о
его влажным и распухшим глазам можно было заметить, что он довольно  плакал.
Едва только дверь успела запереться вслед за герцогом и придворными, епископ
Фрежюс во всеуслышание сказал королю, что так  как  его  величество  лишился
герцога Орлеанского, то хорошо бы  было  просить  ему  герцога  Бурбонского,
присутствующего налицо,  взять  на  себя  труд  управления  государственными
делами и принять должность первого министр",  которая,  за  смертью  герцога
Орлеанского, остается теперь никем не занятой.
   Король  внимательно  посмотрел  на  Фрежюса,  как  бы  желая   что-нибудь
прочитать в глазах его; потом, заметив, что в глазах его выражалось  то  же,
что и в словах, сделал головой знак, что принимает это  предложение.  Герцог
поблагодарил короля, сделав ему низкий поклон. Ла Врильер, весьма  довольный
скорой развязкой столь важного дела, вынул из своего кармана присяжный  лист
первого министра,  списанный  с  присяжного  листа  герцога  Орлеанского,  и
преложил Фрежюсу привести тотчас герцога к присяге.
   Фрежюс, обратившись к  королю,  сказал,  что  это  необходимо,  и  герцог
присягнул королю в верности. После присяги герцог почти тотчас же  вышел  из
кабинета его величества. Толпа следовала за ним, - так что через  час  после
кончины герцога Орлеанского и прежде чем сын его, находившийся в это время в
Париже у своей любовницы, был извещен о его смерти, все уже было приведено в
прежний порядок.
   Скажем здесь несколько слов  о  герцоге,  которому  ла  Врильер  и  Флери
доставили такой легкий случай наследовать пост герцога Орлеанского.
   Герцог Бурбонский был сыном  Людовика  Бурбонского-Конде,  отцу  которого
Людовик  XIV  дал  в  1660  году  герцогство  Бурбонское  взамен  герцогства
Альбертского.
   Мать его была той самой остроумной девицей де Нант, дочерью Людовика  XIV
и  маркизы  Монтеспан,  которая  осталась  известной  в  истории  по   своим
сатирическим стихам.
   В  описываемую  нами  эпоху  герцогу  Бурбонскому  было,   следовательно,
тридцать два года. Он был высок ростом, худощав и  сутуловат;  ноги  у  него
были длинные, тонкие, как у жирафа; щеки опалые, губы толстые  и  подбородок
острый. Как видно, наружность герцога не была привлекательна, но один случай
сделал ее еще более некрасивой. Однажды зимой герцог был приглашен дофином и
господином  де  Берри  участвовать  вместе  с  ними  в  охоте.  Это  было  в
понедельник 30 января - мороз был  сильный.  Де  Берри  стоял  у  небольшого
озерка, вода в котором замерзла, а герцог находился на другом берегу  озера,
прямо против того места, где стоял де Берри. Из леса вылетела куропатка.  Де
Берри выстрелил. Одна из дробинок, ударившись слегка  о  лед,  отскочила  и,
полетев в том направлении, где стоял герцог, вышибла ему глаз.
   Герцог с довольно большим терпением перенес это несчастье,  но  де  Берри
никогда не мог простить себе этого нечаянного случая и постоянно  сожалел  о
герцоге.
   Что касается морального портрета герцога Бурбонского, то мы можем сказать
только то, что герцог был человеком весьма вежливым и  любезным,  умел  жить
по-царски, любил себя показать, имел мало ума и образованности, но зато  был
большим политиком и бережлив до скупости. Он сберег -  наполовину  со  своей
матерью, жившей публично с Жаком Лассе, - более 250 миллионов франков.
   Герцог был весьма страстен; он без ума был влюблен  в  госпожу  де  Нель,
которая вскоре сменила его на принца Субиза. Герцог был  в  отчаянии.  Слух,
распространившийся по городу об отчаянии герцога, дошел  и  до  ушей  нового
обожателя.
   - Зачем же герцогу так печалиться, черт возьми, - говорил принц Субиз,  -
если я позволил госпоже де Нель разделять с ним ее любовь ко мне?
   Это позволение нисколько,  однако,  не  утешило  герцога  Бурбонского,  и
только тогда он перестал скучать по госпоже де Нель, когда  снова  влюбился.
Предметом его второй страсти была маркиза При.
   Герцог был женат, и женат по  воле  Людовика  XIV.  Однажды  Людовик  XIV
предписал брак герцога с принцессой Конти,  а  принца  Конти  -  со  старшей
дочерью герцогини Бурбонской, сестрой герцога.
   Обе матери никак не хотели согласиться на этот брак, но,  известно,  если
Людовик XIV чего желал, то желал самостоятельно: он  приказывал,  повелевал.
Принцесса Конти и герцогиня Бурбонская должны  были  покориться  королевской
воле. Впрочем, заключение этих двух браков обошлось королю в 500 000 ливров:
   150 000 ливров он пожертвовал герцогу и столько же принцу, а принцессе  и
герцогине, невестам их, дал каждой по 100 000 ливров.
   Еще до вступления в брак их детей между обеими  принцессами  существовала
большая вражда и ненависть. После этого брака они еще сильнее  возненавидели
друг друга.
   Герцогиня Бурбонская любила напиваться каждый день  пьяной:  этот  обычай
еще при Людовике XIV был принят почти всеми знатнейшими  дамами  его  двора.
Принцесса Конти называла ее бездонной бочкой. Герцогиня отомстила ей за  это
по-своему - сочинила на нее песню такого содержания:

   Pourquoi
   Vous en prendre a moi,
   Princesse?
   Pourquoi
   Vous en prendre a moi?
   Vous aije ote la tendresse
   De quelque garde du roi?
   Pourquoi
   Vous en prendre a moi,
   Princesse?
   Pourquoi
   Vous en prendre a moi?
   De votre gout la bassesse,
   Vaut-il Ie vin queje bois?
   Pourquoi
   Vous en prendre a moi,
   Princesse?
   Pourquoi
   Vous en prendre a moi?

   За что вам на меня сердиться,
   Принцесса? Я дивлюсь тому.
   За что вам на меня сердиться?

   Мешаю разве я кому
   За вами волочиться?
   За что вам на меня сердиться,
   Принцесса? Я дивлюсь тому.

   За что вам на меня сердиться?
   Ведь к винам вкусу моему
   Ваш вкус в сравненье не годится!

   За что вам на меня сердиться,
   Принцесса? Я дивлюсь тому.
   За что вам на меня сердиться?

   Вообще,  нужно  заметить,  герцогиня  считалась  известной  в  то   время
сатирической стихотворицей. Стихи ее, всегда так нравившиеся  Людовику  XIV,
были бичом для всех окружавших ее.  Принцесса  Палатинская  утверждала,  что
герцогиня была дочерью не Людовика XIV, а маршала Ноайля,  и  говорила,  что
знает это наверняка от одного из  офицеров  королевского  конвоя,  по  имени
Бетендорф, который, находясь в карауле  в  Версале,  сам  видел,  как  вошел
вечером к маркизе Монтеспан маршал Ноайль.
   Маршал вышел от маркизы только на  другой  день  утром,  и  через  девять
месяцев после этого визита, как  утверждала  всегда  принцесса  Палатинская,
Монтеспан родила дочь - герцогиню Бурбонскую.
   Но перейдем к Людовику XV. Юный король, только  что  достигнувший  своего
совершеннолетия, не хотел, казалось, и думать, что он король Франции. Он был
робок и застенчив до неловкости, малоречив до неприличия.  Единственным  его
удовольствием была охота. И в день охоты,  возвращаясь  во  дворец  вечером,
король давал ужин, к которому созывались не только все участвовавшие с ним в
охоте,  но  и  особы,  приглашенные  по  списку.  Эти  списки  читались   по
возвращении короля с охоты  перед  всеми  придворными  -  те,  которые  были
приглашены, то есть помещены в список, оставались при короле, неприглашенные
же удалялись. Заметим здесь, что  одной  из  прихотей  или,  лучше  сказать,
фантазий Людовика XV всегда было оставлять людей, окружавших его,  в  долгом
сомнении и наслаждаться беспокойством и недоумением их.
   Король к этикету двора своего предка, престол которого  принял,  прибавил
разделение входов в свои покои. Это были: входы  домашние,  входы  парадные,
входы по праву и входы кабинетные.
   Тот, кто имел право на вход домашний, мог находиться у постели короля  во
время его вставания и отхода ко сну. Это право дано было всем принцам крови,
исключая принца Конти; кроме того, это право  дано  было  епископу  Фрежюсу,
герцогу Шаросту, герцогине Вантадур и кормилице короля.
   Камер-юнкеры имели  входы  кабинетные,  когда  король  хотел  вставать  с
постели.
   Входы по праву были учреждены только для поклонов и  приветствий  королю,
вставшему с постели и облачившемуся в свой халат.
   Наконец, парадные входы, когда король, сидя  в  креслах,  принимал  своих
придворных.
   Вечером, при отходе короля ко сну, правила этих входов были те же, что  и
утренние, с той лишь разницей, что когда говорили:
   "Выходите, господа!", то те, которые  имели  право  на  вход  кабинетный,
удалялись. По выходе последних король давал  держать  подсвечник  по  своему
выбору.
   Это считалось особенной милостью, и тот, кто удостоился принять от короля
подсвечник, непременно отправлялся на другой день кричать по  всему  городу:
"Король дал мне держать подсвечник!"
   Король более всего оказывал эту милость ла Тремуйлю.
   "При дворе, - говорит в своих записках  де  Вильяр,  -  ничем  другим  не
занимаются, как только охотой, играми и хорошим столом. Интриг нет,  или  их
очень мало, потому что король еще ни на один предмет не обратил своих юных и
прекрасных взоров. Все дамы готовы на интриги, но король еще нет".

Глава 2

1724 - 1727

Испанский двор. - Филипп V отрекается от престола в пользу своего сына. - Кончина папы Иннокентия XIII. - Болезнь короля. - Намерение герцога Бурбонского женить короля. - Отсылка инфанты обратно в Испанию. - Королю ищут другую невесту. - Маркиза При. - Ее влияние. - Братья Парисы. - Девица де Вермандуа. - Мария Аешинская. - Граф д'Естре. - Бракосочетание Людовика XV. - Опасения за голод. - Маленькая интрига герцога Бурбонского и маркизы При против Фрежюса. - Падение герцога Бурбонского и маркизы При. - Маркиза При в изгнании. - Она заболевает. - Ее кончина. - Маркиз При.

   Между тем как при дворе Французском все веселились, при  дворе  Испанском
сильно скучали.
   Король Филипп V, утомясь мирскими  удовольствиями,  мрачный,  молчаливый,
посещая все чаще и чаще, для развлечения своего,  Эскориал,  где  находились
царские гробницы, думал только  о  спокойствии,  молитве  и  о  монастырской
жизни, хотя поддержание его на престоле  стоило  Франции  двадцатипятилетней
войны. Наконец, 15 января 1724  года,  решившись  исполнить  свое  давнишнее
желание удалиться от света, он отрекся от престола  в  пользу  сына  своего,
принца Астурийского, и удалился в свой  Сен-Ильдефонский  дворец  -  мрачный
приют, наружность которого была печальнее любого уединенного монастыря.
   В то время как Филипп V удалялся от света, папа Иннокентий XIII  оставлял
свет  навсегда,  пробыв  на  папском  престоле  всего  три  года.   28   мая
Викентий-Мария Орсини был избран в папы под именем Бенедикта XIII.
   За десять дней перед этим, то есть  18-го  числа,  знаменитая  Екатерина,
взятая графом  Шереметевым  в  плен  при  осаде  Мариенбурга  и  сделавшаяся
впоследствии достойной супругой великого Петра I (который в конце регентства
герцога Орлеанского посетил Париж и имел  свидание  с  малолетним  Людовиком
XV), короновалась императрицей Всероссийской.
   Таковы были главнейшие события Европы, когда,  слабый  здоровьем,  король
Людовик XV снова сделался нездоров.
   Как и в первый раз, болезнь явилась с  опасными  симптомами,  действовала
сильно, но  от  двух  сделанных  кровопусканий  ослабела.  За  жизнь  короля
опасались в продолжение трех суток.
   Никого эта болезнь короля так не беспокоила и не тревожила,  как  герцога
Бурбонского, - не потому, чтобы  он  боялся,  как  герцог  Орлеанский,  быть
обвиненным в отравлении и вследствие сего был бы  лишен  всех  почестей,  но
потому, что со смертью короля прекращалось и его  могущество,  а  между  тем
герцогу очень хотелось быть первым государственным министром.
   Поэтому однажды ночью, - комната герцога находилась под комнатой  короля,
- однажды ночью, говорим мы, герцог, услышав против обыкновения шум и ходьбу
в комнате его величества, поспешно встал со своей постели,  надел  халат  и,
поднявшись вверх по лестнице, вошел в комнату короля.
   Марешаль, придворный лейб-хирург, спавший в комнате, смежной со  спальней
короля, крайне изумился при виде герцога. Он  встал,  подбежал  к  принцу  и
спросил, что заставило его прийти к королю в такую позднюю  пору.  Но  принц
вместо  ответа  говорил  какие-то  несвязные,  отрывистые   слова,   которые
свойственно произносить только тому, кто помешался в уме.  "Я  слышал  здесь
шум... Король болен! Что теперь  со  мною  будет?"  -  воскликнул  герцог  с
отчаянием. Однако Марешаль его успокоил. Но  впечатление  было  так  сильно,
что, провожая до лестницы принца, он слышал, как последний говорил  сам  про
себя: "Я ни за что отвечать не буду... А если он выздоровеет, я женю его".
   Действительно, если читатель припомнит, будущей супруге Людовика XV  было
только восемь лет, что откладывало бракосочетание короля по крайней мере еще
на шесть лет, если не более. Следовательно, не  ранее  как  через  семь  или
восемь лет король мог сделаться отцом. Но, в случае смерти  короля,  Франции
все-таки нужен был дофин,  дабы  королевская  корона  не  досталась  герцогу
Орлеанскому и дабы герцог Бурбонский сохранил свою власть.
   Вследствие сего герцог находил необходимым  отослать  инфанту  обратно  в
Испанию, и это намерение свое он исполнил 5 апреля 1725 года.
   Инфанта, возвратившись  в  свое  отечество,  нашла  Филиппа  V  снова  на
престоле, который он на время оставил. Причина этого заключалась в том,  что
сын его, принц Астурийский, в пользу которого он отрекся от  престола,  умер
через восемь месяцев после своего коронования.  Но  так  как  бракосочетание
инфанты с королем Людовиком XV было одним из самых заветных желаний  Филиппа
V, то он смотрел на это возвращение своей дочери как  на  великую  для  себя
обиду и, в свою  очередь,  отослал  обратно  во  Францию  королеву,  супругу
Людовика I, и девицу Божоле, ее сестру,  предназначенную  бракосочетаться  с
доном Карлосом.
   Хотя инфанта и была  отправлена  в  Испанию,  король  не  стал  от  этого
свободнее - инфанту  решено  было  заменить  какой-нибудь  другой  девушкой.
Вследствие сего герцог Бурбонский бросил взор на Францию и на  Европу,  дабы
найти принцессу, которая бы по летам своим могла тотчас вступить  в  брак  с
королем. Взоры герцога остановились на  девице  де  Вермандуа,  его  сестре.
Таким образом он делался шурином короля и, в случае  регентства,  мог  найти
себе опору во вдове короля.
   Герцог посоветовался об этом с маркизой При, без согласия которой  ничего
важного не предпринимал, и маркиза одобрила намерение герцога.
   Маркиза имела в это  время  весьма  сильный  вес  в  королевстве.  Скажем
теперь, каким образом она достигла этого.
   В начале XVIII века, то есть эпохи, к  которой  относится  наша  история,
существовала у подошвы Альпийских  гор  гостиница.  Эту  гостиницу  содержал
некто Парис, имевший четырех уже больших и  видных  собою  сыновей,  которые
помогали отцу прислуживать проезжающим путешественникам. В  1710  году  один
провиантский чиновник, отыскивая в  горе  удобную  для  проезда  дорогу,  по
которой можно было бы доставить в Италию жизненные припасы и фураж для армии
герцога Вандомского, которая в них сильно нуждалась, остановился в гостинице
Париса и рассказал  хозяину  о  том  затруднительном  положении,  в  котором
находился.  Парис  вызвался  содействовать  ему  вместе  с  четырьмя  своими
сыновьями, знавшими все проходы в Альпах. Благодаря им  Парис  исполнил  то,
что  обещал.  Четыре  молодых  горца  благополучно  прибыли   в   Италию   с
транспортом, которым управляли во время дороги, и были представлены  герцогу
Вандомскому. Герцог поблагодарил их и определил  всех  четверых  к  себе  на
службу, назначив  им  состоять  при  обозах.  С  этого  времени  счастье  не
разлучалось с Парисами, которые по своему уму и способностям могли  иметь  в
будущем большие надежды. Вскоре  им  представился  случай  приобрести  кроме
протекции герцога Вандомского еще протекцию  герцогини  Бургундской,  и  вот
каким образом. Одна из прислужниц принцессы остановилась больная в гостинице
Париса. Здесь ей были оказаны всевозможная помощь и внимание.  Возвратившись
по  выздоровлении  своем  к  принцессе,  она  рассказала  о  тех  заботах  и
попечениях, которыми ее окружили во время болезни. С этого времени герцогиня
Бургундская,  так  же  как   и   герцог   Вандомский,   приняла   под   свое
покровительство братьев Парисов.
   В 1722 году Парисы сделали уже себе  карьеру,  ибо  старший  из  них  был
назначен состоять при королевской сохранной казне. Притом  же  маркиза  При,
предугадывая   назначение   герцога    Бурбонского    главным    управляющим
государственными делами, не упускала из виду братьев Парисов, которых  нашла
людьми чрезвычайно умными, способными и проникнутыми честолюбием. Поэтому со
времени  назначения  герцога   Бурбонского   преемником   умершего   герцога
Орлеанского она составила из четырех братьев Парисов совет и препроводила их
к герцогу. Маркиза по своему уму и воспитанию уже гораздо ранее этого  умела
снискать уважение к себе герцога, но теперь, когда ею был составлен  комитет
из Парисов, уважение к ней герцога перешло уже в истинное удивление.
   Всякий  проект,  всякое  изменение  по  какой  бы  то   ни   было   части
государственного  управления,  прежде  чем  быть  представленными   герцогу,
обсуждались и рассматривались маркизой, ум и способности которой приводили в
восторг Парисов. Герцог,  со  своей  стороны,  также  был  в  восхищении  от
маркизы, своей любовницы, и радовался тому превосходству над  ним,  которого
он никогда не мог бы подозревать в женщине.
   Вот каким образом маркиза  приобрела  влияние  над  герцогом  Бурбонским,
первым государственным министром королевства.
   У маркизы, как  мы  сказали,  испрашивали  мнения  насчет  бракосочетания
короля с сестрой герцога Бурбонского, и  она  согласилась  на  этот  брак  в
надежде, что принцесса Вермандуа, сделавшись, по ее  ходатайству,  королевой
Франции, ни в чем никогда не откажет ей, чего бы она ни просила. Но в первое
же свидание с принцессой маркиза увидела, что ей не добиться над  сестрой  и
десятой доли того влияния, которое она сумела приобрести над  ее  братом,  и
немудрено, что после этого, расставаясь с нею, она  дала  себе  клятву,  что
девица де Вермандуа не будет королевой Франции.
   Маркизе нетрудно было это исполнить. Она поставила герцогу  на  вид  одно
обстоятельство, на которое, говорила она, сначала не  обратила  внимания,  а
именно: женив  короля  на  принцессе  Вермандуа,  герцог  попадал  в  полную
зависимость от своей сестры и матери. Честолюбие и гордость их очень  хорошо
были известны герцогу, поэтому маркизе При нетрудно было отговорить  его  от
этого лестного брачного союза.
   Итак, король все еще оставался без невесты,  а  между  тем  необходимость
требовала женить его. Герцог обратил  свои  взоры  сначала  на  Россию.  При
первом слухе об отсылке инфанты князь Куракин написал  об  этом  императрице
Екатерине I, наследовавшей в  то  время  после  смерти  своего  августейшего
супруга Всероссийский престол. 8 февраля 1725  года  императрица  предложила
Франции взамен инфанты свою дочь Елизавету, но герцог, в условие  заключения
этого брака, хотел сделать обязательным свое назначение на Польский  престол
в случае смерти короля Августа. Переговоры, веденные им  с  этой  целью,  не
имели, однако, успеха.
   Тогда-то именно маркиза При устремила свое внимание на  Марию  Лещинскую,
дочь польского  короля  Станислава  Лещинского,  свергнутого  с  престола  и
удалившегося в Виссенбург, в Эльзасе.
   Каким образом мысль женить Людовика XV на дочери изгнанного короля пришла
на ум маркизе? Мы объясним это.
   Почти за год до описываемой нами эпохи герцог Людовик Орлеанский  вступил
в брак с принцессой  Баденской;  представителем  его  во  всех  переговорах,
предшествовавших этой женитьбе и тянувшихся весьма долгое  время,  был  граф
д'Аржансон,  второй  сын  д'Аржансона,  начальника   полиции   и   хранителя
короле