ы  уже  не
считаются больше самыми высокими на земле.
   Очевидно, Робур не собирался лететь над этими вершинами; он  несомненно
знал, что в Гималаях существуют различные  перевалы,  и  среди  них  -  на
высоте шести тысяч восьмисот метров - перевал  Иби-Гамен,  который  братья
Шлагинтвейт пересекли в 1856 году; и инженер решительно устремился туда.
   Наступило несколько тревожных, можно  сказать,  даже  тягостных  часов.
Правда, воздух был не настолько разрежен, чтобы пополнять его кислородом с
помощью специальных аппаратов, но холод был весьма ощутим.
   Робур все время находился на носу "Альбатроса" и уверенно вел воздушный
корабль вперед; его мужественное лицо было скрыто под капюшоном плаща. Том
Тэрнер стоял у руля. Механик внимательно наблюдал за  работой  батарей:  к
счастью, наполнявшая их кислота: не страшилась мороза. Винты,  вращавшиеся
с головокружительной быстротой, издавали пронзительный свист, который  все
усиливался несмотря на уменьшение плотности воздуха. Барометр упал до  290
миллиметров, что указывало на высоту в семь тысяч метров.
   Какое великолепное хаотическое  нагромождение  гор  окружало  воздушный
корабль! Всюду - белоснежные вершины. Нигде  не  видно  озер:  вместо  них
ледники, спускающиеся на десять тысяч  футов.  Никакой  травы,  одни  лишь
редкие явнобрачные растения, доходящие до последней  границы  растительной
жизни. Никаких сосен и кедров, которыми так богаты нижние склоны  хребтов,
покрытые густыми лесами. Ни гигантских папоротников, ни бесконечных  лиан,
оплетающих стволы деревьев в непроходимых джунглях. Никаких животных -  ни
диких  лошадей,  ни  яков,  ни  тибетских  быков:  лишь  изредка  мелькнет
заблудившаяся в горах серна. Никаких  птиц,  если  не  считать  нескольких
ворон, которые отваживаются залетать в самые верхние слои атмосферы.
   Наконец перевал был преодолен, и "Альбатрос" стал постепенно снижаться.
Вскоре он миновал полосу лесов, и теперь под ним, насколько  хватал  взор,
расстилалась бесконечная гладь полей.
   В эту минуту Робур приблизился к своим гостям и  самым  любезным  тоном
произнес:
   - Индия, господа!



ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
   из которой читатель узнает, как и почему
   слуга Фриколлин оказался на буксире

   Инженер Робур не имел  ни  малейшего  желания  вести  свой  летательный
аппарат  над  чудесными  долинами  Индостана.  Пересечь   Гималаи,   чтобы
показать, каким великолепным средством воздушного сообщения  он  обладает,
убедить даже тех, кто не хотел поддаваться убеждениям, - вот,  собственно,
все, чего  он  добивался.  Однако  значит  ли  это,  что  "Альбатрос"  был
совершенством, если даже допустить, что  в  нашем  мире  можно  достигнуть
совершенства? Предоставим судить об этом самому читателю.
   Во всяком случае, если в глубине души дядюшка Прудент и его  коллега  и
восхищались замечательным аппаратом для воздушных сообщений, то они и виду
не подавали. Прежде всего они искали случая бежать. Их  даже  не  занимали
изумительные  картины  природы,   проносившиеся   перед   глазами,   когда
"Альбатрос" пролетал над живописными рубежами Пенджаба.
   У подножья Гималаев  растянулась  целая  полоса  болотистых  мест,  над
которыми  поднимаются  вредоносные  испарения   -   область   Тераи,   где
распространена  особая  местная  форма  лихорадки.  Но  это  нисколько  не
тревожило экипаж воздушного корабля, ибо не могло нанести  ущерб  здоровью
людей. "Альбатрос" не спеша направлялся к выступу, который образует  Индия
на границе с Туркестаном и Китаем. Ранним утром 29 июня перед  пассажирами
воздушного корабля появилась неповторимая в своей прелести долина Кашмира.
   Да, поистине неповторимо это  длинное  ущелье,  образуемое  Большими  и
Малыми Гималаями! Изборожденное сотнями небольших отрогов, которые, отходя
от гигантского горного массива и постепенно снижаясь,  тянутся  вплоть  до
бассейна Гидаспа [ныне р.Джелам], оно  орошается  водами  этой  прихотливо
бегущей реки, на берегах которой столкнулись армии Пора и Александра в  те
времена, когда Греция и Индия сошлись в жестокой схватке  в  самом  сердце
Азии. Она все так же течет и в наши дни, эта река Гидасп,  тогда  как  два
города, основанные великим Македонцем в память об  одержанной  им  победе,
бесследно исчезли, так что  невозможно  даже  обнаружить  место,  где  они
некогда красовались.
   В то утро "Альбатрос" пролетал  над  Сринагаром,  более  известным  под
именем Кашмира. Дядюшка Прудент и его спутник  увидели  прекрасный  город,
раскинувшийся по обоим берегам реки: натянутые, точно  струны,  деревянные
мосты, охотничьи домики с резными балконами, аллеи,  обсаженные  стройными
тополями,  обложенные  дерном  крыши,  похожие  на   небольшие   пригорки,
многочисленные каналы,  по  которым  сновали  лодки,  напоминавшие  сверху
ореховые скорлупки, с перевозчиками не  больше  муравьев,  дворцы,  храмы,
беседки, мечети, бунгало, построенные в городских предместьях, - весь этот
пестрый ансамбль, повторенный своим отражением  в  воде;  немного  поодаль
виднелась крепость Гари-Парвата, воздвигнутая на  вершине  холма,  подобно
самому  грозному  из  парижских  укреплений,  воздвигнутому   на   вершине
Мон-Валерьен.
   - Будь мы в Европе, - заметил Фил Эванс, - этот  город  можно  было  бы
принять за Венецию.
   - Будь мы в Европе, - подхватил дядюшка Прудент, - мы быстро сумели  бы
отыскать путь в Америку!
   "Альбатрос" не стал задерживаться над озером, через  которое  протекают
воды Гидаспа, и продолжал свой полет над речной долиной.
   Около получаса он оставался неподвижным в  каких-нибудь  десяти  метрах
над поверхностью реки. С помощью резинового рукава, опущенного  с  палубы,
Том Тэрнер и его люди занялись пополнением запаса воды, которую  накачивал
насос, приводившийся в действие током от аккумуляторов.
   Наблюдая  за  этой  работой,  дядюшка  Прудент  и  Фил   Эванс   быстро
переглянулись. Одна и та же мысль блеснула у них в голове. Всего несколько
метров отделяло их от поверхности Гидаспа. До берега было недалеко, а  оба
были превосходными пловцами. Стоило им только нырнуть поглубже  и  поплыть
под водою, - и они оказались бы на свободе! Робуру  не  удалось  бы  вновь
захватить их; ведь  для  того,  чтобы  гребные  винты  "Альбатроса"  могли
вращаться,  он  должен  был  лететь  не  ниже,  чем  в  двух  метрах   над
поверхностью воды.
   Все это с быстротой молнии пронеслось в  их  мозгу.  Все  шансы  "за  и
против" были мгновенно  взвешены,  и  пленники  разом  бросились  к  борту
"Альбатроса", но несколько пар рук крепко схватили их за плечи.
   Оказывается, за ними следили. Бежать было невозможно.
   Однако  на  сей  раз  узники  не  захотели  уступить  без  борьбы.  Они
попытались оттолкнуть тех, кто их удерживал. Но члены экипажа "Альбатроса"
были дюжими молодцами!
   - Господа, - спокойно заявил инженер,  -  те,  кто  имеет  удовольствие
путешествовать в обществе человека, которого вы сами  так  удачно  назвали
Робуром-Завоевателем, не покидают его великолепный воздушный корабль таким
образом... на английский манер! Я  сказал  бы  даже,  что  его  вообще  не
покидают!
   Фил Эванс поспешил увести с палубы своего коллегу,  иначе  тот  решился
бы, пожалуй, на какой-нибудь безрассудный поступок. Возвратившись в каюту,
оба поклялись бежать во что бы то ни стало, даже с опасностью для жизни.
   "Альбатрос" теперь вновь летел  на  запад.  В  тот  день,  двигаясь  со
средней скоростью, он миновал  территорию  Кабулистана,  столица  которого
мгновенно промелькнула под  ним,  и  пересек  границу  королевства  Герат,
расположенного на расстоянии тысячи ста километров от Кашмира.
   Эти области до сих пор служат  предметом  ожесточенного  соперничества,
ибо через них Россия может проложить себе путь к  британским  владениям  в
Индии; с палубы воздушного корабля можно было  различить  внизу  скопление
людей, колонны, обозы  -  словом,  все,  что  образует  людской  состав  и
материальную часть армии на марше. С земли доносились пушечные выстрелы  и
ружейная пальба. Однако инженер никогда не вмешивался в чужие дела,  кроме
тех случаев,  когда  он  считал  это  вопросом  чести  или  гуманности.  И
"Альбатрос"  пролетел  мимо.   Если   Герат,   как   принято   выражаться,
действительно  ключ  к  Центральной  Азии,  то  Робуру   было   совершенно
безразлично, в чей карман - британский или московский - он  попадет.  Дела
земные больше не занимали отважного человека,  который  превратил  в  свое
владение воздушное пространство.
   Впрочем, земля вскоре скрылась под настоящим песчаным ураганом, как это
нередко случается в тех  местах.  Ветер  -  здешние  жители  называют  его
"теббад" - разносит вокруг микробы лихорадки, поднимая их с земли вместе с
невесомыми  частицами  песка.  И  множество  караванов  погибает  в   этих
смертоносных вихрях.
   Чтобы спастись от песчаной  пыли,  угрожавшей  повредить  его  зубчатые
передачи, воздушный корабль поднялся в более безопасную зону, на высоту  в
две тысячи метров.
   Таким образом граница Персии и ее обширные долины оказались скрытыми от
пассажиров "Альбатроса". Скорость его движения была тогда очень  невелика,
хотя ему не приходилось опасаться никаких препятствий. В самом деле,  если
на карте здесь и отмечено несколько гор, то они достигают  лишь  небольшой
высоты. Однако по мере приближения к столице Персии следовало остерегаться
горы Демавенд, чья покрытая вечными снегами вершина  вздымается  почти  на
шесть тысяч шестьсот метров,  а  затем  и  всей  горной  цепи  Эльбурс,  у
подножья которой раскинулся Тегеран.
   На рассвете 2 июля из песчаного самума выступили очертания Демавенда.
   "Альбатрос" направил свой путь к городу,  скрытому  в  тучах  тончайшей
пыли.
   Часам к десяти утра уже можно было различить широкие рвы,  опоясывающие
городские укрепления, и расположенный в центре дворец  шаха,  со  стенами,
покрытыми плитами фаянса, и водоемами, как будто  высеченными  в  огромных
глыбах бирюзы ослепительно голубого цвета.
   Но вот Тегеран растаял вдали, точно мимолетное видение. С этого  пункта
"Альбатрос" изменил свой курс и теперь  двигался  почти  прямо  на  север.
Через несколько часов он уже находился над небольшим городком, построенным
у северного угла русско-персидской границы,  на  берегу  большого  водного
бассейна, берегов которого не было видно ни на севере, ни на востоке.
   Это был порт Ашур-аде, самый южный пограничный русский город. А  водный
бассейн оказался морем - Каспийским морем.
   Здесь  уже  не  наблюдалось  песчаных  вихрей.  Пассажиры  "Альбатроса"
увидели под собой группу построек европейского типа,  расположенных  вдоль
мыса, с возвышавшейся над ними колокольней.
   Воздушный корабль снизился над Каспийским морем, воды которого лежат на
триста футов ниже уровня океана. Весь вечер  он  летел  над  побережьем  -
некогда туркестанским, а в то время  уже  русским,  -  которое  тянется  к
Балканскому заливу, а на следующий день,  3  июля,  вновь  парил  в  сотне
метров над Каспийским морем.
   Никакой суши на горизонте - ни со стороны Азии, ни со  стороны  Европы.
На поверхности моря - лишь несколько наполненных ветром белых парусов.  То
были туземные суда, которые легко  узнать  по  их  очертаниям:  кесебеи  -
двухмачтовые бриги, каюки - старинные пиратские одномачтовые суда, теймилы
- простые сторожевые или рыбачьи лодки. До "Альбатроса" то и дело долетали
клубы дыма, извергаемые  трубами  пароходов,  которые  Россия  содержит  в
Ашураде для полицейской службы в тамошних водах.
   В то утро Том Тэрнер в разговоре с поваром Франсуа Тапажем сказал:
   - Да, мы пробудем около двух суток над Каспийским морем.
   - Отлично, - отозвался повар. - Значит, сможем поудить рыбу?..
   - Совершенно верно!
   Уж если на перелет над  Каспийским  морем,  которое  занимает  шестьсот
двадцать пять километров в длину и двести километров в ширину, было решено
затратить свыше сорока часов, понятно, что "Альбатрос" должен был лететь с
весьма умеренной скоростью, а в часы рыбной ловли и вовсе стоять на месте.
   Слова Тома  Тэрнера  услышал  Фил  Эванс,  который  находился  на  носу
воздушного корабля.
   Уже  несколько  минут  Фриколлин  упорно  надоедал  ему   нескончаемыми
жалобами,  умоляя  уговорить  дядюшку  Прудента,  чтобы  тот  распорядился
"спустить своего слугу на землю".
   Пропустив мимо ушей эту  нелепую  просьбу,  Фил  Эванс  возвратился  на
корму, к своему коллеге. Там, приняв все меры предосторожности,  чтобы  их
не подслушали, он передал ему разговор боцмана и повара.
   - Фил Эванс, - сказал в ответ дядюшка Прудент, - я полагаю,  у  вас  не
осталось никаких иллюзий относительно намерений этого негодяя на наш счет?
   - Никаких, - подтвердил Фил Эванс. - Он возвратит  нам  свободу,  когда
ему заблагорассудится, если вообще когда-нибудь возвратит!
   - В таком случае надо пойти на все, только бы покинуть "Альбатрос"!
   - Откровенно говоря, превосходный летательный аппарат!
   - Возможно! - нехотя отозвался  дядюшка  Прудент.  -  Но  аппарат  этот
принадлежит проходимцу, который держит нас  в  плену  без  всякого  на  то
права. Этот "Альбатрос" таит в себе и для  нас  и  для  наших  сторонников
постоянную опасность. И если нам не удастся его разрушить...
   - Подумаем сначала о собственном спасении!.. - заметил Фил Эванс.  -  А
там видно будет!
   - Ладно! -  отвечал  дядюшка  Прудент.  -  И  воспользуемся  первым  же
подходящим случаем.  Надо  полагать,  Робур,  перелетев  Каспийское  море,
захочет затем пересечь Европу; поэтому он направится либо  на  север  -  в
Россию, либо на запад - в южно-европейские страны. Так  вот!  В  каком  бы
пункте мы ни опустились на землю, вплоть до самого Атлантического  океана,
везде нам обеспечено спасение. Значит, мы все время должны быть наготове.
   - Однако, - как же мы сможем бежать?
   - Слушайте внимательно. Случается, что ночью  "Альбатрос"  парит  всего
лишь в нескольких сотнях футов  над  землей.  А  так  как  на  борту  есть
несколько канатов такой длины, то, при  некоторой  отваге,  с  их  помощью
можно спуститься...
   - Вы правы, - отозвался Фил Эванс, - и как только представится  случай,
я не колеблясь...
   - Я тоже, - подхватил дядюшка Прудент. - Заметьте  еще,  что  ночью  на
палубе бодрствует лишь рулевой, стоящий на корме.  Один  из  этих  канатов
лежит в носовой части "Альбатроса", и, надо надеяться, мы сумеем размотать
его так осторожно, что никто не увидит и не услышит...
   - Прекрасно, - сказал Фил Эванс. - Я с удовлетворением замечаю, дядюшка
Прудент, что вы стали куда хладнокровнее. Это особенно важно сейчас, когда
нам предстоит действовать. Однако ведь мы теперь над Каспийским морем; под
нами снуют многочисленные суда; "Альбатрос" вскоре снизится и не  двинется
с места до тех пор, пока не закончится рыбная ловля... Почему  бы  нам  не
воспользоваться этим?..
   - Э! Да ведь за  нами  следят  даже  тогда,  когда  мы  об  этом  и  не
подозреваем, - с досадой отвечал дядюшка Прудент. - Вы и сами могли в  том
убедиться, когда мы пытались спрыгнуть в воды Гидаспа.
   - А кто знает, не следят ли за нами и по ночам? - возразил Фил Эванс.
   - И, однако, пора со всем этим покончить! - вспылил дядюшка Прудент.  -
Да! Пора покончить и с самим "Альбатросом" и с его владельцем!
   Читатель видит, что в порыве гнева узники - особенно дядюшка Прудент  -
способны были на самый отчаянный поступок, который, быть  может,  поставил
бы под угрозу даже их собственную жизнь.
   Чувство полной беспомощности, насмешливое презрение, которое  выказывал
им Робур, его резкие ответы - все это обостряло обстановку,  становившуюся
день ото дня все более напряженной.
   В то утро новое происшествие привело к весьма прискорбному столкновению
между  Робуром  и  обоими  коллегами,  причем  Фриколлин,  сам   того   не
подозревая, оказался его виновником.
   При виде расстилавшегося внизу  безбрежного  моря  трусишка  до  смерти
перепугался. Словно ребенок, негр принялся вопить и  протестовать,  ломать
руки и гримасничать.
   - Я хочу домой!.. Я хочу домой!.. - причитал он. - Ведь я не  птица!  Я
не создан, чтобы летать! Я хочу, чтобы меня высадили  на  землю...  сейчас
же!..
   Нечего и говорить,  что  дядюшка  Прудент  даже  не  думал  успокаивать
Фриколлина; скорее наоборот. И в конце концов эти вопли вывели Робур а  из
терпения.
   Том Тэрнер и его люди уже собирались  приступить  к  рыбной  ловле,  и,
чтобы избавиться от Фриколлина, инженер распорядился запереть его в рубку.
Но и там негр продолжал бесноваться, колотить в дверь  и  кричать  во  все
горло.
   Был полдень. "Альбатрос" держался всего в  пяти  или  шести  метрах  от
поверхности  воды.  Несколько  суденышек,   испуганных   его   появлением,
пустились наутек. И вскоре эта часть Каспийского моря совершенно опустела.
   Читатель, конечно,  понимает,  что  в  таких  условиях,  когда  узникам
достаточно было нырнуть в воду, чтобы спастись бегством,  за  ними  должны
были следить - и действительно следили - особенно тщательно. Пусть  бы  им
даже удалось спрыгнуть с палубы, - их  тотчас  же  вновь  захватили  бы  с
помощью резиновой лодки, имевшейся  на  борту  "Альбатроса".  Так  что  им
пришлось смириться и ждать. Фил  Эванс  решил  присутствовать  при  рыбной
ловле, в то время как дядюшка Прудент, все  еще  пребывавший  в  состоянии
бешенства, удалился в свою каюту.
   Как известно, Каспийское море  образовалось  вследствие  вулканического
сжатия почвы. В этот огромный водоем впадает несколько больших рек: Волга,
Урал, Кура, Кума, Эмба и другие. Если бы не испарения,  которые  избавляют
от  излишней  воды  эту  огромную  впадину  площадью  в  семнадцать  тысяч
квадратных лье при средней глубине от шестидесяти до четырехсот  футов,  -
Каспийское море затопило бы свои низкие и болотистые берега  на  севере  и
востоке. Хотя эта гигантская лохань и не сообщается  ни  с  Черным,  ни  с
Аральским морями, уровень воды в которых значительно выше, в  ней  тем  не
менее  водится  очень  много  рыбы  -  разумеется,  такой,  которая  легко
переносит воду Каспийского моря, чей горький привкус объясняется  примесью
нефти, выбрасываемой источниками, расположенными в его южной части.
   Предвкушая разнообразие,  которое  рыба  внесет  в  ежедневный  рацион,
экипаж "Альбатроса" с явным удовольствием готовился к предстоящей ловле.
   - Внимание! - закричал Том  Тэрнер,  вонзив  гарпун  в  огромную  рыбу,
чем-то напоминавшую акулу.
   То была великолепная белуга  длиною  в  семь  футов,  принадлежавшая  к
семейству осетровых, икру которой, смешанную  с  солью,  уксусом  и  белым
вином, употребляют в пищу. Быть может,  осетры,  выловленные  в  реках,  и
вкуснее морских, но и эта добыча боцмана встретила радушный прием на борту
"Альбатроса".
   Надо сказать, что особенно богатый улов принесли  сети:  в  них  попало
множество карпов, лещей, лососей и щук, которые водятся в морской воде,  а
главное, несметное количество стерляди средних  размеров.  Такую  стерлядь
доставляют живьем из Астрахани в Москву  и  Петербург  для  стола  богатых
гурманов. Пойманная в тот день стерлядь сразу  попадала  из  своей  родной
стихии  в  кухонные  котлы  "Альбатроса",  без  дополнительных  затрат  на
перевозку.
   Члены экипажа весело тянули сеть, которую воздушный корабль  перед  тем
тащил по морю  на  протяжении  нескольких  миль.  Гасконец  Франсуа  Тапаж
[Tapage - шум, крик (фр.)] буквально вопил от удовольствия, оправдывая тем
самым свою фамилию. За какой-нибудь час все садки воздушного корабля  были
наполнены рыбой, и "Альбатрос" вновь устремился на север.
   Все это время Фриколлин не переставая кричал и колотил в  стенки  своей
каюты, словом, продолжал невыносимо шуметь.
   -  Этот  чертов  негр,  видно,  никогда  не   уймется!   -   воскликнул
окончательно вышедший из себя Робур.
   - Мне думается, сударь, у него есть все основания жаловаться! - заметил
Фил Эванс.