рышку люка, она отворилась.
   Я наполовину высунулся наружу.
   "Грозный" несся над беспредельным океаном, на высоте тысячи или  тысячи
двухсот футов.
   Робура не было видно; должно быть, он наблюдал за работой машин.
   Тэрнер стоял у руля, его товарищ - на носу.
   Оказавшись на палубе, я увидел то, чего не мог видеть во время  ночного
перелета от Ниагарского водопада до Грейт-Эйри, -  увидел,  как  действуют
два огромные крыла, взмахивавшие у левого и правого бортов,  меж  тем  как
турбины бешено вращались под платформой аппарата.
   Судя  по  положению  солнца,  стоявшего  несколькими   градусами   выше
горизонта, мы летели к югу. И, следовательно,  если  "Грозный",  перелетев
через стены Грейт-Эйри, не изменил направления, под нами простирались воды
Мексиканского залива.
   День обещал быть жарким, густые свинцовые тучи  поднимались  с  запада.
Эти предвестники близкой грозы, конечно, не ускользнули от взгляда Робура,
когда часов около восьми утра он вышел на палубу и  сменил  Тэрнера.  Быть
может, он вспомнил о том смерче, который чуть не погубил его  "Альбатрос",
и о страшном циклоне в антарктических  областях,  от  которого  он  спасся
только чудом.
   Правда, то, чего не мог  в  этих  условиях  сделать  "Альбатрос",  было
возможно для "Грозного". Он уйдет из воздушных сфер,  где  будут  бороться
стихии, спустится на поверхность моря, а  если  волнение  и  там  окажется
слишком сильным, он сумеет найти убежище в спокойных морских глубинах.
   Впрочем, по каким-то  ему  одному  понятным  признакам  Робур,  видимо,
решил, что в этот день грозы не будет, и продолжал свой полет.  И  если  в
полдень он опустился на поверхность воды, то отнюдь  не  из  страха  перед
бурей. "Грозный" - морская птица,  вроде  фрегата  или  альциона,  которые
умеют отдыхать на воде;  разница  только  в  том,  что  его  металлические
органы, приводимые в движение неистощимой электрической энергией, не знают
усталости.
   Широкая водная пелена была пустынна. Ни паруса, ни дымка  не  виднелось
даже на самом краю горизонта. Значит,  полет  "Грозного"  в  беспредельном
воздушном пространстве никем не мог быть замечен.
   День прошел без приключений. "Грозный"  подвигался  вперед  со  средней
скоростью. Я не понимал намерений  капитана.  Продолжая  плыть  в  том  же
направлении, мы должны были встретить на своем пути какой-либо из  Больших
Антильских островов, а затем, в глубине залива,  побережье  Венесуэлы  или
Колумбии. Впрочем, вполне, возможно, что аппарат снова поднимется в воздух
и перелетит через длинный перешеек Гватемалы и Никарагуа,  чтобы  поскорее
добраться до острова Икс в Тихом океане.
   Наступил вечер, солнце скрылось  за  кроваво-красным  горизонтом,  море
светилось фосфорическим блеском.  "Грозный"  поднимал  вокруг  себя  целое
облако сверкающих искр.  Употребляя  излюбленное  выражение  моряков,  нас
ожидала "собачья погода".
   Видимо, то же думал и Робур.  Меня  заставили  спуститься  в  каюту,  и
крышка люка снова захлопнулась.
   Через несколько секунд до меня донеслись знакомые звуки, и я понял, что
аппарат погружается в воду. В самом деле, через пять минут он мирно плыл в
морской глубине.
   Страшно измученный усталостью и тревогами, я  уснул  крепким  сном,  на
этот раз не вызванным никакими снотворными снадобьями.
   Когда я проснулся (сколько часов я проспал - не знаю),  судно  все  еще
находилось под водой.
   Вскоре, однако, оно опять всплыло на поверхность. Дневной свет хлынул в
иллюминаторы, сразу почувствовалась бортовая и килевая качка; море  сильно
волновалось.
   Мою каюту отперли, я снова сел у входа и поспешил взглянуть на небо.
   С северо-запада шла гроза, тяжелые тучи то и дело пронизывались  яркими
вспышками  молний.  Уже  гремели   отдаленные   раскаты   грома,   которые
многократно повторяло эхо.
   Я был поражен, более того, испуган  быстротой,  с  которой  надвигалась
гроза. Ни один корабль не успел бы спустить паруса, -  так  стремителен  и
резок был ее натиск.
   И вот, словно пробив преграду облаков, с  неслыханной  яростью  налетел
шквал. Море вдруг вздыбилось. Неистово бушующие волны перекатывались через
палубу "Грозного". Не уцепись я так крепко за поручни, меня бы  непременно
вышвырнуло за борт.
   Оставался только один выход - превратить аппарат в подводную  лодку.  В
каких-нибудь десяти фугах под  водой  он  вновь  обрел  бы  спокойствие  и
безопасность. Бороться долее с яростным натиском этих  взбесившихся  валов
было невозможно.
   Робур неподвижно стоял у руля.  Я  ожидал,  что  вот-вот  мне  прикажут
спуститься в мою каюту, но приказания не последовало. Да и вообще  никаких
приготовлений к тому, чтобы превратить лодку в подводную, не было видно.
   Глаза капитана горели. Он бесстрашно взирал на эту бурю, словно  бросая
ей вызов, словно считая, себя неуязвимым. Нельзя было терять ни мгновения,
а он, по-видимому, и не думал уходить под воду.
   Нет, он стоял все с тем  же  высокомерным  видом,  с  горделивым  видом
человека, считающего себя выше всего человечества.  Глядя  на  него,  я  с
ужасом  спросил  себя,  уж  не  является  ли  он  каким-то  фантастическим
существом, выходцем из другого, нереального мира.
   И вдруг он заговорил.
   - Я... я Робур! Властелин  мира!  -  донеслось  до  меня  сквозь  свист
урагана и раскаты грома.
   Он махнул рукой, и Тэрнер с товарищем, видимо, поняли его жест. То  был
приказ, и эти несчастные, такие же безумцы, как их капитан,  не  колеблясь
выполнили его.
   Распластав свои широкие крылья, "Грозный" взвился ввысь, как он взлетел
недавно над Ниагарским водопадом. Но если в тот раз ему  удалось  спастись
от кипящей пучины вод, то сегодня он направил свой безумный полет в  самую
пучину бури.
   Вокруг "Грозного" сверкали тысячи молний, гремели раскаты грома, пылало
небо. А он несся среди этих ослепительных вспышек, ежеминутно рискуя  быть
расщепленным, идя на верную гибель.
   Робур стоял все в той же позе. Положив одну руку на руль, другую  -  на
регулятор, он направлял сильно взмахивавшую  крыльями  машину  от  тучи  к
туче, в самую гущу грозы,  туда,  где  электрические  разряды  происходили
особенно часто.
   Надо было броситься на безумца, помешать ему мчать свой аппарат  в  это
воздушное горнило. Надо было заставить его спуститься и  найти  под  водой
спасение, которое было  уже  невозможно  ни  на  поверхности  моря,  ни  в
воздушном пространстве. Только там, в глубине вод,  он  мог  бы  в  полной
безопасности переждать, пока эта грозная схватка стихий придет к концу.
   И вот все мои инстинкты возмутились. Чувство долга  властно  заговорило
во мне. Да, это тоже было чистейшее безумие, но мог  ли  я  не  попытаться
задержать преступника, которого моя страна поставила вне  закона,  который
угрожал своим страшным изобретением спокойствию всего мира, - мог ли я  не
схватить его за плечо и не отдать в руки  правосудия!  Ведь  я  же  Строк,
главный инспектор полиции Строк!.. И, забыв, где я нахожусь, забыв, что  я
один против троих над бушующим океаном, я кинулся  на  корму  и,  стараясь
заглушить грохот бури, вскричал, бросаясь на Робура:
   - Именем закона, я...
   Но в эту минуту "Грозный" вздрогнул,  словно  пронзенный  электрическим
током. Весь его остов  затрепетал,  как  трепещет  человеческое  тело  под
действием электрического разряда. И, получив удар в самый  центр  корпуса,
"Грозный" со сломанными крыльями, с  разбитыми  турбинами  упал  с  высоты
тысячи с лишним футов в глубь Мексиканского залива.



18. ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО ОСТАЕТСЯ ЗА СТАРОЙ ГРЭД

   Когда я очнулся, - сколько часов я пробыл  без  сознания,  не  знаю,  -
группа матросов, своими заботами спасших мне  жизнь,  окружала  койку,  на
которой я лежал.
   У изголовья моей постели стоял офицер. Увидев, что я пришел в себя,  он
начал задавать мне вопросы.
   Я рассказал все... да, все! И мои слушатели решили,  должно  быть,  что
перед ними несчастный, к которому вернулась жизнь, но - увы! - не вернулся
рассудок.
   Я находился на борту парохода  "Оттава",  оказавшегося  в  Мексиканском
заливе по пути в Новый Орлеан. Убегая от бури, экипаж увидел  обломок,  за
который я уцепился во время воздушной катастрофы, и взял меня на борт.
   Таким образом я был спасен, но Робур-Завоеватель  и  его  два  спутника
кончили свою полную приключений жизнь в волнах залива.  "Властелин  мира",
пораженный той самой молнией, которой он Осмелился бросить  вызов  посреди
воздушного  океана,  исчез  навсегда  и  унес   с   собой   тайну   своего
изумительного изобретения.
   Спустя пять дней "Оттава" приблизилась к берегам Луизианы  и  утром  10
августа вошла в порт.
   Распрощавшись с экипажем парохода, я сел в поезд и поехал в  Вашингтон,
который уже столько раз отчаивался увидеть.
   Разумеется, прежде всего я  отправился  в  департамент  полиции,  желая
первый свой визит нанести мистеру Уорду.
   Можно себе представить, как удивился и обрадовался мой начальник, когда
я вошел к нему в кабинет! Ведь после донесения моих спутников у него  были
все основания считать меня погибшим в озере Эри.
   Я рассказал ему обо всем, что произошло со дня моего исчезновения, -  о
преследовании миноносцев на озере,  о  полете  "Грозного"  над  Ниагарским
водопадом, о пребывании в котловине Грейт-Эйри и,  наконец,  о  катастрофе
над  Мексиканским  заливом...  Таким  образом,  он  узнал,  что   аппарат,
созданный гением Робура, мог передвигаться не только по земле и воде, но и
в воздушном пространстве.
   Создатель такой машины, пожалуй,  и  впрямь  имел  право  назвать  себя
"Властелином мира". Ведь аппарат его  несомненно  представлял  угрозу  для
общественной безопасности, ибо у людей не было достаточных средств,  чтобы
с ним бороться.
   Но  гордыня  этого  необыкновенного  человека,  постепенно   возрастая,
толкнула его на борьбу с самой грозной из стихий, и то,  что  я  вышел  из
этой ужасной катастрофы здравым и невредимым, было просто чудом.
   Мистер Уорд не верил своим ушам.
   - Как бы там ни было, дорогой Строк, - сказал он мне, - вы вернулись, и
это главное. После этого знаменитого Робура теперь вы станете у нас героем
дня. Надеюсь, что слава  не  вскружит  вам  голову,  как  вскружила  этому
сумасшедшему изобретателю.
   - О нет, мистер Уорд, - ответил я, - но согласитесь,  что  никогда  еще
человек, жаждущий удовлетворить свое любопытство, не проходил  ради  этого
через столько испытаний.
   -  Согласен,  Строк!  Вы  открыли  тайну  Грейт-Эйри,   открыли   тайну
превращений  "Грозного".  Жаль  только,  что  секрет   изобретения   этого
"Властелина мира" навсегда исчез вместе с ним.
   В тот же  вечер  все  газеты  Соединенных  Штатов  поместили  подробное
описание моих приключений. В достоверности их никто не усомнился,  и,  как
предсказал мистер Уорд, я сделался героем дня.
   "Благодаря инспектору Строку, - писали в одной газете,  -  американская
полиция побила рекорд. В других странах полиция,  с  большим  или  меньшим
успехом, действует на суше и на море, между тем как американская пустилась
преследовать  преступника  в  глубь  озер  и  океанов,  более  того,  -  в
заоблачные сферы".
   Как знать, быть может в конце нашего века то, что сделал  я,  преследуя
"Грозный", и о чем рассказал здесь, станет самым обычным  делом  для  моих
будущих коллег...
   Легко себе представить также, какую встречу  мне  устроила  моя  старая
служанка, когда я пришел к себе домой на Лонг-стрит. Увидев меня - или мой
призрак? - бедняжка чуть было не отдала богу  душу.  Потом,  выслушав  мой
рассказ, она прослезилась и возблагодарила  провидение,  спасшее  меня  от
стольких бед.
   - Ну, сударь, - сказала она под конец, - теперь вы видите, что  я  была
права?
   - Права? Но в чем же, милая Грэд?
   - Да вот насчет того, что в Грейт-Эйри живет сам дьявол.
   - Так ведь этот Робур вовсе не был дьяволом.
   - Ну так что ж! - возразила старая Грэд. - По-моему, он был ничуть  его
не лучше.

   1904 г.