овых тонов, все
это в  странных сочетаниях  с  пихтовой  зеленью,  бурыми  кустами и  серыми
скалами. Что  это? Редкое чудо, случившееся, на мое счастье, именно сегодня?
Или обычна, ежедневна такая игра красок у краснополянских закатов?
     Заря  погасла,  и  надо было  вернуться  к  своим заботам.  На Ачишхо я
пройдусь. Но ведь моя цель - горные озера?
     Вырываю из блокнота листок и  пишу  на нем крупно и,  как  мне кажется,
очень привлекательно:
     "Ищу  компаньонов,  веселых и  умных,  для  совершения  ПОХОДА К ГОРНЫМ
ОЗЕРАМ  -  Кардывачу  и Рице. Прием заявлений еженощно,  с вечера  до  утра,
двенадцатая дача, балкончик, койка на тычке" (за сим следовала подпись).
     Листок был прикноплен на доске объявлений у регистратуры.
     За ужином, состоявшим из  капустных голубцов с перловой ("шрапнельной")
начинкой и стакана кофе, краснолицый турист и его невзрачный спутник подняли
шум.
     - Почему ужин плохой? Не хватает по калорийности!
     На  террасе  появился  озабоченный  Энгель.  Краснолицый, вставая из-за
стола, уже издали на всю столовую спросил:
     - Это что же, товарищ заведующий? Куда положенные нам продукты прячете?
Думаете лекциями нас заговорить? А у меня не за лекцию, а за  путевку деньги
плачены, мясные талончики из карточки вырезаны. Соловьев баснями не кормят!
     Энгель с грустью смотрел на разошедшегося грубияна.
     - Ну  вот что, дорогой соловей. Поете вы громко, а  не знаете,  что я с
вашим же старостой  договорился:  за счет сегодняшнего  ужина  увеличим  вам
завтра мясное довольствие  в  сухом пайке  на поход в  горы. В  горах важнее
сытно поесть. Поэтому и ужин сегодня постный.
     Краснолицый несколько осел, обмяк.
     - А кто его уполномочил, нашего старосту, такие решения принимать?
     - Так,  наверное, вы же и уполномочили, раз выбрали старостой? Разве он
не посоветовался с группой?
     -   Советовался,   советовался,-   раздались  голоса.-  Товарища   тоже
приглашали, но он  не  захотел обсуждать, сказал,  что  он в  отпуске,  а не
заседать приехал.
     Краснолицый капитулировал и,  садясь на  место  доедать капусту, ворчал
уже себе одному под нос:
     - Поход, поход! А может, я и не собираюсь в этот ваш поход.
     Попросить у Энгеля извинения он, конечно, и не подумал.
     Вечер был  темный, многозвездный. Казалось, только через океан хрусталя
могут литься с  неба такое мерцание, такие россыпи сияющей пыли.  На веранде
раздались звуки пианино...
     На  лесенке в  полутьме  одинокая девушка.  Вгляделся -  регистраторша.
Спрашивает, что же я не танцую.
     - Если  бы  даже  умел  -  отложил  бы такое  удовольствие  до  Москвы.
Оказаться  в  кои-то  веки  на  юге,  в  горах  -   и  такую  звездную  ночь
протанцевать?
     - Хорошо,  что  вы так  думаете.  Так однообразны,  так повторяются эти
танцующие кавалеры. Мне здесь очень скучно - подсчитываю дни до отъезда...
     - А вы не здешняя?
     - Москвичка, учусь, но временно прервала курс. У меня процесс в легких,
вот и приехала сюда - говорят, Красная Поляна помогает туберкулезным. Но тут
так сыро...
     Печальная справка. Что в ответ на нее сказать?
     - А в горы не ходите? Скажем, завтра на Ачишхо?
     - Ой, что вы! Мне и служба и здоровье не позволяют. Я слышала, что  над
Красной  Поляной  еще  лучше,  чем  в  самой  Поляне. Но  я  только  завидую
проходящим. И вам в том числе.
     Так  неожиданно  открылось,  что  в  счастливой Поляне есть и  грустные
судьбы, что можно и здесь тосковать, ждать отъезда.
     Подвел ее к своему объявлению и попросил завтра, пока я буду на Ахишхо,
показывать его "подходящим"  туристам. В блеклом свете  дальнего фонаря Нина
(так звали девушку) пробежала текст объявления и неожиданно сказала:
     - А это мне не нравится.
     И, не дожидаясь ответа, убежала.

        "ПУТЬ К СОСНОВОЙ СКАЛЕ"
     Группа в сборе.  Не  досчитываемся  только  двоих: вчерашних смутьянов.
Ходивший за ними посланец говорит, что койка краснолицего пуста, а компаньон
спал и рассердился, что его разбудили.
     Руководитель решительно произнес:
     - Ваш опаздывающий товарищ  может испортить нам  весь  поход.  Ачишхо -
самое мокрое место в стране. Осадков там выпадает больше, чем в Аджаристане.
С  полудня гребень, как правило, закрывают  облака. Мы должны подняться туда
раньше,  чем  появится   облачность,  иначе  пропадет  все  удовольствие  от
восхождения. Поэтому -  в путь!  Условимся: меня не обгонять, темп  задаю я.
Будем  чаще останавливаться,  чтобы  перевести  дыхание.  Во время  минутных
остановок советую не садиться.
     Гид быстро  проверил,  весь ли сухой паек  получен, захвачены  ли ножи,
ложки, кружки,  условился  со старостой об  очереди -  кому нести рюкзаки  с
едой, а кому  еще два  рюкзака - с  мешками для сбора  каких-то материалов с
опытных площадок.
     Привлекательный облик -  юный розовощекий блондин,  взгляд,  отражающий
живой и  острый ум, хорошо поставленная  речь с  четкой дикцией, ненапускная
серьезность, достоинство, с  которым он держится, и хозяйская уверенность  в
обращении  с  группой  -  все это  так подкупало,  что туристы  легко  и без
возражений  подчинились его воле.  Чувствовалось, что у  этого человека есть
опыт  в вождении  групп  по  горам.  И совсем не  удивляло, что его,  такого
молодого (а он был немногим старше меня), как-то  сразу и все стали называть
по-взрослому, с отчеством: Георгий Владимирович.
     Вот   мы   и   в   пути.   Идем  по   улицам  Красной  Поляны   веселой
переговаривающейся гурьбой. Подъем, хоть он  вначале и мало  заметен, быстро
делает людей менее разговорчивыми - только успевай дышать.
     Георгий  Владимирович  остановил  нас,  показал  на  явившийся  впереди
зубчатый хребет и сказал:
     - Вот и наш Ачишхо.  Мы  пойдем к самой правой из видных отсюда вершин.
Вон, видите, ниже второй справа вершины  светло-зеленое пятнышко среди леса.
Это - поляна с камнем, ее высота - 1400 метров. Там один из наших привалов.
     Признаться, я не разглядел поляну и тем более не увидел никакого камня.
Склон казался однообразным, и плохо верилось, что  в этой  путанице лесистых
лощин и  отрогов  можно что-то различить. Двинулись дальше, даже не заметив,
что  во  время  этой  остановки  дыхание  успокоилось.  Не  дав  ему   вновь
"разыграться",  экскурсовод  вскоре  опять  остановил нас, уже за  пределами
селения.  На этот раз он обратил внимание на то, как вместе с нашим подъемом
словно вырастает видная сзади Аибга.
     Он был прав.  Гора становилась  более гордой, приподнималась на глазах.
Особенно возносился  и  обособлялся  средний  пик, выглядывающий  из-за двух
передних больших пирамид. Уже можно  было думать, что  именно  это - главная
вершина пятигорья.
     Для столь же кратких остановок находились все новые поводы. То это были
отдельные деревья черешни, одичавших груш, грецкого ореха на старых аулищах.
То предметом  беседы служил упавший плод ореха еще в жестком зеленом футляре
-  нужно  же  было посоветовать  не расковыривать эту  кожуру  пальцами: она
красится  стойкой,  долго не смываемой  коричневой краской. Показаны были  и
глянцевые  ярко-коричневые  плоды   каштана,   игольчатые  оболочки  которых
напоминали маленьких  ежиков.  Удивило  и  запомнилось обещание провести нас
через несколько сезонов - из лета к весне,  зиме  и осени. В разных высотных
зонах  и  сезоны  наступают  в  разное  время. Пока  что издали руководитель
показал нам только на побуревшее  криволесье  и выцветшие  луга выше границы
леса на Аибге.
     - Там,- сказал  он,- уже началась  осень. Но там же, пока стоят  теплые
дни,  продолжают  еще  дотаивать прошлогодние снега. И  вокруг  этих  "пятен
зимы",  на  площадках, с которых только  сегодня растает снежок, поторопятся
распустить  свои  первые  листья ранневесенние травы.  Краткой  будет  такая
весна,  но  все же она  наступает, и  сегодня вы увидите всю  ее скоротечную
прелесть.
     Подошли  к  мосту  через  бурлящую  речушку, рокот  которой  уже  давно
сопровождал  нас,  доносясь слева. Как идет к  ее прыгающим, пенистым струям
недоброе и в то же время такое ласковое название - Бешенка!
     Дорога  превратилась  в  тропу.  На  очередных  остановках  экскурсовод
показал  нам  граб,  каштан,  бук,   ильм,  научил   различать  их   листву.
Запомнилось,  например, что у граба  иззубрен краешек листа, причем по более
крупным  зубчикам  бежит  мелкая  иззубренность - зубчики  второго  порядка.
Первые буки что-то не произвели впечатления.
     В одном месте нам было сказано: "Вот здесь нужно держаться правых троп,
чтобы не  уйти на  западные вершины хребта". Я  взглянул на  экскурсовода  с
уважением: как он легко ориентируется в этой чаще! Мне казалось, что тропа и
до этого ветвилась уже  десятки раз и что опознать  место,  где новые лесные
развилки грозят увести путника не туда, было равносильно  ясновидению...  Но
вскоре  влево от  нас действительно  ответвилась торная,  хорошо  утоптанная
скотом тропа.
     Впереди громоздится крутая скала  метров сто высотой.  На ее серо-бурых
обрывах и на верхушке  видна совсем другая зелень, нежели в окружающем ярком
лиственном лесу: голубовато-сизая - это  зелень хвои сосен. Да  и стволы  не
как у соседних деревьев - отсвечивают чем-то своим, красноватым.
     Кто-то с ужасом спрашивает:
     - И на эту скалу полезем?
     - Нет, мы ее обойдем  и уже очень скоро увидим ее вершину далеко внизу,
у себя под ногами. В это покуда, конечно, не верится.
     - Обратите  внимание, как чутко  растительность  реагирует на изменение
условий обитания. Смотрите,  как  пышен полог широколиственных лесов  всюду,
где  есть изобилие влаги. А  на этой отвесной  трещиноватой  скале  вода  не
задерживается. Поэтому здесь ужились только сосны  - как и в средней  России
на маловодных песках, они легче переносят сухость грунта.
     Сейчас мы войдем в заповедник. Поэтому более долгий привал: усаживаемся
на   стволы   валежника   и  слушаем,  каким  же  заповедям  тут  полагается
подчиняться.
     Вот он, рядом,  этот легендарный мир, где во имя науки, во имя интереса
будущих поколений охраняется в  нетронутом виде роскошная и обильная природа
Западного Кавказа. Чем полнее будут люди использовать ее богатства, лесные и
пушные, горные и водные, по соседству, тем строже надо беречь эту заповедную
девственную  глушь,  ибо  пути  ее  естественного  развития можно  полностью
познать именно тут, в ограждении от всяких вмешательств человека.
     Но  заповедник - не просто музей, оберегаемая древность  и дикость.  Он
полон  жизни, и защищать  нужно именно  эту жизнь,  защищать  так, чтобы она
плодилась  и множилась. Заповедные звери под защитой  закона размножаются  и
начинают  расселяться  за пределы заповедника, обогащая  соседние  охотничьи
угодья. Значит,  перед нами не только царство защиты природы, но  и источник
увеличения ее сокровищ.
     Пересекаем границу (вывеска на стволе)  с  естественным, хотя и наивным
ощущением, что  входим в  некий зоопарк, в котором из-за первых же  деревьев
высунутся медведи и кабаны.

        "ПЕРВЫЙ РАЗ НА АЧИШХО"
     По скользким жердочкам  тропа перешла  через Бешенку  и сразу  попала в
непролазную, как и полагается  быть заповедной, чащу. Это  были кустарники с
кожистой,  лаковой вечнозеленой  листвой.  Руководитель назвал одни  из  них
лавровишней  (их  листья  по форме напоминали  лавровые), другие,  у которых
листья  длиннее и  шире, с сужением  к  черенку,-  понтийским рододендроном,
третьи  -  с  фестончато-острорезными  листьями  -  падубом.  Все  это  были
колхидцы, представители древней пышной растительности, переждавшей  невзгоды
ледниковых  эпох под  защитой  хребтов Кавказа. Да  и весь лес  руководитель
несколько раз назвал горноколхидским.
     Еще  раз перешли речку. Тропинка  огибает глыбы бархатно-мшистых камней
и... начинает спускаться. Туристы дружно  ворчат,  точно их  обманули: жалко
терять набранную  высоту.  Но  вот  перед нами крутой склон,  почти лишенный
травяного  покрова  и  весь  занятый могучими пепельно-серыми колоннами.  Мы
попали в настоящий высокоствольный буковый лес. Такие  буки уже ни с чем  не
спутаешь  и запомнишь навек. Сколько  величия,  торжественной  тишины, мощи,
покоя!
     Тропа поднимается  полого, но  резкими  зигзагами. Крутой склон рождает
понятное стремление  лезть  прямо, преодолевая  кручу. Кое-кто из  туристов,
недовольный  медленными  обходами   по  загогулинам,  полез  было  прямиком.
Экскурсовод остановил группу.
     -   Товарищи,  смотрите,   как   полога  извилистая  тропа.  Так  мягко
трассировать  тропы  умели  еще  черкесы.  Если  идти   по  ней  размеренно,
подчиняясь  зигзагам, то можно дойти и до гребня без особой усталости.  Если
же  срезать углы  на подъеме,  как  начали делать некоторые из  вас,  то  вы
утомитесь и быстро выдохнетесь.
     Из  этой речи  я  почему-то заключил,  что  и признаки  постройки тропы
(укрепленные жердями карнизы) можно считать наследием черкесских строителей.
Кому еще было нужно строить такую тропу в заповедных дебрях?
     Все больше ощущения высоты  и воздуха  под ногами.  Тропа  устремляется
влево  по косогору,  и  под  нами,  когда  оглянешься  на  пройденный  путь,
распахивается такая глубь и даль, что захватывает  дыхание. Вон совсем внизу
поросший соснами бугорок - это и есть Сосновая скала, так недавно поражавшая
нас своим  величием. Вдалеке  белеют домики Поляны.  Еще выше и круче встала
удалившаяся  Аибга. Но  куда девались  ее великолепные пирамиды? Поднимается
грубовато  очерченная  гряда,  всего с тремя некрутыми пиками  на  гребне, а
перед ними путается множество трудно различимых отрогов. И вовсе не понятно,
какие же из них производили снизу  впечатление пирамид и  главного пика, так
недавно выраставшего у нас на глазах?
     А за Аибгой вставала гряда невидных до этого гор. Двуглавую, похожую на
Эльбрус в миниатюре,  только  бесснежную  шапку на  этом хребте  экскурсовод
назвал  экзотическим именем -  Ах-Ах. Шутим, что такое удвоенное восклицание
вполне подходит для выражения  нашего восторга. Впрочем, вскоре  на карте  я
прочитаю это название точнее - Ахаг. Новые пики появились и восточнее Аибги.
Самый грозный из них Агепста. Мы узнали,  что это  не только  высочайшая  из
вершин  в  окрестностях Красной Поляны, но  и  пик,  до  сих  пор  никем  не
покоренный. Неужели он так недоступен?
     То  ли от  радости, рожденной  далекими  панорамами,  то  ли от свойств
горного воздуха, но мы зашагали бодрее.
     Легкий, словно на крыльях, подъем между коряво изогнутыми кустами бука.
     Тропа,  ставшая  сразу  каменистой,  вывела на  обширную  высокотравную
поляну.  Это  и  была  давно  обещанная поляна  с  камнем  - место  привала.
Действительно, в  центре  поляны  у  тропы  лежал  большой  серый  каменюка,
когда-то свалившийся сверху, но задержавшийся здесь на более пологом склоне.
Камень образовал подобие балкона, на  котором было  особенно приятно сидеть.
Туристы шумно делились впечатлениями.
     На лицах двух юнцов заметно недовольство: заповедник и ни одного зверя.
Их ворчание долетает до слуха экскурсовода. Он требует внимания и произносит
сдержанным голосом, сразу же заставляя всех притихнуть:
     - Товарищи, вы  слишком шумите. Предыдущая группа вела себя тише и  как
раз с  этого камня видела вон на  том зеленом склоне бегущего медведя. А при
таком шуме вам, конечно, не покажется ни один зверь.
     После подобного  предупреждения  не зашумишь. Все окружающее становится
еще  значительнее, таинственнее.  Возможность именно  с этого  камня увидеть
живого медведя  рождает  совсем новое  чувство  чисто охотничьего  ожидания.
Теперь  все стремятся говорить шепотом,  двигаться осторожно,  и  подчас шум
возникает  от  слишком ретивых одергиваний и взаимных  упреков  новоявленных
блюстителей тишины.  "Бегущий  медведь"...  Как  это  непривычно звучит.  И,
вероятно, поэтому особенно реально; ведь такого не выдумаешь.
     Замечаем,   как  здесь  принижен   и  изогнут  еще  недавно  гордый   и
высокоствольный бук. А на соседнем склоне - и на одной высоте с нами  и выше
нас - виден по-прежнему высокий буковый лес. Что же здесь заставило буки так
"пресмыкаться"?
     Оказывается, тропа вывела нас к ложбине, по которой  ежегодно  зимой  и
весной  с  вышележащих  утесов скатываются грозные  снежные обвалы.  И  сами
лавины, и  сопутствующая им  сокрушительная воздушная волна играючи валят  и
корчуют  любые  деревья.  Ведь  это лавинами свалены  исполинские  стволы  у
Сосновой  скалы,  на  которых мы отдыхали.  Вон  и  на  Аибге  по всей  зоне
пихтового леса вдоль каждой лощины видны светло-зеленые вертикальные полосы,
где пихты не растут.  Это следы лавинных прочесов.  Здесь  успевает  вырасти
только трава,  ибо ростки деревьев в ближайшие же  зимы сметаются очередными
обвалами. Но  в  полосах,  где  лавины  бывают реже или  слабее,  ухитряется
укорениться  и бук. Пригнетаемый выпавшим снегом, он  начинает  стлаться  по
земле,  подчас  даже вниз по  склону,  и, лишь окрепнув, устремляется вверх.
Небольшие лавинки ему не страшны: саблевидно изогнутые стволы его пружинят и
лишь помогают глыбам и комьям снега подпрыгивать при падении.
     Нас  окружала  высокая,  но  частично  уже  полегшая  трава.  Устоявшие
"травинки" кое-где превышали человеческий рост. Георгий Владимирович, словно
прося у нас  прощения, сказал,  что это -  субальпийское  высокотравье,  но,
во-первых, отцветшее  (сентябрь не  время для того, чтобы любоваться горными
лугами),  а  во-вторых, сильно  потравленное  выпасами еще  до  установления
заповедного режима.  Задача  заповедника, таким образом, не  только охранять
природу  нетронутую,  но  и восстанавливать  то, что  в ней было  повреждено
неумелым хозяйничаньем.
     От поляны  с камнем путь  пошел круче и утомительнее. После монотонного
подъема  по  криволесью каменистая тропка вывела еще на  одну  субальпийскую
поляну, затем приняла  косогором  правее  и  снова нырнула в высокоствольный
лес. Но что за странность? Здесь даже  у огромных рослых  буков нижняя часть
ствола была изогнута и подходила к грунту почти горизонтально. Более молодые
буки изгибались  в  основании особенно изящно и напоминали лебединые шеи.  В
этом виновато все то  же пригнетающее влияние зимнего снега.  Молодые ростки
вынуждены  стлаться по склону под гнетом  снегов, но приходит время - дерево
крепнет, мужает, и ствол - там, где ему не мешают лавины,- гордо поднимается
вверх.  Лишь изгиб в основании дерева напоминает о былой борьбе  со снегами.
Вот  как  получаются  эти удивительные деревья-лебеди.  Довольно скоро тропа
оказалась  снова  на поляне,  на этот  раз  низкотравной,  альпийской.  Было
странно видеть на такой  большой высоте  привольные луговые плато с холмами,
озерцами и болотцами в мелких впадинах.
     Руководитель посоветовал здесь держаться левых троп, чтобы  не уйти  на
Эстонские поляны.
     В поблекшей осенней траве  лужаек местами еще  сияют яркие кубово-синие
бокальчики  со   звездчатыми  лепестками.  Это  генцианы  -  типичные  цветы
альпийских  лугов.  Реснички на их лепестках  как бы прикрывают внутренность
синего кубка-цветка - это придает его глубине загадочность и интимность. А в
лощинах  трава  совсем свежа, и в ней  много разных цветов  - белые анемоны,
золотая сон-трава, розовые астранции.
     С таких зеленеющих мест лишь недавно  сошел снег,  и травы едва  успели
вырасти и зацвести. Они сейчас празднуют свое краткое лето.
     А  вот  и  весна!  Луговина, еще бурая  от  прошлогодней  травы, сквозь
которую  еле пробиваются  первые спиральные завитки будущих  папоротников да
прорастают совсем  весенние первоцветы -  примулы. Здесь снег  успел стаять,
может быть, два-три дня назад.
     - Увидим ли мы сохранившийся снег? Ответа на этот вопрос  долго ожидать
не пришлось. Из-за ближайшего уступа открылось еще одно  холмистое  плато, и
на нем  н