направлениям  - к Бахчисараю, к Козлову* и к Кафе** - и сметем все
на  своем  пути...  Так  вот,  слушайте меня внимательно: я с двумя куренями
останусь  здесь  и  буду  ждать  вас ровно пять дней. В субботу в полдень, в
пору  самой  короткой  тени, вы все должны возвратиться сюда. Кто запоздает,
пусть   полагается  на  свои  силы  и  самостоятельно  пробивается  домой!..
Наказным  атаманом  Кафского  отряда  я назначаю Ивана Рога, а на случай его
смерти   или   тяжкого  ранения  -  Василия  Заболотного.  Козловский  отряд
возглавят  Иван  Стягайло  и  Андрей  Могила.  На Бахчисарай пойдет куренной
атаман  Матвей  Шумило... А ему в помощь... - Серко выдержал паузу и оглядел
присутствующих. - Семен Палий...
     ______________
     * Козлов (Гезлев) - Евпатория.
     ** Кафа - Феодосия.

     - Молод  еще!  -  буркнул  кто-то  из  старых седоусых казаков, которых
задело  за  живое,  что  недавно принятого в кош новичка назначили войсковым
товарищем наказного атамана.
     Серко  не  любил,  когда  ему  перечили.  Он  сурово  глянул  в сторону
говорившего. Твердо отрубил:
     - Будет  так,  как  я  сказал!..  Палий и впрямь моложе многих из нас и
кое-кому  годится  в сыновья. Но зато разума у него хватит на троих. А разум
в  военном  деле - тоже не последняя вещь. Ибо, как известно, тому булава, у
кого голова!
     Арсен  незаметно  толкнул  Палия  в бок. Тот скосил глаза и улыбнулся в
небольшие  усы.  Видимо,  ему  было приятно, что сам Серко так высоко оценил
его.
     А тем временем кошевой продолжал:
     - Выступайте,  братья, немедля. Мой вам последний наказ: мы пришли сюда
не  только  мстить,  не  только  убивать и жечь. Тех, кто не сопротивляется,
берите  в  полон  - мы их потом обменяем на наших... И вызволяйте ясырь, люд
христианский   из   неволи   басурманской.  Нужно  нещадно  тряхануть  Крым!
Отомстить  за  разоренную  землю  нашу,  за  слезы,  кровь и страдания людей
наших!  На  том  я стоял и стоять буду до последних дней своих... А теперь -
трогайтесь с богом!


2

     Тремя  огненными  смерчами  покатились казачьи отряды по Крыму. Мчались
они  так  стремительно,  что крымчаки не успевали предупредить о смертельной
опасности  своих одноплеменников, живущих в глубине полуострова. Застигнутые
врасплох, степные улусы становились легкой добычей запорожцев.
     Салтаны,  беи,  мурзы  и другие богатые люди бросали на произвол судьбы
свое  имущество  и,  прихватив  только  драгоценности  и  родных,  стремглав
удирали  на  юг.  Освобожденные  из  рабства  невольники  забирали хозяйских
коней,  оружие  и становились в ряды запорожцев. Жажда мести жгла их сердца.
Для  них  Крым  был ненавистной землей. Здесь они годами мучились в страшной
неволе.  И  теперь,  неожиданно  обретя свободу, со злостью и беспощадностью
набрасывались  на  врагов - били, ломали и сжигали все, что не могли забрать
с собой.
     Свой  пятитысячный  отряд  наказной  атаман  Матвей  Шумило разделил на
четыре  части. С двумя тысячами казаков он напрямик шел на Бахчисарай, а три
тысячных  отряда,  которые  в свою очередь подразделялись на меньшие, послал
другими дорогами, чтобы получше прочесать ханские владения.
     Первое  сильное  сопротивление  татары  оказали в Ак-Мечети*, селении с
приземистыми  глиняными саклями, тесно обступившими дворец калги** и большой
каменный   дом  салтана  Гази-бея.  Калга  в  своей  резиденции  жил  только
наездами, и вся власть здесь принадлежала Гази-бею.
     ______________
     * Ак-Мечеть - Симферополь.
     ** Калга (татарск.) - второй человек в ханстве после хана.

     Стараясь  спасти  свою  семью,  салтан  с  сотней  всадников бесстрашно
ринулся  навстречу  запорожцам. Тем временем его жены и дети в сопровождении
преданных слуг что было сил спешили к Бахчисараю.
     Но  что  могла сделать сотня сейменов против двух тысяч казаков? Спустя
несколько   минут  все  они  полегли,  как  трава  под  косой.  Единственным
утешением  погибших  могло  быть  лишь  то,  что  вместе  с собою они успели
прихватить  в  райские  сады  аллаха  десятка полтора запорожцев, а с ними и
наказного  атамана  Шумило.  Седоусый  атаман  не  привык прятаться за спины
товарищей  и  шел  в  первой  лаве.  В одной из узеньких улочек, обрамленных
облупленными  глиняными  заборами,  его  поразила  в  самое  сердце  длинная
татарская  стрела.  Он  даже  не вскрикнул, не охнул - упал на сухую землю и
сразу скончался.
     - Батьку  убили!  -  закричал  в  отчаянии  Секач,  спрыгивая с коня. -
Слышите? Батьку убили!..
     Над  распростертым телом атамана склонилось несколько запорожцев. Крики
горести  слетали  с  их уст. Атаман лежал навзничь, весь залитый кровью. Все
больше   и  больше  подъезжало  казаков,  так  как  страшная  весть  тут  же
разнеслась по лавам.
     Воспользовавшись   замешательством,   охватившим  запорожцев,  Гази-бей
резко  развернул  коня  и,  бросив  оставшуюся горстку своих воинов, кинулся
наутек.
     Его   никто  не  преследовал.  Запорожцы  собрались  у  тела  наказного
атамана.
     Подъехал  Семен  Палий.  Молча  скинул  шапку, слез с коня. Секач также
молча  вытянул  из-за  пояса  убитого атаманскую булаву и протянул ее Палию.
Неторопливо, печально поклонился и тихо сказал:
     - Челом тебе, наказной атаман! Что будем делать?
     Разгоряченный  боем Палий в первое мгновение даже отшатнулся, не веря в
то,  что  случилось. Но, внимательнее посмотрев на неподвижное окровавленное
тело  старого  атамана, взял пернач. Старые запорожцы выжидательно наблюдали
за  ним.  Как  поведет  себя  молодой  атаман?  Не  сморозит  ли  какой-либо
глупости?
     Палий  заметил в глазах некоторых старых казаков насмешливые искорки, и
в  нем  вспыхнула  злость.  Нашли  время,  старые хрычи, ехидничать! Поэтому
голос его прозвучал сухо, даже сурово:
     - Братья,  не  время  оплакивать  сейчас  погибших.  Но  и без почестей
бросить  их  тела в чужой земле мы не можем! Так пусть здесь останется сотня
сподвижников  покойного  атамана  - они его и похоронят как положено... А мы
попробуем  догнать  беглецов. Или на их плечах ворвемся в Бахчисарай... Айда
за мной!
     Гул копыт раскатился над каменистой долиной Салгира.
     Когда  запорожцы  выбрались  из  Ак-Мечети и выскочили на высокий холм,
откуда  открывался  широкий  обзор  с  видом синеющих в бледно-голубой дымке
далеких  гор  на горизонте, они увидели верстах в двух от себя облачко серой
пыли  -  это  скакали к Бахчисараю челядинцы акмечетского салтана с женами и
детьми.
     Казаки  закричали,  засвистели  и,  огрев  коней  нагайками,  помчались
вслед.
     Беглецов  догнали  в полуверсте от леса, зеленевшего на склонах холмов.
Неуклюжие  татарские  кибитки  остановились.  Из  них  высыпали черноголовые
татарчата. Заверещали женщины.
     От  передней  кибитки  шарахнулся  в  сторону,  к лесу, всадник в белом
тюрбане.  Перед собой, на луке седла, он держал двух маленьких ребятишек. Не
оглядываясь, стрелою летел он к кустарнику, где надеялся найти спасение.
     - Перехватывай,   хлопцы!  Это  салтан,  черт  его  побери!  -  крикнул
Метелица,  придерживая  коня  возле  кибитки.  -  А  я загляну в его гнездо,
может, и пташку какую поймаю!
     За салтаном бросился Арсен со своими побратимами.
     В  Ак-Мечети он обшарил весь салтанский дом, но Златку и Стеху не нашел
ни  среди  убитых,  ни  среди освобожденных пленных. На вопрос, не привез ли
салтан  с  Украины двух девчат по имени Златка и Стеха, невольники ответили,
что  возвратился он с ясырем, но припомнить, были ли среди пленных девчата с
такими именами, не могли.
     След  девушек  исчез.  Это  было  самым страшным... Где же они? Куда их
девал  салтан?  Не  успел ли, случаем, продать в заморские края?.. Только он
один мог дать определенный ответ.
     И  казаки, не жалея коней, вихрем неслись за всадником в белом тюрбане.
Догнать! Во что бы то ни стало догнать и взять живьем!
     А  Метелица в это время, не слезая с коня, рванул черную кошму, которой
была  завешена  кибитка. Там, забившись в угол, притаилась женщина в пестром
татарском одеянии.
     - Эге-ге!  И  впрямь  пташка!  -  загудел  радостно  Метелица  и, чтобы
получше  рассмотреть  свою  добычу, с трудом нагнулся ниже и просунул голову
под  свод  кибитки.  -  Да  еще  и  хороша,  разрази  меня  гром!  Дарма что
некрещеная!
     Женщина  с ужасом смотрела на усатого, побагровевшего от усилия старого
казака.  Пышная  русая  коса  рассыпалась  по  яркой  одежде.  Красивые руки
взметнулись  вверх,  как  крылья  чайки,  и застыли, словно прося пощады или
защищаясь от удара.
     - Пан,   не   убивай  меня!  Не  убивай!  -  вдруг  взмолилась  женщина
по-польски. - Я не мусульманка! Христианка естем!
     Метелица  озадаченно  уставился на нее, толстой пятерней почесал бритый
затылок.  Его  суровое  лицо  подобрело, между бровями разгладилась глубокая
морщина.
     - Гм, говоришь, полька?
     - Так, пан! Так!
     - Значит, невольница получается?
     - Так, пан! Так!
     - А испугалась чего?
     - Думала, зарубишь меня...
     - Глупенькая,  мы  невольников  не  рубим,  а  вызволяем.  И  ты будешь
вольная!
     - Дзенькую бардзо*, - чуть слышно прошептали помертвевшие уста.
     ______________
     * Дзенькую бардзо (польск.) - очень благодарна.

     Метелица подморгнул ей, подкрутил седой ус.
     - Благодарностью не отделаешься! Га-га-га!.. Муж дома есть?
     - Был.
     - Вот  обрадуется, черт его подери, когда такое солнышко ясное заглянет
вдруг в его осиротелую хату. А? Эх, был бы я помоложе!..
     Женщина  ничего  не  ответила,  все  еще,  очевидно,  не  веря  в  свое
счастливое спасение.
     Метелица  с  сожалением  крякнул, тяжело вздохнул, вспомнив, наверно, о
своих шести десятках, и выпрямился в седле.
     - Ну,  пани,  прошу прощения, я оставлю тебя тут, так как должен ехать.
Хлопцы, кажись, выпустили из рук мурзу, чтоб им пусто было!
     И  старый  казак  поскакал  к  лесу, где стояли обескураженные неудачей
Арсен  и  его побратимы. Салтан нырнул в заросли и скрылся в хорошо знакомых
ему оврагах.


3

     Салтан  Гази-бей  с  двумя  маленькими  сыновьями-близнецами  на  руках
вихрем  проскакал  на  взмыленном  коне  по  узкой улице Бахчисарая, на ходу
крича: "Казаки! Казаки!"
     Перед  воротами  ханского  дворца,  на  каменном  мостике,  под которым
журчал  мутный  поток,  он  осадил  коня:  ханские  нукеры  длинными копьями
преградили ему дорогу.
     - Казаки!  В  Ак-Мечети  казаки!  -  прохрипел салтан. - Быстро к хану!
Бейте тревогу!.. Вот-вот они будут здесь!
     Нукеры  посерели  от  страха.  Один  из  них торопливо открыл ворота, а
второй  принялся  изо  всех  сил  колотить железным чеканом в большое медное
било.
     Узкие  улочки  растревоженного  Бахчисарая разом заполнились мечущимися
людьми.
     Салтан  въехал  во  двор  ханского  дворца.  Страшное  слово  "казаки!"
моментально облетело все закоулки и подняло на ноги всех от мала до велика.
     Со  второго  этажа  по  лестнице  деревянной  галереи  быстро  сбежал в
золотистом  шелковом  халате хан Мюрад-Гирей. Увидев запыленного всадника на
мокром от пота коне, кинулся к нему.
     - Что? - выдохнул испуганно.
     - Великий хан, казаки!
     - Где?
     - Перешли  Альму  и  с минуты на минуту будут здесь! Я едва выскользнул
из их рук! Все мои погибли...
     - О аллах!
     - Великий хан, дорого каждое мгновение! Не медли!
     Мюрад-Гирей повел округленными от испуга глазами на нукеров.
     - Коней!  - закричал визгливым голосом. - Коней! Посадить всю мою семью
на коней - и в леса! Живей!
     Ему  подвели  гнедого  рысака.  Не  ожидая,  пока  другие  члены  семьи
соберутся  и  сядут  на  коней,  он вскочил в седло и ловко сунул в стремена
мягкие, обшитые атласом комнатные туфли.
     Лопотал  на  ветру  золотистыми  полами  роскошный  халат.  Блестела на
солнце  вспотевшая бритая голова. Тучи пыли вздымались из-под копыт ханского
коня.
     Без  оружия,  без  чалмы,  плешивый, в цветастых шелковых шароварах и в
таком  же  халате,  грозный  Мюрад-Гирей  был  похож не на хана-воина, перед
которым  трепетал  весь Крым, а на обрюзгшего престарелого купца из Кафы или
Гезлева.
     Перепуганные  жители городка шарахались от его коня и жались к глиняным
заборам.  Следом  за ханом мчались нукеры, ханские жены, сыны и дочки. Топот
копыт,  вопли,  туча  пыли  и  перьев от раздавленных конями гусей - все это
нагоняло  еще  большую панику на бахчисарайских жителей, и так уже ошалевших
от известия о нападении казаков, свалившихся как снег на голову.
     Со всех сторон слышались крики:
     - Казаки!
     - Урус-Шайтан!
     - О вай-вай, горе нам, правоверные!
     - О аллах!
     Люди  словно  обезумели.  Кричали.  Плакали.  Умоляли ханских воинов не
оставлять  их на произвол судьбы. Но никто никого не слушал. Слепой животный
ужас   гнал   хана,  его  бесчисленную  семью,  дворцовую  стражу  прочь  из
Бахчисарая.  Скорее  туда, в леса, темно-зелеными кущами лежащие по взгорьям
и  глубоким  долинам!  На  яйлу*,  а там - к морю, где всегда наготове стоят
ханские корабли!
     ______________
     * Яйла - плоская безлесная местность в Крымских горах.

     Едва  успели  последние  беглецы укрыться в лесу, как в противоположной
стороне,   на   севере,   взвилась  пыль  -  это  мчались  передовые  отряды
запорожцев.
     Хан  в  бессильной злобе скрежетал зубами. Страх и стыд переполняли его
сердце.  Почему перекопский бей вовремя не предупредил его об опасности? Или
казаки   уничтожили   весь   гарнизон  Перекопа?  О  великий  аллах!  Теперь
Урус-Шайтан  со своими воинами прольет море крови правоверных! И ты допустил
это,  о  великий аллах! Хан взглянул на свой расшитый халат, на мягкие туфли
-  и  на  него  с  новой  силой нахлынул стыд. На кого стал похож? Как будет
смеяться  над  ним  султан  Магомет, когда его соглядатаи, которыми наводнен
Крым, донесут ему о позорном бегстве хана!
     Однако раздумывать некогда. Через полчаса казаки будут тут.
     - Вперед! - крикнул хан и быстро, первым понесся галопом прочь.
     Поздно  вечером  добрался он до Ялты, бросив поводья слугам, взбежал по
трапу  на  галеру.  Только  здесь  почувствовал себя в безопасности, немного
успокоился.  В  любой миг галера могла отчалить от берега и выйти в открытое
море,  где  никто  уже  не  догонит ее... Но после недолгого размышления хан
отменил  приказ  о  выходе в море, он решил заночевать на корабле, не выходя
из ялтинской бухты.
     Постепенно  к нему возвращалась способность трезво рассуждать. Страх за
собственную  жизнь  прошел,  и  он  начал  думать о том, как собрать войско,
чтобы  дать  отпор  Серко.  Переодевшись  в  военную одежду, прицепив на бок
саблю  и  засунув  за пояс пистолеты, из жалкого беглеца вновь превратился в
грозного  хана,  его  голос,  когда начал отдавать нукерам приказания, обрел
обычную силу и уверенность.
     - Спасибо  тебе, Гази-бей, за своевременное предупреждение! Ты спас нас
всех.  -  Мюрад-Гирей  покровительственно  похлопал  по  плечу  уставшего  и
убитого  горем  салтана.  - О твоих детях позаботятся. А ты сейчас, несмотря
на  усталость,  скачи  в  Алушту,  поднимай людей. Пусть каждый, у кого есть
конь  и сабля, едет на яйлу! Оттуда мы ударим по казакам! Пускай алуштинский
бей  разошлет  гонцов  по  побережью  до  Кафы с моим приказом собираться на
яйле,  и  сам  он вместе с войском завтра к полудню придет к истоку Салгира.
Мы пойдем по долине на север и разгромим презренных гяуров!
     До  поздней  ночи  хан  направлял  во  все стороны гонцов и лазутчиков.
Вошел  к себе в каюту вконец обессиленный и тяжело упал на широкую, покрытую
роскошным пестрым ковром тахту.


4

     На  следующий день в стан Серко на берегу Сиваша начали прибывать целые
вереницы  бывших  невольников  и невольниц. Мужчины, вооружившись татарскими
луками  и  саблями,  помогали запорожцам стеречь пленных, которых было почти
столько  же,  сколько  и  освобожденных.  Женщины  и девушки, а также тумы -
дети,  родившиеся  у  невольниц от мужей-мусульман, пасли отары овец, табуны
лошадей  и  стада  коров.  Эта  военная  добыча  была  крайне необходима для
обратного похода казачьего войска - будет в дороге мясо, молоко, творог.
     В субботу утром прибыл отряд из-под Козлова.
     Не  успела  улечься радость от встречи и счастливого завершения похода,
закончившегося  взятием  богатого  приморского города и освобождением многих
сотен  невольников,  как на юго-востоке показалась пыль: возвращался кафский
отряд.
     Серко  был  доволен:  пройдено  пол-Крыма,  освобождены  тысячи  людей,
захвачено  много  пленных,  которых  со временем можно будет обменять еще на
несколько  тысяч  невольников. Такого успешного похода запорожцев не было со
времен Сагайдачного!
     Если бы вернулся сейчас отряд из Бахчисарая, то и домой можно уходить.
     Возле  шатра  кошевого,  разбитого на невысоком холме, укреплен бунчук.
Серко  приказал  джуре  следить  за  тенью  и  отмечать ее камешками. Солнце
взбирается  все  выше  и  выше - и тень укорачивается. Вот-вот упадет она на
полуденную отметку...
     Серко  начинает  волноваться.  Почему  до  сих  пор  нет  отряда из-под
Бахчисарая?  Неужели  с  ним  что-то случилось? Неужели Семен Палий, который
заменил погибшего Шумило, не понял приказа кошевого?
     Правда,  до Бахчисарая немного дальше, чем до Козлова и Кафы. И населен
тот  южный край гуще - потому и сопротивление врага могло быть сильнее... Но
все  это  не  оправдание!  Приказ  о  возвращении  в  субботу  к полудню был
категоричным, и выполнять его необходимо во что бы то ни стало!
     Почему же задерживается Палий?
     Серко   стоит   перед   шатром  и  всматривается  в  даль,  в  белесый,
раскаленный  нещадным южным солнцем горизонт. Но его старые, выцветшие глаза
не видят там ничего, кроме дрожащего марева.
     Рядом  с  кошевым - атаманы и бывалые казаки. Все они не намного моложе
Серко,  и  кошевой  не  очень-то  полагается  на  их  зрение. Вся надежда на
молодого джуру.
     - Ну-ка, Ивась, смотри в оба! - приказывает молодику. - Не видать?
     Тот вытягивает шею, поднимается на цыпочки - обводит взглядом степь.
     - Кажись,  идут! - радостно восклицает он. - Во-он там взвилось облачко
на горизонте!
     Голос его, однако, еще не уверенный: может, то вихрь поднялся!
     Но облако серое растет - и сомнение исчезает.
     - Идут!
     Серко осеняет себя широким крестом. Крестятся и атаманы.
     - Слава богу! Можно трогаться домой!
     Однако  радость  оказалась  преждевременной.  Внезапно  в степи взвился
столб   черного  дыма.  Это  передовая  застава  подала  знак:  приближается
неприятель.
     Серко сжал кулаки. Выругался.
     - Чертов  сын  Палий!  Из-за  него  придется  сшибиться с крымчаками...
Говорил  же  -  в  полдень  все  должны  быть  здесь!  Так  на тебе! Нас тут
пятнадцать тысяч, а у хана - тысяч сорок, почитай!
     Все  молчали.  Пристально вглядывались в тучу пыли, в которой уже видны
татарские   бунчуки   и   островерхие   шапки   кочевников.   Туча  медленно
расползается, затягивая горизонт.
     - Что  будем  делать, батько кошевой? - спрашивает сухой, с щетинистыми
седыми  усами  атаман  Рог.  -  Может,  отступим за Сиваш? Думаю, ордынцы не
посмеют гнаться через Гнилое море...
     - Отступать  поздно.  Это  будет  уже  не  отступление,  а  бегство,  -
отвечает  Серко.  -  И  отряд  Палия  нельзя  оставлять на погибель... Будем
готовиться  к  бою...  Нас пятнадцать тысяч. Да почти две с половиной тысячи
бывших  невольников,  которые  будут драться не хуже казаков, ибо не захотят
снова  попасть  в  неволю.  Мы  выбрали  и  укрепили выгодную позицию - хану
остается  атаковать  нас  только в лоб. Так встретим его огнем из мушкетов и
фальконетов*.  А  басурманы страх как не любят, когда им палят прямо в лицо!
Тогда  они  быстро