастый,   скуластый   калмык.   По-видимому,  он  один  немного  понимал
по-русски,  остальные его товарищи бесстрастно рассматривали казаков. - Один
батыр  больной...  Сильно  больной...  Очень  сильно  больной.  Мало-мало не
умирай... Не простой батыр... Княжич калмыцкий...
     - Так,  ясно,  -  кивнул Арсен. - Что же вас занесло в такую даль? Ведь
до Черной степи во-он как далеко!
     - Моя посольство провожай...
     - Посольство? Какое посольство?
     - Калмыцкий князь посылай посольство к турецкий султан...
     Но  тут вдруг быстро заговорил молоденький худой батыр. Очевидно, это и
был  больной  калмыцкий  княжич,  так  как его спутники сразу же поклонились
ему, а толмач словно воды в рот набрал.
     - Ну, так какое ж посольство?
     Калмык молчал, сумрачно поглядывая по сторонам.
     - Хлопцы,  тут  не  все  чисто,  -  произнес  Палий.  -  Видать, толмач
сболтнул  лишнее  и получил нагоняй за это... Придется выспрашивать иначе...
Не думает ли Калмыцкая орда переметнуться к султану?
     Он вытащил саблю. То же самое сделали и остальные казаки.
     - Изменники,  вы  хотите  перейти  с ордой на сторону султана? Отвечай,
батыр! Иначе и тебе, и твоему княжичу - смерть!
     Палий  не шутил. Его серые глаза сверкнули сталью, а в голосе зазвучали
суровые нотки.
     Толмач   отрицательно  замахал  руками.  Заговорил  по-своему.  Княжич,
согнувшись  и  держась  руками  за  живот,  слушал  своего спутника, а потом
нетерпеливо  топнул  ногой и снова схватился за живот. На его лице появилось
выражение острой боли.
     - Прятай  сабля,  урус, - сказал, кланяясь, толмач. - Моя все говори...
Наша  не  изменник.  Наша хочет мало-мало лучший земля, лучший степь, больше
вода...  Черный  степь  -  худой  земля,  мало-мало  вода,  совсем мало-мало
дерево...  Тут  -  красивый  земля,  много-много  вода, а люди совсем нет...
Калмык  хочет  тут  пасти  своя  табун,  своя  отара, ставить тут своя юрта,
ездить тут своя кибитка... Калмык хочет всех поселять тут!..
     Казаки переглянулись.
     - Ну, а дальше? - спросил Арсен. - Зачем вы ехали к султану?
     - Крымский  хан  - враг для калмык... Хан рубить, убивать калмык... Наш
князь  посылай посольство, чтоб султан давай этот земля для калмык... Пустой
земля... Ничей земля... Чтоб хан не нападал на калмык...
     - Постой!  -  воскликнул  Палий.  -  Ведь  эта  земля наша! И князь ваш
должен  знать  об  этом.  Ведь  он  сам  приходил в прошлом году под Чигирин
помогать  нам  в  войне  против  султана  и хана!.. Да к тому же надо у царя
разрешения  спросить,  а  не  слать  посольство  прямо  к  султану, черт его
побери...
     В глазах толмача вспыхнул испуг.
     - Урус,  моя  -  маленький  человек...  Не  убивай, урус! Наша не успел
бывать у султан...
     - Не  бойся,  не  тронем  вас...  Поезжайте  себе, да только домой, как
сказал  нам!..  И  передай своему князю, что царь узнает о его поступке - по
головке  не  погладит!..  Когда лет пятьдесят тому назад ваша орда пришла из
Сибири  или из Китая, урусы разрешили вам поселиться по эту сторону Волги, с
тем  чтобы  вы защищали рубежи Московской державы и не поддавались турецкому
султану... Понял?
     - Моя  понимай,  понимай,  -  закивал  головой  толмач и рукавом кожуха
вытер  взмокший  лоб.  -  Моя  передавай...  Все  передавай!..  Моя повертай
домой...
     - Вот и ладно... А теперь можете ехать!


6

     Войдя  в  войсковую  канцелярию,  Семен  Палий, Арсен Звенигора и Роман
Воинов  поклонились  седоусому  кошевому,  а затем вытянулись, замерли перед
ним.  Серко  обнял  каждого, внимательно осмотрел. От его зоркого взгляда не
укрылись  ни  глубокая  тоска,  затаившаяся  в  померкших  глазах Арсена, ни
исхудавшие,  обожженные  морозными ветрами казацкие лица, ни сосредоточенная
озабоченность во всем облике Палия.
     - Вижу,   приехали  не  с  пустыми  руками,  -  сказал  он.  -  Новости
привезли?.. И похоже, не только добрые?
     - Ты угадал, батько, - грустно ответил Арсен.
     - Ну-ну, не вешай голову! Давай-ка рассказывай.
     Арсен  тяжело  вздохнул  и  коротко  сообщил  об исчезновении невесты и
сестры.
     Видно  было,  что  это  известие расстроило кошевого. Он закусил кончик
седого уса и долго молчал. Потом поднял глаза.
     - Так ты говоришь, они в Крыму? Где именно?
     - Скорей   всего,   в   Ак-Мечети...  В  ту  ночь  уезжал  из  Немирова
ак-мечетский  салтан  Гази-бей. И трудно поверить, чтобы он вернулся домой с
Украины с пустыми руками...
     - Правда, трудно...
     - Но  клянусь  всеми святыми, я доберусь до него и отомщу! - воскликнул
Арсен, сжимая в бессильной ярости кулаки.
     - Мы вместе отомстим! - продолжил Роман.
     - Погодите,  хлопцы,  погодите!  -  прервал  их  Серко.  -  Об  этом мы
поговорим после... А сейчас садитесь, рассказывайте. Мне нужно знать все.
     Казаки  сели  к  столу.  На  звонок колокольчика молоденький джура внес
большой  деревянный  жбан  душистого  пенистого  меда, расставил расписанные
узорами высокие глиняные кружки с ручками, наполнил их.
     Палий  толково  рассказывал о поездке на Правобережье, о произволе Юрия
Хмельницкого  в  Немирове  и  о  его бесчеловечной жестокости, о немировском
гарнизоне  и  намерениях  турок летом начать новый поход на Украину, на этот
раз  на  Киев,  о  приказе  султана  напасть  на  Левобережье,  о  встрече с
калмыцкими   послами   к   султану  Магомету  и  о  желании  Калмыцкой  орды
перекочевать  с  Черных  земель на Правобережье. Серко слушал не проронив ни
слова.  Только  по  тому, как у него блестели глаза, а правая рука то и дело
охватывала  подбородок  и  поправляла усы, можно было понять, что услышанное
потрясло  кошевого  до  глубины  души.  Палий  живо рисовал страшные картины
запустения,  всенародного  горя  и  нищеты,  которые  казаки видели во время
своей поездки. А в конце сказал:
     - Братоубийственные    жесточайшие    войны   между   левобережными   и
правобережными  гетманами,  беспрестанные набеги ордынцев, нападения шляхты,
а  особенно  турецкое  нашествие разорили нашу дорогую отчизну, привели ее к
пропасти.  И  кажется  мне, лишь один еще удар - и она низвергнется в нее...
Речь  идет  о  том,  что  Правобережье  может стать чужой землей, если мы не
заселим  его своими людьми, если не поднимем из руин города и села. По всему
видно,  гетман  Самойлович,  несмотря  на  то, что он много сил приложил для
защиты  Чигирина  от  турок,  не  понимает  такой  необходимости и заботится
только  о сохранении своей власти над Левобережьем и о том, чтобы сделать ее
наследственной,  то  есть передать свою булаву одному из сыновей, которых он
уже  назначил  полковниками.  А если б понимал, то не задерживал бы насильно
на  левом  берегу беженцев с Правобережья, возвращающихся в родные места, не
посылал  бы  своего  сына Семена - полковника переяславского - перегонять их
снова  за Днепр и сжигать Ржищев, Корсунь с прилегающими селами, чтобы никто
в  них  не  мог  жить...  Нужно  всячески  препятствовать Юрию Хмельницкому,
который  вместе  с  ханом  устраивает  походы на Левобережье, выводит оттуда
людей  на  свою сторону, чтобы заселить ее. Наш народ добровольно никогда не
пойдет  под  власть турецкого султана. К сожалению, Юрий не желает считаться
с  этим.  И отступать ему поздно: слишком много крови пролил он, очень много
горя  принес своему народу, чтобы мог надеяться на его прощение, а тем более
-   на   уважение   и  любовь...  Остается  одна  сила,  способная  защитить
Правобережье,  -  Москва. Опираясь на ее явную или тайную - в зависимости от
обстоятельств  -  поддержку, запорожцы смогут и должны возвратить его в лоно
нашей матери-отчизны. Иначе его захватят иноземцы...
     Все  долго  молчали  под  впечатлением  сказанного Палием. Даже Арсен и
Роман,  которые  не  раз  уже слышали своего товарища и видели все, о чем он
только  что  рассказал,  лишь сейчас представили себе, в какое трудное время
они живут и какие тяготы возлагает на их плечи жизнь.
     Наконец, вздохнув, Серко поднял седую голову и тихо произнес:
     - Спасибо  тебе,  казак,  за  твои  искренние, правдивые слова, за твою
душевную  тревогу об отчизне и за многотрудное путешествие... Действительно,
живем  мы  в  страшное  время.  Судьба  уготовила  нам  тяжкие  испытания  и
тяжелейшее  из  них - смертельная опасность с юга, со стороны ханского Крыма
и  султанской Порты. Это они вытоптали уже пол-Украины и посягают на то, что
еще  осталось.  Против  них и обязаны мы направить все свои силы... И покуда
конь  людолова  топчет  нашу  родную землю, покуда хищный аркан душит нежные
шеи  девчат-полонянок,  мы  обязаны  крепко  держать в руках сабли! На том я
стоял  и  стоять  буду,  пока  жив...  Но  собственных  сил  для этого у нас
маловато.  Только  сообща с Москвой, сообща с нашим братом - народом русским
выстоим  и  победим  в  этой  смертельной  борьбе. Только так! Иначе быть не
может!  Пройдет  какое-то  время  - и вновь поднимутся по всему Правобережью
села  и  города,  заколосятся  житом,  пшеницей  широкие  нивы,  зазвучат от
порогов до Карпат и Полесья наши песни и наша речь!..
     - Дай-то  боже!  - сказал Палий. - За это мы не пожалеем и самой жизни!
Счастье,  что  у  нас  такой военный предводитель, как батько кошевой. Будем
надеяться, он завершит все задуманное и то, за что боролся всю свою жизнь!
     - Э-э,  сынок,  старого  хвали, да из дому веди! - остановил его жестом
Серко.  -  Завершат, должно, другие, а мне бы еще разок разгромить супостата
Мюрад-Гирея,  отомстить  ему за прошлогоднее нападение на Сечь, за разорение
земель  наших,  за слезы люда православного!.. А главное - дать ему по зубам
так, чтоб отпала охота пройтись летом по Левобережью!
     У Арсена радостно заблестели глаза. Он вскочил.
     - Батько, значит, будет, будет поход на Крым?.. Когда же?
     Серко обнял казака, усадил рядом с собой.
     - Понимаю тебя сынок... Но не торопись - всему свое время!


 * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *


"КРЫМ НЕЩАДНО ТРЯХАНУТЬ!"


1

     Серко   вел   на   Крым   двадцать  тысяч  запорожцев.  Столько  воинов
одновременно  Сечь  не  выставляла  никогда.  В морские походы обычно ходили
тысяча  или  две,  в  сухопутные  - шесть-восемь тысяч казаков. Сейчас же на
клич  прославленного кошевого отозвались все, кто мог держать саблю в руках.
А  таких  после  турецкого нашествия на Правобережье в запорожских владениях
оказалось  немало.  Кто потерял в эту смутную пору семью, кто не хотел гнуть
спину  на левобережную старшину, которая загордилась, забарствовала и начала
насаждать  выгодные  для себя крепостнические порядки, тот бежал в Понизовье
и пополнял сечевое войско.
     На  следующий день после перехода на левый берег Днепра кошевой, вместо
того  чтобы  направиться по знакомым степным тропам сразу на юг, к Перекопу,
как  много  раз  ходили  запорожцы,  повернул  войско  на  восток,  к  речке
Молочной.
     Молодые   казаки  удивлялись  и  потихоньку  роптали,  старые  молчали,
доверяя  своему  опытному вожаку, но в душе тоже были недовольны. Шутка ли -
сделать  такой  крюк!  Однако  никто не смел возражать: в походе кошевой или
наказной  атаман  обладал  неограниченной  властью  и  за  непослушание  мог
предать смертной казни.
     - И  чего это батька удумал? - бурчал Метелица. - Так, чего доброго, мы
и до самого Азова отмахаем!
     - Цыть,   Корней,  ежли  не  хочешь  киев  отведать!  -  шипел  Шевчик,
оглядываясь. - Серко знает, что делает!
     Серко  действительно  знал, что делал. Дойдя до Молочной, он дал войску
дневной  отдых,  а  потом,  круто  повернув на юг, быстро двинулся к Сивашу.
Теперь  шли  только  ночью,  определяя  путь  по  звездам и едва приметным в
темноте  степным  курганам  да  оврагам, а днем отдыхали в глубоких долинах,
варили   кашу,  пасли  коней.  Сторожевые  отряды,  разосланные  кошевым  на
расстояния,  которые  мог  просматривать  всадник,  бдительно стерегли покой
войска:  они  брали  в  плен  или  уничтожали всех татар-кочевников, которые
попадались на пути.
     Поэтому  ни перекопский бей, ни тем более хан Мюрад-Гирей не знали, что
над Крымом нависла опасность.
     Запорожцы   вброд  перешли  Сиваш  и  появились  в  Крыму  внезапно.  В
основании  неширокого  полуострова,  глубоко  врезавшегося  в  море, разбили
лагерь.  Это место было удобным для обороны. К тому же здесь имелась вода: в
отлогой, поросшей травою балке бурлил большой родник.
     Пока  запорожцы  стреноживали коней, приводили в порядок оружие и сбрую
да  наскоро завтракали солоноватой саламахой, Серко собрал атаманов и видных
казаков на раду. Уселись полукругом на траве.
     - Братья  атаманы, молодцы запорожские, - обратился к ним кошевой, стоя
в  центре,  -  вот  мы  снова  на  земле  Крыма, проклятой земле агарянской,
басурманской!  Силы  у  нас  ныне  велики,  но  залог  военного  успеха  - в
неожиданности   нападения!  Нам  до  сих  пор  сопутствовала  удача.  Обойдя
Перекоп,  скрытно  пробрались  мы  ногайскими  степями  и вышли в тыл врагу.
Теперь,  братья,  победа  -  на  острие казацкой сабли, в быстром беге наших
коней!  И еще - в твердости и мужестве наших сердец!.. Мы промчимся как буря
по  трем