тысяч
человек под предводительством фельдмаршала графа Апраксина,  который  сделал
первый свой поход против турок под начальством фельдмаршала Миниха.
   "Русское войско, преобразованное Петром I, - говорит в  своих  "Записках"
Нейлье, -  отличается  своей  военной  дисциплиной;  без  приказания  своего
начальника оно не двинется ни вперед, ни  назад;  его  можно  истребить,  но
победить его невозможно. Наполеон говаривал: "Русского солдата  не  довольно
убить; его надобно еще толкнуть, чтоб он упал"".
   Что касается Саксонии, то она, как мы уже сказали,  имела  тридцать  пять
тысяч войска, но эти тридцать пять тысяч человек в самом начале  войны,  как
мы видели, очутились в засаде, были рассеяны и обезоружены.  Итак,  авангард
союзников исчез, предоставив Фридриху все места по течению Эльбы, где он мог
действовать как ему было угодно, и важнейшие стратегические пункты -  Пирну,
Дрезден и Лейпциг.
   Швеция, со своей стороны, издала манифест,  в  котором  объявила,  что  в
качестве государства,  гарантировавшего  Вестфальский  договор,  она  твердо
решилась  ввести  свои  войска  во  владения  прусского  короля  и  в  часть
Померании, в отмщение за нарушение постановлений Австрийкой империи  и  дабы
принудить Фридриха дать требуемое удовлетворение.
   Вследствие этого, получив два миллиона субсидий, шведский король поставил
на ногу  тридцать  тысяч  человек,  которым  назначено  было  действовать  в
Померании; это было старое и  превосходное  войско,  в  котором  предания  о
Густаве-Адольфе и Карле XII не были еще забыты.
   Таким  образом,  Фридрих  видел,   что   против   него   и   против   его
восьмидесятитысячного  корпуса  шли   сто   восемьдесят   тысяч   французов,
разделившись на три армии: Ганноверскую, шедшую прямо на английские владения
на твердой земле; Вестфальскую, грозившую Пруссии с ее фланга, и  Силезскую,
долженствовавшую вместе с австрийцами действовать против Силезии и Саксонии;
восемьдесят тысяч русских, которые должны были напасть на него с севера и во
фланг; сто сорок тысяч австрийцев и тридцать тысяч шведов, то есть четыреста
тридцать тысяч человек.
   Но все до того еще знали наперед, что Фридрих со  своим  гением  и  своим
войском, так хорошо приученным к тактике,  может  не  только  сопротивляться
своим врагам, но и победить их, что Вольтер в октябре 1757  года  написал  к
нему следующее письмо, которое обнаруживало, правда, что он был,  во-первых,
довольно плохой француз и, во-вторых, что он был  хороший  пророк;  вот  это
письмо:
   "Ваше величество! Я был принят вами с величайшей благосклонностью, я  был
вам совершенно предан, и сердце мое будет всегда принадлежать вам.  Старость
сохранила во мне всю живость ко всему тому, что до вас касается, уменьшив ее
ко всему прочему. Я мало что смыслю в делах; но я вижу, что,  обладая  силой
Карла XII и умом гораздо высшим, нежели у него, у вас врагов, с которыми вам
надобно  сражаться,  больше,  нежели  сколько  было  их  у  него,  когда  он
возвратился в Штральзунд. Достоверно то, что вы заслужите в потомстве больше
славы, нежели он, потому что вы одержали  столько  побед  над  неприятелями,
которые искуснее в войне бывших его неприятелей;  потому  что  вы  доставили
своим  подданным  все  блага,  которых  он  не  доставил  своим,   одушевляя
искусства, основывая колонии, украшая их города. Я не говорю  уже  о  других
талантах, столь же высоких, сколь и редких, которые одни могли бы  доставить
вам бессмертное имя. Величайшие ваши враги не в состоянии отнять  у  вас  ни
одного из этих достоинств; и так слава ваша неотъемлема".
   Правда,  что  Фридрих  имел  своим  союзником  того   страшного   герцога
Кумберландского, который, проиграв  сражение  при  Фонтенуа,  пошел  подобно
Антею восстанавливать свои силы "чрез  прикосновение  к  родной  земле".  Мы
видели, что там он сокрушил, как стеклянный сосуд, судьбу  Стюартов;  потом,
когда претендент удалился, он разгромил Шотландию, и притом  таким  жестоким
образом, что возвратился на материк с прозвищем Мясник (Boucher).
   Армия его  состояла  из  пятнадцати  или  двадцати  тысяч  ганноверцев  и
гессенцев.
   Как видно, ни Неаполь, ни Испания не вмешивались в это  дело;  Неаполю  и
Испании нечего было делать  в  этой  ссоре  Франции  с  Англией  за  морские
владения. Но за исключением этих двух государств, половина мира была  объята
пламенем, потому что сражения происходили  уже  на  реке  Св.  Лаврентия,  в
Мексиканском заливе, на острове Мадагаскар, в Индии и Сенегале, и меч  войны
долженствовал скоро перенестись на берега Эльбы, Рейна и Мааса.
   Военные действия начались 6 апреля 1757 года; принц  Субиз  послал  отряд
австрийских войск завладеть Клевским княжеством.
   8 апреля другой отряд овладел Везелем; в  восемь  дней  было  занято  все
Клевское  и  Гельдернское  княжества,  за  исключением   города   Гельдерна.
Осажденный Гельдерн сдался через несколько дней, не сделав даже выстрела,  и
23 августа прусские войска, защищавшие это герцогство,  отступили  сперва  в
Липштадт, но принуждены были оттуда ретироваться, а потом в Бильфельд,  чтоб
соединиться  с  ганноверскими  и  гессенскими  войсками,  находившимися  под
командой герцога Кумберландского.
   Между тем в Везель прибыл маршал д'Естре и принял командование армией.
   Первые  действия  маршала  были  обращены  на  герцога   Кумберландского,
стоявшего лагерем в Бильфельде; своими маршами и контрмаршами  он  беспокоил
его так, что герцог, дабы не быть окруженным с тыла, перешел  за  Везер  для
защиты  курфюршества  Ганноверского  и  принужден  был  принять  сражение  у
Гастембека, которое  заставило  его  отдать  французам  город,  курфюршество
Ганноверское и брауншвейгские владения.
   28 июля маршал д'Естре взял город Гамельн, в котором нашел шестьдесят три
орудия; здесь присоединилась к нему Вестфальская армия, предводительствуемая
герцогом Ришелье, который, как самый старший маршал, принял командование над
обоими корпусами.
   Ришелье нашел войско герцога Кумберландского в полном отступлении. Он дал
немного  отдохнуть  своим  войскам,  потом  пустился  вслед  за   английским
генералом, загнал его в Верденское герцогство, вступил в Верден 28  августа,
гнал ганноверцев и  гессенцев,  продолжавших  отступать  пред  ним,  овладел
Бременем, принудил неприятеля отступить к Штаду и загнал его к морю.
   Тут, когда герцог Ришелье мог все потопить  -  и  английского  принца,  и
ганноверские войска, и гессенских солдат, когда двадцать пять тысяч  человек
могли исчезнуть в волнах Океана, он 10 сентября подписывает Клостерсевенский
договор, по которому  за  поручительством  его  величества  датского  короля
английский принц обязывается распустить свои вспомогательные войска; перейти
за Эльбу с частью своего войска, которого не можно будет поместить в  городе
Штаде и его окрестностях; запретить  гарнизону  этого  города  предпринимать
какие бы то ни было враждебные действия и, наконец, оставить  до  заключения
мира в руках французских войск города Бремен и Верден.
   О таких делах история медлит произнести суд свой; но  народ,  который  не
любит  откладывать  произнесения  своего  приговора,  проименовал  павильон,
выстроенный герцогом Ришелье на углу бульвара и улицы  Шуазель,  на  который
герцог издержал два миллиона франков, павильоном Ганноверским.
   Как бы то ни было, этот договор  (предполагая,  что  он  будет  выполнен)
делал Францию независимой обладательницей всех владений английского короля в
Германии, равно как и владений его союзников, и давал ей возможность  подать
новую помощь курфюрсту Саксонскому и императрице, открывая последней в то же
время дорогу для внесения войны в Бранденбургское герцогство.
   И потому, несмотря на победу, одержанную у Праги 6 мая  над  австрийцами,
которыми командовали принц Карл Лотарингский и  фельдмаршал  Даун,  прусский
король понимал затруднительность положения, в котором находился, и  вот  что
писал он английскому королю:
   "Государь,  недавно  я  узнал,  что  вы  намерены  заключить  договор   о
нейтралитете Ганноверского курфюршества; неужели, ваше величество, у вас так
мало твердости и постоянства, что несколько военных  неудач  могли  привести
вас в уныние?  Неужели  дела  наши  так  плохи,  что  невозможно  уже  их  и
поправить?
   Подумайте, государь, о том, что вы намерены делать, и о том,  на  что  вы
заставили меня решиться. Вы причина несчастий, готовых на меня обрушиться. Я
бы никогда не отказался от союза с Францией  без  тех  прекрасных  обещаний,
которые вы мне сделали. Я не раскаиваюсь в том, что заключил договор с вашим
величеством; но не оставляйте же меня на произвол моих врагов.., после того,
как поднялись  против  меня  все  силы  Европы!  Я  полагаю,  что  вы,  ваше
величество, вспомните о своих  обещаниях,  которые  были  повторены  еще  26
прошедшего месяца, и не заключите ни одного договора, в который  бы  не  был
включен и я".
   И действительно, положение  Фридриха  было  чрезвычайно  опасно.  Выиграв
сражение при Праге 6  мая,  он  18  июня  проиграл  сражение  при  Козелице,
вследствие чего принужден был снять осаду  Праги.  Принц  Карл  Лотарингский
тотчас воспользовался случаем и сделал вылазку на прусский арьергард, причем
было убито в нем две тысячи человек. Кроме того,  по  всей  дороге  Фридриха
беспокоили австрийские гусары, эти наездники, всегда  готовые  нагрянуть  на
отступающего  неприятеля!  Наконец,   принц   Карл   и   фельдмаршал   Даун,
соединившись, принудили его в два месяца очистить Богемию; между тем русская
армия, взяв 5 июля город Мемель, вступала в герцогскую Пруссию, армия принца
Субиза шла на Саксонию, а  шведы  готовились  напасть  на  Померанию.  Итак,
поражение герцога Кумберландского лишило Фридриха последней надежды; поэтому
в то же время, как он писал к английскому  королю,  он  писал  и  к  герцогу
Ришелье:

   "Я понимаю, г. герцог, что занимаемый вами пост назначен вам не для того,
чтоб вести переговоры. Но  я  совершенно  убежден,  что  племянник  великого
кардинала Ришелье столь же способен заключать  договоры,  как  и  выигрывать
сражения. Я обращаюсь к вам из  уважения,  которое  вы  внушаете  даже  тем,
которые не знают вас лично. Дело идет, милостивый государь,  о  безделице  -
заключить мир, если на  то  будут  согласны.  Я  не  знаю,  какие  вам  даны
инструкции, но, предполагая, что король ваш, будучи уверен в быстроте  ваших
успехов, дал вам право заботиться об умирении Германии,  я  посылаю  вам  г.
Дельшеле, к которому вы можете иметь  полное  доверие.  Тот,  кому  в  Генуе
воздвигли статуи; тот, кто покорил остров Минорку, несмотря на непреодолимые
препятствия; тот, кто готов уже овладеть Нижней Саксонией, не  может  ничего
сделать достославнее, как только  позаботиться  доставить  мир  Европе.  Без
всякого сомнения, это будет прекраснейшим из ваших лавров.
   Итак,  постарайтесь  же  водворить  тишину  и   спокойствие,   милостивый
государь, с той деятельностью, с какой вы совершаете столь  быстрые  успехи!
Будьте уверены, что никто не будет вам за это более признателен, г.  герцог,
как верный друг ваш Фридрих".

   Герцог Ришелье немедленно отвечал на это письмо:

   "Ваше величество, хотя вы во всех отношениях выше других, но, может быть,
я бы много выиграл, поведя с вами переговоры скорее о мире, нежели  сражаясь
с таким героем, как вы, Государь. Притом я думаю, что я оказал  бы  Государю
моему  услугу,  которую  бы  он  предпочел  моим  победам,   если   бы   мог
способствовать к заключению всеобщего мира; но уверяю вас, ваше  величество,
что я не имею ни инструкции, ни понятий  о  средствах  этого  достигнуть.  Я
пошлю курьера с уведомлением о предложении,  которое  вы,  ваше  величество,
благоволили мне сделать, и  буду  иметь  честь  прислать  вам  ответ  на  то
соглашение, какое сделал я с г. Дельшеле по этому предмету.
   Я чувствую, как мне и следует, всю цену лестных о себе отзывов  Государя,
который служит предметом удивления Европы и который, смею сказать, еще более
служит предметом моего собственного удивления;  мне  бы,  по  крайней  мере,
очень хотелось быть в состоянии заслужить его  благосклонность,  оказав  ему
услугу в великом деле, которого он,  кажется,  желает  и  которому,  по  его
мнению, я могу содействовать.
   Пользуюсь случаем представить вашему величеству доказательство  глубокого
почтения, с которым.., и пр.
   Ришелье".

   Однако же все это нимало не успокаивало Фридриха. Английский  король  ему
ничего не отвечал, ответ же герцога  Ришелье  был  уклончив.  Прежде  нежели
инструкция, ожидаемая герцогом, придет к нему из Версаля,  круг,  в  котором
сжат Фридрих, может быть, уменьшится до такой  степени,  что  раздавит  его.
Поэтому, как Ганнибалу при Заме, как Катону в Утике, как Бруту  в  Филиппах,
ему вошла в голову мысль о самоубийстве. Подобно Гамлету,  он  рассуждает  о
смерти и жизни.., и в этом печальном разговоре Вольтер играет  у  него  роль
Горацио.
   Вольтер ему отвечает:

   "Ваше величество, вы хотите лишить себя жизни! Я не говорю вам об ужасе и
горести, которые возбуждает во мне это намерение. Умоляю  вас,  предположите
по крайней мере, что с высоты величия, на которой находитесь,  вы  почти  не
можете видеть, каково мнение о вас людей и каков дух времени. Как король  вы
об этом ни от кого не услышите; как философ и как великий человек вы  видите
только примеры великих людей древности. Вы любите славу, и вы поставляете ее
теперь в том, чтоб умереть таким способом!., славу, какую другие люди  редко
избирают и какая никому из государей Европы никогда не приходила в голову со
времени падения Римской империи! Я прибавлю, ибо теперь пора все  высказать,
что никто не будет смотреть на вас  как  на  мученика  за  свободу.  Надобно
отдавать себе справедливость, Государь, вы знаете, в скольких дворах смотрят
на вступление ваше в Саксонию как  на  нарушение  народного  права.  Что  же
скажут при этих дворах? Что вы отметили сами себе за это вторжение. То,  что
я представляю вашему величеству, есть чистая истина.  Тот,  кого  я  называю
северным Соломоном, скажет об этом более в глубине своего  сердца.  Человек,
который не больше как король, может считать себя весьма  несчастливым,  если
потеряет свое  государство;  но  философ  может  обойтись  без  государства.
Притом, не вмешиваясь нисколько в политику, я не могу поверить, чтоб  у  вас
не  осталось  довольно  еще  владений  для  того,  чтобы  быть  значительным
владетелем. Стоило ли бы быть философом, если бы вы не  умели  жить  частным
человеком или если бы, будучи государем, вы не умели перенести несчастия?
   Примите, Государь, уверение, и проч.
   Вольтер".

   Вот те доказательства, которыми Вольтер  отклонял  Фридриха  от  мысли  о
самоубийстве; но Фридриха в особенности убедили оставить эту пагубную  мысль
неудачно произведенные принцем Субизом маневры.
   Мы сказали, что Фридрих, вследствие хорошо рассчитанных движений  союзных
войск, находился в центре большого круга, который все постепенно  суживался,
как в тех индийских облавах, в которых царя  зверей  стесняют  все  более  и
более, и наступает  наконец  минута,  в  которую  ему  не  остается  другого
средства, как только искать выхода в  том  месте,  которое  слабее  защищено
слонами и охотниками. Фридрих оглядывается вокруг  себя,  рассчитывает,  что
место, где стоит принц Субиз с союзниками, находящимися под его же командой,
есть самое удобное; что там находятся солдаты из всех провинций  германских,
виртембергцы, баварцы, баденцы; что французские солдаты  не  доверяют  своим
союзникам; что  союзники  ненавидят  французов,  что  принц  Субиз  и  принц
Гильдбургаузенский завидуют  друг  другу;  что  хотя  там  шестьдесят  тысяч
человек, но разных наций, а у него тридцать пять  тысяч,  но  единодушных  и
неустрашимых воинов. Фридрих решается  действовать:  он  уже  проложил  себе
дорогу сквозь ряды французов, виртембергцев, баденцев и баварцев,  напав  на
корпус принца Субиза и  на  корпус  принца  Саксен-Гильдбургаузенского;  это
сражение   известно   под   именем   Росбахского   сражения    и,    подобно
Мальплакетскому, Рамилийскому  и  Гохштедтскому,  считается  в  числе  самых
неудачных для Франции.
   Двор  веселился,  когда  было  получено  известие  об   этом   росбахском
поражении;  супруга  дофина  только  что  разрешилась  в  это  время  сыном,
названным графом д'Артуа.
   Если принц Субиз делал ошибки как плохой генерал, зато он лично вел  себя
как храбрый солдат. Оставшись  последним  на  поле  сражения,  он  три  раза
бросался еще на неприятеля со шпагой в руке; наконец, не  видя  вокруг  себя
больше никого, кроме двух  швейцарских  полков,  построившихся  в  каре,  он
старался, но напрасно, сохранить порядок отступления, которое  чрез  бегство
германцев вскоре переменилось в полное поражение.
   С этого времени прусский король не говорил уже более ни герцогу Ришелье о
мире, ни Вольтеру о самоубийстве.
   Притом к нему пришла неожиданная помощь. Хотя король Георг не отвечал ему
на  письмо,  но  он  не  согласился  утвердить  Клостер-Севенский   договор,
заключенный между герцогом Ришелье и  герцогом  Кумберландским.  Ганноверцы,
несмотря на то что по одной статье договора они  должны  были  оставаться  в
бездействии до заключения мира, взялись за оружие и выступили в поход:  чрез
это самое у герцога Брауншвейгского составилась отличная армия.
   Тогда-то Ришелье увидел сделанную  им  ошибку  и  написал  к  германскому
принцу:

   "Ваше высочество! Хотя уже несколько дней я замечаю движения ганноверских
войск и вижу, что они образовали из себя целые корпуса, но я  никак  не  мог
себе  вообразить,  чтоб  целью  этих  движений  было  нарушить   договор   о
нейтралитете, заключенный 8 и 10 сентября между его королевским высочеством,
герцогом Кумберландским и мною. Известия, беспрестанно доходящие до меня  со
всех сторон, о злых намерениях ганноверцев раскрыли  наконец  мне  глаза,  и
теперь можно ясно видеть, что составлен  план  уничтожить  договор,  который
должен быть свят и нерушим. Если вы, ваше высочество, совершите какое-нибудь
враждебное дело, то я доведу дела свои до последней крайности,  считая  себя
вправе действовать таким образом по законам войны: я превращу  в  пепел  все
дворцы, королевские дома и сады; я разорю города  и  деревни,  не  пощажу  и
самых малых хижин, одним словом, страна эта  испытает  все  ужасы  войны!  Я
советую вам, ваше королевское высочество, об этом подумать и  не  заставлять
меня прибегать к мщению, столь несообразному с  человеколюбием  французского
народа и с личным моим характером".

   Так как нам  невозможно  следить  за  всеми  подробностями  сухопутной  и
морской войны, то мы покажем только числа  и  результаты  главных  сражений,
данных на  суше  и  на  море  и  составляющих  эпизоды  борьбы,  кончившейся
трактатом, заключенным в Париже между королем французским, королем испанским
и королем английским 10 февраля 1763 года,  за  которым  последовал  трактат
между  императрицей  австрийской   и   прусским   королем,   заключенный   в
Губертсбурге, в Саксонии, 15 февраля того же года.

ВОЙНА КОНТИНЕНТАЛЬНАЯ И ВОЙНА СЕМИЛЕТНЯЯ

   1757.  Сражение  при  Лиссе  или  Ленсхене,  в  котором  Фридрих   разбил
союзников, вдвое его превосходящих; он убил у них  и  ранил  всего  тридцать
тысяч человек и вследствие этой победы взял Бреславль и  восемнадцать  тысяч
человек гарнизона, находившегося в этом городе.
   1758. Сражение при Цорндорфе, в  котором  Фридрих  потерял  десять  тысяч
человек, но не меньшая потеря была и со стороны русских.
   1758. Сражение при Гохкирхене, в котором Даун,  в  свою  очередь,  разбил
Фридриха, убил у него десять тысяч человек и взял у него сто пушек.
   1759. Битва при Кунерсдорфе, в которой пруссаки начали тем, что взяли сто
пушек, а кончили тем, что  потеряли  всю  свою  артиллерию.  Каждая  сторона
по