велел  передать,  что  надеется на добропорядочность пана гетмана и
вручает судьбу своего посланца в ваши руки.
     - Не беспокойся, - заверил Юрась, - тебе ничто не угрожает.
     - Тогда зачем меня связали? Зачем бросили в яму?
     - Видишь ли... - Гетман замялся.
     - Понимаю.  В присутствии янычар и татарских мурз вы не могли поступить
со мной иначе. Не так ли? - помог ему Арсен.
     - А ты догадлив, казак, - согласился гетман. - Ну, рассказывай дальше!
     - Развяжите  мне  руки.  Иначе  я  не  буду  говорить...  Чего вам меня
бояться? За дверями ведь стража!
     - Я   не  боюсь  тебя...  Это  сделано  на  случай,  если  сюда  зайдет
кто-нибудь  из  иноземцев,  как  ты выразился, - вывернулся Юрась. - Так что
потерпи  немного... Мне не хотелось бы, чтобы нас застали за мирной беседой.
Ведь сам понимаешь, здесь следят за каждым моим шагом...
     - Зачем тогда сидеть здесь?
     - Как это? - не понял Юрась.
     - Какой  вы  гетман,  если ваши руки связаны, как и мои? За вами следят
иноземцы!  Вы  выполняете  их  волю... Не пора ли, пан гетман, бросить все и
вернуться  к своему народу? Именно это хочет знать кошевой Серко... Он очень
любил,  высоко  ценил  вашего  отца и надеется, что сын Богдана отречется от
извечных  наших  врагов  -  турецкого султана, крымского хана, разоривших за
последние  пять  - десять лет пол-Украины, и вместе с левобережными казаками
да  запорожцами  станет  против  них! В таком случае народ простит и забудет
вашу вину...
     Юрась побледнел. Едва сдерживая себя, сказал:
     - Как  мыслит себе кошевой Серко мое возвращение в лоно народа? Если бы
я хотел это сделать, так турки не позволят. Меня сразу же схватят!
     - Мы помогли бы. Было бы только ваше согласие.
     - Значит, Серко предлагает мне измену?
     - Изменить  можно  друзьям,  товарищам,  народу  своему,  отчизне... Но
бегство от врагов своего народа назвать изменой нельзя.
     - Это мои союзники!
     - Это  злейшие враги!.. Султан Магомет творит на нашей земле то же, что
когда-то  делал  Батый,  -  до  последнего  истребляет население... Ничто не
может оправдать вашего союза с ним...
     - Ты  еще  мальчишка  и ничего не понимаешь! - воскликнул в раздражении
гетман. - Жестокость и насилие - неотъемлемые признаки любой власти.
     - Да,  власть  -  это  насилие,  но разумные правители ограничивают его
законом,  который  и  сами, если они уважают себя, не должны преступать и не
преступают.   А   где  пренебрегают  законом,  там  начинается  своеволие  и
жестокость...  Ни  султан,  ни  хан  не  придерживаются закона даже на своей
родине,  так  чего  же вы хотите от них здесь, на чужой земле, среди чуждого
им народа? Они арканом и саблей уничтожат всех нас до единого!
     Гетман  не  ожидал такой отповеди от простого на первый взгляд казака и
был  крайне  удивлен.  Но  вдруг до его сознания дошло, что, возможно, казак
намекает  на то, что и гетман чинит беззакония, истязая жителей этого края и
вымогая  у них золото, серебро и всякие другие драгоценности. Он покраснел и
зловеще  впился  холодным  взглядом в смельчака, однако Арсен не отвел своих
глаз.  Это  еще  больше  разъярило Юрася: он не терпел, когда кто-нибудь мог
выдержать его взгляд.
     - Серко,  видать, знал, кого посылать, - со значением промолвил он. - У
тебя  острый  язык.  Но  запомни,  что часто язык - наш враг и из-за него не
одна голова слетела с плеч!..
     Это  была  прямая  угроза.  А  Звенигора знал, что у Юрия Хмельницкого,
человека  несдержанного,  болезненно  уязвимого, исступленного, от угрозы до
решительного  действия  -  один  шаг. Заметив, как зло блеснули черные глаза
гетмана, он вздрогнул и пожалел, что был так откровенен.
     - Ясновельможный пан гетман...
     Но Юрась перебил его:
     - Все  запорожцы  -  мои  враги!  Если  б  я  смог, то всех отправил бы
султану на галеры! И ты среди них был бы не последним!..
     Неизвестно,  чем  закончилась  бы  эта  необычная  беседа, но тут вдруг
распахнулась  дверь  и  на  пороге появился Палий. Гетман ошалело смотрел на
незнакомца,   вслед   за  которым  в  комнату  ввалились  вооруженные  люди.
Казалось, у гетмана отнялся язык.
     - Слава  богу, успели! - воскликнул Палий, бросаясь к Арсену и разрезая
у него на руках веревки.
     - Арсен!  Брат!  -  Роман схватил Арсена в объятия, поцеловал в щеку. -
Мы так боялись за тебя!
     А  позади  стоял,  раскинув  руки,  Спыхальский  и,  чуть  не  плача от
радости,  улыбался.  Усы  его  встопорщились  и шевелились, как у кота. Лишь
только  Роман отпустил Арсена, пан Мартын сгреб его своими медвежьими лапами
и крепко прижал к груди.
     - Живой,  голуба! Живой, холера! - загудел Арсену в ухо. - Вот скинем с
тебя  штаны да всыплем как следует, сорвиголова ты мой любый, чтоб знал, как
лезть  поперед  батьки  в пекло! Чтоб слушался старших, когда они уму-разуму
поучают!
     Оттолкнув  Арсена  от  себя,  он  действительно дал ему леща по спине и
вытер  кулаком  мокрую  щеку.  Чувства  поляка  были  так  непосредственны и
искренни,  что  Арсен, смеясь, схватил его за плечи и чмокнул в жесткие, как
спицы, усы.
     - Благодарствую,  Мартын!  Благодарствую, брат! - поклонился он и сразу
посерьезнел.  -  Думаю, вы пожаловали сюда не надолго?.. Дело сделано, пора,
пожалуй, прощаться с хозяином этих покоев?
     Все   повернулись   к   Юрасю  Хмельницкому.  Гетман  сник  за  столом,
затравленно  поглядывая  на  засыпанных  снегом казаков, которые невесть как
появились здесь.
     - Челом  тебе,  пан  гетман!  -  выступил  вперед  Палий.  -  По правде
сказать,  не  чаял  я  уже  когда-либо  свидеться  с тобой. Но вот довелось.
Недаром  говорят, гора с горою не сходятся... Почитай, лет семнадцать минуло
с тех пор, как в последний раз видел тебя...
     - Ты кто? - хрипло спросил Хмельницкий.
     - Был когда-то казаком Нежинского полка... Помнишь такой?
     - Помню...
     - А теперь вольная птица: абшит получил... И стал запорожцем...
     - Чего ты хочешь от меня?
     - Ничего!..  Вот вызволил товарища, гляжу на тебя - неужели ты и впрямь
сын Богдана?
     - То есть?..
     - Не  верится...  Если  б  гетман  увидел,  что ты натворил на Украине,
выродок, он тебя сам, своими руками, задушил бы, как паршивого щенка!
     - Ты пришел убить меня?
     Они  прямо смотрели друг другу в глаза. Почти ровесники. Палий, правда,
был  на  несколько  лет  старше,  но  выглядел  моложе  гетмана. Один из них
снискал  славу  великого  неудачника  в  личной жизни, разорителя и губителя
отчизны,  мучителя и безжалостного убийцы; второй еще не был знаменит и даже
не  подозревал, что станет известнейшим человеком на Украине и самой светлой
личностью ее истории того времени.
     И  вот  судьба  свела  их  и  поставила  друг  против друга: немощного,
слабовольного  Юрася  Хмельницкого  и  высокого, могучего, как дуб, сильного
духом Семена Палия.
     Увидев,  как расширились от ужаса глаза гетмана, Палий горько улыбнулся
и сказал:
     - Честно говоря, ты давно заслужил виселицы, Юрий!
     - Почему ты меня так называешь?!
     - Ведь  мы  товарищи...  Вылетели из одного гнезда: киевская коллегия -
наша alma mater.
     - Ты учился вместе со мной в коллегии?
     - Да,  только  на  два  или  на три года я был старше. Кстати, здесь, в
Немирове, жил еще один твой товарищ и соученик по коллегии...
     - Кто же это?
     - Ты его хорошо знаешь - Мирон Семашко...
     - Мирон Семашко?
     - Да,  да, тот, которого ты приказал лупцевать палками по ногам и кинул
в зловонную яму.
     - О боже!
     - Мы  вытащили  сейчас  его,  чуть  живого, из ямы. Изувер... За одного
Мирона  тебя  следовало  бы  распять!  А скольких людей ты загубил вместе со
своими турками да татарами - и не счесть!..
     Юрась  дрожал,  все  ниже  опуская  голову. Каждое слово казака звучало
смертным приговором, и Хмельницкому становилось ясно, что пощады не будет.
     На  время в комнате наступила тишина. Все смотрели на сгорбленную спину
гетмана,  на  его склоненную голову с черным чубом, уже покрытую серебристым
инеем,  на  бледное,  точно у мертвеца, лицо и тонкие кисти рук, безжизненно
лежащие  на  столе,  а  видели  -  безусловно,  каждый по-своему - сожженные
города   и   села,   татарские   чамбулы,  рыскающие  по  Украине,  вереницы
невольников   и   невольниц,   тысячи   трупов,  разбросанных  по  степям  и
обглоданных  волками и одичавшими собаками. И каждый понимал, что перед ними
сидит  человек,  на  совести  которого  значительная  часть этих бедствий. И
какими  бы  высокими,  по  его  соображениям, целями он ни руководствовался,
оправданий всему этому нет.
     Тишину нарушил Палий:
     - Гетман,  оглянись вокруг: что ты сделал с отчизной? Что оставил после
себя?..  Одни  руины!  Страшные  руины...  И  кто  знает,  найдется ли сила,
которая  сможет  поднять  этот  край  из  руин?..  А  все началось с тебя да
Выговского.  Это  вы  своими  изменами  погубили творение рук Богдана! С вас
начались  все  несчастья  нашего  народа!  А  ведь  имели  же  войско, силу,
власть...  Эх!..  Дурные,  неразумные  головы...  Но  не  бойся, мы не убьем
тебя... И знаешь, почему?
     Юрась  долго  сидел  неподвижно.  Потом,  видимо, до его сознания дошли
последние  слова  казака, и он медленно поднял голову. Однако не проронил ни
слова.  В  глазах читался вопрос "почему?", да где-то в глубине их вспыхнула
искоркой надежда.
     - Потому,  что  ты  сын  Богдана! - со значением сказал Палий. - Только
ради  светлой  памяти  отца твоего даруем тебе сегодня жизнь!.. Так, друзья?
Что скажешь, Арсен?
     - Я  согласен...  Но  как с ним быть! Оставить здесь небезопасно: сразу
же после нашего ухода поднимет шум... Может, связать?
     Все задумались. Но тут вперед подался Спыхальский:
     - В  яму  его, сучьего сына! В яму!.. Нех испробует, как там солодко! -
загремел его голос. - Хоть на едну ночь в яму!
     - А и вправду, это мысль! - поддержал поляка Роман.
     Палий и Арсен не возражали.
     Казаки  дружно  подхватили  гетмана  под  руки  и,  пригрозив,  что при
малейшем  сопротивлении  или  попытке  позвать  на помощь ему всадят нож под
ребро,  вывели  на  площадь. Здесь лютовала вьюга. Ветер с бешеным посвистом
проносился  в  закоулках между строениями, занося все снегом. Нигде не видно
было ни души.
     Спыхальский  с  Романом  отодвинули мат. Арсен начал сапогами отгребать
снег,  чтобы достать лестницу. Но Спыхальский не стал ждать, толкнул Юрася в
спину, и тот, глухо вскрикнув, полетел вниз.
     - Ну,  как  там  -  не  жестко,  пан?  -  нагнувшись,  спросил  поляк и
прислушался.  Из  ямы  донесся  стон.  - А-а, живой-здоровый, чтоб тебя черт
забрал...  Вот  и  добре!  Испробуй,  как тутай живется, шельма... Жаль, что
ныне все узники поутекали, а то они намяли бы тебе бока, уж будь уверен!
     Он быстро накинул на яму мат, который сразу же стало укрывать снегом.


11

     Оставаться  на  Выкотке  дальше было опасно: каждую минуту стража могла
обнаружить  запорожцев  и  поднять тревогу. Поэтому, не мешкая, Арсен забрал
мать  и  дедушку  и, подавленный страшным известием об исчезновении Златки и
Стехи, покинул с товарищами крепость.
     От  руин  церкви небольшой конный отряд должен был повернуть на восток,
к  старому городищу, лежащему в низине в нескольких верстах от Немирова. Там
была  назначена встреча с Иваником и другими дубовобалчанами, которые решили
присоединиться к казакам, чтобы сообща бежать из-под власти турок.
     Звенигора  попросил  Яцько,  чтобы  он  присмотрел  за дедом Оноприем и
матерью, убитыми горем, помог им в тяжелом пути. Паренек солидно ответил:
     - Не малый - сам понимаю. Будь спокоен, Арсен.
     Не  оставлял  вниманием  Яцько  и  своего нового друга, Василя Семашко.
Утешал его, как умел. Сподручничал во всем, что требовалось Феодосии.
     Расставались в темноте. Младен обнял Арсена, поцеловал в обе щеки.
     - Прощай,  сынок,  -  сказал  глухо.  - Мы с Ненко остаемся здесь... Не
уберегли  Златку...  Нет  сомнений,  что  ее  захватил  салтан  Гази-бей, мы
постараемся  вырвать  ее из Крыма. Ненко снова пойдет на службу в янычарский
корпус,  и ему будет легче начать хлопоты перед султаном или великим визирем
о  наказании  Гази-бея  и  возвращении  Златки... Не забудем, понятно, и про
Стешу...
     - Спасибо,  батько,  -  грустно  ответил Арсен. - Верю, что вы сделаете
все,  чтобы  освободить  девчат...  Я тоже не стану сидеть сложа руки: отыщу
путь в Крым, разыщу там Гази-бея, и горе ему!
     - Его не придется долго искать. Это ак-мечетский салтан...
     - В  самом  сердце  Крыма  укрылся  хищный ястреб! Но я найду его и под
землей.  Будьте  уверены!.. Если вам посчастливится обнаружить след Златки и
Стеши, то дайте мне знать в Сечь.
     - Обязательно  дадим...  И  от  тебя  будем ждать радостных вестей. - У
Младена дрогнул голос.
     Старый  воевода  умолк, потом, поборов минутную слабость, взял Арсена и
Палия под руки, отвел в сторону, сказал совсем тихо, но твердо:
     - А  теперь,  друзья,  слушайте  внимательно.  От  каменецкого  паши  к
гетману вчера прибыл чауш с вестью чрезвычайной важности...
     - Какой?! - воскликнули одновременно казаки.
     - Весной  этого  года, самое позднее - летом визирь Кара-Мустафа бросит
свое  войско  на  Киев!  Если  ему  удастся  легко  и быстро взять город, он
перейдет на Левобережье...
     - Вот  как!  -  Палий  и  Арсен  не могли скрыть удовлетворения. - Ведь
этому известию цены нет!
     - Но  это  не  все...  Перед походом визиря крымский хан с ордой должен
потрепать   Левобережье,   а   буджакские   татары   вместе  с  янычарами  -
восстановить  разрушенные запорожцами турецкие крепости в низовьях Днепра...
Думаю,  вы  и  сами  понимаете,  что эти вести надо немедленно передать кому
следует!
     - Спасибо,  батько.  - Арсен крепко прижал к груди Младена, потом обнял
Ненко. - Спасибо, брат... Все сделаем, как нужно!
     Повернувшись к Якубу, он хотел обнять и его, но тот вдруг сказал:
     - Нет, Арсен, не прощайся со мной... Я еду с вами.
     Возглас удивления вырвался у Арсена, Младена и Ненко.
     - Якуб, что ты надумал? - накинулся на него старый воевода.
     - Так  нужно, Младен, - спокойно ответил тот. - Если Златка окажется на
Украине,  я заменю ей тебя, буду отцом... Да и к Арсену приросло мое сердце,
как  к  сыну.  В  Немирове  мне  делать  нечего. Если спросят, куда девался,
скажете  -  погиб...  На  родине у меня никого нет, никому я там не нужен. А
здесь...  Я верю, что найдется Златка, а у нее путь один - к Арсену! Ну, и я
с ними!
     Растроганные   Младен,  Ненко  и  Арсен  обняли  старого  друга.  Потом
постояли молча. Младен поднял руку:
     - Все...  Поезжайте!  Да  не забывайте, что мы можем передать для ваших
воевод не одну интересующую их новость!
     - Мы  найдем  вас,  батько,  -  сказал Арсен и первый тронулся в ночную
тьму.


12

     Оглушенный  и  до  смерти напуганный, Юрась долго лежал на груде гнилой
соломы.  Когда  сознание  прояснилось,  он поднял голову, пошевелил руками и
ногами,  чтобы  убедиться,  что они целы, а потом сел и прислонился спиной к
мокрой,  ослизлой  стене. Сидел неподвижно, отупело уставившись в мрак, пока
тошнотворно-удушливый  смрад  и  сырой  могильный холод, начавший забираться
под жупан, окончательно не привели его в чувство.
     Он вскочил на ноги.
     Неистовая  злоба вмиг переполнила все его существо. Дикий крик вырвался
из горла:
     - А-а-а!..
     Он  кричал  и колотил кулаками в стену, задирая голову вверх, как волк,
и тогда крик походил на волчий вой.
     - У-у-у!..
     Но  его,  конечно,  никто  не  мог  услышать.  Вопль  напрасно  бился о
покрытые  изморозью  стены, его заглушал толстый камышовый мат, которым была
прикрыта яма.
     Юрась  понимал, что его не услышат, но животный страх и злоба вынуждали
кричать.  И  он кричал. Кричал до хрипоты, пока совсем не обессилел, а затем
сел   в  изнеможении  на  солому.  Некоторое  время  молчал,  не  зная,  что
предпринять.  Проще  всего  было  ждать  утра, ведь его, безусловно, кинутся
искать...  Но мысль, что ему придется всю ночь просидеть в этой вонючей яме,
приводила  его  в  бешенство.  Кроме того, он представил, как будет вылезать
отсюда,  грязный,  вывалянный  в  нечистотах  и  в  полуистлевшей соломе, на
глазах  множества  воинов, как завтра весь Немиров станет потешаться над его
приключением,  и  вновь  волна  злобы  и  отчаяния  поднялась в груди. Встав
машинально  на  ноги  и  выставив  вперед  руки,  быстро  пошел вдоль стены,
надеясь  в  темноте  нащупать  лестницу,  хотя  знал,  что  ее  здесь нет...
Неожиданно  споткнулся  и  упал,  зарывшись  руками  по самые локти в жидкую
холодную  грязь...  Бр-р-р...  Как  из огня, выдернул руки, попятился назад,
вытерся мокрой соломой, лег, свернулся, как щенок, и тихонько заплакал...
     Вытащили его из ямы лишь на следующий день.
     А  до  этого  перепуганный  Азем-ага  перевернул  всю  Выкотку  и  весь
Немиров,  послал  конные  татарские  отряды  в степь, думая, что Хмельницкий
сбежал.   Но   все   напрасно.  Гетман  исчез,  как  в  воду  канул.  Отряды
возвратились   ни   с   чем:  метель  замела  все  тропинки  и  дороги,  все
человеческие  и звериные следы... И только тогда, когда кто-то из гетманских
охранников  наткнулся на засыпанный снегом труп часового, Азем-ага догадался
заглянуть   в   яму.   Его   удивлению   и  радости  не  было  конца:  внизу
один-одинешенек лежал, скрючившись на соломе, гетман и стонал...


НА РУИНАХ


1

     Когда  после  полуночи беглецы собрались, наконец, в условленном месте,
укрылись  под  защитой  высоких  земляных  стен  старого городища от ветра и
снегопада,  никто  не  представлял,  сколько  людей тронулось в путь. Думали
прежде  всего о том, чтобы поскорее подальше отъехать от города и оторваться
от  погони.  Им посчастливилось: метель не утихала два дня и быстро заметала
их  следы.  Только  к  концу  второго  дня  в  каком-то  разоренном хуторе с
несколькими  заброшенными  хатами  остановились  на  ночлег.  Арсен и Палий,
обойдя  все  подводы,  выяснили,  что  с ними ехало, включая тех смельчаков,
которые  вместе  с  Саввой  Грицаем  помогали  в Немирове, и дубовобалчан во
главе  с  Иваником,  сто  семьдесят  человек. Это уже была порядочная группа
людей,   которых  объединяла  общая  цель  -  уйти  из-под  власти  турок  и
неистового  Юрася Хмельницкого. Все они сразу признали Палия своим вожаком и
прислушивались   к  каждому  его  слову,  тем  более  что  он  был  казачьим
полковником.
     Пересчитав  людей  и проверив, сколько съестных припасов - муки, крупы,
пшена,  мяса  и  солонины  -  оказалось  при  них, Арсен и Савва поспешили к
Палию.
     - Что  будем делать, батько Семен? Припасов всего на неделю... Ну, если
животы  подтянуть,  на две... А до весны далеконько! - сказал Арсен. - Коней
совсем нечем кормить...
     - И куда путь держим? Люди должны знать, - добавил Савва.
     Они  стояли  поодаль  от  всех.  Промерзшие  люди начали собирать сухой
хворост  для  огня  и  сдирать  с  уцелевших хлевов соломенную кровлю, чтобы
покормить  лошадей.  Женщины  и  дети  разбрелись  по  хатам.  В одну из них
молодой  Семашко  с  матерью,  Якубом  и  Яцько  перенесли  из  саней тяжело
больного отца, угасавшего на глазах.
     Палий   задумчиво   смотрел   на  заснеженные  просторы,  над  которыми
опускались синие сумерки, на уставших людей. Глубокие заботы волновали его.
     - Сейчас  у нас единственный путь - на север, к Полесью, - сказал он. -
Таков  приказ  Серко... А оттуда - к Киеву. Мы должны предупредить киевского
воеводу,  что турки готовятся напасть на город... Думаю, за неделю доберемся
туда.
     - Кто там нас ждет, на Полесье? - разочарованно протянул Савва.
     - Так, может, ты предложишь что-нибудь другое?
     - Да нет.
     - Доберемся  до  Киева - т