рицей  австрийской,   образовался   на   севере   союз
нескольких держав против Франции.  Этими  державами  были  Англия,  Пруссия,
Дания, Россия и Австрия.
   Таким образом, пруссаки и саксонцы почти в одно и то же время  отделяются
от французов, 60 000 человек оставляют почти в один миг операционную  линию,
и со дня на день баварцы все более и более окружаются  австрийцами,  которые
не считают уже нужным бояться неприятеля, сделавшегося их союзником.  Пассау
и Мюнхен, находясь в руках австрийцев, значительно препятствуют  отступлению
войск.
   Как бы то  ни  было,  граф  Бель-Иль,  пожалованный  королем  в  маршалы,
приезжает в Прагу. Этот человек имеет ум тонкий и проницательный:  он  гений
на войне, он составляет тотчас план кампании и приводит его в действие.
   Маршал Броглио, от которого отделились саксонцы  и  пруссаки,  пойдет  на
Прагу, где соберутся все войска,  которые  только  можно  будет  собрать.  В
случае  если  дела  пойдут  не  так  успешно,  можно  будет  ретироваться  к
Вестфалии, дабы соединиться с корпусом маршала Майльбуа.
   Сосредоточение армий у Праги делается без особенных  потерь.  Французская
армия маневрирует с удивительной легкостью. Под стенами Праги собрано уже 30
000 человек.
   Между тем шестидесятитысячный австрийский  корпус  под  предводительством
принца Карла Лотарингского приближается к Праге. Лишь только он  приблизился
к городу,  французы,  воспользовавшись  наступлением  ночи  и  не  дав  даже
отдохнуть австрийцам после их похода, бросились на них числом  в  двенадцать
тысяч человек, рассеяли их и взяли в плен две тысячи человек. Правда, за эту
попытку пришлось и им поплатиться: граф  Тессе  был  убит,  а  герцог  Бирон
тяжело ранен... А между тем  из  Парижа  посылается  курьер  за  курьером  с
известием об  измене  короля  Фридриха:  Прирейнская  и  Вестфальская  армии
вследствие  сего  вынуждены  идти  на  помощь  тридцати  тысячам  французов,
заключенным в Праге. В ожидании будущих событий собирается между тем военный
совет. В совете этом предлагают открыть переговоры о мире:  дабы  освободить
французов, находящихся  в  Праге,  соглашаются  уже  признать  Марию-Терезию
императрицей австрийской. Но король Людовик XV  объявляет,  что  если  Прага
сдастся, то это может обескуражить его войско, которое он считает храбрым  в
боях. К тому же обер-контролер Орри доводит  до  сведения  всех  французских
военачальников, находящихся в походе, что он  для  блага  государства  и  на
пользу  короля  может  располагать  выдачей  из  государственных   сумм   до
восьмидесяти миллионов экю.
   Вследствие сего положено было мирных переговоров не начинать и оставаться
при тех же враждебных отношениях. Маршалу Майльбуа  отдано  было  приказание
немедленно идти с вверенным ему корпусом на Дунай и оказать помощь  войскам,
находящимся в Праге.
   Французы и австрийцы, то есть осажденные и осаждающие, узнают в одно и то
же время о походе маршала Майльбуа.
   После 56-дневных траншейных работ принц Карл Лотарингский снимает наконец
осаду города и отступает  ночью  по  главной  пражской  дороге,  чтобы  идти
навстречу Майльбуа и сразиться с ним.
   Маршал Броглио выходит тотчас  со  своим  корпусом  из  окопанного  рвами
лагеря. Граф Маврикий Саксонский, отлично  изучивший  все  местоположения  в
Богемии, делается его проводником. Оба они начинают свои  действия  с  того,
что освобождают из засады Егерский гарнизон, через что открывают себе путь к
соединению с корпусом Майльбуа.
   Маршал Бель-Иль отдает приказание немедленно вывести все войска из Праги,
в которой оставался еще Шевер с 4000 человек.
   После  12-дневного  усиленного   марша   маршалы   Бель-Иль   и   Броглио
присоединяются к маршалу Майльбуа.
   Остается Шевер с четырехтысячным отрядом в Праге, но он выйдет из нее  со
всеми почестями, присвоенными победителю!
   Со своей стороны, Испания также не остается в бездействии: она  вторглась
в Италию и потребовала себе герцогства Пармское и Миланское, но на этот  раз
Пьемонт не мог, как это было прежде, находиться с ней в союзе, ибо  Парма  и
Милан составляли уже тогда предмет постоянных домогательств дома Савойского.
Итак, едва  испанцы,  поддержанные  только  неаполитанцами,  открывают  свои
действия  в  Италии,  как  вдруг,  к  крайнему  своему  удивлению,   Неаполь
усматривает в своей гавани эскадру - эскадру  неприятельскую,  состоящую  из
шести линейных кораблей, вооруженных каждый  шестью  -  десятью  пушками,  и
шести фрегатов  под  английским  флагом.  Главнокомандующий  этим  флотом  -
коммодор Мартэн. Генерал Мартэн и сам еще не  знал,  что  надобно  было  ему
делать на море, потому что депеши, которые он имел с собой, были  запечатаны
в конвертах, и ему было дано приказание не прежде  вскрывать  эти  конверты,
как по прибытии в Неаполитанский залив.
   Прибыв к месту своего назначения, он вскрыл данные ему депеши.
   Эти депеши заключали в себе приказание немедленно бомбардировать Неаполь,
если король в течение одного часа не  объявит,  что  согласен  вывести  свои
войска из Нижней Италии и что будет сохранять самый строгий нейтралитет.
   Итак, войскам Филиппа V  суждено  будет  действовать  одним,  без  всякой
посторонней помощи, против австрийских войск, готовых вторгнуться в Италию.
   Таким образом, менее чем  в  три  месяца  австрийский  дом,  до  сих  пор
терпевший столько угнетений и преследований, не только  восстанавливается  в
своих силах, но еще заключает союз со всеми теми нациями в  Европе,  которые
враждебны Франции .  И  тогда  гром  пушечных
выстрелов не замедлит  начать  раздаваться  от  Неаполя  до  Страсбурга,  от
Средиземного моря до океана.
   При таких-то вот обстоятельствах умирает во Франции кардинал Флери!.. И в
один почти момент с его кончиной герцогиня Шатору, подобно  Агнессе  Сорель,
предлагает королю условием своей любви лично предводительствовать  на  войне
его войсками.
   Что касается Фридриха II,  изменившего  Франции,  то  Тюрго  впоследствии
отомстит ему за нее в следующих стихах, которые, выйдя из-под пера  министра
и философа, кажутся не совсем худыми:

   Се prince profana mille talents divers,
   Il charma les mortels dont il fit ses victimes;
   Barbare en actions et philosophe en vers,
   Il chante ses vertus et commet tous les crimes.
   Hai du dieu d'Amour, cher au dieu des Combats,
   Il inonda de sang 1'Europe et sa patrie;
   Cent mille hommes par lui recurent Ie trepas...
   Et pas un ne lui dut la vie!

   Сей гордый властелин талантам был гоненье,
   Заманивал к себе для гибели людей,
   Он варвар был в делах, философ в песнопенье,
   Он пел о честности и благости своей, -
   В делах же был всегда преступник и злодей.
   С презреньем от него Амур отворотился,
   Зато войны бог Марс с ним в дружбе находился,
   В Европе много войн кровавый он водил,
   Отечество свое он кровью обагрил,
   И сотни тысяч, там сражаясь, погибали...
   Но жизнью кто ему обязан был - не знали!

Глава 10

1744

Король намеревается ехать в поход. - Морпа, Ришелье и герцогиня Шатору вызывают его на это. - Отъезд короля. - Его свита. - Герцогиня Шатору остается в Париже. - Госпожа д'Етиоль. - Действия короля. - Отъезд герцогини Шатору и госпожи де Лараге. - Они находятся при осаде Ейперна, потом едут в Дюнкирхен. - Принц Карл переходит Рейн. - Король в Меце. - Болезнь короля. - Герцог Ришелье. - Три партии. - Перюссо, духовник, короля.

   Людовик XV решил  идти  в  поход  и  лично  принять  командование  своими
войсками по двум причинам, или, лучше сказать, по двум интригам:  во-первых,
Морпа хотел разлучить короля с его  фавориткой;  во-вторых,  герцог  Ришелье
желал начать борьбу в глазах короля.
   Что касается герцогини Шатору, то, так как Ришелье дал ей слово, что она,
дабы не разлучаться с королем, поедет к нему в армию, она  также,  со  своей
стороны, содействовала тому, чтобы король лично  предводительствовал  своими
войсками на войне.
   Франция  выставила  против  неприятеля  четыре  корпуса:  один  стоял   в
Провансе, два во Фландрии, а четвертый - на Рейне.
   Главнокомандующим первой армией был принц Конти, второй - маршал  Ноайль,
третьей - маршал граф Саксонский, четвертой - маршал Коаньи.
   Французский флот, командуемый адмиралом Куртом, разбил  22  февраля  1744
года английский флот при Тулоне.
   Это поражение было хорошим началом кампании, тем более  что  у  французов
было только двадцать семь военных судов, а у англичан сорок.
   2 мая король давал у себя большой  ужин.  На  этом  ужине  присутствовала
также и королева. О поездке короля никто не говорил ни слова.  По  окончании
ужина Людовик отправился к королеве и говорил с ней о различных вещах. Выйдя
от нее, он отдал приказание к своему отходу ко сну.
   Король действительно вошел в свою опочивальню  как  бы  для  того,  чтобы
ложиться в постель, но на самом деле он только переоделся в  другой  костюм,
нежно  обнял  дофина,  написал  несколько  строк  дофине,  оставил   записку
королеве, в которой извещал ее, что большие издержки, которых  будет  стоить
его путешествие,  невольно  заставляют  его  оставить  ее  в  Париже;  затем
приказал  герцогине  Шатору  и  госпоже  де  Лараге  переехать  в   Плезанс,
великолепный загородный дом Париса-Дювернуа, взял с  собою  патера  Перюссо,
своего духовника, отправился в свою домовую церковь, помолился и,  выйдя  из
нее, сел в карету в сопровождении обер-шталмейстера, герцога д'Ажана и Меза.
Епископ Суассонский, раздаватель милостыни , маркиз  Вернель,  секретарь,
следовали за ним в другой карете. Морпа и кардинал Тансен, со своей стороны,
также отправлялись в  путь:  Морпа  уезжал  в  Прованс  для  инспектирования
французских гаваней, кардинал же Тансен - в  Лион  по  делам  духовным.  Для
занятия государственными делами в Париже оставались  Орри,  Сен-Флорентен  и
канцлер.
   Король отправился в поход 3 мая 1744 года.
   Хотя герцогиня Шатору (прежде  госпожа  де  ла  Турнель)  и  была  вполне
уверена в том, что присоединится к королю, его отъезд тем не менее вызывал у
нее некоторое беспокойство. До этого она не раз слышала, как произносили при
ней одно имя - имя, которое заставляло ее уже призадумываться  и  вселяло  в
сердце горькое предчувствие.  Это  имя  было  -  госпожа  д'Етиоль,  которой
впоследствии суждено было играть при дворе  столь  важную  роль  под  именем
маркизы Помпадур.
   Носился слух, что госпожа  д'Етиоль  влюблена  в  короля.  Два  раза  она
показывалась на королевской охоте в Сенарском лесу. Экипаж ее был так  богат
и великолепен, наряд так кокетлив, что по окончании охоты, когда  собирались
на приятельские ужины, все только о ней и говорили.
   Однажды герцогиня Шеврез имела неосторожность  произнести  перед  королем
имя госпожи д'Етиоль. Герцогиня Шатору, услышав это, так крепко наступила ей
на ногу, что она от боли упала в обморок.
   На другой день Шатору отправилась с визитом к герцогине Шеврез, слегшей в
постель от этого ушиба, и, между прочим, сказала ей:
   - Вы разве не знаете, что теперь стараются познакомить короля с  кокеткой
д'Етиоль и что у друзей д'Етиоль, моих врагов, нет на то только средств?
   Эта боязнь Шатору ясно объясняется  той  настойчивостью,  с  которой  она
уговаривала короля ехать в поход.
   12 мая король приехал в Лилль.
   15-го он делал смотр войскам в Жиромийском лагере.
   17-го приступил к осаде Менена.
   7 июня король въехал победителем в Менен.
   8-го госпожи Шатору и Лараге выехали ночью из замка Плезанс и отправились
по дороге к Лиллю.
   17-го король начал осаду Ейперна.
   В этот промежуток времени, между 8-м и  17-м  числами,  Шатору  и  Лараге
прибыли в  армию,  где  присутствие  их  произвело  на  всех  весьма  дурное
впечатление: солдаты называли  их  потаскушками,  и  множество  пасквилей  и
оскорбительных песен раздавалось под окнами их квартиры или в то время,  как
они куда-нибудь ехали, -  и  все  это  делалось  так  единодушно..,  даже  в
присутствии  короля!  Поэтому,  по  взятии  Ейперна,  Людовик  вынужден  был
отослать обеих дам, приехавших к нему в гости, в Дюнкирхен.
   Приехав в Дюнкирхен на свидание с обеими сестрами,  король  узнал  здесь,
что принц Карл Лотарингский перешел 13 июля Рейн. Вследствие сего  он  решил
оказать помощь Эльзасу. В середине июля король выехал из Дюнкирхена.  Шатору
и Лараге последовали за ним. В продолжение  всей  дороги  граф  де  ла  Сюз,
генерал-квартирмейстер двора, должен был заботиться о  том,  чтобы  во  всех
квартирах, где на время останавливался король  для  ночлега,  было  устроено
сообщение между покоями короля и покоями герцогини.
   Король должен был остановиться в Меце. Поэтому в Меце,  как  и  в  других
городах, графу де ла  Сюзу  надлежало  позаботиться  о  приискании  походной
квартиры для короля с вышеозначенными  удобствами.  Для  фаворитки  квартира
была приготовлена в Сент-Арнульдском аббатстве; квартиру эту  занимал  в  то
время епископ Марсельский,  настоятель  аббатства.  Хозяин  дома,  служивший
председателем городского управления, попросил епископа уступить на время его
квартиру герцогине Шатору. Волей или неволей аббат должен был согласиться на
просьбу домохозяина! Но  так  как  квартира,  отведенная  для  Шатору,  была
довольно отдалена от квартиры, занимаемой королем, то, дабы соединить их, по
возможности, одна с другою, были  устроены  галереи  из  аббатства  прямо  в
квартиру короля.
   Со времени своего отъезда из Парижа король Людовик  XV,  не  привыкший  к
большим переездам, был немного измучен предпринятым  им  вояжем.  На  другой
день после прибытия своего в Мец он почувствовал себя нехорошо. Ввечеру того
же дня у него сделалась сильная головная боль - это было 8 августа. В тот же
день королю была пущена кровь. 9-го числа дано слабительное. С  этого  числа
мецский доктор Кассера,  призванный  лечить  короля,  объявил,  что,  находя
болезнь довольно серьезной, он решится отвечать  за  жизнь  короля  в  таком
только случае, если за королем будет  надлежащий  уход  и  присмотр  и  если
король будет пользоваться  полным  покоем.  С  этого  дня,  по  распоряжению
герцога Ришелье, все двери были заперты и впуск к королю был  воспрещен  для
всех.  Ему  остались  прислуживать  только   самые   приближенные   к   нему
камердинеры, а также герцог Ришелье, герцогиня Шатору и сестра ее де Лараге.
   В это самое время около короля образовались три партии: партия министров,
партия принцев и партия фаворита и фавориток.
   Предводителем партии министров,  имевшей  одинаковый  интерес  с  партией
принцев, был Морпа.
   Партия принцев состояла из герцогов Шартрского, Бульонского, ла Рошфуко и
Вильруа,  Фиц-Джемса,  епископа  Суассонского  и  отца   Перюссо,   иезуита,
духовника его величества.
   Третью партию составляли две любовницы - герцогиня Шатору  и  госпожа  де
Лараге, герцог Ришелье, Мез, адъютанты и камердинеры.
   Целью партии принцев, имевшей общий интерес  с  партией  министров,  было
пробраться во что бы то ни стало к королю и воспользоваться его  болезнью  и
расслаблением, которое она, без сомнения, должна была произвести в его  уме,
дабы удалить от двора Шатору и де Лараге... Но обе эти женщины, равно как  и
герцог Ришелье, решили твердо держаться в комнате короля, подобно тому как в
осаждаемой крепости гарнизон держится до последней минуты.
   Герцогиня Шатору знала об условиях, которые  существовали  между  партией
министров и партией принцев, и, следовательно, без всякого  сомнения,  могла
ожидать, что эти две партии будут просить короля удалить ее от двора.
   Между  всеми  этими  вельможами  и  сановниками,  принцами,   министрами,
фаворитами и фаворитками  вопрос  о  жизни  или  смерти  короля,  как  видит
читатель, был второстепенным вопросом; первым - и самым главным  -  вопросом
было: останется при короле фаворитка или нет?
   Один лишь народ беспокоился о короле и молил Бога о даровании ему жизни и
благоденствия.
   Фавориткам оставалось одно только средство - прямо вступить в  переговоры
с патером Перюссо, духовником короля,  и,  вместо  того  чтобы  предоставить
исповедовать  короля  и  причастить  его  св.  Тайн  епископу  Суассонскому,
возложить эту обязанность на него как духовника.
   Вследствие сего патеру  Перюссо  сделано  было,  против  всех,  особенное
исключение: он был введен в королевские покои, где в кабинете короля ожидала
его герцогиня Шатору. Зная, что при окружающих ее обстоятельствах ей  нельзя
терять  понапрасну  время,  Шатору  обратилась  к  священнику  со  следующим
вопросом:
   - Отец мой, прошу вас, отвечайте мне откровенно!  В  случае  если  король
пожелает исповедаться и причаститься св. Тайн, нужно ли мне будет  удалиться
от него?
   - Могу ли я что знать, сударыня?! Может быть,  его  величество  не  будет
исповедоваться.
   - Будет, - с живостью отвечала герцогиня. - Он так же религиозен,  как  и
я. Чтобы подать хороший совет, я первая уговорю его принять от вас исповедь!
Я не хочу брать на себя грех, если король умрет без исповеди... Но речь идет
о том, отец мой, чтобы избежать бесчестия: скажите мне, буду  я  удалена  от
короля или нет?
   На этот вопрос иезуит не дал ответа и, как бы в  знак  своего  удивления,
потряс головой и пожал плечами.
   - Ну, подумайте хорошенько и ответьте мне, - продолжала  Шатору  с  видом
беспокойства. - Лучшим средством, к которому я могу  прибегнуть,  будет  то,
что я тайно уеду... Я хочу,  вы  понимаете,  избежать  скандала,  бесчестия,
которое будет падать не столько на меня, сколько на самого государя.
   Вынужденный отвечать, патер Перюссо начал говорить так:
   - Я не могу, сударыня, знать заранее, буду ли я исповедовать больного.  Я
не знаю, каково состояние здоровья короля. Все мои действия зависят  от  его
воли... Со своей стороны, я вовсе не имею дурного мнения относительно  ваших
отношений с королем.
   - Если этими словами вы хотите мне сказать, что считаете мои отношения  с
королем вполне безгрешными, то на это я не постыжусь вам  ответить,  что  вы
ошибаетесь, отец мой! Мы любили друг друга - вот вам моя  исповедь!  Скажите
же мне теперь, буду ли я, в  случае  смерти  короля,  отвечать  врагам  моим
ссылкой... Ах, отец мой, немало у меня врагов при дворе.
   Перюссо находился в таком замешательстве, что не знал,  что  отвечать  на
эти слова фаворитки.
   Между тем партия министров  и  партия  принцев  твердо  условились  между
собой: в случае если король  будет  исповедоваться,  немедленно  удалить  от
двора герцогиню Шатору, но  если  бы  король  не  исповедался,  если  бы  он
выздоровел без исповеди, то герцогиня Шатору  осталась  бы,  как  и  прежде,
фавориткой, и тогда не она была бы уже удалена от двора,  а  патер  Перюссо.
Его величество взял бы тогда себе в  духовники  какого-нибудь  францисканца,
фетатинца или, быть может, августинца, что было бы очень обидно и прискорбно
для общества иезуитов, которое лишилось бы, таким  образом,  прав  управлять
совестью короля.
   По всем этим соображениям отец Перюссо  нашел  более  для  себя  полезным
ничего не отвечать герцогине  и  старался  выиграть  время.  Встретив  такое
упорство, в разговор тогда вмешался Ришелье.
   - Отец мой, - начал он, - будьте же полюбезнее в дамами.  Утешьте,  прошу
вас, герцогиню вашим обещанием, что она без скандала удалена будет от двора,
- ваше молчание беспокоит нас.
   Чем более герцог уговаривал Перюссо, тем молчаливее тот становился.
   - Что с вами будешь делать, отец  мой?  -  продолжал  герцог  тоном  и  с
манерами,  которые  были  свойственны  только  ему.  -  Я  вижу,   вы   мало
чувствительны к женщинам... Красота их на вас не действует... Ну, - прибавил
он, бросившись на шею священнику и крепко обнимая его,  -  сделайте  же  для
меня, который всегда так любил  и  уважал  иезуитов,  то,  что  отцы  церкви
позволяли иногда духовникам королей делать при  подобных  обстоятельствах...
Отец мой! Как мне еще вам объяснить