ышли на лесистое плато, поросшее вековыми  пихтами. Можно  ли
было  предположить,  что над юпшарскими  отвесами  существуют  такие пологие
площади?
     Поваленные  пихты  распилены, а отдельные колоды  расщепаны на  дранку.
Выходим  к  продымленному  балагану  дранщиков. Куда  же идти дальше?  Тропа
окончилась тупиком. Пильщики машут рукой в темный лес: там, мол, Рица.
     - Охотник так ходит.
     Это  было  самое   обнадеживающее  из  всего,  что  удалось  извлечь  у
консультантов.
     Время за полдень. Сколько нам пути по этому лесу? Не заблудимся ли мы?
     Справа  от  нас обрывы,  но желания  приближаться к ним нет.  Там легче
нарваться на  поперечные каньоны  притоков Юпшары.  Значит, лучше  держаться
левее, чтобы пересекать лощины этих притоков в их пологих верховьях.
     Что мы делаем? Разумно ли это? Пускаться в глушь абхазского леса одним,
безоружным...
     Мы окунулись в неведомые дебри. Наверное, Женя - для нее все это ново -
удивляется всякому  кусту  и лиане. А  я  смотрю  на все это  уже озабоченно
профессиональным  взглядом.  Беспокоюсь,  как отыщем  обратный путь, местами
надламываю ветви.
     Небольшая  лощина,  но  без  ручья.  Ведь  под  нами  известняки.   Они
водопроницаемы, и все ручьи  тут  текут по подземным полостям,  по  пещерам,
туннелям. Мы можем долго не  найти ни капли  воды. А день жаркий, и борьба с
кустарниками быстро утомляет. Стоило понять, что воды не будет, как сразу мы
ощутили жажду - так и прильнули бы к роднику!
     Выбрались из кустов, но попали в непроницаемую сеть колючих лиан. Среди
них первенствовал уже знакомый мне павой - длинные  плети с шипами,  которые
не просто колются, а оставляют в уколотом месте ощущение удара, ушиба. Когда
попадаешь в  эти  тенета,  не надо нервничать! Начнешь  суетиться - плети  с
шипами впиваются  в  тело со  всех сторон, опутывают, как колючая проволока.
Окажешься в такой западне - и пятьдесят метров преодолеваешь час.
     Фу, выбрались!
     Тишина.  Дремучая  зелень.   Какие  мы  здесь  маленькие,  лишние,  два
пришельца в синих  лыжных  костюмах.  Замираем,  прислушиваемся.  Без шороха
наших шагов лес еще лучше, торжественнее.
     Где-то вдали слышится шум и треск. Яснее,  ближе. Определенно,  по лесу
кто-то идет, при этом, как  и мы, напролом.  Настораживаемся. Что, если  это
зверь? Медведь?
     Все яснее шаги, тяжелые, грузные  -  слышно,  как трещат сучья.  Кто-то
ломится через  кусты. Мы безоружны.  Что делать, оказавшись лицом  к лицу со
зверем?  Закричать,  как  на  аибгинского  пса? Все-таки  нас  двое,  должен
напугаться и убежать.
     Чаща   раздвигается,  и  к   полной  неожиданности  для   нас  из   нее
вываливается...  человек!  Человек  с огромным  тюком на  спине.  Да  это же
знакомый мне Диго, "комендант Рицы"!
     - Диго, здравствуйте!  Откуда вы здесь? Он изумлен  не  меньше  нашего.
Спрашивает:
     - Как ты знаешь, где надо Рица ходить?
     Значит, идем правильно? А мы-то думали, что уже сбились с дороги.  Диго
прошел на Рицу всего три дня назад - впервые после зимы. Мосты были снесены,
и даже  Диго,  бывалый  горец, не смог пробраться  вдоль русла  Юпшары.  Его
одинокий  след мы и  видели  внизу на  тропе.  Это  меня утешило,  а  то все
одолевало смущение, что мы спасовали перед Юпшарой.
     Путь, нами  выбранный, оказался единственно  правильным. Далеко ли еще?
Диго  сулит нам часа два борьбы  с  зарослями  и  лианами, после чего  будет
спуск. Никаких примет и ориентиров Диго не указывает.
     Но каково же ему, бедному, ломиться сквозь дебри с таким тюком?
     - Диго, что это вы несете?
     - Это я вчера медведя убил - он к самому дому подошел, а я его прямо  с
крыльца убил.
     Получалось, что мы действительно встретили медведя!
     Расставшись с  Диго, пошли веселей, словно  и дебри  стали преодолимее.
Прошло, однако, и два и три часа,
     солнце  скрылось  за хребтами, вот-вот должны наступить  сумерки.  Ведь
этак и заночуем тут в лесу без воды?
     Но вот мы прорвались сквозь очередную завесу лиан и оказались в светлом
сосновом лесу. Сосны -  признак близости Рицы! Это  около нее стоит Сосновая
роща, в которой мы с Всеволодом и  Леной так бесславно искали Малую Рицу. Но
та ли это роща? Силюсь всмотреться между стволами в дальние планы гор. Берем
вправо.  Вскоре появились известняковые глыбы:  значит, мы на дальнем фланге
пшегишхвинского обвала.
     Скачем с  камня на камень, смело берем все ниже на спуск. Уже ясно, что
ущелье осталось справа и сзади.
     В  сгущающихся  сумерках  слышим перед  собою близкий  шум  воды. Рядом
взметнулись входные ворота каньона. Юпшара и здесь гневная, бурная. Искать в
темноте брод? Нет, разумнее заночевать у реки. Мы почти пришли. Ведь Рица от
нас всего в трех-четырех километрах.
     Остановились. Под этим деревом будет наш лагерь.  Мы утомлены, и я лихо
предлагаю всухомятку перекусить, чтобы скорее лечь спать. Женя с ироническим
сожалением смотрит на меня и говорит:
     - Ты позабыл, что я немного тоже туристский работник.
     Под ее руками  с одной спички зажигается  маленький костерок,  и в двух
опустошенных еще днем  баночках  из-под  сгущенного  молока  (она  заботливо
сохранила их) быстро закипает вода. Пакетик с крупой, взятый ею же на всякий
случай,  превращается во  вкусную  гречневую  кашу.  Съедаем ее с маслом  и,
сполоснув баночки, кипятим себе в них чай.
     Как  мгновенно  и  незаметно  Женя сумела сделать уютным и сытным  этот
неожиданный ночлег! Вот чему мне надо еще учиться...
     Засыпаем сном праведников под шум Юпшары, под кущами  буков, у подножия
Сосновой рощи, измученные и восхищенные.
     Солнечное утро. Рябящие, переливающиеся зайчики на траве. Целые россыпи
белых бокальчиков - ландыши. До  сих  пор мы шли по местам,  где  успело уже
наступить лето. Поляны ландышей напомнили нам, что на Рице май - еще весна.
     Брод  через реку оказался совсем нетрудным. Вскоре мы вышли на тропу, а
еще через час - к истоку Юпшары у Рицы.
     Озеро предстало нам совсем не таким скромным, лесным, каким я видел его
в прошлом  году у устья Лашипсе. Теперь перед нами сверкал совсем еще зимнею
белизною весь фасад Ацетуки, левее светилась Агепста, при этом майские снега
занимали не только  безлесные пригребневые склоны,  но просвечивали и сквозь
криволесье  и  сквозь  черно-зеленый пихтовый лес,  а  по  лавинным прочесам
лежали длинными белыми языками.
     В воде умещалось полное отражение Ацетуки со всеми ее снегами.
     Счастливая Женя - впервые видит Рицу и сразу такую, лучшую.
     Громко кричу - ведь Новопокровские, зная от Диго, что мосты снесены, не
ждут  никого.  Крик быстро  услышан,  и вскоре к нам причаливает  удивленный
Николай Васильевич.
     - Что, разве мосты уже починили?
     - Нет, мостов нет.
     - А как  же вы оказались  на юпшарской тропе? Он  думает, что мы прошли
старой тропой  по Геге под  Пшегишхвой, но  не понимает, каким же образом мы
очутились  у  истока  Юпшары.  Объясняем,  рассказываем  о  встрече  с Диго.
Новопокровские  долго  не  верят,  что  мы сами  отыскали  путь  к Рице  над
пропастями Юпшары.
     Зима  прошла  благополучно.  Волнения  метеорологам  доставляла  только
взбунтовавшаяся  речка  Ацетаква. После  одного  из  ненастий  она  особенно
вздулась, несла огромные стволы,  срывала и уносила большие куски берега  и,
казалось, вот-вот готова  была смести  и  метеостанцию. Двое пожилых  людей,
отрезанные от всего мира, выдержали поединок с разгневанной стихией.
     Мы  быстро договариваемся обе  всех  делах служебного порядка и  просим
Николая Васильевича  сейчас же отвезти нас к  Сосновой роще. Времени у нас в
обрез, а мы намерены  разыскать Малую Рицу. С увлечением рассказываю о своих
литературных находках, в том числе и о статьях Морозовой, и о  том,  что уже
видел   фотографию   этого   озера,   и   о   трагической   гибели   молодой
путешественницы...

        "К МАЛОЙ РИЦЕ"
     ...Оно лежало, точно  драгоценность. Кайма из уцелевших  пятен  снега В
лучащиеся воды окуналась И отражалась блинами в глубинах.
     Лодка оставила нас  одних.  Бросаем монашескую тропу, когда она  уходит
направо  в  пихты,  и  по  голым  глыбам  известняка  держим  курс  прямо  к
виднеющимся  меж сосен отвесам  Пшегишхвы. Между  хаосным нагромождением, по
которому  приходится  лезть, и  Пшегишхвой угадывается долина.  Не  в ней ли
прячется Малая Рица?
     За полчаса карабканья по щербатым белым глыбам достигаем  более редкого
леса.  Хаосом  сложен  целый кряж, похожий на  большую продолговатую насыпь.
Цельнокаменные гребни высокогорий были  лишь увенчаны собственными обломками
-  вспоминаю россыпь  на  вершине  Ачишхо. Л  тут весь  хребет  построен  из
угловатых обломков!
     Наконец  мы на гребне обвального хаоса, на одной  из вершин  глыбистого
хребта. Теперь нам ничто не загораживает свирепых отвесов уцелевшей половины
горы.  На сотни метров в высоту  скользит по этим стенам взгляд, и не за что
зацепиться. Подножия прикрыты крутосклонными серыми осыпями.
     С отвесов, то и дело грохоча, срываются и падают каменья. Более крупные
из них  увлекают за  собой  небольшие  обвалы. Пшегишхва  и теперь неустанно
бомбардирует свои подножия.
     А еще  ниже...  Ниже вместо озера страшная безводная  долина, на ее дне
продолжается  все тот  же хаос  каменных  глыб. Наверное, именно эту  долину
Морозова называла провальной. Пожалуй, она права. Конечно же это не обвал, а
провал огромного блока Пшегишхвы.
     Совсем  новый,  невиданный  вариант  горной  красоты, дикое  и  угрюмое
величие! Здесь бы лежать врубелевскому Демону.
     Каменное  море.  Каменная  буря.  Жутко  смотреть,  даже когда все  это
недвижно, мертво. А что было, когда это рушилось?
     Где  же  все-таки  озеро?  Перевожу  взгляд  вверх  по  дикой   долине.
Километрах в двух от нас хаос  кончается,  и  оба  склона посылают  в долину
поросшие пихтами  отроги,  доходящие  до самого дна.  Только там,  за первой
парой встречающихся отрогов  угадывается  чашеобразное углубление, в котором
может таиться водоем. Что же, туда? Туда!
     Еще  час  эквилибристики.  Прыгаем с глыбы  на глыбу, перелезаем  через
колоды  упавших  сосен.  Некоторые погибшие  стволы  напоминают  невероятные
статуи.  Это оцепеневшие  лешие с  нелепо  опущенными,  словно  вывихнутыми,
выкрученными руками-сучьями.
     На крутом подъеме продираемся сквозь кусты. Потом небольшая лощина идет
под уклон. И в ней впереди что-то удивительно синеет, словно двойной  синевы
небо  наполняет светом лесную  зелень. Но не может же  небо  находиться  так
низко! - Женя, озеро!
     Замираем. Такое  не  для восторгов и  словесных излияний. Оно  молчит и
требует молчания от пришедших...
     Словно бужу себя от оцепенения - ведь мне же надо не просто любоваться,
но и описать это озеро, оценить приметы его местоположения...
     Малая Рица покоряет  своей иззелена глубокой синевой, своим покоем. Она
большая,  взгляду   есть  где  отдохнуть.  Ее  стерегут  склоны  с  дремучим
пихтарником, который  лишь  в одном месте сменяется полосой криволесья - это
трасса рушащихся с Пшегишхвы  лавин. А сама Пшегишхва посылает к озеру слева
свою  последнюю  осыпь.  Этот откос отделен  от остальных  поросшей  пихтами
гривой. Хороший ориентир - по такому признаку можно и другим рассказать, как
отыскивать Малую Рицу.
     Из воды косо торчат упавшие стволы. Они видны и сквозь прозрачную воду,
но в ней выглядят более пологими, словно они надломлены о поверхность озера.
Впрочем,  физики  скажут  точнее  и  не  менее  образно:  не  надломлены,  а
преломлены водою.
     Играющей  рыбы не  видно,  но озеро  полно  жизни.  Застыли  в  воде  с
распластанными  лапами комичные тритоны. Точно конькобежцы, рыщут по  немому
зеркалу тонконогие насекомые - водомерки.
     На берегах  неразбериха  - древолом из отмерших  стволов. На окружающих
скалах и деревьях пояски тины и грязи - следы еще более высоких стояний воды
в  озере. Тогда-то  и  оседает  вся масса  леса, упавшего в  воду  и  ветром
пригоняемого к берегам.
     Вдоль берегов, как  и на Большой  Рице, далеко  не пройдешь,  по скалам
можно только карабкаться. Иногда они прямо отвесами обрываются в воду.
     Минуты, часы упоительного отдыха. Не снится ли это?
     Теперь у нас  есть  наше озеро, наше чудо. Насколько ближе становится и
человек,   который   разделяет  с  тобою  радость  такой  находки.   Пройдут
десятилетия,   по-разному   сложатся   судьбы  двух   людей,  изменившимися,
постаревшими встретятся они когда-нибудь, во многом  разойдутся их интересы.
Но одно только воспоминание об  этом голубом оке гор, о его  сиянии заставит
помолодеть и постаревшие  души. Найти такое  озеро достаточно раз в жизни. И
уже этого на многие годы будет довольно для счастья.
     Какие добрые  силы  вели нас  в  обратный  путь?  Мы  уверенно находили
дорогу, опознавали собственные следы, камни, коряги, знакомые статуи леших.
     Какое-то  чувство  подсказывает   -   отсюда  надо  идти  левее,  иначе
спустишься  к Юпшаре.  Крутой склон влево, за ним уже  чувствуется  молчание
Рицы, теперь надо говорить - Большой Рицы.
     Выходим как раз к тому месту, от которого бросили тропу и углубились  в
лес.  Что это?  Способность  ориентироваться? Но  я до сих пор  считал,  что
заблужусь в  лесу скорее многих  других.  Нет, теперь все  острее становится
новое,  "шестое"  чувство -  внутренний компас  географа, возникшее вместе с
заботами о выборе и запоминании путей, результат штурманской ответственности
при вождении людей по горам...
     Вот  и завал  из бревен в истоке Юпшары.  Большая Рица по  сравнению  с
Малой кажется подчеркнуто зеленой, земной. В Малой Рице было так много неба!
     Николай  Васильевич поздравляет  нас с  удачей. Уже в лодке успеваю ему
рассказать  все приметы пути  к озеру, рекомендую сходить самому (конечно, с
попутчиками) и посылать туда более ходких туристов.
     Наутро тепло прощаемся с Новопокровскими. Идем  ландышевыми полянами ко
входу в Юпшарское ущелье, берем на пятьсот метров вверх без троп по  дальней
Сосновой роще, ломимся через кусты и лианы. Час, два, три...
     Впереди застучали топоры дранщиков. Рабочие уже от Диго слышали, что мы
правильно выбрали путь к Рице.  Раза три повторяли  они тот же вопрос, что и
Диго:
     - Как ты знаешь, где надо ходить?
     Какая высокая похвала - одобрение  самих  горцев! Не начинаю ли я и сам
чувствовать  себя  горцем,  словно  родился  и  вырос в этих  горах?  Прожил
почему-то часть  жизни  вне  гор,  в городах,  а теперь  просто  вернулся на
родину?

        "СЕСТРА КРАСНОЙ ПОЛЯНЫ"
     Энгель прежний, деятельный, вдохновенно читающий лекции. Рад пополнению
штата. Вскоре и я чувствую, насколько мне стало легче  с появлением  Жени на
базе.  Она  быстро  освоила  краеведческий  материал  и  оказалась  чудесным
лектором,  словно давным-давно знала и любила Поляну. Прошла со мною главные
тропы. На Псеашхо мы с ней  ходили и вовсе по новой дороге - через Пслухский
нарзан, вверх по Пслуху и с подъемом к Бзерпи через Коготь, хорошо видный из
Красной  Поляны.  На разведку  ближних  маршрутов  тратили  вечера  и ранние
утренние часы...
     В один из августовских дней получаю сообщение о том,  что я зачислен на
географический  факультет.  Хорошо, что  могу  оставить  Энгеля  с  надежным
заместителем.
     К  сентябрю мне  надо быть в Москве.  Решаю  и  возвращение  из  Поляны
использовать для поисков нового маршрута. В компании с инженером Лукьяновым,
много лет отдыхавшим в Поляне, выходим через Аибгу в Аибгу (селение в долине
Псоу - тезка горы),  чтобы пройти к морю навстречу былому  пути Шатиловского
отряда.
     От перевальчика с крепостью над Греческим мостиком спуск к  речке Бзе и
долгий  подъем  лесами  с  неприятными блужданиями  на тупиковых  тропах  по
заброшенным драночным разработкам.
     С  перевала  от Мзымты к Псоу почти нет  панорам, одно  только ощущение
высоты  и огромности воздушного пространства под ногами. Тропа косогором над
глубокой  долиной  шумной  Безыменки -  притока  Псоу. Справа сквозь  зелень
светятся  ярко-красные скалы  Ахюмюэ  (жители  Аибги  зовут  эту гору просто
Красная скала). На спуске  чудесное  место,  выход  с затененного склона  на
солнечный  водораздел.  У  ног долина Псоу,  как  бассейн, до  краев  полный
голубоватым воздухом, чуть сизым от лучистой пыльцы и столбов света. И среди
щедрой зелени садов россыпь игрушечно уютных белых домиков Аибги...
     К ним крутой  спуск по скользящему вместе с нами пестрому ковру опавших
листьев - невозможно остановиться, замедлить шаг...
     Куда уйти от чувства, что мы пришли домой, словно в свою Поляну, в уют,
отдых, мир? И понятно, ведь Аибгинская поляна  - это сестра  Красной Поляны,
как Псоу младшая сестра Мзымты. Такое же расширение у заметного, но плавного
поворота долины. Такая же  группа красивых пирамид на востоке, только вместо
краснополянского  Псеашхо здесь  высятся крутоверхие зубчатые Турьи горы.  А
ближние хребты  монотоннее краснополянских - они еще  круче и  поэтому видны
только их  лесистые  низы. Лишь  на юге  едва  высовывает двуглавую  вершину
сутулый и невзрачный отсюда Ахаг.
     Как высоко приподнято селение Аибга над дном долины! Если  даже Красная
Поляна,  лежащая  всего на десятки метров  выше вод  Мзымты,  выглядит гордо
возвышенной, не сдавленной горами, то с чем  сравнить "полет" ее  аибгинской
сестры? Село раскинулось на  привольных  террасах на двести и даже на триста
метров над руслом Псоу.
     Аибгу украшают большие  кудрявые деревья  ростом  с высокие липы.  Даже
близ  Красной  Поляны мы не  видали таких мощных старочеркесских  черешен  и
груш. Дымят  сушилки  - низкие "избушки  на  курьих ножках", без  окон,  без
дверей. От них тянет горьковатым ароматом сушеных фруктов.
     Повстречавшийся  колхозник - Емельян Платонович  Нарожный  -  рассказал
немало интересного о поселке.
     - Родители  переехали  сюда,  когда  еще маленький был. Дороги не было,
тропами шли. До  того  на  поляне жило  пять семей эстонцев,  а  еще  раньше
русский солдат Бондаренко - тот здесь еще с горцами воевал.
     - Бывают ли у вас автомашины?
     - Та заскочило две штуки.
     - Только две? Когда же?
     - Одна в гражданскую войну, другая года четыре назад.
     Какая  глушь  совсем  вблизи от популярных курортов! А  климат, воздух,
река  тут  так  же  хороши,  как   и  в  Красной  Поляне.  Сады  даже  лучше
краснополянских...
     Но  Красную ли Поляну  видим мы,  словно совершая полувековую экскурсию
назад на  машине  времени?  Поляну  до строительства  шоссе, до  дворцовой и
курортной славы...
     "Нарожный рассказывает  о пути  отсюда на Рицу через перевалы Озерцо  и
Камыши,  о  дальних  Аибгах, которые  здесь носят совсем русские названия  -
Каменный столб, Лысая гора,  Зеленый  клин. Даже  Псоу Нарожный произносит и
склоняет по-русски - Псова, по Псове.
     А  как мы  обрадовались,  когда  узнали,  что  Нарожный был  участником
обороны туннеля в ущелье Ахцу от банды Фостикова в 1920 году!
     - Нашелся на Кепше предатель - эх, позабыл я фамилию,  ну он такой, что
свою мельницу имел. Он и  обвел часть конницы  хребтом в  обход туннелю. Как
увидели мы  белых с тылу, так сразу, кто  решился,  в воду  прыгать стали. В
речку.
     - И вы прыгнули?
     - Прыгнул, потому и живу. Кто не прыгал, тех постреляли.
     - А говорили, что спасся только Гусев...
     - Так  тот  Гусев выше туннеля  уже  из-под сабли прыгал,  а мы раньше,
командир  взвода  Заикин со мной.  Прыгали и  еще, да  поубивались. А мы  за
кусты, за камни позацеплялись, ну и живые остались...
     Вот она, живая, олицетворенная история!
     - А кто строил к вам дорогу и когда это было?
     - Трассу  намечал инженер Константинов, тот  же, что и  краснополянскую
строил.  А прокладывать  начали в  седьмом  году,  года за четыре сделали. С
одиннадцатого  года на кол