ниспровержение
министерства Шуазеля и уничтожение парламента столь великие услуги  религии,
что ей,  согласно  с  правилами  церкви,  нельзя  было  нанести  какого-либо
оскорбления.
   Начальниками  партии,  покровительствовавшей  фаворитке  дю  Барри,  были
герцог д'Егильон, герцог Ришелье, герцог Фронсак. Мопеу и аббат Терре.
   Партия Шуазеля, напротив,  партия  столь  же  сильная  и  могущественная,
требовала удаления от двора фаворитки и немедленную исповедь короля.
   Таково было настроение умов, когда 1 мая, в одиннадцать с половиной часов
утра, архиепископ явился навестить больного короля.
   Узнав о его приезде, дю Барри нашла  нужным  на  всякий  случай  от  него
скрыться.
   Первым, кто вышел встретить прелата, был герцог Ришелье.
   - Ваше преосвященство, - сказал ему герцог,  -  умоляю  вас,  не  пугайте
короля тем предложением, которое сводило  в  могилу  столько  больных!..  Не
исповедуйте его, позвольте лучше мне исповедаться вам вместо короля. Если вы
не согласны принять мое предложение, если вы непременно желаете исповедовать
короля и тем самым  возобновить  в  Версале  сцены,  которые  происходили  с
епископом Суассонским в Меце.., если вы хотите удалить от двора  графиню  дю
Барри с шумом и скандалом, то подумайте о последствиях и о ваших собственных
интересах; вы желаете, чтоб  восторжествовал  герцог  Шуазель,  ваш  злейший
враг, от которого графиня дю Барри старалась так вас избавить, и вы намерены
преследовать ее, вашего  друга...  Да,  ваше  преосвященство,  вашего  друга
графиню, которая вчера еще мне сказала: "Пусть г. архиепископ оставит нас  в
покое, за это он получит кардинальское достоинство: я берусь выхлопотать ему
кардинальство.., и даю слово, что преуспею в этом".
   Бомон дал полную свободу говорить герцогу Ришелье, ибо хотя мысленно он и
был одного с ним мнения, но ему надобно было делать вид,  что  он  принимает
делаемое ему предложение. По счастью, герцог д'Омон,  принцесса  Аделаида  и
епископ Санлис присоединились в это время к Ришелье и  дали  ему  еще  более
силы уговаривать прелата.
   Прелат сделал вид, что  соглашается  на  их  просьбы,  обещал  ничего  не
говорить и вошел к королю, которому действительно  ни  слова  не  сказал  об
исповеди; это так обрадовало августейшего  больного,  что  он  тотчас  велел
позвать к себе дю Барри, у которой, плача от радости, стал целовать руки.

Глава 12

1774

Доктора Аорри и Борде. - Аа Мартиньер, придворный лейб-медик. - Страх короля. - Графиня дю Барри удаляется от короля. - Герцог д'Егильон. - Возвращение графини дю Барри. - Последнее свидание. - Герцог Фронсак. - Версальский священник. - Последние минуты короля. - Он в беспамятстве. - Принцессы королевской фамилии. - Кончина Людовика XV.

   На другой день, 2 мая, королю стало немного лучше; вместо ла  Мартиньера,
его постоянного  врача,  графиня  дю  Барри  рекомендовала  ему  двух  своих
докторов - Лорри и Борде.
   Этим докторам вменено было  в  строгую  обязанность  ничего  не  говорить
королю о роде его болезни и о том положении, в котором  он  находился,  и  в
особенности стараться удалить короля от мысли о том, что ему  надобно  будет
во время болезни прибегнуть к священнику.
   Через то, что королю сделалось немного  лучше,  графине  дю  Барри  снова
представилась возможность развлекать его своими ласками, нежными обращениями
и веселыми рассказами; но в то время как она старалась всеми  силами  своего
ума и сердца вызвать хоть легкую улыбку на  устах  больного,  ла  Мартиньер,
который не был лишен права входить во всякое время  к  королю,  показался  в
дверях и, оскорбившись тем преимуществом, которое дано было пред ним Лорри и
Борде, подошел к королю, взял его пульс и поник головой.
   Король со страхом глядел на своего медика; этот страх  еще  более  в  нем
увеличился, когда он заметил, что  ла  Мартиньер  сделал  рукой  безнадежный
знак.
   - Что, ла Мартиньер? - спросил король.
   - Да что, государь!.. Если мои собратья не  сказали  вам,  что  положение
ваше очень опасно, то они или ослы, или глупы.
   - Что ж у меня, как ты полагаешь, ла Мартиньер? - снова спросил король  с
заметным беспокойством.
   - Что у вас?.. Это очень легко видеть, государь; у вас оспа.
   - И ты говоришь, мой друг, что не имеешь надежды?
   - Я не говорю этого, государь; доктор никогда не  должен  отчаиваться.  Я
говорю только, что вашему величеству, как христианнейшему королю, надобно  о
себе подумать.
   - Хорошо.., это так, - отвечал король. Затем, подозвав к себе  дю  Барри,
он сказал ей:
   - Друг мой, вы  слышите?  У  меня  оспа,  и  болезнь  моя  очень  опасна,
во-первых, по причине моих лет, а также и по  причине  других  болезней.  Ла
Мартиньер только что напоминал мне о том, кто  я  есть...  Друг  мой,  может
быть, нам придется расстаться!.. Дабы  не  случилось  сцены,  подобной  той,
какая была в Меце, я прошу вас передать герцогу д'Егильону то, что я  теперь
вам говорю, дабы он, в случае если болезнь моя усилится, позаботился о вас и
дабы наше расставанье не произвело шума при дворе.
   3 мая герцог д'Егильон вошел, по своему обыкновению, к королю.
   - Ну что, герцог, - спросил его король, - исполнили вы мои приказания?
   - Относительно графини дю Барри, государь?
   - Да.
   - Я хотел ждать, чтобы ваше величество мне повторили  их;  я  никогда  не
желаю торопиться разлучать  короля  с  теми  особами,  которым  он  особенно
покровительствует.
   - Благодарю, герцог; но ведь необходимость того требует. Возьмите графиню
и увезите ее в ваше поместье Рюэль; я много буду обязан  герцогине,  супруге
вашей, за те заботы и попечения, которые она ей окажет.
   Несмотря на это решительное желание короля, герцог  д'Егильон  не  хотел,
однако, ускорять отъезда фаворитки; он спрятал ее в замке и объявил, что она
уедет на другой день; это несколько успокоило духовных лиц.
   Герцог д'Егильон очень хорошо сделал,  что  медлил  отвезти  фаворитку  в
Рюэль, ибо 4 мая король с такой настойчивостью начал просить привезти  ее  к
нему, что герцог поневоле должен был объявить ему, что она еще в замке.
   - Так позовите же ее ко мне!.. Позовите ее! - воскликнул король.
   Дю Барри вошла к королю - и это было последнее ее свидание с ним.
   - Ах!  Графиня,  графиня!  -  сказал  король.  -  Как  жаль  мне  с  вами
расставаться!.. Но  это  нужно...  Обстоятельства  того  требуют:  уезжайте,
графиня, уезжайте!..
   Графиня вышла от короля вся в слезах.
   Дю Барри имела прекрасное, доброе сердце; она  любила  Людовика  XV,  как
своего отца.
   Герцогиня д'Егильон усадила ее  в  карету  вместе  с  девицей  дю  Барри,
старшей сестрой, и отвезла в Рюэль, чтобы дожидаться конца событий.
   Не успела фаворитка  выехать  еще  за  ограду  замка,  как  король  снова
потребовал ее к себе.
   - Графиня уехала, - отвечали ему.
   - Уехала! - повторил король. -  Теперь,  значит,  пришла  и  мне  очередь
отправляться... Прикажите служить службу в часовне св. Женевьевы.
   Герцог ла Врильер написал тотчас в парламент, который в случаях особенной
важности имел право открывать  или  закрывать  находившиеся  в  часовне  св.
Женевьевы мощи святых.
   5-е и 6-е числа мая прошли при дворе спокойно, без всяких  разговоров  об
исповедании, причащении или соборовании маслом короля. Версальский священник
пришел к королю с целью приготовить его к этому великому делу; но прежде чем
войти в комнату короля, он встретился с герцогом Фронсаком, который дал  ему
свое честное слово дворянина, что выбросит его из окна, если только он  хоть
слово скажет королю об исповеди или соборовании маслом.
   - Если я не убьюсь, падая из окна, - отвечал  священник,  -  то  я  снова
явлюсь сюда, ибо имею на то право.
   Но 7-го числа, в три часа ночи, уже сам король настоятельно потребовал  к
себе священника, аббата Моду, старца кроткого,  смиренного,  чуждого  всяких
интриг, который был, кроме того, слеп.
   Моду исповедовал короля; исповедь продолжалась семнадцать минут.
   По окончании исповеди герцоги ла Врильер и д'Егильон хотели было отложить
для короля на несколько дней причащение св. Тайн; но ла Мартиньер,  заклятый
враг графини дю Барри, которая рекомендовала королю своих докторов  Лорри  и
Борде, подошел к нему и сказал:
   - Государь, я видел вас в весьма трудном положении, но никогда я  так  не
удивлялся вам, как сегодня... Теперь вам очень  можно  докончить  то  доброе
дело, которое вы начали.
   Тогда король велел снова позвать к себе Моду, и Моду  дал  ему  отпущение
грехов и причастил его.
   В то время как король исповедовался и принимал св. Тайны, дофин, которого
не допускали близко к королю, дабы он не  заразился  оспой,  написал  аббату
Терре следующее письмо:

   "Г.  обер-контролер,  прошу  вас  раздать  бедным   жителям   Парижа   из
государственной казны 200 000 ливров; пусть они помолятся о короле. Если  вы
находите, что этой суммы мало для  раздачи  бедным,  то  удержите  часть  из
оклада содержания, получаемого мною и дофиной.
   Людовик-Август".

   В дни 7 и 8 мая болезнь короля усилилась; он  чувствовал,  что  тело  его
буквально начинает разрушаться. Оставленный своими придворными,  которые  не
решались оставаться при этом живом трупе, король  видел  только  возле  себя
своих трех дочерей, которые не отходили от него ни на минуту.
   Король  находился  в  большом   страхе;   в   сильном   антоновом   огне,
распространившемся по всему его телу, он видел наказание, посланное  ему  от
Бога. В своем сильном бреду король видел огонь; ему представлялись  огненные
пропасти, ему представлялся ад... И он звал своего духовника, слепого старца
Моду, своего единственного заступника, чтобы он  осенил  крестным  знамением
пространство между ним и огненным озером. Тогда он сам брал от  Моду  святую
воду, сам снимал с себя простыни и одеяло и с воплями и стенаниями кропил ею
все  свое  тело;  после  этого  просил  дать  ему  крест  св.  Распятия,   с
благоговением прижимал его к сердцу, крепко целовал его и молился.
   В таких-то страшных мучениях провел король всю  ночь  и  день  9  мая.  В
продолжение этих суток ни священник, ни принцессы не отходили  от  больного.
Тело короля, сделавшись добычей сильнейшего антонова огня, испускало из себя
столь противный запах, что двое из  лакеев,  прислуживавших  в  комнате,  не
будучи в состоянии выдержать этой заразы, упали без чувств, и  один  из  них
умер.
   10 мая утром сквозь изрытое оспой тело короля уже начали виднеться кости.
Трое других лакеев также упали в обморок.  Страх  распространился  по  всему
Версальскому замку; все придворные бежали, кто куда мог. Во дворце  остались
только три принцессы, дочери короля, к достойный аббат Моду.
   Ночь на 10 мая король провел в предсмертных мучениях; с наступлением утра
он впал в совершенное беспамятство и казался уже мертвецом; наконец,  в  два
часа пятьдесят пять минут он  привстал  на  своей  кровати,  протянул  руки,
устремил глаза на одну точку и вскричал:
   - Шовелен! Шовелеп!.. Но ведь не прошло еще шести месяцев...
   С этими словами он опустил голову па подушки и скончался.
   Все три принцессы, находившиеся безотлучно при своем отце, заразились  от
него оспой, которая свела его в могилу.
   Обер-гофмейстеру двора поручено  было  распорядиться  похоронами  короля.
Обер-гофмейстер немедленно отдал все нужные приказания, не входя, однако, во
дворец.
   12 мая 1774 года тело Людовика XV было  отвезено  в  Сен-Дени.  Гроб  был
поставлен и большую  карету,  употреблявшуюся  обыкновенно  для  поездок  на
охоту; за ней ехала другая карета, в которой сидели герцог д'Айен  и  герцог
д'Омон; потом третья, в которой находились  духовник  короля  и  версальский
священник. Процессию заключали двадцать пажей и пятьдесят конюхов верхами, с
факелами в руках.
   Эта печальная процессия, тронувшись  из  Версальского  замка  в  8  часов
вечера, прибыла в Сен-Дени к 11 часам.
   На другой день, т, е. 11 мая, графиня дю Барри получила в Рюэле указ о ее
изгнании.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

   Со смертью Людовика XIV Франция остается королевством если  и  не  вполне
блестящим славою, зато сильным по своему значению. Людовик XIV, несмотря  на
слабость  своего  характера,  имел  то  достоинство,  что  всегда   старался
показывать себя великим. Со смертью этого государя поколение  великих  людей
начало, казалось, мало-помалу исчезать с лица земли: не было более  Тюренна,
не было более  Конде,  Бервика,  Вобана,  Фуке,  Расина,  Корнеля,  Мольера,
Боссюэ, Фенелона; гений уступил место таланту, практические знания - знаниям
научным, гармония и величественность слога - простым и пошлым оборотам речи.
   Людовик XIV умирает, и как бы ждали только его смерти, чтобы разрушить то
здание монархического единства, которое с  таким  трудом  подготовлено  было
министром Ришелье и поддерживаемо с  такой  ловкостью  Мазарином,  -  регент
учреждает Советы и тем самым содействует распадению монархической власти.
   Людовик XIV распоряжался во всем сам, своей неограниченной властью,  даже
и в тех случаях, когда исполнял советы и планы госпожи де  Ментенон;  регент
же, напротив того, препоручает распоряжаться во всем министру Дюбуа. Людовик
XIV проповедовал строгость и чистоту  нравов  и  довел  набожность  свою  до
ханжества; регент довел разврат до цинизма. Людовик XIV,  разорившись  своей
казной,  не  решается  хотя  и  на  самую  малейшую   финансовую   операцию,
приласкивает  откупщиков  казенных  доходов,  показывает   Версаль   Самуилу
Бернару;  регент   допускает   честолюбивого   Лау     ниспровергнуть
все известные в то время финансовые теории,  учредить  ассигнационный  банк,
обменять  звонкую  монету  па  бумажные  деньги   (ассигнации),   беспощадно
притесняет банкиров до тех пор, пока они не  выдадут  ему  из  своих  контор
трехсот миллионов франков, и отправляет  Бурвале  на  Лобную  площадь...  Но
финансовая система Лау падает, и сам Лау в бегстве ищет себе спасения; тогда
Дюбуа делается  главным  распорядителем  финансовой  части  королевства;  но
Дюбуа, подобно всем смертным скоро сходит в могилу; вслед  за  ним,  подобно
тому, как за министром Ришелье последовал  король  Людовик  XIII,  сходит  в
близкую с ним могилу также и регент герцог Орлеанский.  На  престол  Франции
вступает тогда Людовик XV.
   Мы видели министерство герцога, влияние братьев Парисов, влияние  маркизы
При: во время его министерства, равно как и  во  время  министерства  Дюбуа,
роскошь и мотовство  продолжаются,  разврат  увеличивается.  Наконец  герцог
предлагает для приведения в порядок финансов королевства наложить подать  на
дворянство и духовенство, пятидесятую часть доходов с их имений;  дворянство
и духовенство негодуют, ропщут, восстают против герцога  и  изгоняют  его  в
Шантильи.
   Тогда является тихий,  скромный  и  миролюбивый  кардинал  Флери,  слабый
политик, но твердый защитник религии, который мало-помалу  забирает  в  свои
руки королевскую власть, восстанавливает порядок в финансах, но более в свою
пользу, нежели в пользу государства; который трясется от страха при малейшем
разговоре о необходимости войны и тем не менее, однако, возводит  одного  из
Бурбонов на Неаполитанский престол, помогает завоевать Силезию,  завладевает
Нидерландами, присоединяет к Франции герцогство Бар и приготовляет  для  нее
присоединение Лотарингии.
   Тогда начинает показываться генерация людей уже не гениальных, но  людей,
одаренных большими талантами, как-то:
   Бель-Иль, Ловендаль, маршал Саксонский и Шевер - по части военной; Руссо,
Вольтер, д'Аламбер, Дидро, Буланже, Монтескье и Реналь, т.е. философы вместо
поэтов.
   Наконец,  после  пятнадцатилетнего  управления  государственными  делами,
Флери умирает, и министерство его принимает тонкий политик Шуазель,  который
также принадлежал к числу двигателей просвещения  и  прогресса,  как  и  его
предшественник. Но с принятием Шуазелем министерства снова  все  изменяется,
как нравы,  так  и  политика.  Министерство  Шуазеля  есть,  можно  сказать,
царствование философов, преследуемых  покойным  министром  Флери.  Во  время
Шуазеля Франция заключает тесный союз с Австрией, силы  которой  значительно
уменьшил Людовик  XIV,  отняв  у  нее  Испанию,  обе  Индии  и  Франш-Конте.
Результатом этого союза была гибельная Семилетняя война, потеря  французских
колоний в Канаде и Индии. Подобно тому как герцог Орлеанский хотел  обложить
дворянство и духовенство податью по 50-й части доходов с их имуществ, так  и
Машо захотел обязать эти два сословия платить королевству двадцатую часть  с
их имуществ и воспретить, кроме того, духовенству, размножение которого  его
очень пугало, приобретать вновь  земли;  на  это  духовенство  протестует  и
объявляет Шуазелю войну,  которая  кончается  тем,  что  парламент  обвиняет
иезуитов, иезуиты обвиняют янсенистов, а янсенисты  -  дофина.  Иезуиты,  на
которых возлагают всю  тягость  преступления,  возбуждают  всеобщую  к  себе
ненависть, и их изгоняют.
   Около этого времени Людовик XV начинает соображать те  невыгоды,  которые
осуществились для  его  королевства  вследствие  союза  его  с  Австрией,  и
старается по  мере  возможности  освободиться  от  влияния  Марии-Терезии  и
министра Шуазеля... Но в Версале обнаруживается смертность: маркиза Помпадур
умирает; вслед за нею умирают дофин, жена его, герцог Беррийский и, наконец,
сама  королева.   Ко   двору   представляется   новая   фаворитка,   которая
ниспровергает герцога Шуазеля и заменяет  его  герцогом  д'Егильоном,  своим
приверженцем. Парламенты уничтожены, и в то время как  все  восстают  против
политики Шуазеля, Людовик XV умирает, оставляя престол свой Людовику  XVI  и
Марии-Антуанетте. К несчастью, внук принимает корону своего деда в то время,
когда государственная казна уже истощена, страна обременена долгами,  кредит
потерян и народ задавлен тяжкими налогами.
   В первые годы своего царствования Людовик XV пользовался любовью  народа,
который, как мы уже прежде говорили, назвал его Возлюбленным (Ie Bien-Fime).
Но эта любовь превратилась мало-помалу в ненависть  и  презрение,  когда  он
управление государством, начальство над войсками,  распоряжение  законами  и
политикой предоставил людям, погрязшим в разврате, и когда безнравственные и
бесстыдные любовницы повелевали его двором и его государством.
   В продолжение шестидесяти пяти лет во Франции,  можно  сказать,  не  было
настоящего короля.
   С 1710 по 1715 год  ею  управляют  сначала  госпожа  де  Ментенон,  потом
духовник короля и незаконнорожденные принцы.
   С 1715 по 1725 - Дюбуа, шотландец Лау и д'Аржансон, которые имеют большое
влияние на герцога Филиппа Орлеанского, регента.
   С 1725 по 1727 - правят Францией маркиза При и герцог Бурбонский.
   С 1727 по 1742 - министр Флери.
   С 1742 по 1771 - министр Шуазель и герцогиня Граммон.
   Наконец, с 1771 по 1774 - Мопеу, герцог д'Егильон и аббат Терре.
   Спрашивается, могла ли Франция, после царствования такого государя, каким
был Людовик XV, благоденствовать?  Над  нею  собирались  уже  грозные  тучи,
которые разразились жестоким громом в 1793 году.