-  Я знаю, что делать! Слушай! Ведь Джерри был охотником
за неграми,  до того как попал к  нам.  И Майкл тоже.  Скажи что-нибудь на
жаргоне Южных морей.  Притворись, что ты сердишься на какого-нибудь негра,
и посмотрим, что он сделает.
     - Да я,  пожалуй, уж ничего не припомню, - сокрушенно заметил Гарлей,
одобривший ее затею.
     - А я постараюсь отвлечь его, - быстро сказала Вилла.
     Она села,  наклонилась к Майклу,  спрятала его голову у себя на груди
и,  раскачивая ее, принялась мурлыкать какую-то песенку; так они частенько
сидели с  Джерри.  Майкл не обиделся на такую вольность и,  в точности как
Джерри, начал тихонько подвывать ей. Она сделала Гарлею знак глазами.
     - Убей,  не понимаю,  - начал он злым голосом. - За каким чертом твоя
прилезла это место? Вот я сейчас твоя покажу...
     И  Майкл  вдруг ощетинился,  высвободился из  объятий Виллы и,  рыча,
забегал по комнате в поисках черного человека,  своим вторжением,  видимо,
прогневившего белого бога.  Но черного человека здесь не было.  Майкл стал
смотреть на  дверь.  Гарлей тоже перевел взгляд на дверь,  и  Майкл уже не
сомневался, что по ту сторону стоит чернокожий с Соломоновых островов.
     - Эй, Майкл! - во весь голос крикнул Гарлей. - Возьми его, живо!
     Свирепо рыча, Майкл бросился к двери. В ярости он так сильно ударился
об нее,  что щеколда соскочила и дверь распахнулась. Неожиданная пустота в
коридоре  испугала  Майкла,   он   отпрянул,   потом  весь  как-то   сник,
ошеломленный и сбитый с толку этим призрачным и ускользающим прошлым.
     - Ну, а теперь, - обратился Гарлей к Джекобу Гендерсону, - перейдем к
деловому разговору.


                           ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

     Когда  поезд  остановился на  станции Глен  Эллен,  в  Лунной долине,
Гарлей Кеннан подошел к двери багажного вагона,  сам принял на руки Майкла
и опустил его на землю.  Майкл впервые совершил переезд по железной дороге
без клетки.  На  этот раз в  Окленде ему надели только ошейник и  цепочку.
Вилла Кеннан уже сидела в автомобиле;  с Майкла сняли цепочку, и он уселся
между ней и Гарлеем.
     Машина поднималась по  склону Сономы,  но  Майкл едва  замечал лес  и
уходящие вдаль просеки.  Три  года в  Соединенных Штатах он  был  узником,
отрешенным от  мира.  Он  знал  только  клетку,  цепь,  тесные  помещения,
багажные вагоны и  станционные платформы.  Природу он  видел  разве что  в
городских парках,  да и  то издали,  так как сидел привязанный к скамейке,
покуда  Гендерсон  изучал  Сведенборга.  Поэтому  деревья,  холмы  и  поля
перестали что-либо значить для него. Они были недоступны, как синева небес
или медленно проплывающие облака.  Итак, он равнодушно смотрел на деревья,
холмы и поля,  если можно назвать равнодушием то,  что он вовсе не замечал
их.
     - Ну,  Майкл, ты, как видно, от здешних мест не в восторге, - заметил
Гарлей.
     Майкл поднял глаза,  услыхав свое старое имя, в знак понимания прижал
уши и ткнулся носом в плечо Гарлея.
     - Просто он  очень  необщителен,  -  высказала свое  мнение Вилла.  -
Прямая противоположность Джерри.
     - Погоди говорить до их встречи, - сказал Гарлей, заранее улыбаясь. -
Джерри устроит шум за двоих.
     - Навряд ли  они  узнают друг  друга после стольких лет,  -  отвечала
Вилла. - Мне что-то не верится.
     - Узнали же они друг друга в Тулаги,  -  напомнил ей муж.  - Ведь они
расстались щенятами,  а встретились уже взрослыми псами.  Вспомни, как они
лаяли и гонялись друг за другом по берегу моря. Майкл был тогда суматошнее
Джерри и шуму производил вдвое больше.
     - Но сейчас он стал ужасно солидным и сдержанным.
     - Три года -  немалый срок,  чтоб научиться сдержанности,  - стоял на
своем Гарлей.
     Вилла в ответ только покачала головой.
     Когда машина затормозила у  подъезда и Кеннан первым выскочил из нее,
из   дома   послышался   заливистый  лай   с   радостными  взвизгиваниями,
показавшийся Майклу знакомым.  Приветственный лай перешел в подозрительное
ревнивое рычание, как только Джерри почуял запах другой собаки, исходивший
от  ласкающей его  руки  Гарлея.  Почти в  то  же  мгновение он  заметил в
автомобиле самого обладателя этого запаха и  немедленно подскочил к  нему.
Майкл  зарычал,  прыгнул,  на  полпути столкнулся с  рычащим Джерри и  был
отброшен назад в машину.
     Ирландский терьер -  такая уж  это порода -  в  любых обстоятельствах
повинуется голосу  своего  хозяина.  И  окрик  Кеннана немедленно отрезвил
Майкла и Джерри.  Они разлетелись в разные стороны и, хотя какие-то глухие
звуки все еще перекатывались в  их  глотках,  воздерживались от  взаимного
нападения,  покуда  не  очутились на  земле.  Стычка  эта,  длившаяся лишь
какую-то  долю секунды,  все же помешала им узнать друг друга.  Теперь оба
пса  стояли,  все еще ощетинившись,  до  смешного крепко упираясь лапами в
землю, но уже усиленно втягивали воздух ноздрями.
     - Они узнали друг друга!  -  воскликнула Вилла.  -  Подожди, подожди,
посмотрим, что будет дальше.
     Что  касается Майкла,  то  его не  удивлял тот несомненный факт,  что
Джерри возвратился из небытия.  Последнее время такие случаи участились, и
поражали его не  они,  а  их таинственная связь.  Если мужчина и  женщина,
которых он  в  последний раз видел в  Тулаги,  а  теперь вот еще и  Джерри
вернулись из  небытия,  значит,  в  любую минуту мог вернуться и,  видимо,
вернется его обожаемый стюард.
     Не отзываясь на приветствие Джерри,  Майкл нюхал воздух и оглядывался
в  поисках стюарда.  Первый порыв дружелюбных чувств у Джерри принял форму
непременного желания  бегать.  Он  залаял,  приглашая  брата  следовать за
собой,  сделал несколько прыжков, прискакал обратно, игриво шлепнул Майкла
передней лапой и снова умчался.
     Майкл столько лет не бегал на свободе с другой собакой,  что поначалу
даже не понял, чего хочет от него Джерри. Но таково уж собачье обыкновение
- изливать свою радость в  прыжках и  беготне,  а Майкл унаследовал это от
Бидди  и  Терренса,  признанных чемпионов  бега  на  Соломоновых островах.
Поэтому, когда Джерри, вторично шлепнув его лапой, еще раз призывно залаял
и  помчался  прочь,  описывая  на  бегу  соблазнительный  полукруг,  Майкл
невольно последовал за ним,  правда,  довольно медленно.  Но в  отличие от
Джерри он не лаял и  после десятка-другого прыжков остановился и  поглядел
на Виллу и Гарлея, как бы испрашивая у них позволения.
     - Валяй,   Майкл,  валяй,  -  добродушно  крикнул  Гарлей  и  тут  же
повернулся к нему спиной, чтобы помочь Вилле выйти из машины.
     Майкл скакнул и  понесся прочь;  давно не  испытанная смутная радость
обуяла его,  когда он  догнал Джерри и  помчался рядом с  ним.  Но  Джерри
радовался куда больше, - он летел стремглав, бесновался, толкал Майкла, на
лету извивался всем телом,  прядал ушами,  взвизгивал.  Кроме того, Джерри
лаял, а Майкл нет.
     - Раньше он тоже лаял, - заметила Вилла.
     - И больше, чем Джерри, - добавил Гарлей.
     - Они отучили его лаять,  -  сказала она.  -  Видно,  этот пес прошел
через страшные испытания, раз он больше не лает.
     Зеленая калифорнийская весна уже перешла в бурое лето,  когда Джерри,
вечно  бегавший по  лугам  и  долам,  познакомил Майкла  с  самыми глухими
уголками и  самыми  высокими горами ранчо  в  Лунной долине.  Пышный ковер
полевых цветов поблек на  обожженных солнцем склонах,  маки  из  оранжевых
стали светло-золотистыми,  и  стройные марипозы склонялись на  ветру среди
иссохшей  травы,   сверкая,   как  яркокрылые  бабочки,   опустившиеся  на
мгновение,  перед тем  как  снова взлететь.  А  Майкл,  постоянный спутник
неутомимого Джерри, все время кого-то искал и не находил.
     - Он что-то ищет, упорно ищет, - говорил Гарлей Вилле. - Что-то, чего
здесь нет. Хотел бы я знать, что это такое.
     Майкл  искал  и  не  находил стюарда,  которого небытие скрыло  и  не
отпускало.  Но  если бы  Майкл мог  совершить десятидневное путешествие по
Тихому  океану до  Маркизских островов,  он  сыскал бы  своего стюарда,  а
заодно еще Квэка и  Старого моряка.  Все трое беззаботно жили в земном раю
на острове Тайохаэ. Поблизости от их тростниковой хижины, приютившейся под
высокими авокадо, Майкл нашел бы множество разных домашних баловней: кошек
с  котятами,  свиней,  осликов,  пони,  парочку попугаев-неразлучек и даже
несколько озорных обезьянок;  только собак и  какаду не  было  среди этого
зверья.  Дэг Доутри в самых энергичных выражениях объявил, что собаками он
больше обзаводиться не намерен, ибо ни одна собака на свете не сравнится с
Киллени-боем. А Квэк, со своей стороны, не вдаваясь ни в какие объяснения,
наотрез  отказывался  покупать  какаду,  привозимых  в  Тайохаэ  матросами
торговых шхун.
     Майкл упорно не  оставлял своих поисков,  взбегая по горным тропинкам
или  скатываясь в  глубокие каньоны,  он  всегда ждал стюарда,  ежеминутно
готов был  к  встрече с  ним или к  тому,  что вот-вот почует неповторимый
запах, который и приведет его к обожаемому богу.
     - Все что-то  ищет,  ищет,  -  с  любопытством говорил Гарлей Кеннан,
скача верхом рядом с Виллой и наблюдая за нескончаемыми поисками Майкла. -
Ну Джерри,  тот,  я понимаю,  выслеживает зайцев и лисьи тропы,  но Майкла
ведь это все нисколько не  интересует.  Он за зверем не гонится,  а  ведет
себя так,  словно потерял бесценное сокровище и  сам не знает,  где теперь
его искать.
     Благодаря Джерри  Майкл  узнал  многообразную  жизнь  полей  и лесов.
Носиться  на  воле  вместе  с  Джерри,  казалось,  было  единственным  его
удовольствием,   ибо   он  никогда  не  играл.  Игры  для  него  более  не
существовало. Не то, чтобы он был мрачен или подавлен годами, проведенными
на арене и в школе страданий Коллинза,  нет,  но теперь его отличительными
чертами стали спокойствие и  покорность.  Он  окончательно  утратил  былую
веселую непосредственность.  Старая рана, нанесенная ему леопардом, ныла в
сырую и холодную погоду.  Так и душа Майкла ныла от перенесенных обид.  Он
любил Джерри,  любил носиться с ним по горам и долам, но вожаком оставался
Джерри.  Джерри с шумом  поднимал  зверя,  Джерри,  дрожа  от  нетерпения,
заливался  негодующим лаем при виде белки,  скачущей по деревьям на высоте
сорока футов.  Майкл в таких случаях тоже задирал голову и  прислушивался,
но в неистовство не приходил.
     Так же  спокойно наблюдал он за уморительными стычками между Джерри и
Вождем Норманнов -  громадным першероном. Это, конечно, была игра, так как
на  самом  деле  Джерри  и  Вождь  Норманнов  были  закадычными  друзьями;
гигантский жеребец, прядая ушами и раскрыв пасть, как бешеный, кружился по
загону вслед за Джерри,  отнюдь не злоумышляя против него,  а просто так -
для игры.  Но Майкл, несмотря на все призывы брата, участия в этих забавах
не принимал. Он довольствовался тем, что смирно сидел по ту сторону забора
и наблюдал за обоими друзьями.
     "Зачем все это?" -  казалось, спрашивал Майкл, давно уже отученный от
игры.
     Но  когда дело доходило до  серьезной работы,  он  оказывался впереди
Джерри.  По  случаю  эпидемии  ящура  чужим  собакам  был  строго-настрого
воспрещен  доступ  на  территорию кеннановского ранчо.  Майкл  быстро  это
смекнул и стал беспощадно расправляться с бродячими псами.  Он не лаял, не
рычал,  - в зловещем молчании налетал он на непрошеных гостей, сбивал их с
ног,  кусал  и,  предварительно вываляв в  пыли,  выпроваживал за  пределы
ранчо.  Это напоминало ему его расправы с  неграми;  так он  служил богам,
которым был привержен и которые именно этой службы и ждали от него.
     Вилла и Гарлей не внушали ему той всепоглощающей страсти,  которую он
испытывал к стюарду,  но он полюбил их преданной, спокойной любовью. Он не
считал  нужным извиваться всем  телом,  корчиться и  визжать от  восторга,
выражая им  свои чувства,  -  это предоставлялось Джерри.  Но  он всегда с
удовольствием находился  возле  них  и  радовался,  когда  они,  приласкав
Джерри,  ласкали и  его.  Счастливейшими минутами его  жизни  были  теперь
минуты,  когда он сидел у камина подле Виллы или Гарлея, положив голову на
колени кому-нибудь из них и ожидая, что ласковая рука вот-вот опустится на
его лоб и потреплет сморщенное ухо.
     Джерри обожал играть с  детьми,  бывавшими у  Кеннанов.  Майкл терпел
детей,  лишь  покуда  они  оставляли его  в  покое.  Но  стоило им  начать
фамильярничать с  ним,  как шерсть у  него на спине становилась дыбом,  он
издавал глухое рычание и надменно удалялся.
     - Ничего не понимаю, - говорила Вилла, - ведь не было собаки игривее,
веселей,  задорнее Майкла.  Он был куда глупее Джерри, легче возбуждался и
производил несравненно больше шума.  Если бы он мог говорить, он, наверно,
рассказал бы нам страшные подробности о  своей жизни со времен Тулаги и до
того дня, когда мы нашли его в "Орфеуме".
     - По этим отметинам можно о  многом догадываться,  -  отвечал Гарлей,
указывая на плечо Майкла, разодранное леопардом в день гибели эрделя Джека
и маленькой зеленой обезьянки Сары.
     - И он лаял,  я отлично помню, что он часто лаял, - продолжала Вилла.
- Почему же он теперь не лает?
     Гарлей, показав глазами на плечо Майкла, заметил:
     - Вот  тебе ответ.  И  не  исключено,  что  он  испытал еще множество
страданий, не оставивших заметных следов.
     Но  вскоре настало время,  когда они услыхали лай Майкла,  и  не один
раз, а дважды.
     И  все это было пустяком по сравнению с тем случаем,  когда Майкл без
лая  сумел на  деле доказать свою любовь и  приверженность людям,  которые
спасли его от клетки и рампы для привольной жизни в Лунной долине.
     Еще до этого события Майкл,  бегая с  утра до ночи вместе с Джерри по
ранчо,  изучил его вдоль и поперек -  от птичьего двора и утиных прудов до
самой вершины горы Сонома.  Теперь он  знал,  где в  пору любви укрываются
олени, в какое время года они совершают набеги на виноградники и фруктовые
сады,  когда уходят в глубокие,  недоступные каньоны или носятся по лесным
просекам на  склонах холмов и  самцы в  жестоких боевых схватках сшибают и
обламывают  рога  друг  другу.   Под  водительством  Джерри,   в  качестве
сопровождающего неотступно следуя за ним по узким тропинкам,  Майкл изучил
все повадки лис,  енотов,  ласок и  кошачьих хорьков,  соединяющих в  себе
особенности и  свойства кошек,  енотов и  ласок.  Он узнал о существовании
птиц,  гнездящихся на земле, и до тонкости изучил разницу в нравах луговой
и горной перепелки и фазанов. Он проник во все хитрости одичавших домашних
кошек  и  разведал их  логовища,  а  также узнал о  любви между собаками с
горных ферм и койотами.
     Он прознал о  появлении кугуара,  забредшего на земли ранчо из округа
Мендосино,  еще до того, как тот зарезал первого теленка, и вернулся домой
после этой встречи израненный и  окровавленный,  так что на следующий день
Гарлей Кеннан,  прихватив винтовку,  поехал по следам зверя.  Майкл знал и
то, чего не знал Кеннан и во что он бы никогда не поверил, а именно, что в
чаще  горного леса,  в  расселине среди камней,  гнездились гремучие змеи,
зимой уходившие в  нору,  а  летом выползавшие из нее,  чтобы погреться на
солнышке.


                          ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

     Прелестная  мягкая  зима  установилась  в  Лунной  долине.  Последние
марипозы исчезли с выжженных солнцем лугов,  и позднее калифорнийское лето
растворилось в безветрии красноватого марева.  Потом заладили тихие дожди,
и снег лег на вершину горы Сонома. Утренний воздух был теперь прозрачным и
колючим,  но  в  полдень все обитатели ранчо искали тени;  в  саду же  под
лучами  зимнего  солнца  цвели  розы  и  золотистой  желтизной  наливались
апельсины,  грейпфруты и лимоны.  А на тысячу футов ниже,  в самой глубине
долины, трава и деревья по утрам покрывались инеем.
     Итак, Майкл залаял дважды. В первый раз, когда Гарлей Кеннан во время
верховой  прогулки  пытался  заставить  своего  горячего  гнедого  жеребца
перепрыгнуть узкий горный ручей.  Вилла была на другом берегу и, сдерживая
свою лошадь,  спокойно наблюдала за тем,  как Гарлей школит жеребца. Майкл
находился подле Гарлея и тоже выжидал. Запыхавшись от стремительного бега,
он было прилег на берегу ручья.  Но недоверие к  лошадям и страх за Гарлея
заставили его быстро вскочить на  ноги.  Гарлей терпеливо,  хотя в  то  же
время  и  настойчиво,  понуждал жеребца перепрыгнуть ручей.  Он  не  очень
натягивал поводья,  и голос его звучал мягко, но горячий чистокровный конь
упорно уклонялся от  прыжка и  весь  покрылся потом и  пеной.  Бархатистая
трава на берегу была уже вытоптана его копытами, но страх его перед ручьем
был так силен, что, пущенный галопом, он вдруг круто остановился и взвился
на дыбы. Этого Майкл уже не стерпел.
     Едва  передние ноги  жеребца коснулись земли,  как  Майкл подскочил к
нему и...  залаял.  В этом лае слышалось порицание и угроза, и, когда конь
вторично поднялся на дыбы,  Майкл подпрыгнул вслед за ним и лязгнул зубами
у самой его морды.
     Вилла подскакала к берегу с противоположной стороны и крикнула:
     - Бог мой! Ты только послушай! Ведь он лает!
     - Он боится,  как бы жеребец не сбросил меня,  -  отвечал Гарлей, - и
выражает свой гнев.  Он  отнюдь не разучился лаять.  Этот лай -  настоящая
нотация жеребцу.
     - Ну,  если он вцепится ему в нос,  это будет уже нечто большее,  чем
нотация,  -  заметила Вилла.  - Осторожней, Гарлей, а то он непременно это
сделает.
     - Спокойно,  Майкл!  Ложись,  -  приказал Гарлей.  -  Все в  порядке.
Говорят тебе, все в порядке! Ложись!
     Майкл повиновался,  но очень неохотно;  мускулы его трепетали,  он не
спускал глаз  с  жеребца,  готовый к  прыжку,  в  случае если Гарлею будет
угрожать опасность.
     - Если  я   уступлю  ему  сейчас,   он   никогда  не  выучится  брать
препятствия,  - сказал Гарлей жене, пуская коня галопом, чтобы отъехать от
берега  на  необходимую для  прыжка  дистанцию.  -  Я  либо  заставлю  его
прыгнуть, либо полечу с седла вниз головой!
     Он  подскакал к  берегу во  весь опор,  и  жеребец,  не  в  состоянии
остановиться,  но все же стремясь избежать пугавшего его ручья,  прыгнул и
неожиданно для  самого  себя  очутился на  другой стороне,  на  расстоянии
добрых двух ярдов от воды.
     Второй раз Майкл залаял,  когда Гарлей,  верхом на  том же норовистом
жеребце, пытался закрыть калитку на отвесной горной тропе. Видя опасность,
грозящую его богу и господину, Майкл из последних сил старался удержаться,
но не стерпел и, подлетев к самой морде коня, залился неистовым лаем.
     - Так или иначе,  но его лай помог мне, - заметил Гарлей, справившись
наконец  с  неподатливой  калиткой.   -  Видно,  Майкл  пригрозил  жеребцу
хорошенько расправиться с ним за неповиновение.
     - Во всяком случае,  теперь мы знаем, что он не молчальник, хотя и не
отличается разговорчивостью, - заметила Вилла.
     Разговорчивее Майкл со  временем не  стал.  Он залаял всего два раза,
когда его бог и господин был,  по его мнению,  в опасности.  Он никогда не
лаял  на  луну,  не  отвечал лаем на  горное эхо  и  таинственные шорохи в
кустах.  Зато Джерри непрерывно перекликался с  эхом,  долетавшим до  дома
Кеннанов.  Слушая  эту  перекличку,  Майкл  со  скучающим  видом,  лежа  в
сторонке, дожидался, покуда она кончится. Не лаял он и нападая на бродячих
собак, осмелившихся появиться в границах ранчо.
     - Он бьется, как бывалый солдат, - сказал однажды Гарлей, наблюдавший
за такой схваткой, - хладнокровно и не утрачивая самообладания.
     - Он постарел раньше времени,  -  отвечала Вилла,  - и утратил вкус к
игре и разговору. Но я все равно знаю, что нас с тобой он любит...
     - Хотя и не очень-то выказывает свою любовь, - закончил за нее муж.
     - Эта любовь светится в его спокойных глазах, - добавила Вилла.
     - Майкл  напоминает  мне  одного  участника  экспедиции,   лейтенанта
Грили*,  кот