-  Готовы  ли  вы
сопровождать меня, Жанна?
   Сорви-голова  замер  от  восторга  при  мысли,  что  ему   представляется
возможность без малейшего риска,  без  затрат  и  с  наивозможной  скоростью
вернуться на театр военных действий.
   - О, конечно, миледи! - ответил он.
   - Благодарю вас, дитя мое, вы славная девушка! Ничего лишнего  не  брать,
только самое необходимое. По небольшому саквояжу для каждой из нас-и в путь.
О да, скорей, скорей в путь!
   Она наскоро уложила вещи, набила карманы золотом, заперла  дом  на  ключ,
который отдала соседям, поручив их  же  заботам  собаку,  и  устремилась  на
вокзал.
   От  Саймонстауна,  или,  вернее,  от  Кейптауна,  до  Кимберли   примерно
девятьсот километров по прямой  линии  и  тысяча  сто  по  железной  дороге,
то-есть столько же, сколько от Парижа до Ниццы. Но скорость  путешествия  не
всегда пропорциональна расстоянию. Если, например, расстояние от  Парижа  до
Ниццы экспрессы проходят за восемнадцать часов, то даже в мирное время самым
скорым поездам требуется не менее тридцати часов, чтобы  проделать  путь  из
Капа до Кимберли. А во время  войны  тем  более  нельзя  установить  точного
графика.
   Человек, который не принадлежал к военному  сословию,  не  был  солдатом,
хирургом или газетным корреспондентом, считал  себя  счастливцем,  если  ему
удавалось  попасть  на  поезд.  Именно  перед  такого  рода  затруднением  и
очутилась миссис Адамс со своей служанкой.
   Каждую минуту отходили от дебаркадеров  и  медленно  двигались  на  север
поезда, набитые  солдатами  и  трещавшие  под  тяжестью  пушек  и  снарядов.
Протяжно выли сирены, лязгали вагоны, громыхали поворотные  круги;  отовсюду
несся адский концерт железа.
   Напрасно несчастная мать бегала от одного  железно-дорожника  к  другому,
напрасно расспрашивала, умоляла,  раздавала  золото.  Все  составы  были  до
отказа  набиты  военными  грузами.  Среди  этого  невиданного  нагромождения
смертоносных машин и пушечного мяса- не нашлось бы места даже для крысы.
   Миссис Адамс уже совсем отчаялась и пустилась в слезы при мысли,  что  ей
никак не попасть туда, где страдают и  терпят  жестокие  лишения  несчастные
жертвы войны. Как  вдруг  перед  ней  остановился  с  почтительным  поклоном
человек в форме капитана медицинской службы. Это был знакомый  миссис  Адамс
военный хирург.
   Узнав его, старая леди воскликнула:
   - Доктор Дуглас! Если бы вы только знали!..
   - Миссис Адамс! Какими судьбами? Вы покинули Англию?
   - Для того чтобы отыскать своего сына, а вашего  друга,  нашего  дорогого
Дика. Он тяжко ранен под Кимберли, а я лишена возможности  поехать  к  нему.
Мне повсюду отказывают. Подумайте только:  нет  места  для  матери,  которая
стремится к своему умирающему сыну! Какая жестокая вещь эта война!
   - Так едемте со мной, миссис Адамс! Через  десять  минут  отправляется  в
Магерсфонтейн санитарный поезд номер два. Я его начальник. И будьте уверены,
уж у меня-то  найдется  местечко  для  матери  моего  лучшего  друга.  -  Да
благословит вас бог, доктор!
   Доктор подхватил миссис Адамс под руку и повел к  поезду,  а  нагруженная
двумя саквояжами лже-Жанна замыкала шествие. Расталкивая  толпу,  наше  трио
направилось на запасный путь, где уже пыхтел и весь  содрогался  под  парами
санитарный поезд.
   Поезд  состоял  из  кухни,  аптеки  и  двенадцати  просторных  вагонов  с
расположенными одна над другой койками; на дверцах вагонов были  изображения
красного креста.
   Два хирурга, четыре сестры и двадцать четыре санитара ожидали там  своего
начальника. Из них состояло пока все население поезда.
   Не успели доктор Дуглас, миссис Адамс и лже-Жанна разместиться в одном из
его вагонов, как раздался свисток паровоза, состав тронулся и мягко  покатил
по единственному еще свободному пути.
   Если в дороге ничего не случится, поезд будет останав-ливаться  лишь  для
того, чтобы набрать воды или  сменить  паровоз.  Ему  справедливо  присвоена
привилегия обгонять другие поезда, которые почтительно уступают ему дорогу.
   И вот они мчатся на всех парах через горы,  равнины.  долины,  проносятся
мимо городов, сел и деревушек, дого-няя и обгоняя воинские составы,  которые
непрестанно следуют один за другим. Сорви-голова, в ком снова проснулся  дух
разведчика, не  в  силах  был  даже  сосчитать  эти  поезда.  Количество  их
изумляло, а еще больше тревожило капитана Молокососов.
   Какая напряженная жизнь, что за неистовое движение царит на этих стальных
путях! Эскадроны, пушки, батареи, артиллерийские парки, штабы, полки,  скот,
фураж, продовольственные склады - целая  армия,  да  нет,  целых  две  армии
вторгались на всех парах в маленькие южноафриканские республики!
   Вся Англия, вся Британская империя вместе с войсками своих колоний шла па
приступ Трансвааля и Оранже-вой республики.
   Грандиозное, потрясающе жуткое зрелище!
   Канадцы,  африканцы,   австралийцы,   бирманцы,   индусы   вперемешку   с
бесчисленными солдатами метрополии! И все поют. Впрочем, солдаты,  идущие  в
бой, всегда поют: ведь надо же как-то забыться.
   Но, увидев поезд с красными крестами, они мгновенно умолкают. Этот  поезд
открывает перед ними завесу той жестокой действительности,  которая  ожидает
их впереди.
   "Бедные буры!" - с грустью думал Сорви-голова, глядя на всю эту силу,  на
это огромное скопище людей Тут, как нигде, чувствовалась железная  решимость
врага побе-дить любою ценой, даже если бы для этого  пришлось  по-жертвовать
последним золотым и послать на убой послед него солдата.
   Но и это еще не все! Чтобы обеспечить безопасность движения  этой  армии,
другие тыловые воинские части охраняли железнодорожные пути,  вдоль  которых
повсюду виднелись сторожевые  посты,  окопы,  редуты  для  защиты  виадуков,
мостов, туннелей и станций. В целом это была прекрасно  продуманная  система
неприступных укреплений.
   - Их слишком много, - забывшись, прошептал Сорви-голова, но голос  миссис
Адамс вывел его из раз думья:
   - Жанна, сходите за чаем!
   Жанна?. Ах да! Ведь он все еще служанка на все руки у старой англичанки.
   В санитарном поезде жизнь протекала, как на корабле Персонал  ел,  пил  и
спал, не выходя из вагона. А лже-Жанне по-прежнему  приходилось  обслуживать
свою хо зяйку.
   Впрочем, не такое уж это было тяжелое бремя. Миссис Адамс  не  отличалась
требовательностью; к тому же все необходимое находилось под  рукой.  Старуха
совсем ушла в  свое  горе  Снедаемая  тоской  и  тревогой,  она  целые  часы
проводила в молчании. Ей казалось, что поезд  совсем  не  двигается.  Каждую
минуту она спрашивала себя "Успею ли?"
   А между тем поезд несся с поразительной скоростью двадцать  пять  миль  в
час, более сорока пяти  километров  Настоящее  чудо  в  условиях  войны.  До
железнодорожного узла Де-Ар он прошел более восьмисот километров, не потеряв
ни единого часа.
   Но тут с графиком было покончено. Теперь приходилось идти вперед кое-как,
наудачу: поезд приближался к театру военных действий.
   До английских линий, вернее, вспомогательной армии  англичан,  оставалось
еще около двухсот пятидесяти километров, но уже здесь  образовалась  плотная
пробка, казавшаяся непробиваемой.
   Санитарный поезд свистел, шипел, фыркал, то двигался  вперед,  пробиваясь
на десяток километров, то отползал назад километра на два, потом снова  полз
вперед и благодаря настойчивости и ловкости машиниста достиг  нако-нец  реки
Оранжевой.
   Ему  удалось  проскочить  через  мост,  и  он  продолжал  свой   путь   с
бесконечными предосторожностями, то и дело топчась на  месте.  Это  начинало
действовать на нервы. Создавалось впечатление,  будто  исполинская  черепаха
старается побить рекорд медлительности.
   В Бельмонте три часа стояли; все наспех проложенные саперами боковые пути
были забиты вагонами.  Но  вот  между  двумя  составами  показался  просвет.
Санитарный поезд проскользнул в него и со  скоростью  тачки,  подталкиваемой
инвалидом, с грехом пополам дотащился до Граспана.
   Новая остановка, на этот раз на четыре  часа!  Опять  протяжные  свистки,
лязг тормозов, выхлопы пара,  внезапные  толчки,  рывки  с  места  и  прочие
прелести. На путях все оглушительней грохотало железо, все  чаще  попадались
обугленные и  изрешеченные  снарядами  станционные  постройки,  все  сильнее
подскакивали вагоны на исправленном кое-как полотне... Было с чего  сойти  с
ума!
   Но все же поезд пробивался вперед.
   А вот и Моддер* - река, прославившаяся теперь на  весь  мир  Между  двумя
крутыми берегами катит она  свою  красноватую  муть  -  человеческую  кровь,
смешанную с охрой вельдта. Разрушенный бурами мост восстановлен, и  тоже  на
скорую руку. Поезд с огромными предосторожностями пробирался по шпалам.
   Теперь  он  был  всего  в  восемнадцати  километрах  к  северо-западу  от
укрепленного лагеря Магерсфонтейна.
   Недремлющее око капитана  разведчиков  высматривает  удобный  случай  для
побега. Доктор Дуглас расспрашивает всех встречных  о  своем  друге.  Старая
мать, обессиленная тревогой, не в состоянии произнести ни слова.
   - Не слышали ли чего о капитане Адамсе? - кричит доктор  проходящим  мимо
раненым офицерам.
   - Нет.
   - Адамс -  артиллерийский  капитан  с  четвертой  батареи,  -  настаивает
Дуглас.
   - Знаем только, что батарея сильно пострадала, но о  капитане  ничего  не
слыхали.
   Тот же вопрос и тот же ответ немного дальше. Миссис Адамс рыдает.  Бедная
женщина в отчаянии; она постигла наконец оборотную  сторону  военной  славы,
питаемой кровью сыновей и материнскими слезами.
   Навстречу попадались платформы,  нагруженные  пленными  бурами.  Конвоиры
пели иронические куплеты по адресу мистера Чемберлена и лорда Сольсбери.
   Другие горланили "Rule Britain*", с которой чередовался гимн  "God,  save
the Queen*" . Они словно жевали слова, выплевывая отдельные  слоги,  и,  как
пули, бросали в лицо пленникам эпитеты  "victorious"  и  "glorious"*.  А  те
только пожимали плечами.
   Эти песни причиняли душевную  боль  миссис  Адамс,  воинственные  чувства
которой, еще недавно столь пламенные, совершенно испарились во  время  этого
скорбного пути.
   Наконец  они  в  Магерсфонтейне!  А  вот  и   укрепленный   лагерь,   где
заканчивалась главная магистраль, раскинув-шись веером запасных путей.
   - Где Адамс?.. Кто знает, где капитан Адамс из чет- вертой батареи? - без
передышки выкрикивал доктор Дуглас.
   - Я знаю, - ответил наконец один сержант. - Капитан Адамс ранен  в  грудь
пулей навылет. Лежит в дивизионном госпитале, что в Олифантсфонтейне.
   - Благодарю! А как его состояние?
   - Безнадежен. А может быть, уже и скончался.
   - Тсс... тише! Тут его мать.
   Но несчастная женщина уже услыхала. Душераздирающий вопль вырвался из  ее
груди:
   - Нет, нет, неправда, он не умер! Мой  Ричард...  Не  может  этого  быть,
чтобы его отняли у меня! Ведите  меня  к  нему!..  Скорее,  доктор,  умоляю!
Вылечите его! Ваше искусство совершит чудо, вы вернете мне сына!..
   - Располагайте мною, миледи, - грустно  ответил  доктор.  -  Вот  достану
только коляску, и поедем.
   Экипаж скоро нашелся. Это была санитарная повозка, которую предоставил  в
распоряжение доктора один из его собратьев по ремеслу.
   Олифантсфонтейн находился в трех лье, добрый час пути.  Доктор  и  миссис
Адамс со служанкой добрались туда без помех.
   Вот наконец  и  дивизионный  госпиталь,  над  которым  на  высокой  мачте
развевается белый флаг с красным крестом.
   - Он тут... - чуть слышно прошептала миссис Адамс.
   Опираясь  на  руку  доктора,  она  в  полуобморочном  состоянии  вошла  в
госпиталь. Сорви-голова все с теми же двумя саквояжами остался у входа
   Аванпосты буров прямо рукой подать,  в  каких-нибудь  двух  километрах  к
северо-востоку, а возможно, и ближе.
   Искушение было велико.
   Около госпиталя  рыла  копытами  землю  великолепная  офицерская  лошадь,
привязанная недоуздком к столбу. Весь этот участок, отведенный для  раненых,
был почти безлюден. Искушение удрать все сильнее мучило Жана.
   Из госпиталя донесся пронзительный крик.  То  миссис  Адамс  остановилась
возле  санитара,  прикрывавшего  простыней  лицо  только  что  скончавшегося
раненого. Несчастная мать узнала  своего  сына;  его  отняла  у  нее  война,
развязанная английскими биржевиками.
   - Ричард! - нечеловеческим голосом выкрикнула миссис Адамс и упала, точно
сраженная громом.
   - Несчастная мать... - прошептал доктор.  И  пока  санитар  укладывал  на
койку старую леди, которая  была  в  обмороке,  доктор  Дуглас  обратился  к
вошедшему врачу:
   - Капитан Адамс был моим лучшим другом. Отчего он погиб?
   - Его поразила пуля необычайной величины и совсем  не  военного  образца.
Вероятно, то была пуля старинных голландских ружей, так  называемых  "гоег".
Рана оказалась неисцелимой.
   Разговор  их  был  прерван  криками  и  бешеным  конским   галопом.   Это
Сорви-голова,  воспользовавшись  отсутствием  часовых,  подошел  к   лошади,
отвязал ее от столба  и,  несмотря  на  то  что  юбка  сильно  стесняла  его
движения, одним прыжком вскочил в седло.  Чистокровный  конь,  разгоряченный
сильными  ударами,  которые  Сорви-голова  под  прикрытием  юбки  непрерывно
наносил ему каблуками, пустился с места в карьер.
   Никто из  встречных,  видевших  эту  мчавшуюся  верхом  женщину,  не  мог
сообразить, в чем дело, тем более  что  Сорви-голова  все  время  выкрикивал
своим фальцетом:
   - Остановите лошадь!.. Я служанка миссис Адамс!.. Остановите!.. Умоляю!..
   Никто, однако, так и  не  решился  остановить  взбесившуюся,  как  видно,
лошадь. Люди склонны были скорее посмеяться над ошалевшей от страха потешной
амазонкой.
   Ухватив коня за холку, подскакивая при каждом прыжке и ежесекундно рискуя
свалиться, лжеслужанка орала во всю глотку, в то  же  время  незаметно  и  с
изумительной ловкостью  управляя  конем.  Зеваки  тщетно  ждали  неизбежного
падения наездницы, заранее предвкушая это удовольствие. А  конь,  все  более
горячась, набирал скорость.
   Он мчался вихрем, проходя не  менее  восьмисот  метров  в  минуту.  Таким
аллюром он, пожалуй, скоро перемахнет через английские позиции.
   А Сорви-голова все орал уже охрипшим голосом:
   - Остановите!.. Спасите служанку миссис Адамс!..
   Он проскакал мимо нескольких кавалеристов. Вдруг один из них, внимательно
наблюдавший за наездницей, воскликнул.
   - Глядите-ка! Эта женщина держится  в  седле  с  ловкостью  циркача.  Нас
провели-это шпион!.. Вперед! В погоню! За мной!..
   Все энергично пришпорили коней, и погоня началась. Раздались револьверные
выстрелы.
   Пули, пущенные на полном скаку,  редко  достигают  цели,  и  все  же  они
свистали у самых ушей беглеца.
   "Черт  возьми!  Дело  как  будто  портится",  -   подумал   Сорви-голова,
пригибаясь к шее коня.
   Конь  домчал  его  до  передового  окопа,  к  стенке  которого  прильнули
шотландцы. Двое из них попыта- . лись преградить путь штыками.
 
   Но Сорви-голова с непостижимой силой  и  ловкостью  заставил  коня  одним
броском перескочить окоп, оставив позади солдат, штыки - все!
   - Огонь! - скомандовал командир шотландцев.
   Загремели сотни выстрелов. Однако, как всегда  бывает  в  таких  случаях,
стрелки, поторопившись, лишь щегольнули друг перед другом своими промахами.
   А тут и буры, со своей стороны, подняли пальбу, и наш бедный Сорви-голова
очутился между двух огней.
   Друзья-буры были сейчас для Жана страшнее, чем враги-англичане.
   Как дать им знать, что он свой? Как прекратить эту  пальбу,  которая  при
баснословной меткости буров может оказаться для него гибельной?
   У него нет белого платка. Но зато у него есть чепчик! Сорвав его с головы
и держа за одну из тесемок, Жан принялся  отчаянно  размахивать  им  в  знак
своих мирных намерений
   Эмблема мира остановила огонь.
   И  вовремя!  До  трансваальских  линий  оставалось  всего  триста  метров
Пораженный в грудь, конь капитана Сорви-голова захрипел и стал припадать  на
ноги Еще минута - и он упадет. Беглец  соскочил  на  землю,  сорвал  с  себя
женское платье и предстал перед бурами в шерстяной рубашке и в засученных до
колен штанах. Он сохранил только чепчик, эту единственную принадлежность его
женского одеяния, и вертел им, как пращой.
   Так добежал он до траншеи, где его весьма неучтиво схватили руки друзей.
   - Кто ты? - основательно встряхнув его, спросил обросший  до  самых  глаз
бородатый гигант.
   - Капитан Сорви-голова, командир разведчиков.
   - Врешь!.. А пароль знаешь?
   - Болван! Ты, может быть, думаешь, что англичане сообщили  его  мне?  Мне
неизвестен пароль, но зато я знаю марш разведчиков.
   И звонким голосом он затянул веселую песенку, которая  разнеслась  далеко
по окопам, вызывая улыбку на хмурых лицах буров:
   Хоть мужа моей мамы
   И должен звать я папой,
   Скажу - ко мне любви он не питал
   Однажды, добрый дав пинок,
   Меня он вывел за порог
   И, сунув мелкую монету, заорал...
   А где-то за дальней  грядой  земли  молодой  смешливый  и  звонкий  голос
подхватил припев:
   "Проваливай ко всем чертям! "
   Иди. живи, как знаешь сам!."
   Вперед, Фанфан!
   Вперед, Фанфан.
   По прозвищу Тюльпан!
   Да, черт возьми, вперед, Фанфан,
   По прозвищу Тюльпан!
   И в тот же миг человек пять-шесть побросали свои  окопы  и  со  всех  ног
кинулись к Жану Грандье.
   Тот, кто бежал впереди, крикнул, все еще не веря сво-им глазам:
   - Сорви-голова! Хозяин!.. Воскрес? Жив?.. - и, упав  в  объятия  беглеца,
зарыдал.
   - Фанфан! Дорогой Фанфан! - воскликнул командир  Молокососов.  -  Неужели
ты?
   - Да, да, я...  ты...  мы...  Не  обращай  внимания,  хозяин!  Реву,  как
теленок... Снова вместе! Радость, понимаешь, радость душит!.. Ты жив, жив!..
   - Но каким образом ты здесь, под Кимберли,  старина  Фанфан?  Ведь  я  же
оставил тебя под Ледисмитом.
   - Потом расскажу, некогда теперь. Разве не видишь? Все наши  сбегаются...
Услыхали песенку. Жан Пьер, Жан Луи и просто Жан, и  буры  -  Карел,  Элиас,
Иорис, Манус, Гюго, Иохем...
   - А я? Обо мне-то забыли? - крикнул какой-то парнишка,  бросаясь,  как  и
Фанфан, на шею юному капитану.
   - Да это же Поль Поттер!.. Поль! - обнял его растроганный Сорви-голова.
   - А мы недурно поработали, пока тебя не было, - сказал сын расстрелянного
бура, стукнув о землю прикладом своего карабина с  шестиугольным  отверстием
крупного калибра.
   Это было внушительное  оружие  редкой  силы  и  меткости  -  старинный  и
страшный "го„г", с которым до сих  пор  никак  не  могут  расстаться  старые
охотники-буры.
   - Ну что ж? Друг я вам теперь или нет? Командир Молокососов или уже нет?
   - Да! Да! Да!..
   - Так почему мне не дают ружья с патронами? Борьба за независимость обеих
республик не окончена. Впереди еще много жестоких испытаний...
 
   ЧАСТЬ ВТОРАЯ
   БОРЬБА ИСПОЛИНОВ
 
   ГЛАВА 1
   Опять сражение. - Все в хаки. ~ Что такое  хаки?  -  Снова  шотландцы.  -
"Ро„р" Поля Поттера. - Белые шарфы. - Двенадцатый. - Без страха и упрека.  -
Смерть храбреца. - Поражение. - Напрасные уговоры. - Псалом. - Пророчество.
 
   Обе армии - буров и англичан - стояли под Кимберли. Их столкновение  было
неизбежно. Лорд  Митуэн  готовился  освободить  город,  осажденный  войсками
Кронье, а Кронье был намерен непоколебимо защищать свои позиции.
   Профессиональная армия англичан, точно  так  же  как  и  добровольческая*
армия буров, спешно заканчивала последние приготовления к  бою.  Над  обоими
лагерями нависла зловещая тишина, всегда предшествующая урагану сражения.
   Буры, эти сознательные  противники  наступательной  стратегии,  все  свои
надежды возлагали на оборону.
   Хорошо укрытые скалами, холмами,  пригорками  и  окопами,  буры  спокойно
поджидали англичан, внимательно следя за каждым их движением.
   И все же добровольцы были немного сбиты с толку.  Их  противников  словно
подменили. Куда девались белые каски, султаны на  шлема