юда через одиннадцать
лет, в  1882  году, его верноподданническому негодованию не было пределов. К
этому времени на Поляне уже обосновались греки -

     *Датировано по старому стилю.

     переселенцы из Ставропольщины. Старк извергает громы и молнии на греков
-  и за то, что они срубили  вековую пихту,  украшавшую  всю  Поляну, "чтобы
надрать из нее драни  для своих  жалких избушек", и в особенности за то, что
они не стали применять названия "Романовск". Старк клокочет:
     "...великая честь,  выпавшая  на долю этого селения,  честь именоваться
фамилией своих государей, у него отобрана! И  кем  же? Какими-то ободранными
полутурками-полугреками,  самовольно  здесь  поселившимися  и самовольно  же
переименовавшими  это историческое название в Красную  Поляну.  И  под этим,
ничего не. говорящим нашему самосознанию именем местность слывет и ныне".
     Ворчливый Старк раздражен,  что  и после высочайшего утверждения города
Романовска  в  1898  году   "иноземцы   продолжают  торжествовать,  и   даже
правительственные почта и телеграф именуются Красная Поляна. Удивительно!"
     Происходило это потому, что в черте не возникшего еще города Романовска
продолжал  существовать поселок Красная Поляна, зарегистрированный  во  всех
официальных инстанциях.
     Мертворожденный "Романовск" так и не привился, а "ничего не говорившее"
уху Старка название "Красная Поляна" прижилось прочно, произносится ласково,
с любовью всеми  жителями  поселка,  и радостно  знать,  что  такое название
всегда будет неотрывно от этого замечательного места.
     Старк  негодовал  не только  по  поводу  восстановления старочеркесских
названий населенных  пунктов  ("Даховск  обратился  в Сочи,  Святодуховск  в
Адлер... Просто позор!"). Он писал:
     "Каждый топограф,  землемер и турист  силятся  разыскать точные, по  их
мнению, названия рек  и гор. Зачем  и  ради  какой славы?  И вот к чему  эти
розыски  приводят: каждая  гора  и  река имеют  помногу  диких названий и ни
одного  русского.  Нугай-Гус *  моряков обратился в Шугус,  а  на  последних
изданиях пятиверстки  появилось новое название Чугуш, а некоторые черкесские
пастухи

     *Нугай-Гус морских карт - это,  видимо, искаженное название  соседней с
Чугушом вершины Ногай-Кушх ("ногайские  пастбища". На более  поздних  картах
это название искажено еще забавнее: получилось "гора Нагой Кошки"),

     называют его  еще Абаго, Тыбга и  Дзитаку*, а следовало  бы  ее назвать
горой  Александра  II,  а другую  - горой  Михаила, а третью - горой  святых
Константина и Елены" **.
     Ехать  дальше,  как  говорится, некуда! Какое  счастье, что "топографы,
землемеры и туристы", обруганные Старком, все же "силились разыскать  точные
названия"   и  что   краснополянские   горы   обошлись  без   императорских,
великокняжеских и святых имен!
     Огромной эпопеей развернулась передо мной борьба за Западный Кавказ.
     Более полувека лилась здесь  кровь. Более полувека свободолюбивые горцы
пытались отстоять свою независимость - и  не  отстояли. Но их поражение было
вместе с  тем и  поражением  нескольких соседних и дальних держав- любителей
"воевать  чужими руками", использовавших  борьбу горцев  в  своих  корыстных
целях.
     Россия овладела Кавказом.  Конечно, это было завоевание, и завоевателем
оказалась  страна с деспотическим  самодержавным строем.  Но в то  же время,
хоть и дорогой  ценой, горы  были избавлены  от угрозы завоевания турками  и
персами, от перспектив прямого или косвенного порабощения державами Запада.
     То, что власть над  Кавказом оказалась в единых руках, хоть  это и были
жандармские руки поработителя, уже тогда помогало преодолению политической и
хозяйственной раздробленности горских народов.
     Россия и в то глухое время обладала более высокой культурой, чем Турция
и Персия. Общение с этой культурой поднимало и материальную и духовную жизнь
народов  Кавказа. Русские принесли  сюда  не только  гнет, но и свет - слово
Пушкина и Лермонтова, Толстого и Горького, свет большой науки.
     Русь пришла  на Кавказ капиталистическая, жаждущая сырья, ищущая рынков
для растущей промышленности.

     * Абаго, Тыбга, Дзитаку - все это существующие и ныне  названия больших
соседних с Чугушом вершин. Старк напрасно относит их к Чугушу.
     ** День  21 мая по старому  стилю -  день молебствия на поляне Кбаадэ -
совпал с церковным праздником святых Константина и Елены.

     Горцы, с их патриархальной замкнутостью, стоявшие в стороне от мирового
хозяйства,  оказались,  по  словам  Ленина,  в  стране  нефтепромышленников,
торговцев вином, фабрикантов пшеницы и табака.
     Россия  поработила Кавказ,  но  Россия же  позднее  помогла  Кавказу  и
избавиться  от  капитализма,  шагнуть, обгоняя  огромные  этапы истории,  на
столетия  вперед и перейти от недавней родово-племенной старины к передовому
общественному строю.
     Факты,  с  которыми  я  знакомился в библиотеке, изучая историю Красной
Поляны, почему-то не упоминались ни в одном путеводителе, не встречались мне
и в других  новых книгах о побережье. Возможно, что черноморским краеведам и
не все это было известно. А разве не интересно людям, знакомящимся с Красной
Поляной, представить себе, какие драматические события разворачивались здесь
не в таком уж далеком прошлом?
     Ведь именно  вокруг Поляны концентрически  сужалось  кольцо  всех  этих
событий,  начиная  с  бедствий  Береговой  линии  и похода Торнау  и  кончая
встречей на ней четырех армий. Начало одного из важнейших этапов многолетней
войны и ее завершение связаны с именем Красной Поляны.
     Я  углублялся в материалы,  и у меня в голове  складывались все новые и
новые планы  моих будущих бесед с туристами. Я пойду на  Псеашхо  и расскажу
им, что это - путь Торнау, что здесь проходил Мало-Лабинский отряд на поляну
Кбаадэ. Что долина  Псоу - место последнего сопротивления горцев Шатилову, а
имя  Чугуш - предмет монархических  возмущений Старка.  И все горы вокруг  -
арена эпических событий прошлого...
     Сначала я  изучал пространство Западного  Кавказа. Теперь  он  предстал
передо мной еще в одном измерении - во времени - и стал еще ближе, понятнее.
Разве не более дорогими становятся  все эти лучезарные пляжи Черноморья, все
кручи, леса,  реки, когда знаешь  его прошлое? Не только для  меня. И другие
посетители этого края, познав минувшее, будут лишь сильнее  ценить  и любить
его землю.


     Пройти все тропы -  в чащах, в глубях лет, Всю высь и  даль запомнить и
обрамить. Срастись с землей, понять в ней каждый след и ощутить, и чтить как
свой обет: Я сам-земли родной глаза и память.

        "ПРИРУЧЕНИЕ ХРЕБТА АЧИШХО"
     ПЕРВЫЕ ОСЕЧКИ

     СОЧИ  на  этот  раз  оживленнее:  леса  строек,  рытвины  и  котлованы,
спрямляется береговое  шоссе, создается  комфортабельная автострада. И снова
автобус в Поляну - но теперь я гляжу на весь путь по-хозяйски: знаю названия
селений  -  Первинка, Молдовка, Казачий Брод. Знаю,  что  не случайно  шоссе
забирает  левее  на водораздельный кряж: это  объезд нижнего ущелья Мзымты -
Ахштырской теснины. Вон она, эта дикая поперечная расселина в первой от моря
продольной  горной  гряде.  А жаль, что  шоссе прошло  не  по ней -  туристы
увидели бы уголок, по красоте мало уступающий Ахцу!
     Радуюсь, что  легко опознаю на  местности многое из того, о чем читал в
книгах или изучал по картам.

     Вот  под  пологом леса Мелькают узенькие  деревца  С кремово-розоватыми
стволами   и  мелкокожистой  листвой.  Это  самшит,  знаменитая  "кавказская
пальма". Тороплюсь рассказать об этом  соседям  - по виду туристам, едущим к
нам на  турбазу,- удобный  случай  показать им уже  в пути  то, о чем завтра
придется упоминать в беседе на базе.
     - Самшит узок и мелок не потому, что хил. Медленность роста возмещается
редкой  твердостью  и прочностью его  древесины. Он так  тяжел, что  тонет в
воде.  Из самшита  изготовляют  подшипники, ткацкие челноки, клише... Больше
пяти  миллионов  пудов  самшитовой  древесины  было вывезено  из Абхазии  за
границу в царское время всего за полвека...
     У  петли перед  подъемом  к  Голицынке шофер  останавливает  автобус  и
предлагает прогуляться.  Я рад и смущен: меня уже принимают за экскурсовода,
а я  этой тропки не знаю. По счастью, все вокруг так зелено,  так  ново, что
все лишь любуются и ни о чем не спрашивают. Мой престиж сохранен.
     Метров двести тропы, и мы над обрывами Ахштырской расселины.
     Известняковые кручи,  где-то  под  ногами  неведомые  пещеры.  Излучины
Мзымты видны вплоть до моря. Какая прелесть в двух шагах от торной дороги! А
многие в  автомобилях  мчат мимо и не  знают об этом.  Как  просто  было  бы
подвести шоссе к самому обрыву.
     Перед въездом в Ахцу находится новый повод выступить в роли гида: слева
от нас остаются  развалины  Свято-Троицкого  монастыря.  К рассказу об  этом
прислушиваются  не только туристы, но  и другие  пассажиры, видимо,  местные
жители. Возможно, и они  не  все  знают,  что монастырь  основан в 1902 году
староафонским отцом Маркианом. Душ тридцать  монашеской братии  прельстилось
тогда  этим,  как  думали,  сулившим выгоды "предприятием" - ведь  монастырь
строился  у дороги,  ведущей  к  "царскому  курорту"  -  Романовску.  "Место
бойкое,-  рассудили  монахи,-  будут  заезжать именитые  гости,  перепадут и
царские милости". Но надежды не оправдались. Курорт, не развившись, захирел,
и  монахи  оказались  в  глуши,  в  стороне   от  дорог,-  никакого   потока
постояльцев. Пришлось в  поте  лица  добывать себе  пропитание - заготовлять
лес, ухаживать за садами, разводить пчел.
     Не  понравилась  такая  жизнь,  и   отшельники,  бросив  свою  обитель,
разбежались.
     Но вот и  ущелье. Как  приятно  говорить о его природе и истории, когда
находишься  вместе  со  слушателями  в  самой  теснине!   За  рассказами   о
строительстве дороги ловлю себя на  том, что не сразу замечаю новую для меня
июньскую красоту  и свежесть  ущелья - зелень на его кручах буквально облита
белой пеной цветущего жасмина.
     Кто-то из пассажиров показывает вверх на отвесы:
     - Вон, вон!
     Что там? Где? Говорят о каких-то ломах. Да, я тоже читал, что на скалах
на большой высоте  над шоссе  рабочими были оставлены два лома. Одни  авторы
утверждали, что это  было  сделано  напоказ: дескать, вот над  какой высью и
кручей люди трудились. По другим объяснениям, ломы остались в скалах потому,
что рабочие сорвались в пропасть.
     Я это помню, но -  первый конфуз - на быстром ходу машины  сам не  могу
рассмотреть  ломов. Где уж показывать их спутникам! Зато  скоро туннель, и я
повторяю рассказы Энгеля  о фостиковском походе и о  схватке в  ущелье Ахцу.
Ведь именно  здесь у  памятника  и  липы-плахи  разыгралась  трагедия гибели
двадцати восьми красноармейцев.
     Неожиданно  местный житель,  сидящий  рядом с  шофером, словно обливает
меня ушатом холодной воды.
     - Неправильно, товарищ, ты говоришь. Хвостиков не только с Псеашхо шел,
а двумя перевалами сразу - часть с  Псеашхо, а часть с  Аишха. У  него  было
двадцать тысяч, а в Поляне стоял только батальон красных, да и у того первую
заставу - целую  роту - белые захватили  в Эстонке. И неверно, что от Поляны
до ущелья без боя отступили. У Девичьих Слез * дали бой.
     Второй бой дали у Кепши, тут много потеряли пленными. Никакого обхода с
предательством не было. Просто белые часть перестреляли за туннелем, а часть
порубили выше  туннеля - на липе. И было их не  двадцать восемь, а  тридцать
семь  человек, а спасся тридцать восьмой, Гусев.  Он к нам на Кепшу приполз,
мы его лечили и прятали...

     *"Девичьими слезами"  здесь  давно  уже  окрестили  ажурный  струйчатый
водопад, брызжущий с обрыва на шоссе неподалеку от Греческого мостика.

     Это уже похуже, чем не заметить двух ломов.
     Я сконфуженно бормочу благодарность, пытаюсь  узнать фамилию нежданного
оппонента, ссылаюсь, что  черпал сведения из рукописи краеведа Берсенева. Но
житель Кепши даже не удостаивает меня ответом.
     Забегая вперед, скажу, что вечером я поведал об этом  казусе Энгелю,  и
он меня успокоил: по его мнению, в  цифрах  опровергавший, быть может, и был
прав, что же касается предательства, то, вероятно, не случайно именно житель
Кепши отрицал его: там могут жить люди, связанные с этим делом и  до сих пор
заметающие следы. Но все это я узнал лишь  вечером; а  пока - каково сидеть,
поперхнувшись,  не раскрывая  рта,  и  не говорить соседям  ' ни о  том, что
проехали эту самую Кепшу, ни о Девичьих Слезах (их показывает сам шофер), ни
даже о Греческом мостике...
     Временами  в  просветах  между  ближними  лесными  хребтами  появляются
высокие горы. Среди  них я узнаю лишь трапецию и пирамиду Псеашхо - они, как
и осенью,  сверкают снегами. А  что  это за гора с плоской луговой  вершиной
высовывается справа? Меня спрашивают, но я не знаю. Обращаются еще  к одному
местному  жителю  (опровергший меня пассажир сошел в Кепше). Этот уверенно и
даже несколько пренебрежительно говорит:
     - То Аибга.
     Что?  Эта  тупая лысая  вершина  -  Аибга?  Пятиглавая  краснополянская
красавица?  .  Не  смею  ни возразить,  ни  высказать  недоверие. А  вдруг и
действительно отсюда Аибга выглядит так неказисто?
     Нет,  даже хорошо,  что  столькими  неудачами  встречает  меня  сегодня
Поляна! Новичку, еще так  мало знающему район, грозила опасность  зазнаться,
удовлетвориться дешевыми успехами Клеопатры Васильевны. А нужно  еще многому
учиться, разузнавать, сопоставлять.
     И кто  бы  он ни был,  сегодняшний критик  из  местных  жителей,  нужно
использовать и такой источник сведений об истории края.

        "СОБИНОВСКАЯ БАШНЯ"
     Энгель  встречает  меня  деловой, озабоченный  и  буквально забрасывает
рекомендациями и поручениями. Его база в прорыве, прошлогодние  экскурсоводы
разбежались.
     Нет и славной Нины - она  переехала куда-то  в Ростов, и Энгель потерял
ее из виду.
     Обязанности  методиста:   вести  вступительные  беседы,  организовывать
дальние  походы  самодеятельных  туристов,  управлять  штатом  экскурсоводов
(которых  нет!)  и проводников,  пополнять туркабинет  коллекциями, схемами,
описаниями маршрутов...
     Что ж, это мне по душе. Только не буду ли я  ежедневно прикован к базе,
и не выйдет ли так, что опять не придется увидеть  ни Кардывача,  ни Рицы? И
как  справляться  без  таких ботаников, как водивший меня на Ачишхо  Георгий
Владимирович  или  Кожевников?  Кто  будет  сопровождать  группы на  Ачишхо?
Фемистокл, у  которого "дальше никакой красота нет"? Разве можно  допустить,
чтобы   люди  недополучали  стольких  удовольствий,  ходили,  не  обогащаясь
знаниями? Нет. База должна работать с прежней славой.
     Между делом  решаю вопрос, где мне  жить.  Хотелось поселиться на  даче
"Чайка",  но теперь  она  уже  не  принадлежит турбазе.  Дачу заняла контора
изыскателей  Гидроэлектропроекта  (строительство  электростанции  на  Мзымте
становилось реальностью).
     Мне давно нравилась трехэтажная белая дача с  черной готической крышей,
когда-то принадлежавшая артисту Собинову. Ее так и называли "Собиновка".
     Великий артист побывал в Красной Поляне незадолго  перед первой мировой
войной и полюбил этот уголок. В  1914-1915 годах и  была выстроена  для него
эта поэтическая вилла с башней. Подобно Охотничьему дворцу, она прилепилась,
как на балконе, в выемке крутого склона на отроге Ачишхо. Можно  представить
себе, как красиво и свободно  мог литься голос  певца с террас этой дачи над
тихой Поляной...
     Но  Энгель  берег  комнатки  Собиновки  на  случай  приезда  каких-либо
почетных гостей.  Впрочем, у дачи есть еще  башня, образующая в сущности  ее
четвертый этаж.
     Прошу  у  Энгеля  разрешения  жить  в  этой  чудесной  скворешнице.  Он
улыбается:
     - Голубчик, но ведь там нет двери. Башня не запирается.
     - Да так ли для меня это важно?
     Поднимаюсь по  деревянной лесенке. Просторная  комната с окнами  на все
четыре  стороны.  Четыре  окна  -  четыре  дивных картины. Там сияют еще  не
стаявшими снегами Аишхи,  тут Аибга, рядом вся Поляна и вид вниз по Мзымте к
Ахцу.  Это же  наслаждение  жить  здесь,  в полном смысле слова над  Красной
Поляной!
     Переехал и чудесно зажил в башне без дверей и замков. И никто не обидел
меня,  не  обманул...  Только облака навещали Собиновку без спроса.  Сколько
раз, просыпаясь на рассвете,  когда Поляну охватывало  прилегшее в долине на
ночь облачко, я ловил  руками космы  тумана,  заглядывавшие прямо  в  окна и
падавшие росой на подушку.

        "КОЛЬЦЕВЫЕ МАРШРУТЫ"
     Первое,  что мне захотелось изменить в прежней туристической практике -
это все прогулочные маршруты превратить в кольцевые.
     На пути  туда и обратно туристы  не должны ни километра идти по одной и
той  же дороге.  Отправляясь на экскурсии по ближайшим маршрутам, включаю  в
поиски  троп  самих  подопечных.  Веду  их  на  Греческий   мостик,   а  при
возвращении, не  скрывая, что сам недавно  в этих местах, приглашаю свернуть
на какую-нибудь тропку, чтобы разведать новый, более интересный путь.
     Нередко мои спутники так увлекались поисками, что чувствовали себя чуть
ли не землепроходцами,  прокладывающими  пути в неведомых странах,  хотя все
это и происходило в ближайших окрестностях Красной Поляны.
     Почему мы  водили на  Греческий мостик  и туда  и обратно  по  пыльному
шоссе?  Ведь от "Чайки" можно  спускаться живописной тропкой  вдоль Бешенки.
Эта своенравная речонка пенится, над ней  смыкаются купы  деревьев,  образуя
зеленый туннель. Путь на километр короче, а насколько приятнее! И как хороши
еще  одни пороги  на  Мзымте,  там, где  вода  Бешенки,  словно  спрыгивая с
трамплина, образует устьевые каскады?
     А экскурсия по самой Красной Поляне?  Энгель  любил заканчивать ее выше
"Чайки",  на  кругозоре у  дачи Кулаковка.  Но водил он экскурсантов к этому
кругозору улицами. А насколько  живее,  интереснее другой путь! От базы - по
Дворцовому ручью. За школой мост через Бешенку, и уже вне поселка - чудесная
карнизная дорога
     по лесистому склону отрога Ачишхо. С нее хороши и виды Красной Поляны и
панорама  Псеашхо.  И совсем  не заметен подъем.  Спускаясь с  кругозор.}  к
"Чайке", туристы всегда удивляются, что успели так высоко подняться.
     С  одной из  групп  устраиваю более  дальний  поиск по  той же  верхней
косогорной дороге,  но не спускаясь к Кулаковке. Это старинная, вероятно еще
черкесская, дорога  на  Медовеевку.  Держим  путь  к  обособленной  лесистой
вершинке,  что видна  прямо  из  поселка. На маковке  лес прорублен,  и  там
установлен геодезистами  тригонометрический знак.  С  седловины, обособившей
вершинку, открывается  долина  речки  Монашки,  сестры  нашей  Бешенки.  Все
поймут, если и безыменную вершину с вышкой назвать горкой Монашкой.
     На  седловине  бросаем торную  дорогу  и сворачиваем влево по хребтику.
Пять  минут  хода по устлавшей гребень прошлогодней листве, и мы у треноги -
именно такой широкий обзор и нужен геодезистам.
     Как  на ладони лежит  вдалеке Красная Поляна.  Вырос,  словно вознесся,
ансамбль обоих  Псеашхо и луговых Аишха. А  от всех пирамид  Аибги  осталась
лишь  одна, передняя,- это  "торец" многоглавого хребта.  Верх правой  части
пирамиды безлесный,  светло-зеленый. Так  вот  какую лысую гору мы видели из
автобуса! Хорошо, что я не  оспаривал  тогда пассажира, правильно назвавшего
ее Аибгой.
     Надо  развить   особую  пространственную   память  и  стереометрическое
воображение, чтобы предугадывать,  как может меняться облик одного и того же
хребта,  если  смотреть  на  него  с разных  сторон. Луга, видные  справа на
Аибге,- это, видимо, уже тыльная сторона горы по отношению к Красной Поляне.
     Милая горка  Монашка! Как я полюбил  этот ясный кругозор!  Не  мною  он
найден, расчистили его геодезисты. Но оценка его "полезности" для тури