ишхо  -  это кусок Передового
хребта, отрезанный Мзымтой от Аибги).
     А если проследить этот желоб вверх по Мзымте и далее на юго-восток?
     Уже при взгляде с Кутехеку нам видно, что на юго-восточном  продолжении
того же самого  желоба расположена широкая, тоже продольная долина Аватхары.
А от  Кардывачского узла к Ацетуке поперек желоба протянулся недоразрушенный
хребтик,  его  еще  не размыли  ручьи,  стремящиеся  к  Мзымте  и  Аватхаре.
Возможно, этот Ахукдарский хребтик  уцелел  и  потому, что вместе  с  резким
поднятием  Кардывачского узла именно  здесь  сильнее приподнято  было  и дно
желоба. Гребень  у  хребтика  размытый,  склоны  некрутые: как  и все  днище
продольного   Мзымтинско-Аватхарского   желоба,  перемычка   сложена   легко
разрушающимися  сланцами  (а  над  Кардывачом  высятся стойкие граниты, и на
Ацетуке  с Агепстой - не менее  прочные породы, обязанные своим образованием
допотопно древним вулканам: туфогенные песчаники, порфириты).
     Это-то все  и надо  было знать,  чтобы оценить возможность  перехода  с
Кардывача к Ацетуке по гребню Ахукдарской перемычки. Кстати, по водоразделам
как раз таких  умеренно  высоких хребтов  обычно проходят  достаточно торные
тропы.
     Путь  по  перемычке, словно  по  поперечному  мосту  через  исполинский
продольный желоб!  Надо ли говорить, какие панорамы,  какие дали он  обещает
открыть но обе стороны?
     Выйдя на гребень Кутехеку, сворачиваем по нему  направо. На водоразделе
действительно   нашлась   тропа,   обходящая  небольшие   повышения   гребня
косогорами. Не везде она сохранна, местами через осыпавшиеся карнизы  трудно
проводить лошадь.
     Через час торжествуем: мы  пересекаем скучную  перевальную  ахукдарскую
тропу  поперек,  ибо идем  вдоль  по гребню.  Насколько же  ярче, красочнее,
интересней этот верхний путь  на Аватхару, чем стандартный  ахукдарский! Там
шесть километров обратного хода по Мзымте.
     Там болота Карантинной поляны и более чем скромная  награда - лишь одна
кругозорная  точка:  самый  перевал.  Стоило  ли  подниматься,  чтобы  сразу
спускаться?
     А путь через Кутехеку! Ни болот, ни обратного хода по пройденной тропе.
Путь по гребню с далекими видами и к Аватхаре и к Мзымте. Особенно  эффектна
отсюда Агепста с ее большим, словно пухлым  ледником. Ахукдарский хребтик  -
как и Четвертый Аишха - чудесный бельэтаж для желающих любоваться Агепстой.
     К   Аватхаре   с   перевала   не  спускаемся.  Обходим  горизонтальными
косогорными тропами еще одно повышение гребня - светло-зеленый округлый холм
Ахук-Дара, похожий на каравай, и легко выходим к Ацетукскому перевалу.

        "АЦЕТУКСКОЕ ОЖЕРЕЛЬЕ"
     В глазницах чаш утаены, Глядят глазки голубизны.

     Не скрою, я не без тревоги подводил спутников к Ацетукскому озеру.
     Мы  только  что  видели ледяную  синеву Верхнего Кардывача,  открытую и
ясную  лазурь Юхских озер, резкую синь Синеокого,  купоросную синьку Цахвоа,
бирюзу  Удивленного, зеленоватые очи Утаенных  и Северных  озер Цындышхи. Не
померкнет  ли по сравнению с  этими со кровищами мое Ацетукское, моя  первая
любовь?
     Выходим к  озеру  -  и  все  сомнения  исчезают.  Властная,  покоряющая
голубизна молочно-матовых  вод сияет  по-прежнему и заставляет забыть о всех
соперниках.
     Да, каждое озеро знает свою синеву, имеет свои неповторимые оттенки. Но
сколько  я их ни сопоставлял, и теперь, и  потом, когда повидал еще  десятки
высокогорных озер,- это, под Ацетукой, гордо удерживало первенство.
     При  первом  приходе  сюда  казалось  счастьем  пробыть  на  его берегу
полчаса. С  чем же сравнить возможность встать  лагерем, поселиться  у  этих
вод, наблюдать их во все часы суток.
     Наша крылатая палатка с белым мотыльком-пологом уже отражается в озере,
приобретая в водном зеркале оттенок нежной голубизны.
     Изучив  статьи  Евгении Морозовой  и  Рейнгарда, я  знал, что  озеро  в
истоках  Азмыча не было  нашим  открытием:  оба исследователя  видели  его в
1911-1913 годах. Но. и Рейнгард писал о двух  озерах  в верховьях Азмыча,  а
ведь  был еще Альбов,  ходивший к Ацетуке со стороны Тихой  речки,- он писал
даже  о пяти  озерах. Это  перекликалось и  со словами пастухов.  Надо будет
обшарить и смежные цирки.
     Для  съемки крутобокой чаши с озером остается  Володя, а  мы  с Наташей
отправляемся в  соседние  цирки,  сначала через  Ацетукский  перевал  к  уже
знакомому мне озеру Мзи.
     Теперь, картируя весь цирк, мы изучаем его подробно.
     Луговые  и  каменистые скаты цирка здесь спокойнее и положе - почти нет
отвесных  обрывов,  окунутых  в воду. Только верхние стены  Ацетуки окружают
цирк  величественной короной зубцов. Не водопадом со  скалистого уступа, как
Азмыч, а скромным пологим ручейком вытекает из озера тихая Мзимна, так что в
его  воды  без  труда  проникает  форель.  Озерную гладь то  и дело тревожат
всплески играющих рыбок.
     Попади мы  в мир  цирка, занятого Мзи, после долгого пути  по  лесистым
хребтам и долинам, не побывай мы до  этого на обоих Кардывачах и на соседнем
сказочном озере - как бы мы были счастливы увидеть милое зеленое Мзи на фоне
суровых  утесов  Ацетуки! Но куда уйдешь от убийственной силы  сравнений, от
ощущения  скудости,  ограниченности, которое  оставляет  Мзи  при  невольном
воспоминании о его дивном соседе?
     Да, здесь  природа была посредственным художником, там - талантом, если
не гением. Да  и  что  таить? Мзи уже было показано на  картах, его  видели,
измеряли... А сколько заманчивого в ненанесенной на карту  красе Ацетукского
озера!
     Вернувшись  в бассейн Азмыча, предпринимаем  от своего лагеря маршрут в
противоположном направлении - в цирк  его левого истока, по следам убежавших
от нас серн.  С перевальчика  через первый же отрог  видим еще один лазурный
водоем со  странным хоботообразным заливом, а по берегу его ходят серны. Еще
одно озеро,  которого нет на карте. Значит,  о нем и  писал  Рейнгард! Озеро
чудесного небесного цвета.  Но что теперь может пленить нас больше,  чем то,
Ацетукское?
     Ацетукское...  А правильно  ли  его так называть? Ведь Мзи  -  это тоже
Ацетукское озеро - его  цирк врезан в стены  той же  Ацетуки. Вернее поэтому
говорить об Ацетукских озерах. В районе Теберды есть популярные  у  туристов
Бадукские озера. А у нас  будут Ацетукские, и мы сумеем сделать их такими же
популярными!
     А  как различать  их по названиям? Прямо хоть номеруй. Нет, это слишком
по-канцелярски, к  тому же есть  уже  Мзи  -  имя собственное.  А  что, если
назвать  соседние  озера  именами  первоисследователей?  Рейнгард видел  оба
ненанесенных на  карту  озера. Вот  второе и назовем  озером  Рейнгарда. Это
крупный кавказовед...
     А потом здесь побывала Евгения Морозова, первоисследователь Кардывача и
обеих Риц. Она ли  не достойна быть увековеченной в названии лучшего горного
озера?  Именно  это,  красивейшее  из Ацетукских,  будет  называться  озером
Евгении Морозовой!
     Обходим цирк Рейнгарда, провожая снова убегающий от нас табунок серн, и
переваливаем вслед за ним  в  следующий цирк.  Мы  уже не  удивляемся и  как
должное  принимаем,  что  и в нем сияет голубое око. Все ясно,  это одно  из
озер,  упомянутых ботаником  Альбовым.  В  его  память теперь  будет звучать
название: озеро Альбова.

        "ПОБЕДА И ПОРАЖЕНИЕ"
     Еще  один цирк выправлен на карте. Влево идет занятый снежником кулуар,
по которому,  как  кажется, можно  взойти на вершину  Ацетуки.  Это было  бы
важно, чтобы распутать загадку Рицы, все еще так смещенной на картах. Значит
- наверх!
     У скал Ацетуки свой облик. Это плиты туфогенных песчаников по нескольку
метров  мощностью. Круто поставленные,  они образуют  на склонах  обнаженные
плоскости, гигантские цельнокаменные чешуи,  ровно наклоненные на протяжении
многих  сотен  метров.  К вершине  выходят обрезы  этих  пластов - было даже
странно  при  выходе на  гребень свободно зашагать по  таким пологим торцам,
словно по асфальтовому тротуару.
     Что нам откроется с края гребневой площадки? Мы не раз уже наслаждались
панорамами Абхазии  -  они  раскрывались нам  и  с  Аибги,  и  с Ахукдарской
перемычки, и с
     пика  Кардывач. Но с Ацетуки  открылось такое, что заставило вздрогнуть
от недоумения!
     Здесь  было  не  только  то, что  ожидалось,-  и  горно-лесные глуби  и
многошинные дали  с несколькими барьерами чеканно ясных альпийских хребтов -
не только все это,  давно знакомое и  в новых сочетаниях по-новому радующее.
Нет, в ближайшей долине виднелось что-то несуразное, инородное. В ней лежал,
словно положенный  сверху  и застрявший в  склонах, синевато-зеленый поднос,
края  которого были  вырезаны в  строгом соответствии  с рельефом: выступы в
долинках, выемки  против хребтиков. Поднос  из матового малахита, невероятно
выделяющийся и ландшафте, чуждый всему окружающему.
     - Так это же Рица!
     Да,  это  была Рица.  Рица, впервые  видимая мною сверху,  а Наташей  -
вообще впервые.
     Всюду в окружающей  природе  было  какое-то  равновесие.  Тысячевековые
процессы на все наложили  свой отпечаток  и  создали: под скалой  - осыпь, в
устье реки - конус  выноса, у конца ледника - морену. И только  Рица во всей
необъятной  панораме,  развернувшейся  с  Ацетуки,  выделялась своей  полной
"неприспособленностью"  к  ландшафту.  Так  выглядят  только  что  созданные
водохранилища на  горных реках - нет ни  пляжей,  ни устьевых дельт,  в воде
оказались какие попало участки склонов.
     В бинокль на  малахитовом стекле просматривалась черная точка и от  нее
треугольный  след,  на  котором  чуть  менялась  матовость  глади.  Черточка
перемещалась  - это была лодка. Живо представил  себе Николая Васильевича на
веслах...
     Но что  это  за полоса, рыжевато-серая черта  над берегом  близ  истока
Юпшары? По ней быстро движется темная черточка... Мы уже слышали, что вчерне
готовое шоссе выведено к самой Рице.  Неужели  это автомобиль? Автомобиль на
Рице!
     Противоречивое чувство. С одной стороны, радость.  Ведь об этом мечтал,
планируя оборудование  рицынского  маршрута  для  Гипрокура.  Десятки, сотни
тысяч  людей увидят теперь  красоту Рицы,  разделят с нами, одиночками,  это
счастье.  А с другой  стороны,  и тревога: сумеют ли люди бережно обойтись с
этим  сокровищем?  Позаботятся  ли  хозяева  Рицы  о  том,  чтобы  удобства,
создаваемые для посетителей, не исказили девственного облика следил за нами,
пока  мы там лазили? Он  мог знать  о поселке  нарушителей,  но молчал,- был
запуган,  терроризирован  ими?  Убедившись,  что  мы  при  одном  взгляде  с
Северного  Лоюба раскрыли  их тайну, он  поспешно - за один день  - пробежал
пятьдесят километров до Красной Поляны и сам сообщил представителям власти о
нарушителях.
     Милиция живо заинтересовалась известием. У нее уже давно были сведения,
что  в сторону  горной  части Адлерского  и Псебайского  районов ведут  нити
деятельности целой  банды,  орудовавшей  в  Абхазии. Но  искать  эту публику
где-то в неведомых горах никак не решались. Теперь  положение прояснилось, и
немалая оперативная группа на другой же день отправилась верхами на Кардывач
и Юху. Часть нарушителей была задержана, часть разбежалась по дебрям и потом
еще с  месяц  беспокоила своими нападениями  жителей краснополянской стороны
гор. На юхской базе у бандитов было несколько сот голов коз, угнанных в свое
время из абхазских колхозов, и даже своя сыроварня...
     Этим,   к   счастью,  и   исчерпалась   "детективная"   сторона   наших
исследовательских приключений.


     Так и слышится сердцу, как толща земная упруга,
     Как шевелятся швы, не хотят рубцеваться разломы.
     Это в недрах смещаются мнущие с
     хрустом друг друга
     Цельнокаменных масс недоступные
     взгляду объемы.

        "ЗАПОВЕДНЫЕ ВЫСОКОГОРЬЯ"
     ЗАДАНИЯ САМИМ СЕБЕ

     В  ПОЛЯНЕ застреваем  из-за нескольких дней ненастья, но  нет  худа без
добра. Пытаемся вчерне обобщать результаты  своих наблюдений и... становимся
в тупик. Казалось, мы столько видели, подметили, записали,  закартировали...
Но  изложить  все это  связно  не  можем: в наших наблюдениях немало зияющих
пробелов. Вот  целый участок долины Мзымты с непромеренными высотами  речных
террас. Вот долина  с моренным валом. Сюда когда-то доползал язык ледника, и
здесь  из него вытаивали  исцарапанные штриховкой валуны. Но, значит, именно
от этого места  текли тогда и талые воды, отсюда начиналось речное  русло со
своей  поймой. Десятки  тысяч лет  миновали с тех  пор,  река,  отзываясь на
климатические перемены и на  поднятия гор, успела врезаться на много  глубже
уровня древней поймы.  Но участки этой поймы, превращенные в речные террасы,
могли сохраниться.
     У форм  рельефа тоже есть возраст: одни возникли недавно, другие давно.
Геоморфологи умеют  различать юные, зрелые,  дряхлые  формы, но  и  этого им
мало: ученые стремятся  измерить, там, где это возможно,  возраст  рельефа в
цифрах - например, в тысячах, десятках тысяч,  сотнях тысяч лет. А если  нет
таких данных, то важно устанавливать хотя бы одновременность некоторых былых
явлений,  например,  совпадение  древнего  оледенения  с  изменением  уровня
моря...
     Нас интересуют любые речные террасы - следы древних уровней, на которых
когда-то   рылась   река.   Но  если   разыскать  такие   террасы,   которые
"прислоняются" к  древним  ледниковым  моренам, возраст речной долины  будет
увязан со сроками древнего оледенения!
     Ловим себя на том, что у нас осталась непромеренной  высота Мзымтинской
террасы, которая "привязана" к морене, подпрудившей когда-то озеро Кардывач.
Этот пробел  вынудит  нас  еще  раз  идти к  озеру...  Но разве простительно
повторять по нескольку раз уже пройденные маршруты?
     Мало ли мест, в которые попадаешь вообще раз в жизни? Да и грех тратить
силы, время  и средства на повторные  посещения  из-за  своего  неумения. На
маршруте нужно работать с максимальной концентрацией внимания.
     Но  как  заставить себя при единственном посещении  записывать все, что
потребуется для  последующих выводов? Как застраховаться от  пропусков? Ведь
пока видишь  рельеф в натуре, все кажется понятным, многое и не просится "на
карандаш", а потом выясняется,  сколько нужных сведений  просочилось  сквозь
пальцы,  сколько   осталось   несформулированного,  незарегистрированного...
Понимаем,  что  нам  не  хватает  опыта. Заглядываем во взятый  с собою  том
"Полевой геологии"  академика Обручева и вдруг постигаем секрет. При полевых
наблюдениях  нужно  как  бы  заполнять  анкету,  напоминающую,  что  следует
записать о  любом  наблюдаемом явлении.  У  Обручева  мы  нашли немало таких
вопросников  для наблюдения чисто  геологических процессов. А нам нужны были
геоморфологический анкеты,
     раскрывающие историю  рельефа. Что ж, составим себе  такие вопросники -
ничего, что  они  будут  самодельные;  зато  в  них  будут  учтены  реальные
особенности  рельефа   заповедных  высокогорий,  в  общих  чертах  нам   уже
известного.
     Например,  террасы.  Высота  бровки  над урезом воды. Высота  коренного
цоколя и его сложение. Мощность и характер речных  наносов. Ширина террасной
площадки,  ее  микрорельеф. Состав горных пород в гальках (чтобы  судить, из
каких мест они принесены рекою).  И множество  других подобных  вопросов  по
каждому поперечнику речной долины, подлежащему изучению...
     Морена.  Ее высота,  связь с террасами, состав  валунов. И все  в таком
роде. Задания самим! себе! Вопросник, напоминающий в поле о цифрах - длинах,
ширинах,  глубинах,  высотах, которые  надо  промерить  и записать,  он  нам
поможет, и мы не пропустим ничего важного, все учтем, все зафиксируем.

        "БЕЗ ТРОП ПО РЕКЕ"
     Как просто все в методике. И как  сложно в  первом же маршруте, который
мы предприняли вверх по долине реки Ачипсе, держа такие вопросники в руках.
     Мы уже из учебников знали, что террасы могут идти вдоль русла не только
параллельно  одна  другой.  Они  подчас  расходятся,  сближаются,  то  вовсе
прерываются,  то  выклиниваются,  по-разному  повышаются  и  понижаются  над
руслом.   Для  того  чтобы   улавливать   все   эти   изменения,  необходимо
систематически регистрировать характер  поперечного  сечения речной долины -
брать поперечники.
     Появилась ли в долине новая терраса,  или  изменила  высоту  старая, мы
промеряем поперечник и получаем  достоверную, документированную  картину: не
будет  пропущен ни один  штрих,  важный для  толкования  истории  долины.  А
наберется серия  поперечников  с промерами, с  описанием  обнажений  - можно
будет проследить, как ведет себя  вдоль реки та или иная  терраса, на  какой
высоте подводит к древнеледниковой морене.  Если  терраса будет  подниматься
над руслом вверх  по реке,  это  расскажет  о  недавнем сводовом поднятии ее
верховьев - местность  кренилась: горы в  истоке реки подымались в  ходе  ее
новейшего врезания сильнее, чем в устье. Если террасы разошлись между  собою
по  высоте  в  среднем  течении,  а к верховьям опять сблизились  -  значит,
выдвигалась какая-то глыба в среднем течении реки. Логично? Очень. Теперь по
такой шпаргалке, кажется, только и совершать открытия.
     "Взять  поперечник"  -  звучало просто  и убедительно. Но  на деле  это
значило лезть от реки  на любое плечо отрога, ко всякому  перелому склона. И
лезть  почти всегда  без  троп, невзирая на  дебри: лианная  ли  мешанина из
ежевики и  навоя, напоминающая  многослойную сеть колючей проволоки; заросли
ли  "рододы"  - так презрительно именуют наблюдатели заповедника любые  чащи
вечнозеленых кустарников - будь то рододендрон или лавровишня. Преодолеваешь
и непролазный молодняк и древолом из рухнувших трехобхватных стволов. Сквозь
все это ломишься с анероидом  в  руках, чтобы взять отметку соответствующего
уступа.
     Каждый  поперечник  стоил  часа-двух утомительной работы.  Иной раз  за
рабочий день  удавалось "взять"  всего два-три  поперечника, даже  в  нижней
части Ачипсе, где вдоль русла была дорога, а через реку мосты. Выше кордонов
заповедника дорога исчезла,  мостов и  кладок  не было,  начались  несчетные
переправы   вброд,   прыганье  по   скользким   камням,   продирание   через
ежевичники...  Только  теперь   я  оценил   в  полной  мере,   каково   было
заблудившимся  когда-то  туристам,  считавшим,  что всякая речка  выведет  к
Мзымте, и решившим пробраться руслом Ачипсе по всей его длине.
     Сложности нас ожидали не только физического порядка. Получаемые отметки
террас  далеко не создавали  сколько-нибудь стройной системы.  Цифры  сильно
"плясали".   Местами   уступов   оказывалось  много,  размещены   они   были
беспорядочно,  и трудно  становилось решить, не оползневые ли это ступени. В
условиях  дикой лесистости, при сплошном плаще почв  было трудно  отыскивать
древние,  когда-то  нанесенные  рекой  галечники.  Радовала  находка  каждой
некогда скатанной гальки.
     Чем выше, тем грознее становилась долина. Особенно удивлял левый  берег
- подножия Чугуша  и Ассары. На нем почти  не сохранились террасы, а большая
часть  подножий  была  обрезана  крутыми  осыпными  обрывами. Сначала  мы не
обратили на это внимания, но потом задумались  и сделали важный вывод. Такое
обилие круч именно в подножии левого берега означало, что левый склон долины
по отношению к правому продолжает несимметрично подниматься.
     Вспоминаем  геологическую   карту.  Ведь  именно  вдоль  этих  подножий
проходит Главный Кавказский надвиг, разлом, по которому древние граниты ядра
горной страны вздыблены и надвинуты на значительно более  молодые толщи недр
южного склона Кавказа. Подвижки земной  коры по этому  разлому совершались в
незапамятной древности.  Но крутые,  вечно подновляемые осыпи левого  склона
долины говорили и другое: видимо, и  новейшие напряжения, возникающие тут  в
недрах,  особенно  легко  "разрешаются"  в  той  же древней зоне  дробле