Суваш   не   одинок   в   мысли,   будто   в  прошлом  году  урусы  остались
непобежденными,  знал,  что  глубоко  в  душе так же думает и султан. Потому
ответил сдержанно:
     - Вскоре,  выполняя  мой  приказ,  Буджакская  орда  ударит  по  Киеву,
потреплет его околицы и разведает силы урусов...
     Султан утвердительно кивнул.
     Потом  поднялся  сухой,  с  темным,  изборожденным  глубокими морщинами
лицом  великий  муфтий.  Сложив  молитвенно  руки,  он  поклонился султану и
сказал:
     - Я  осмелюсь  напомнить  повелителю  правоверных  и всему дивану вот о
чем:  в тылу наших войск до сих пор остается Запорожская Сечь, это проклятое
гнездо   гяуров-разбойников,   смертельных   врагов   ислама...  Их  главарь
Урус-Шайтан  Серко,  воспользовавшись тем, что во время войны Крым, Буджак и
все   Причерноморье   останутся   без  войск,  может  напасть  на  поселения
правоверных,  как  он  уже  делал  это...  Или  же  вырвется в море на своих
судах-чайках и сожжет приморские города Крыма и самой великой Порты.
     - Мы  не  должны допустить этого! - сухо сказал султан, раздосадованный
упоминанием  о  запорожцах, которых он не раз грозился уничтожить, стереть с
лица  земли,  но  живущих  до  сих  пор  и  наносящих  ему  чувствительные и
тягостные  для  султанского престижа удары. - Что думает предпринять великий
визирь?
     - Я   уже  послал  отряды  для  восстановления  Кизи-Кермена  и  других
крепостей  в  устье  Днепра. Эти крепости закроют запорожцам выход в море, а
их гарнизоны перекроют путь в Крым и Буджак!
     Великий  муфтий  удовлетворенно склонил голову, опять молитвенно сложил
перед собою руки.
     - Пусть славится имя пророка! Смерть гяурам!
     - Великий  султан,  -  вновь  поклонился  визирь Мустафа, - паша Галиль
доносит  из  Камениче*, что гетман и князь Украины Юрий Ихмельниски не сумел
завоевать  доверия  своего  народа.  Он  сидит  в  Немирове, как на вулкане.
Население  восстает, бежит из Подолии... Однажды случилось так, что какие-то
разбойники   даже  самого  гетмана  бросили  в  яму,  в  которой  он  держал
преступников.  И  только  Азем-ага  освободил  его  оттуда...  Я  не  жду от
Ихмельниски  никакой  помощи,  ибо гяурское войско при нем насчитывает всего
сотню  бродяг.  А  нам  приходится  держать  там больше тысячи воинов, чтобы
охранять  его  от  повстанцев  и  от  соблазна  перекинуться  к урусам или к
полякам...
     ______________
     * Камениче (турецк.) - Каменец-Подольский.

     - А что, есть доказательства такого умысла?
     - Пока нет, но...
     - Прикажи  паше  Галилю  и  Азем-аге, чтоб не спускали глаз с него! Нам
нужно его имя... Как приманка. Но если что-либо будет замечено за ним...
     - Ясно, мой повелитель.
     Султан встал, давая понять, что разговор окончен.


2

     После  похода  на  Крым  Серко  похудел,  как-то  поблек и быстро начал
стареть.  Под  глазами  залегли синие тени, на шее и лице резче обозначились
морщины.  А  глаза, еще до недавнего времени светившиеся молодецким блеском,
вдруг погасли, померкли.
     Никто не мог понять, что произошло с ним.
     - Заболел наш батько, - перешептывались казаки.
     - Жаль старика, - сокрушались многие.
     А те, кто был ближе к кошевому, рассказывали:
     - Не  спит  ночами,  стонет, молится... Просит бога принять его душу...
Видать, отжил наш батько свое... Душа и тело хотят отдыха...
     Однако  грозные  события,  надвигавшиеся  на  родную  землю, заставляли
старого  кошевого  забывать  про  свои  болезни  и  душевные  переживания  и
заниматься  военными  и хозяйственными делами. Каждый день с раннего утра до
позднего  вечера  он  был на ногах: советовался со старшинами, писал письма,
заглядывал  в  мастерские,  где  изготавливалось  оружие,  порох  и  ядра, в
кожевенные  и  тележные мастерские, торопил плотников, которые чинили старые
и  ладили  новые челны, проверял, сколько пороха, олова и оружия на складах,
сколько  муки  и  солонины  в кладовых. С молодиками в легком челне объезжал
Войсковую  Скарбницу  - ближайшие острова, где в потайных местах скрыта была
запорожская  флотилия,  хранилось  оружие и на которых за многие годы казаки
построили небольшие укрепления, защищающие подступы к Сечи.
     Как-то джура позвал к кошевому Арсена и Палия.
     - Садитесь,  сынки,  -  указал  старый  атаман  на  лавку, когда казаки
переступили порог войсковой канцелярии. - Хочу с вами малость погуторить...
     Арсен  и  Семен  Палий  примостились  у  края  стола  на лавке с резной
спинкой, выжидательно смотрели на Серко.
     Выглядел    кошевой    действительно    плохо:   лицо   землисто-серое,
заостренное,  как  после  болезни, а из-под сорочки на спине выпирали острые
лопатки.
     - Вот  что,  сынки,  -  остановился  перед  казаками кошевой. - Настало
время,  когда  каждый день можно ждать непрошеных гостей. Есть верные вести,
что  турки  начали  восстанавливать  крепости  Ислам-Кермен и Кизи-Кермен...
Зашевелилась   Аккерманская   орда...   Очухался   от   нашей  встряски  хан
Мюрад-Гирей  и  собирает под свои знамена остатки своего войска... Но нам не
известно,  что  сейчас делает и что замышляет визирь Кара-Мустафа. А это наш
главный враг, и мы должны знать о нем все...
     - Каким образом, батько? - удивился Палий.
     - Нужно   ехать   в  Немиров  и  Каменец...  Только  там  можно  добыть
необходимые сведения.
     - Поеду я? - встрепенулся Арсен.
     - Да, сынок, поедешь ты, - твердо сказал кошевой.
     - А что же мне?.. - Палий был немного растерян.
     Серко  улыбнулся доброй стариковской улыбкой: за последнее время он еще
больше полюбил этого умного и отважного казака.
     - Подожди,  не  спеши, полковник, будет и тебе работа... Подберешь себе
сотни  две  добровольцев  -  этакий  летучий  полк  -  и проводишь Арсена до
Немирова.  Мы, то есть я, киевский воевода Шереметьев и гетман, должны точно
знать,  когда  выступит  Кара-Мустафа.  Все, что узнает Арсен, ты немедленно
передашь куда следует... Без нужных вестей не возвращайтесь!
     - Понятно, батько, - ответили казаки.
     - Погодите,  это еще не все... Что-то нужно решить с Юрком Хмельницким.
Брать  его  кровь  на  свою  совесть  не  хочу. Хватит ее с меня... Память о
Богдане  не  позволит мне отдать такой приказ. Но и мириться с тем, что этот
изверг  вытворяет на Подолии и на Правобережье, тоже нельзя... Надо устроить
так, чтобы ему стало жарко в Немирове... Ему и его союзникам...
     - Восстание? - сверкнул глазами Палий.
     - Да,  восстание!  А  твой полк, Семен, поддержит повстанцев, станет их
опорой.
     - Постигаю.
     - Но  не  только  восстание... Неплохо бы было вбить клин между Юрком и
турками.  Бывает,  что одно слово может сделать больше, чем тысяча сабель...
Об этом пускай Арсен со своими болгарскими друзьями помозгует...
     - Постараюсь, батько, - откликнулся тот. - Нам все ясно.
     - Ну, а коль понятно, так идите собираться! Чтоб завтра были в дороге!


3

     Киев  кишел  военным  людом.  Из  России  по  Днепру  и Десне плотогоны
перегоняли   строительный   лес,  ладьи  с  железом,  войсками,  оружием.  С
Левобережья  гетман  Самойлович прислал несколько тысяч казаков и еще больше
крестьян для выполнения землекопных работ.
     Днем  и  ночью  на  Печерске  и  Зверинце  не утихал людской гомон. Там
возводились   высокие   земляные   валы,   упрочняемые  частоколом,  пушкари
устанавливали  на  них  пушки,  в  предполье  казаки сооружали волчьи ямы...
Укреплялся старый город. Весь Подол тоже был обнесен палисадом.
     Через  Днепр  впервые  с  тех  пор,  как  он  нес  свои  воды,  у Киева
перекинули  большой  наплавной мост на байдаках*. Ширина моста такая, что по
нему могли ехать сразу четыре ряда возов.
     ______________
     * Байдак (укр.) - большой челн, на котором плавали по рекам и по морю.

     Генерал  Патрик  Гордон,  или,  как  его  теперь  звали,  Петр Иванович
Гордон,  который  руководил  всем этим огромным строительством, едва успевал
побывать  за  день всюду, где велись работы. Печерские ретраншементы* и мост
были  в  центре  его  внимания.  Особенно  мост: вот-вот должны были подойти
основные  силы  с  Левобережья.  Десятки тысяч воинов, тысячи возов и тысячи
голов  скота  нужно  было  быстро, без задержки переправить на правый берег.
Кроме  того,  он задумал так укрепить подходы к мосту, чтобы враги не сумели
его  разрушить или сжечь... Потому и носился непоседливый генерал на высоком
тонконогом  коне  с  одного  конца  города в другой, и везде его острый глаз
замечал  то,  чего  не могли или не хотели заметить иные, а резкий его голос
подгонял нерадивых.
     ______________
     *  Ретраншемент  (воен.)  -  военное укрепление позади главной позиции,
усиливающее внутреннюю оборону.

     Но,  несмотря  на  занятость, генерал нашел время, чтобы позаботиться о
семье  Арсена.  Он  послал  в  Новоселки  с припасами Кузьму Рожкова - после
чигиринской  осады  держал  его  при  себе,  -  и тот в один прекрасный день
вернулся  в  Киев  с  Иваником,  который  взял  самых  сильных лошадей и воз
побольше  в  надежде чем-нибудь поживиться. Не заезжая на генеральский двор,
они  направились к Софии, побродили перед вычурными домами киевских вельмож,
спустились на Подол.
     Большой  шумный  город произвел на Иваника сильное впечатление. Сияющие
золотом  купола  церквей,  каменные  дома,  просторные лавки, где можно было
купить  еду, соль, оружие и сбрую, нарядно одетые горожане и горожанки - все
вызывало  у  него  восторг  и  удивление.  Он  только  причмокивал, глядя на
сверкающие  топоры  и блестящие лопаты, тяпки, серпы и острые лезвия кос, на
хомуты  и  шлеи  с уздечками, издающие запах свежевыделанной кожи, то и дело
хлопал руками по пустым карманам.
     - Ай-ай-ай,  досада  какая,  знаешь-понимаешь!..  Все  тут  есть, кроме
птичьего  молока.  Лишь  чепухи  не  хватает  - деньжат. Ай-ай-ай, ни одного
шеляга, как на грех, не завалялось в кармане... Тьфу!
     Кузьма  посмеивался  про  себя,  так  как  знал, что генерал Гордон уже
приказал  выдать  ему  деньги  и  приготовить  на  складе  самый необходимый
хозяйственный инвентарь. А кроме того, и соли, и муки, и вяленой рыбы...
     Радость   Иваника   была   безмерна,  когда  вечером  он  увидел  такое
богатство.
     - Как  бы  оси  не  поломались,  - покачивал головой стрелец, видя, как
Иваник  с  жадностью  хватает  из  кладовой  всякие  железки и укладывает на
телегу.
     - Не  поломаются!  Они  у  меня  дубовые,  знаешь-понимаешь,  - отвечал
Иваник. - А поломаются - новые в дороге вытешу!
     Утром  следующего  дня он должен был выехать домой. Но это было как раз
воскресенье,  и  когда  в  церквах  зазвонили  колокола  к  заутрене, Иваник
почесал затылок и сказал:
     - А   что,   знаешь-понимаешь,   быть   в   Киеве   и  не  заглянуть  в
Киево-Печерскую лавру?.. Кузьма, поведи, будь другом!
     Они  спустились  в  Крещатый  яр,  на  дорогу, ведущую через Угорское к
лавре.
     Стояло  солнечное  погожее  утро.  В яру, среди густой зелени, куковала
кукушка,  звенели  птичьи  голоса.  В раскидистых ветвях цветущих лип гудели
пчелы,   а  над  всем  этим  плыл  колокольный  звон:  дзень-бом,  тили-бом,
дзень-бом, тили-бом!..
     Дорога  выпетляла  вверх,  на  Угорское.  Отсюда  уже виднелись золотые
кресты  Успенского  собора,  руины  оборонительных  стен,  которые со времен
нападения  Батыя  оставались  невосстановленными.  Старая  и Новая Печерские
слободы.
     И  вдруг  звуки  колоколов  оборвались.  А с валов ретраншемента залпом
ударили пушки, послышались далекие крики.
     - Праздник какой или что? - всполошился Иваник.
     Кузьма  побледнел.  Нет,  ради  праздника  из пушек не палят. К тому же
ретраншемент   еще  не  закончен  и  не  все  пушки  установлены...  Неужели
нападение?
     Сомнения  его  рассеялись,  когда  от  лавры  донеслись тревожные звуки
набата.  Большой  колокол  бил  часто,  как на пожар: бом-бом-бом! Эти звуки
ледяным  холодом  проникали  в  самое  сердце  и  разрастались  в нем черным
ужасом.
     - Людоловы!  -  воскликнул Кузьма, выхватывая саблю. - Проклятье! Беги,
Иваник!
     От  Новой  слободы  прямо  на них мчались всадники, на скаку выпуская в
сторону  лавры  тучи  стрел.  Очевидно,  они  прорвались через Зверинец, где
строительство   валов  только  начиналось,  и,  смяв  малочисленную  стражу,
наводнили Печерск. Спасения не было.
     Иваник тоже выхватил саблю.
     - Беги!  Я  прикрою  тебя, Кузьма, знаешь-понимаешь! Задержу их! Беги в
заросли  на  склонах  Днепра!  -  крикнул  он. - Я виноват, что потащил тебя
сюда... Зачем обоим погибать!
     Кузьма и не думал спасаться бегством.
     - Да  беги  же,  холера  ясная!  -  воскликнул  Иваник, не замечая, что
перенял от Спыхальского его излюбленное ругательство.
     Но  бежать  уже  было  поздно.  Ордынцы  стремительно  приближались.  В
воздухе  просвистели  стрелы,  и  одна  из  них  впилась  Иванику в руку. Он
неуклюже  взмахнул высоко поднятой саблей, вскрикнул и стал медленно оседать
на землю. На белой полотняной рубахе быстро расплывалось красное пятно.
     - Зинка! - позвал Иваник. - Спаси! Погибаю...
     Кузьма  нагнулся, чтобы вытащить стрелу, но не успел: прошелестел аркан
и  обвился  вокруг  шеи,  затягиваясь.  Кузьма задохнулся, выпустил саблю из
руки и упал рядом с Иваником.
     - Прикончить их, батько? - услышал Кузьма юношеский голос.
     Рожков  открыл  глаза.  Над  ними  стояли  два всадника: один молодой с
хищной улыбкой, второй - пожилой человек с густой черной бородой.
     - Не  нужно,  Чора,  - ответил старший. - За них на невольничьем базаре
дадут кое-что... Прикажи связать их!
     - Хорошо,  батько,  -  сказал  молодой  и  крикнул  воинам: - Эй, люди,
свяжите их и отправьте в наш стан!
     Людоловы  длинными узкими сыромятными ремнями из невыделанной лошадиной
шкуры  связали  руки  Иванику  и  Рожкову.  И тут же нагайки хлестнули их по
плечам. Пленники вскочили на ноги. Тугой аркан потянул их за собой...
     Набег  продолжался  недолго.  Орда  налетела  внезапно, как вихрь среди
ясного  дня,  но,  получив  отпор,  начала  сразу  отступать, захватив сотни
пленных  и  подпалив  несколько  строений.  Казаки и стрельцы повсюду выбили
ордынцев  за границы города, и они, промчавшись по околицам, вскоре исчезли,
оставив  после  себя трупы, пожарища и плач родных по убитым и по угнанным в
плен.


КАМЕНЕЦ


1

     Отряд  Палия  остановился  в чаще Краковецкого леса, самого крупного на
Подолии  в  те  времена.  Лес не только мог защитить от постороннего глаза и
внезапного  нападения  врага, летом он был для воинов родным домом со щедрым
столом.  Здесь  можно  было  пасти  коней,  строить  курени  и  без опасений
разводить  костры.  В  лесу  водилось  множество  всякой дичи: зайцы, дрофы,
гуси,  косули, лоси, медведи. Кроме того, земля была сплошь усыпана ягодами,
а на кислицах и диких грушах плодов - как росы поутру.
     Выбрав  у  ручья  под  горой,  где  били  ключи, ровное местечко, Палий
приказал  казакам  ставить  курени,  а сам подошел к Арсену, который стоял в
сторонке  с  Романом  и  Спыхальским.  Неподалеку на сломанном дереве сидела
похудевшая,  загрустившая  Вандзя.  Опустив  голову,  она  потупила взгляд в
землю и, кажется, ничего не замечала вокруг.
     - Ну  вот,  панове-братья,  юж  и  наступило  время  нашей разлуки, - с
грустью  сказал  Спыхальский. - Отсюда мы сами будем добираться до Львова...
Жаль мне расставаться с вами, но должен...
     Он обнял Арсена, ткнулся колючими усами в его щеку и тихо прошептал:
     - Эх,  и  люблю  тебя,  холера  ясная!..  Нех  буду песий сын, коли лжу
молвлю...  Люблю,  как  брата...  Жалко,  Златки  и Стехи нема! Но надеюсь -
найдутся они...
     Пан Мартын отступил, и Арсен увидел на реснице товарища слезу.
     - Мы  еще  встретимся,  пан  Мартын!  Ей-богу,  встретимся,  помяни мое
слово!  -  Арсен не верил в то, что говорил, но ему очень хотелось успокоить
друга,  ведь  и  у  самого  на  сердце  было  тяжко...  -  Приедешь  к нам в
Новоселки...  на  свадьбу... Как найдется Златка, я дам тебе знать... Я тоже
надеюсь...
     - Приеду! - пообещал Спыхальский и начал обнимать Романа и Палия.
     Несколько  минут  спустя  он  подсадил  Вандзю на коня, ловко вскочил в
седло. Помахал рукой.
     - Прощайте, братья!
     Зашелестели  зеленые  кусты  орешника,  и  пан  Мартын скрылся в густом
дремучем лесу.


2

     А  в  Немирове  продолжалась  кутерьма: гетман всех подряд подозревал в
измене,  в том, что от него скрывают золото и драгоценности, необходимые для
казны. Не было дня, чтоб на Выкотке кого-то не истязали или не вешали.
     В  последнее  время в немилость попал и полковник Яненченко. После того
как  сын  гетмана  Самойловича полковник Семен Самойлович с войском напал на
Правобережье  и  выгнал  его  из  Корсуня,  Яненченко перебрался в Немиров и
поселился  на  Шполовцах.  Хитрый,  коварный  и не менее жестокий, чем Юрась
Хмельницкий,  он,  кроме  того, был еще властолюбивым и корыстным человеком.
Вместе  с  тем  полковник  хорошо  знал  Юрася и понимал, что тот никогда не
поступится  ни  властью,  ни  добычей  в его пользу. А недавно гетман совсем
свихнулся:  вбил  себе  в  голову,  что возродить Правобережье и всю Украину
сможет  только  тогда,  когда  в  своих  сундуках  будет  иметь  достаточное
количество  золота  и  серебра,  чтобы содержать большое войско. Он требовал
денег не только с населения, но и со своих сотников и полковников.
     - Пан  Иван,  ты  до  сих  пор  не внес в мою казну ту тысячу злотых, о
которых  я  напоминал  тебе  еще  зимой,  -  сказал  как-то Юрась полковнику
Яненченко,  когда  они  остались в гетманской светлице втроем; кроме них был
еще Ненко. - А говорят, деньжата у тебя есть...
     - Пан   гетман,   откуда  у  меня  деньжата!  -  воскликнул  пораженный
Яненченко и схватил гетмана за руку. - Юрий, ты это всерьез? Или шутишь?
     Но  дружеское  обращение  никак не подействовало на гетмана. Взгляд его
был суров, а бледное красивое лицо будто окаменело.
     - Если  ты,  пан  Иван,  не хочешь лишиться моего расположения, советую
тебе  немедленно  ехать  вот  с  ним,  -  гетман  указал на Ненко, - домой и
привезти все, что ты заграбастал, находясь у меня на службе...
     - Ясновельможный пан гетман!.. - обиженным тоном начал полковник.
     Юрась не дал ему закончить:
     - Не  думай,  что  если ты женат на моей сестре, то я все прощу тебе...
Для  меня  сейчас  нет  ничего дороже родины, для ее блага я готов на все! И
если  бы  мне  пришлось посадить тебя в яму, так я не остановился бы и перед
этим. Запомни это!
     Яненченко  сник, втянул голову в плечи. Он исподлобья глянул на гетмана
и  тут  же  потупил  взор.  Но  Ненко,  который  внимательно  следил за этой
беседой,  успел  заметить,  какой  злобой  блеснули  глаза  полковника. "Это
хорошо,  -  подумал  Ненко.  - Волки погрызлись друг с другом, тем легче они
оба смогут попасть в западню!"
     - Изволь,  пан  гетман,  я  сделаю так, как ты приказываешь, - произнес
Яненченко.  -  Прошу только - не нужно охраны... Клянусь, через час-другой я
сам прибуду на Выкотку со всем, что у меня есть.
     Юрась пристально посмотрел на него и холодно сказал:
     - Ладно. Но не вздумай обмануть меня!
     Не прощаясь, Яненченко вышел из светлицы.
     Ни  через  час,  ни  через  два  не  возвратился он на Выкотку. Вечером
казак-гонец,  посланный гетманом, сообщил, что полковник, оседлав двух самых
быстрых  коней,  выехал из дома и повернул на Винницкий шлях. А там его след
затерялся...


3

     Заехав  в  Круглик  и  убедившись,  что  от  его  небольшой  усадьбы  -
просторного  деревянного  дома, какие строят зажиточные крестьяне-лемки*, от
поветей  и  клуни,  от всего хозяйства - не осталось после татарского набега
ничего,  кроме  головешек,  а  двор уже зарос