ле и образовании озера  на глазах  у человека. Морозова так  и
пишет  в  своей  статье,  что  гора  обвалилась  и  запрудила долину.  Озеро
накопилось перед запрудой. Затопленные стволы торчат до сих пор.
     Слушаю все это как  откровение. Конечно, приходилось и читать и слышать
о  горных катастрофах. Умом понималось, что долины  прорезаны реками, а горы
как-то  подняты при  помощи складок  или взбросов...  Все  это  было книжно,
нереально. А  тут воочию  виден результат великой катастрофы. Действительно,
нет половины горы - она рухнула,  поверженная проклятием  вдовы, как говорит
легенда.  И  то, что  именно  здесь  возникло такое  чудо-озеро, не  имеющее
подобий   за   сотни   километров   вокруг,  оказывалось   тоже   следствием
исключительности катастрофы...
     Близится  берег.  Через  Юпшару  легко  перейти: ее  исток  из озера  с
поверхности забит стволами деревьев, вынесенных сюда через Рицу.
     - А потом Юпшара и вовсе играет в прятки,- говорит метеоролог.- Вода ее
исчезает в  промоинах и километра  два  течет  под землей. Можете  сходить и
туда. К вечеру вернетесь - кричите. С этого конца озера голос нам слышен, да
и видно неплохо.
     Гоша и Сюзя уже впряглись в  рюкзаки. Прощаемся с ними по-хорошему. Все
же они стали лучше  за наш  путь,  на Рице уже не ссорились. Да и кто теперь
будет нам "оттенять" наше счастье?
     Прощаемся и с Диго. Трое уходят по тропе вдоль Юпшары, а мы, тоже трое,
переходим Юпшару по плотно закупорившим ее исток бревнам.

        "НА ПОИСКИ МАЛОЙ РИЦЫ"
     Тропка  ведет  на  подъем,  извиваясь  между  огромными  известняковыми
глыбами.  Попадаются  заплывшие смолою зарубки в  виде  крестов  - их делали
монахи. Изменился самый воздух - он здесь  ароматный, густой, осязаемый. Нас
окружают уже не пихты, а высокие солнечные сосны - кто же еще,  кроме сосен,
мог  ужиться  на  этом  безводном  нагромождении ноздреватых глыб, рухнувших
когда-то с  Пшегишхвы?  Сомнения  нет, мы идем  по обвальному  хаосу.  Камни
разные  - есть с чемодан,  а есть  и с  двухэтажный  дом.  Уже полторы сотни
метров под нами, и  сквозь  редкие  стволы  сосен внизу различается  матовая
гладь  малахитовой Рицы. Еще одно  подтверждение завета:  на  каждое любимое
место надо посмотреть сверху.
     Присматриваемся к соснам - какой  у них странный вид. Все боковые ветви
почему-то  дугообразно загнуты  вниз, а каждая ветвь в отдельности закручена
вдоль своей оси, как  штопор. Упавшие ветки, валяющиеся под ногами, скручены
так, точно их жгутом выжимали прачки...
     Тропа  забирает вправо,  круто  на  подъем, уводя  с хаосных  камней на
коренной  хребет,  поросший пихтами. Какое  же  озеро на хребте?  Нет,  надо
держаться  левее, ближе к соснам. Но левее уже нет тропы. Начинается  отнюдь
не  безопасная  гимнастика:  прыгаем с  глыбы  на  глыбу, продираемся  через
кустарники. Камни настолько оголены, щербаты, оскалены, что упасть - значит,
разбить голову,  поломать  руки-ноги. Лезем  час,  другой - нет и намека  на
озеро.  Всеволод залезает на сосну,  но  и  с  высоты не  может  понять, где
прячется Малая Рица.
     Берем правее.  У  стыка известнякового хаоса с крутым склоном коренного
хребта, поросшего пихтами, встречаем  несколько бессточных  западинок метров
по тридцать-сорок в поперечнике. Может быть, в такой и лежит озеро?
     Предположение, точно насмех, подтверждается. В одной из впадин покоится
полузагнившая  и лишь  немного  не успевшая пересохнуть  лужа. Какой мрачный
юморист посмел назвать ее Малой Рицей!
     Издеваясь друг над другом, подходим к воде. Часть лужи исчезла недавно,
и на еще сыром грунте видны сочные, словно вылепленные, следы медвежьих лап.
Бедный миша! Среди окружающих обвальных глыб такое безводье, что  приходится
дорожить и подобным прокисшим водопоем.
     Всеволод   выбирает  место,  где  особенно  отчетливо  отпечатаны  лапы
медведя, и ставит между следами свою ногу в большом горном ботинке, подбитом
шипами. Затем  отходит в сторону и фотографирует свой след среди  медвежьих.
Как весело будет показывать и рассказывать:
     - Смотрите-ка, стоял медведь, а я под него ногу поставил!
     Нам  это  кажется  остроумным,  и  мы  весело  смеемся.  Надо  же  хоть
чем-нибудь утешаться.
     Съедаем  около  этого "озера"  небольшой  захваченный с собою  завтрак.
Да-с,  нужно  было  быть  немалыми  чудаками,  чтобы  драгоценную  дневку на
долгожданной Рице променять на поиски этой лужи.
     Ломимся обратно  через кусты, карабкаемся по глыбам. Часа через полтора
выходим на монашескую тропу. Мы снова на Рице.
     На мой громкий крик из домика, хорошо видного от истока Юпшары, к лодке
выходит Николай Васильевич. Подплывая, он спрашивает нас прямо с лодки:
     - Ну, как, нашли Малую Рицу?
     Смущенно улыбаясь,  отвечаем,  что нашли, но что вряд ли следовало этим
заниматься.
     - Почему же так?
     - Да что с нее взять  -  грязная  лужа!  Николай Васильевич  смущается,
словно это он виноват в неудаче.
     - Нет, товарищи. Вы,  видимо,  где-то не там были.  Ведь Малая  Рица  -
большое озеро, говорят, голубое, а шириною чуть не с полкилометра.
     Можно ли было нас сильнее смутить? Большое лазурное  озеро. И мы его не
нашли. Фотографировали медвежьи следы у какой-то лужи!..
     Метеоролог несколько раз закидывает удочки и вылавливает чудесных рыбок
- сереньких, с розовыми крапинками на боках.
     Ужинаем бархатно-нежной форелью.
     Искать второе озеро у нас уже нет времени - срок моей отлучки с турбазы
истекает.

        "ПО ЮПШАРЕ"
     Как выразительны бывают  названия: Юпшара!  Вслушайтесь в шарящий шорох
этого  слова.  И  запомните  его - так называются  река  и  ущелье,  которое
достойно соперничать с величавейшими теснинами Кавказа.
     Еще  так  недавно  мало  кто знал  о Юпшаре! Чтобы  проникнуть  в  нее,
пришлось  построить  тропу  с  двадцатью  четырьмя мостами:  девятнадцать на
Юпшаре и пять на Геге.
     Входим в ущелье. Огромная серая скальная стена  слегка раздалась тесным
расщепом, точно ее рассадили ударом топора. По обе стороны реки взметываются
вверх призрачно-серые отвесы высотою по  нескольку сотен метров. Коридор при
такой  крутизне стен удивительно  извилист.  Кажется,  будто  вот  замкнется
изгиб, не найти уже  выхода, и реке  не  вырваться отсюда к  морю иначе  как
через туннель. Но за каждым тупиком открывается новый поворот,  и снова есть
брешь, в которую можно устремиться воде.
     Как ни странно, запоминается не мрачная  каменистая пропасть, а  пышная
буйная зелень. Деревья ютятся на каждом уступе, укореняются в каждой трещине
на самых страшных  отвесах. Тут  и готические силуэты  темно-зеленых елей  и
пихт, и кущи более светлых буков, грабов, дубов и каштанов. А на дне льнущие
к влаге ольхи и заросли папоротника в человеческий рост.
     Девственной  свежестью напоена  вся природа.  Свежестью и вместе  с тем
глубокой древностью. Точно в музее, сохранились тут потомки деревьев, живших
в  давно прошедшие  времена  третичного периода и  переждавших  под  защитой
кавказских хребтов  невзгоды  последовавших ледниковых эпох. Вот  допотопные
даже  по  виду  тисы  с лоснящейся неколючей  хвоей и ветхозаветный самшит с
мелкими овальными кожистыми листочками. Вот маленькие рускусы, или иглицы, с
ягодками, нелепо растущими на тыльной стороне "листьев"  (ботаники вынуждены
поэтому считать такие листовидные пластинки не листьями, а лишь расширениями
боковых  веток  стебля).  Повсюду  блестит,   словно  глазированная,  листва
подлеска. Плети плюща то свисают  праздничными гирляндами со скал, купаясь в
реке,  то  взбираются  на деревья. Обвивая  стволы,  плющ преображает  их  в
могучие колонны, как бы созданные из одних трепещущих вечнозеленых листьев,-
колонны  блеска,  мерцания,  ликования.  Местами  плющ  выстилает  сплошными
глянцевыми коврами мшистые скалы.
     Тропа  ведет  нас  по дну теснины,  куда только на два-три часа  в день
заглядывает солнце. Здесь таится главное богатство Юпшары -  самшитовый лес.
Он похож на заколдованное подводное царство - так велика замшелость стволов,
так причудливо бородаты ветви, увешанные серыми отрепьями лишайника.
     Мшистые  деревца  самшита  -  карлики  по сравнению  с  рядом  стоящими
высокоствольными  буками  и  грабами.  И  весь  этот  самшитовый  ярус  леса
напоминает застывшее на миг шествие гномов...
     Самою природой сохраненный  самшитовый заповедник - ведь он  не уступит
богатством  популярной   Хостинской  самшитовой  роще!  Как  было  бы  важно
предохранить  его  от  расхищения.  Самшита  так мало  осталось,  так ретиво
истребляли  эту  "кавказскую  пальму",  зарясь  на  бесценные  качества   ее
древесины...
     Что еще нас чарует в Юпшаре? Даже после прошедших ненастий,  когда  все
реки мчатся  мутные, точно помои, она удивительно ясна и лазурна. И  неба-то
почти не  видно  в  ущелье, и  отражаться-то  голубому нечему,  а  река  все
голубеет и голубеет, точно изнутри излучает непонятно откуда берущийся свет.
Не потому ли, что вся муть горных рек, питающих Юпшару, отстаивается в озере
Рица? Или ей помогают  подземные отстойники  -  озера в туннелях, по которым
Юпшара блуждает на первых километрах своего  течения?  Ее воды находят  себе
новый выход из недр  не в  виде единого  дружного  истока,  а  разрозненными
мощными ручьями. Вероятно, сюда же стекают через неведомые подземелья и воды
Малой Рицы.
     Вот самое узкое место ущелья - настоящий каменный мешок. Тропа и раньше
не  раз упиралась в отвесные берега,  омываемые кипящей рекой, и  всякий раз
выручал очередной дощато-бревенчатый мостик, "животрепещущий", хлипкий, едва
допускающий проход вьючной  лошади.  А тут  и  другой  берег -  тоже  отвес,
омываемый пенистой водой. И что же сделали? Построили мост... балконом вдоль
Ущелья,  по одной его стороне. Такие балконные мостики - овринги - сооружают
над пропастями Памира. Да и это настоящий овринг, только не над пропастью, а
на дне пропасти, над самой рекой.
     Идем подавленные  обрушившейся на нас красотой. Природа здесь словно не
знала  меры,  переборщила. Каждое место  достойно того, чтобы остановиться и
любоваться. Неужели,  когда  здесь проложат шоссе, люди будут "проскакивать"
всю эту фантастику за полчаса?
     Последний мост через Юпшару.  Справа  скачет каскадами мутная  пенистая
Гега,  в нее  впадает  прозрачно-голубая посланница Рицы.  Под мостом гремит
могучий порог.  Юпшара словно рванулась на последнем уступе к  своей старшей
сестре,  и образовался водоскат типа Мзымты под Греческим мостиком. Чудесный
заключительный аккорд в поэме о Юпшаре...
     Гега. Изменился цвет  воды.  Стали  серее  и  угрюмее стены ущелья. Еще
четыре раза перебросили  нас с берега на берег шаткие мостики,  а один опять
оказался оврингом  - лепился вдоль отвеса длинным  балкончиком над рекой,  и
под ногами между жердями настила виднелась кипящая пена.
     Утесы  хмурые, насупившиеся,  подавляющие величием. Может быть, мы  уже
устали и сами смотрим на мир менее жизнерадостно?
     Нет, просто мы так часто останавливались в разных частях Юпшары,  что и
не заметили, как много это заняло времени.  Наступали сумерки. Пока мы дошли
до устья Геги, они сгустились, и Бзыбь мы едва различили в темноте.
     Ноги ощутили недавно  построенное шоссе. На попутные  машины не  было и
намека - работы закончились. Решили шагать, пока шагается.
     Километров через пять перешли мостик. Справа от  него больше почудился,
чем "увиделся" странный
     бассейн, из которого под мостом шел сток прямо в Бзыбь. Мы и не поняли,
что перед  нами столь популярное ныне у курортников Черноморья Голубое озеро
- выход подземной реки.
     Взошла луна  и  осветила  долину  с извивающимся шоссе.  Как мы ни были
утомлены,-  позади  было  сорок километров  пути - завидев  мост  берегового
шоссе, пошли  быстрее. От Калдахвар первая же попутная машина подбросила нас
к гагринской турбазе.
     Будим методистку. Отрекомендовываюсь ее краснополянским коллегой, и нас
принимают  как добрых  знакомых.  Сюда приходило  немало  наших  туристов, и
гагринские экскурсоводы были  в курсе многих событий,  случавшихся в Поляне.
Наутро снабжаю турбазу подробными схемами пути на Юпшару, Рицу и Кардывач.
     Выходим   к  морю.   Обветренные,  грязные,  в   горных  башмачищах,  с
закопченными котелками, брякающими  на лямках рюкзаков. На нас с недоумением
смотрят курортницы  в пижамах.  Это ли нас  смутит? Они  думают,  что море -
главная  прелесть  юга. А  мы  себя  чувствуем  приобщившимися  к  другой  -
верховной, всепокоряющей красоте -  красоте гор и озер.  Что  по сравнению с
нею и море, и весь этот субтропический шик, и курортный комфорт?
     Вот и кончен  мой первый, мой заветный поход к  горным  озерам.  Он так
насытил,  так переполнил.  Светлая  хорошая  дружба связала  со  спутниками.
Прощаемся в Адлере. Они едут в Москву, а я возвращаюсь Е Поляну.
     Еду один вверх по Мзымте. Каким маленьким, домашним, уютным кажется мне
ущелье Ахцу по сравнению с Юпшарой!

        "ОТКРЫТИЕ РИЦЫ"
     Сезон окончен. Я больше не нужен. Предлагают место экскурсовода в Сочи:
ежедневно водить  курортников по  одному  и  тому же маршруту в Мацесту и на
Агурские водопады. Но ведь я же могу большее - описывать, прокладывать новые
маршруты...  Такими качествами не дорожат.  Не мудрено, что в Красной Поляне
нет постоянного  штата краеведов. Не очень-то удобно быть сезонником:  летом
экскурсовод, а зимой перебивайся как можешь.
     Буду  искать работу. И одновременно  продолжу изучение краснополянского
района, проштудирую всю имеющуюся литературу.
     В   Москве   узнаю  адрес  Гипрокура  и  разыскиваю  в  нем   рицынских
путешественников. Встречают приветливо и делают неожиданное предложение.
     - Видите  ли,  наша поездка была не  совсем удачна.  Погода,  знаете, и
прочее.  А вы  теперь сами  прошли  этот путь и, значит, можете нам  помочь.
Напишите, пожалуйста, для нашего института характеристику всего маршрута.
     Смущен,  но соглашаюсь.  Обещана  даже оплата - и  за какую  работу! За
прославление любимого края.
     Снова дни, вечера в Ленинской библиотеке...
     Скорее за том  "Землеведения",  за статью Евгении Морозовой.  С большой
любовью пишет  она о  Рице,  высказывает осторожные предположения. Небольшая
карта  -  результат  тщательных  глазомерных съемок.  Пейзаж Рицы совсем  не
изменился  за  двадцать  один   год.  Прибавились   только  метеостанция  да
подведенная с Юпшары тропа.
     Экспедиция  двигалась  по  Лашипсе. Четыре дня прорубали тропу от устья
Аватхары к Рице. Не мудрено, что это в действительности недлинное расстояние
(12  километров) Морозова  оценила в  двадцать  две -  двадцать три  версты.
Двенадцать человек  непрерывно  работали кирками,  топорами  и пилами, чтобы
провести лошадей *.
     Как и нас, Рица встретила Морозову тишиной  и дикостью. Берег испещряли
медвежьи и даже оленьи следы.  В дельте Лашипсе раскинули палатки. Соорудили
из  пяти  бревен  плот,  обнаружили  маленький   дощатый  челнок,  наверное,
монашеский.
     Впрочем,  у Сатунина есть сведения  и о других ранних  обитателях Рицы.
Этот зоолог пишет:
     "Первый, кто имел на озере  некоторую оседлость, был  нашумевший в свое
время разбойник Шульженко со своей шайкой. Он построил здесь хороший балаган
и первую лодку".
     Селились  на  Рице и  пустынники-монахи.  Однако местные  охотники,  по
словам Сатунина, "зарились  на их  ничтожные  запасы  кукурузы  и  нищенскую
одежду и не раз обирали их донага".
     Морозова произвела  здесь первые измерения. Она определила по  анероиду
высоту  озера в 970  метров, наибольшую глубину в 54,5 сажени, а длину в 3,5
версты**.
     За  год до  похода Морозовой вышла  статья А. Л.  Рейн-гарда  о рельефе
Западного Кавказа.  Этот исследователь  доходил  до Аватхары, но  на Рицу не
проник.  Исходя из  неверной  высоты  и  положения Рицы на карте, он  заочно
высказал предположение, что до Рицы должен был дотекать

     * Прошедший  здесь  осенью  того  же  1913  года зоолог К.  А.  Сатунин
утверждал, что  экспедиция  Морозовой  проложила  не новую,  а  "подновила и
исправила   старинную  зверовую   тропу,  по  которой  изредка   пробирались
охотники".
     ** По новейшим  данным, высота  зеркала Рицы 925 метров, глубина до 116
метров  (есть устные  сообщения, что  недавно  обнаружена глубина 131 метр),
длина 2490 метров, ширина от 275 до 870 метров.

     древний ледник.  Морозова,  побывав на  Рице, решительно отвергла такую
возможность:  долина Лашипсе  не  несет  на  себе  никаких  следов  древнего
оледенения.
     О  морозовской гипотезе подпрудного происхождения Рицы я уже слышал. Но
в ее статье наталкиваюсь и на другую  догадку: "Очень возможно,- пишет она,-
что  вместе  с  обвалом произошло опускание части долины реки, так как  даже
современное дно  озера на  117 метров ниже, чем долина за несколько верст от
озера".
     Сколько   еще   неизвестного!   Сколько   всего   предстоит   выяснить,
исследовать!..
     Продолжаю поиски.  И  вот  радующая находка: ссылка  на  статью Евгении
Морозовой об экскурсии  в 1914 году на  озеро...  Малая Рица!  Наконец-то  я
узнаю тайну этого озера!
     Беру  томик  "Записок Крымско-Кавказского горного клуба", где  помещена
статья  Морозовой.  Здесь  и фотографии:  вот  она,  Малая  Рица  - большое,
зеркальное, емкое  озеро (со  стыдом вспоминаю наше путешествие к луже!); на
другой фотографии - вид с Пшегишхвы (с Пшегишхвы!) на Большую и Малую Рицу -
на оба озера сразу! Молодцы морозовцы  - они и  туда  забирались. Автор даже
сравнивает,  насколько синее Малая Рица по сравнению с Большой, зеленой. Это
так ясно, когда видишь оба озера вместе.
     Очерк  написан любовно.  Глушь... Кругом  безводье.  Малая  Рица служит
водопоем для бесчисленного  количества зверей - ведь в округе воды больше ни
капли. Подробно  описаны и  размеры, и удивительная глубина*, и прозрачность
(дно  и  диск  белого  блюдечка  видны  на глубине  до  восьми  саженей),  и
интенсивная синева озера.
     Высказаны  и  предположения  о  происхождении  Малой  Рицы  (провал   в
известняках и подпруда обвалом Пшегишхвы) . Значит, оба озера подпрудил один
и тот же обвал! Но как найти Малую Рицу? Увы, в статье Морозовой об этом  ни
единого слова.
     Журнал за  журналом. Вот Рейнгард в 1914 году обрушивается на Морозову.
Он  пишет, что  неверно  понят, что  он  предположил  только  наличие  конца
древнего ледника в районе Рицы, но вывода о ледниковом происхождении

     * По  современным  данным, длина Малой Рицы 234  метра,  глубина до  80
метров, высота зеркала над уровнем моря 1248 метров

     самого  озера  не  делал.  Рейнгард не  доверяет гипотезе  о  запрудном
происхождении Большой  Рицы -  ведь обрыв Пшегишхвы находится слишком далеко
от озера, вряд ли его обломки могли служить запрудой.
     А вот и ответ Морозовой Рейнгарду. Она убеждена в отсутствии ледниковых
следов на  уровне озера и уверена в  его запрудном  происхождении.  Далек от
Рицы только обрыв Пшегишхвы,  а хаос обломков подступает к  западному берегу
озера вплотную. Морозова говорит о целой долине "провального типа" и думает,
что все пространство сухой долины и  хаосного  хребта  -  это  провалившаяся
часть Пшегишхвы.
     Я с увлечением слежу  за полемикой. Передо  мной как  живые  встают эти
люди,  страстные, убежденные в своей  правоте - они спорили, отстаивали свои
взгляды, вновь ехали в изучаемые места, чтобы уточнять и доказывать...
     Интересно,  где  теперь  Морозова,  ведь  ей  должно   быть  не  больше
пятидесяти лет.
     Перелистываю  следующие выпуски "Записок горного  клуба" и вздрагиваю -
на одной из страниц попадается портрет в траурной рамке  и некролог: Евгения
Михайловна  Морозова-Попова.  На  меня смотрит милое  молодое  лицо,  теплые
глаза. В чем дело, почему такая ранняя смерть - всего в двадцать восемь лет?
В некрологе сказано, что она  м