мне голову, а я все жил да
жил!  Нет, милые, предостаточно пожил я на свете... И крови немало пролил, и
горилочки  вдоволь  выпил...  Так  пора  и  честь  знать!  Пора уже, видимо,
братчики, из казацкого седла перебираться в челн Харона...
     Казаки  опять  загудели, но на этот раз значительно тише. Каждый из них
видел, что кошевой на ладан уж дышит.
     - Да и грехи свои пора искупать...
     - Ну  что  ты,  Иван! Какие могут быть грехи у праведника! - воскликнул
Метелица.
     - Какой  я  праведник?  Сколько  душ  загубил,  рубая. Хоть и вороги, а
все-таки  люди...  Но  не  об  этом  сейчас  речь, друзья. Я не исповедаться
вздумал  перед  вами,  а  прощаться  решил.  А когда прощаешься с ближайшими
людьми,  с  которыми долгие годы делил и славу, и опасности крутых житейских
дорог,  то  хочется  сказать самое важное, сокровенное, чего не имеешь права
не сказать, унести с собою в могилу...
     - Мы слушаем тебя, батько, - вразнобой отозвались казаки.
     Серко передохнул, вытер со лба рушником капельки пота.
     - Я  знаю,  конечно,  что  мои  слова - не закон для вас, что вы будете
поступать  и  действовать  по-своему... Так велось испокон веку, так и будет
вестись,  покуда солнце светит над землей... Но есть некоторые вещи, которых
не  вычитаешь  ни  в  каких книжках, есть знания, которые приобретаются не в
школе,  а  в  жизни,  вот  про  это  я  и  хотел  бы с вами поговорить перед
смертью...
     - Мы слушаем, батько.
     - Живем  мы,  друзья  мои,  в тяжкое время. Отчизна лежит в развалинах,
вконец  опустошенная  врагами. Не счесть, сколько наших людей уничтожено или
разбежалось  в  поисках  покоя  и  хлеба.  Десятки  тысяч  с  правого берега
переселились  на Левобережье, на Донец и Оскол - до самого Дона. Дикое поле,
отделявшее  нас  от  врагов, расширилось, плодородные поля заросли ковылем и
донником.  Дошло  дело до того, что калмыцкий хан посылает послов к султану,
чтобы  тот  отдал  ему  земли  между  Днепром и Днестром для выпаса табунов.
Крымская  и  Буджакская  орды  чувствуют себя на Правобережье хозяевами... И
перед  нами  грозная  опасность  -  навсегда  потерять  эти земли... Поэтому
завещаю  вам  -  как и прежде, как всегда было, не щадя крови и жизни своей,
стоять  супротив  захватчиков,  откуда  бы  они ни приходили! Не выпускайте,
братья, сабель из рук, пока кровавые чамбулы разгуливают по нашим степям!..
     Казаки  сидели  торжественные,  посуровевшие, ушедшие в глубокие мысли.
Сказанное  Серко  ни  для  кого  не  было тайной, но слова старого кошевого,
произнесенные  на  смертном  одре,  каждому  казались и весомыми, и особенно
мудрыми, потому и проникали глубоко в сердце.
     На  пасеке  стояла  теплая летняя тишина. Слышалось только беспрерывное
гудение трудолюбивых пчел да шелест ветерка в ветвях деревьев.
     Немного передохнув, кошевой продолжил:
     - Я  уже  говорил  -  Правобережье  обезлюдело...  Самойлович, радеющий
прежде  всего  о  своей  власти  и о своих прибылях, не отпускает беглецов с
Правобережья,  нашедших  на  время военного лихолетья приют на левом берегу,
назад,  в  их  отчизну.  Возникает  угроза,  что  эти  земли заселят другие.
Поэтому,  отбивая  набеги  людоловов,  думайте и над тем, чтобы возвращались
наши  люди  в тот край, обживали его и сохранили его для наших потомков... А
это  можно  сделать  только  тогда,  когда там будет военная сила, способная
защитить   народ.   Из   шестнадцати   казачьих   полков,  которые  были  на
Правобережье  при  Богдане,  теперь  не осталось ни одного... Я посылал туда
Палия,  Самуся,  Искру  и  Абазина  с  небольшими отрядами запорожцев... Так
пускай  кош  помогает  им  и  оружием,  и  порохом,  и  оловом,  и людьми, и
продовольствием,  ибо  они  там  начали  великое дело. Поклянитесь, что Сечь
будет  для них опорой и пристанищем в грозные времена! Что Сечь всегда будет
помогать  -  явно  ли,  тайно  ли  -  этим назначенным мною полковникам в их
многотрудных деяниях по возрождению правого берега!
     - Клянемся! - хором ответили старшины и остальные казаки.
     - Прослышал  я,  что  турки  устанавливают медные столбы на Подолии и в
Карпатах,  проводят  новую границу, отхватывая здоровенный шмат земли нашей,
чтобы  навеки  присоединить  ее  к султанским владениям... Для меня, для вас
всех  не  секрет,  что  шляхта пока еще крепко держит в своих руках Волынь и
Галицию,   мечтает   когда-нибудь   снова   овладеть  Правобережьем  и  всей
Украиной...  До  сих  пор,  как  и  при  Богдане, со всех сторон нас жмут...
Потому,  братья,  единственное наше спасение - Москва! Она с оружием в руках
недавно  спасла  Левобережье и Киев от разрушения и полной гибели. В тяжелых
испытаниях,  наступавших  для  нашего  народа, единственный верный союзник и
брат  был и есть народ русский... Вы можете сказать мне: разве не московский
воевода   Ромодановский   заслал   тебя   в  Сибирь?..  Да,  отвечу  я.  Он,
Ромодановский.  Это  он  заковал  меня в кандалы, в которых я брел до самого
Иртыша.  Но  не  в этом, братья, суть! Ибо когда я через полгода возвращался
оттуда,  то  не одна и не две, а сотни русских крестьянских семей давали мне
приют  и  делились  со мной, наверно, последней скибкой хлеба. Ибо не один и
не  два,  а  тысячи московских стрельцов сложили свои головы вместе с нашими
казаками  в  Чигирине  и на Бужинском поле, защищая свою и нашу свободу. Вот
что   главное   в  нашей  дружбе  и  в  наших  отношениях!  И  этого  должны
придерживаться  все  мы!..  Только  идя  таким путем, мы сможем спасти народ
украинский  от  поголовного  истребления,  от  окончательной гибели, которую
уготовили  ему  лютые  недруги  его! На том должна всегда стоять Сечь! Иначе
страшный вред нанесет и себе, и всему народу...
     - Понимаем, батько! Понимаем! - зашумели казаки.
     - А  что  касается  Юрия  Хмельницкого  и  Кара-Мустафы, то знайте - на
сегодня  это  злейшие  враги  наши.  И  я  завещаю  вам  бороться  с ними до
последнего! И чем быстрее погибнут они, тем лучше для нашего народа!
     - Так  тому  и  быть, батько! Не сомневайся! - вполголоса, но твердо за
всех ответил Палий.
     - Арсен,   сын  мой,  -  вдруг  обратился  кошевой  к  Звенигоре,  -  и
Кара-Мустафу,  и  Юраську  нелегко  и  непросто достать... Потому и возлагаю
большие  надежды  на  тебя,  на  твою  ловкость  и твой разум... Там, где не
сможет  пройти  казацкий  конь,  где  бессильна казацкая сабля, там пройдешь
ты... Слышишь меня?
     - Слышу,  батько, - склонил перед умирающим голову Арсен, чувствуя, как
горький комок сжал горло. - Сделаю все, что смогу...
     - Аминь!  -  прошептал  Серко  устало.  - Значит, и с этим покончено...
Остается  последнее:  хочется  мне  знать, кому вы вручите после меня булаву
кошевого?
     Вопрос  был  неожидан  и  серьезен.  Кроме того, он затрагивал интересы
большинства  присутствующих  здесь  старшин.  Кто  из них не мечтал побывать
когда-нибудь  кошевым,  держать в руках булаву, дающую неограниченную власть
над многотысячным войском?
     - Пусть  это  тебя, Иван, не волнует, - сказал после затянувшейся паузы
Стягайло. - Выберем достойного!
     - Тому  булава,  у  кого голова. Никогда не забывайте этого, - медленно
сказал  Серко.  -  Я  уже  одной ногой в могиле, потому пусть не обидятся на
меня мои побратимы, когда выскажу свою думу...
     - Говори, батько! Говори!
     - Сейчас  такие  времена,  что  во  главе  войска должен стоять человек
смелый  и  умный,  честный и опытный в военном деле и в жизни... Такой казак
есть среди вас...
     - Кто он, батько? Назови его! - послышались голоса.
     - Семен Палий!
     Наступила  тишина.  Все  долго  молчали.  Для Палия слова кошевого были
совершенно  неожиданными. Но не меньшей неожиданностью, вероятно, прозвучали
они и для всех старшин. Кто-то крякнул. И опять - тишина.
     - Чего  молчите? - с усмешкой спросил Серко. - Не я выбираю кошевого...
Я только говорю то, что думаю...
     - Молод  еще,  -  угрюмо  кинул  Иван  Стягайло.  -  Подождет.  Есть  и
постарше!
     На  губах  Серко  промелькнула  чуть  заметная  горькая улыбка. И сразу
исчезла.  Дыхание  умирающего  стало  тяжелым, он откинул голову на подушку.
Холодный пот по крыл его лоб.
     - Мы  утомили  кошевого,  -  тихо  произнес  Палий и первым встал из-за
стола. - Прощай, батько!
     Старшины  и  бывалые  казаки  тоже  поднялись и стали прощаться. Каждый
подходил к топчану, отдавал последний земной поклон в медленно отходил.
     Стягайло смущенно пробормотал:
     - Прости меня, Иван. Понимаю - огорчил тебя. Ляпнул необдуманно...
     Серко ничего не ответил, и Стягайло, потоптавшись, оставил его.
     Вскоре  пасека опустела. С кошевым остался только джура. Хотя припекало
летнее  солнце,  больной  попросил укрыть его кожухом. Через час Ивана Серко
не стало...


3

     На   второй   день  после  похорон  в  войсковой  канцелярии  собралась
старшинская  сходка.  Просторная  комната едва вместила заслуженных казаков:
войскового  судью,  войскового  писаря, есаулов, иначе - помощников кошевого
атамана,  куренных  атаманов,  а также тех старых да "лучших", что в прошлом
то  ли  избирались атаманами, то ли прославились подвигами или имели большое
хозяйство.
     В  красном  углу,  под  образами,  стояли клейноды - знамя и бунчук. На
столе,   застеленном   в   честь  торжественного  случая  шелковой  турецкой
скатертью, поблескивала самоцветами булава кошевого атамана.
     В чьи руки попадет она?
     Взгляды  присутствующих  были устремлены на нее. Каждый понимал, что не
на  войсковой  раде,  которая соберется в полдень, а здесь, на сходке, будет
назван человек, которого потом рада выберет кошевым. Так издавна велось.
     Но кто будет назван?
     Покойный  кошевой Серко подал перед смертью свой голос за Семена Палия.
Это  знали  все.  И  с  любопытством  поглядывали на широкоплечего красавца,
который  скромно  примостился на лавке возле порога в окружении своих друзей
-  Арсена  Звенигоры, Романа Воинова, Метелицы, Андрея Могилы, Самуся, Искры
и Абазина.
     За  столом, оставив незанятым место кошевого, восседали Иван Стягайло и
Иван Рог - самые влиятельные атаманы.
     Кому же улыбнется фортуна?
     Первым  -  по  старшинству  -  встал  и начал говорить войсковой судья,
седоусый казак, давний сподвижник Серко.
     - Братья  атаманы, славные рыцари запорожские, - произнес он глуховатым
голосом,  -  сегодня  мы  собрались для того, чтобы гуртом подумать, кого на
сечевой  раде  назовем  кошевым  атаманом... Ибо после смерти батьки нашего,
славного  вождя запорожского Ивана Серко, войско наше осиротело, а братчики,
как   горемыки   несчастные,  не  знают,  к  кому  прильнуть,  и  на  случай
неожиданного нападения врага не имеют войсковой головы...
     - Да,  да, мы должны подумать, - закивали старые казаки. - Надо вручить
булаву самому достойному!
     - Перед  смертью кошевой Иван Серко, как это ведомо большинству из вас,
завещал  нам выбрать Семена Палия, запорожца недавнего, но прославившегося в
походах и боях рыцаря...
     Стягайло  резко  вскочил, тяжелой, как дубовый корень, рукой грохнул по
столу.
     - Братья,  Семен  Палий молод еще! - крикнул он. - Поглядите - у него в
усах  ни  одного  седого  волоска!  Так  разве  к лицу нам, старым и опытным
казакам,  подчиняться молодику, который к тому ж и казакует на Запорожье без
году неделя?..
     - А  разве  дело  в  том,  чтобы  выбрать  старейшего? - подал голос от
порога Метелица. - Надо выбрать умнейшего, расторопнейшего и храбрейшего!
     - Нашел  умного!  -  подскочил  Покотило.  -  Пускай  показакует годков
двадцать,  тогда  мы и оценим, какой у него разум... А пока пусть плетется в
хвосте.
     - Кого  ты,  Покотило,  хотел  бы  назвать кошевым? - спросил войсковой
судья.
     - Ивана  Стягайло... Старый заслуженный казак. Храбрый рыцарь. Куренной
атаман...
     - Ивана  Рога! - выкрикнул кто-то из толпы. - Если и есть кто среди нас
достойнейший,  так  это он!.. Сколько раз уже был кошевым, есаулом, наказным
атаманом... Да и на Запорожье лет тридцать, если не больше!
     - Сорок,  -  сказал  Рог  и  высоко  поднял  бритую  голову  на длинной
жилистой  шее,  обводя собравшихся пристальным взглядом черных глаз... - Все
сорок...
     - Ну вот видите, кого и выбирать-то, как не его!
     Поднялся Самусь, краснолицый, голубоглазый казачище.
     - Братчики,  думаю,  мы  должны выполнить наказ Серко! - пробасил он. -
Разве  вы  забыли, что он посоветовал нам избрать кошевым Семена Палия? Чего
зря воду в ступе толочь?
     - Нас  и  самих бог не обделил разумом! - вспыхнул Стягайло. - Мертвому
- вечная слава, а живым - о жизни думать! Серко свое отатаманил...
     - Стягайло! Стягайло! - послышались голоса.
     - Ивана Рога! - загудели с другой стороны.
     - Семена Палия! - закричали Арсен, Роман и Секач.
     Шум поднялся такой, что войсковой судья зажал уши руками.
     - Так,  братья,  мы к согласию никогда не придем, - покачал он головой.
-  Если  из  вас  троих, - обратился он к претендентам на булаву кошевого, -
двое  добровольно не откажутся, то на сечевой раде бог знает что будет! И до
сабель дойти может!
     Встал Семен Палий.
     - Атаманы,  братчики,  -  сказал  он. - Мы все любили и глубоко уважали
Серко,   привыкли   считаться   с  его  мнением  и  безоговорочно  выполнять
приказания.  Поэтому,  сдается мне, последняя воля покойного кошевого многим
из вас связывает сейчас руки...
     Чтобы  этого  не  было,  я  отказываюсь от чести быть кошевым. Пусть им
станет  тот,  кого  захочет  старшинская  сходка  и  все сечевое товариство!
Пришел   я  на  Запорожье  не  для  того,  чтобы  добывать  себе  какие-либо
привилегии,  не  для  того,  чтобы  стать  куренным  атаманом,  есаулом  или
домогаться  булавы  кошевого,  а  чтобы  защищать своей саблей отчизну от ее
бесчисленных  врагов!  Это  первейший  и  главный долг мой, как и каждого из
нас, братчики!
     Казаки одобрительно загудели. Палий слегка поклонился и сел.
     Войсковой судья повернулся к Стягайло и Рогу.
     - Может, который из вас тоже хочет сказать нечто подобное, атаманы?
     Стягайло и Рог сумрачно молчали.
     - Тогда  пусть  вас  рассудит  товариство,  - сказал судья. - Палите из
пушек,  бейте  в  литавры  -  собирайте войсковую раду! Как она решит, так и
будет!
     Кто-то  побежал  выполнять  приказание  войскового  судьи.  Старшины  и
бывалые  казаки начали подниматься и выходить во двор. В канцелярии остались
только  члены  коша - войсковой судья, войсковой писарь, войсковой обозный и
есаулы.


4

     Грохот  крепостных  пушек и тревожно-призывная дробь литавр всколыхнули
все  вокруг.  Сечь зашумела, загомонила. Отовсюду к сечевому майдану спешили
запорожцы,   выстраивались   по  куреням,  образуя  вокруг  дубового  столба
огромное  живое  кольцо. Несколько молодиков вынесли стол, застеленный белой
скатертью,  поставили  его  в  узком  проходе  как  раз  напротив  войсковой
канцелярии.  Во  главе  каждого  куреня  встали куренные старшины - куренной
атаман  и  хорунжий.  Кому  не  хватило  места  в  кругу,  тот  взбирался на
ближайшую крышу или на вал крепости.
     Литавры,  стоявшие  на  железных треногах в центре круга, возле столба,
не  унимались.  Голый  до  пояса,  смуглый,  как  цыган, довбиш изо всех сил
колошматил  по  туго натянутой на огромный котел до блеска выделанной бычьей
шкуре  двумя  крепкими  деревянными колотушками, выбивая мелодию, означающую
сбор на войсковую раду: ту-ту-тум, ту-ту-тум!
     На  этот  раз  запорожцы  собирались  особенно  быстро.  Все знали, что
сегодня будут выбирать кошевого, и никто никуда из Сечи не отлучался.
     Не  было  слышно  обычных  в  таких  случаях  шуток,  смеха, молодецких
выходок.  Над  Сечью,  казалось, незримой тенью витала душа любимого атамана
запорожцев Ивана Серко.
     Войско замерло в ожидании.
     И  вот  распахнулись  двери  войсковой  канцелярии  - и на майдан вышла
сечевая  старшина.  Вместо  покойного кошевого впереди шел булавничий, держа
на  вытянутых руках, покрытых небольшим, расшитым серебром ковриком, булаву.
За  ним  есаулы  торжественно  несли  малиновое знамя и бунчук - запорожские
клейноды.  Позади шли войсковой писарь, войсковой судья, войсковой обозный и
старшины  без  должностей  -  те  заслуженные казаки, которые в прошлом были
членами коша.
     Булавничий  подошел к столу и бережно положил булаву. Есаулы с прапором
и  бунчуком  остановились  посреди  круга. Войсковой писарь, который в одной
руке  держал  серебряную  чернильницу,  а  в  другой  - белое гусиное перо и
свиток  бумаги,  войсковой  судья  с  большой  войсковой  печатью  и  другие
старшины  прошли в круг, встали под бунчуком и поклонились товариству на все
четыре стороны.
     После этого вперед выступил войсковой судья и сказал:
     - Панове  молодцы!  Наш  преславный  кошевой  Иван  Серко,  которого мы
восемь  раз выбирали своим атаманом, во главе с которым одерживали множество
славных  викторий над врагами нашими, по божьей воле упокоился и оставил нас
сиротами.  Поэтому  сегодня  мы  должны выбрать нового кошевого... Но прежде
кош  хочет знать, не будете ли вы, молодцы, других новых старшин выбирать, а
старых смещать?
     - Нет, нет, не будем! - закричали казаки.
     - Только кошевого выберем!
     - Вот  и славно! - заключил судья. - Тогда выкрикивайте, кого вы хотели
бы кошевым иметь.
     На  какое-то  время  над майданом легла тишина. Потом из гурьбы старшин
послышались возгласы:
     - Ивана Стягайло хотим!
     - Ивана Рога!
     - Палия! Семена Палия!
     Постепенно  крики усиливались. Кричали уже не только старшины, но и все
запорожцы.  Каждый как можно громче выкрикивал имя своего избранника, ибо от
этого зависело, чья возьмет.
     - Палия! Палия! - вопил Секач во всю мочь.
     Его  поддерживали  Звенигора,  Воинов,  Метелица  и  те казаки, которые
ходили  вместе  с  Палием  в  Немиров.  Вскоре  к  ним присоединились голоса
сечевой  бедноты,  которая  видела  в Палие своего, а Стягайло ненавидела за
скряжничество и стяжательство.
     - Палия! Палия!
     Для  многих  старшин,  слышавших  на сходке, что Палий сам отказался от
булавы  кошевого,  это  было полной неожиданностью. Старый Иван Рог, который
не  раз уже бывал кошевым, сохранял внешнее спокойствие и неподвижно смотрел
на  бурлившее  море  братчиков.  Зато  Стягайло  даже  позеленел  от злости.
Утратив  душевное  равновесие,  он  вдруг выскочил в середину круга и во всю
мощь своего горла гаркнул:
     - Братчики!  Кого  же  вы выбираете? Палий молод еще! Да и на сходке он
сам от булавы отказался!
     Ему  на  помощь  выбежал  Покотило.  Воспользовавшись  замешательством,
вызванным среди запорожцев словами Стягайло, крикнул:
     - Панове  молодцы!  Ивана  Стягайло мы знаем уже много лет! Кто скажет,
что  он  когда-нибудь  показал  спину врагу? Кто скажет, что он не выручил в
бою товарища?..
     - Никто!  Никто!  -  закричали  в  ответ  казаки,  потому  что это было
правдой.
     - Так  чего  вы  сомневаетесь? Выбирайте Ивана Стягайло!.. А я поставлю
товариству  пять  бочек  горилки,  пять  возов хлеба, воз тарани и две кадки
сала, чтоб было чем после выборов кошевого промочить горло и закусить.
     Среди приверженцев Рога и Палия послышались возмущенные возгласы:
     - Это подкуп! Прочь его!
     Но  многим  понравилась  мысль  выпить  за  чужой  счет.  И  над кругом
загудело:
     - Славно! Славно!
     - Стягайло! Стягайло!
     Покотило  шмыгнул  в  толпу  и  оттуда  подморгнул Стягайло: мол, все в
порядке!  Только он знал, что и горилка, и рыба, и хлеб, и сало принадлежали
Стягайло, а не ему.
     Над майданом тем временем неслось:
     - Стягайло кошевым! Стягайло!
     Когда  этот  крик  усилился  настолько, что в нем потонули имена Рога и
Палия,  войсковой  судья  взял  со  стола булаву и протянул Стягайло. У того
тор