ых, чем их товарищи по регулярной армии.
   "Вперед! Вперед! ."
   Долг солдата и спортивный азарт подхлестывают друг друга, придавая особую
напряженность скачке, которая с ходу приняла бешеный характер.
   "Вперед!.. Вперед! Охота за человеком!
   Взвод улан то смыкался, то растягивался,в  зависимо-сти  от  темперамента
всадников и горячности их коней.
   Впереди молодой уланский лейтенант на великолепном, породистом скакуне. С
каждым его скачком офицер все больше удалялся  от  взвода  и  приближался  к
бегле- цам, которые опередили погоню не более чем на шестьсот метров.
   Бедные мальчики мчались во весь опор  на  пони,  неказистых  с  виду,  но
смелых и умных животных, честно исполнявших свой долг.
   Вот оба отряда вступили в  полосу  высоких  трав.  Здесь  пони  приобрели
некоторые преимущества: они перешли на  своеобразный  аллюр,при  котором  их
передние ноги идуг рысью, а задние галопом, что дает им  возможность,  почти
не снижая скорости и не путаясь, пробираться среди высоких  трав.  На  голой
равнине их настигли бы за каких-нибудь десять минут, в прериях же  удавалось
сохранять рас-стояние, отделявшее их от преследователей.
   Только уланский лейтенант  да  еще  трое  всадников  постепенно  нагоняли
беглецов.
   Пони   молодого   француза,   которого   англичане   прозвали   капитаном
Сорви-голова, не обнаруживал еще ни малейших признаков усталости.  Но  удила
пони, на котором скакали Фанфан и  юный  Поль,  уже  были  покрыты  обильной
пеной; он явно начал уставать. - Фанфан! - крикнул Сорви-голова. - Ты не  на
деревянном коньке карусели, а в седле! Отдай поводья, положись на коня.
   - Ладно, хозяин!-ответил  Фанфан.-Придется  тебе,  Коко,  думать  за  нас
обоих, - ласково потрепал он по шее пони. - Впрочем, это не  так  уж  трудно
для тебя.
   Сорви-голова между тем обернулся. Обеспокоенный приближением англичан, он
отстегнул мушкетон.
   - Внимание!..-вполголоса обратился он к своим. спутникам.
   Затем раздался его свист, услышав который оба пони мгновенно остановились
и замерли на месте.
   Проворно соскочив с пони, Сорви-голова пристроил на  седле  ствол  своего
мушкетона и, наведя его  на  уланского  офицера,  осторожно  спустил  курок.
Раздался  сухой  выстрел.  Несколько   мгновений   Сорви-голова   стоял   не
шелохнувшись, с широко раскрытыми глазами,  словно  желая  проследить  полет
пули. Офицер, сраженный на всем скаку, выпустил поводья и, взмахнув  руками,
опрокинулся на круп коня. Лошадь шарахнулась в сторону, офицер, мертвый  или
тяжело  раненный,  свалился  наземь,   а   обезумевший   от   испуга   конь,
подстегиваемый бьющимися о бока стременами, понесся куда глаза глядят.
   - Благодарю вас, Сорви-голова! Может быть, это  один  из  тех,  кто  убил
моего отца! - воскликнул Поль Поттер.
   Послышался второй выстрел.
   То Фанфан, увидев,  что  Сорви-голова  стреляет,  решил  последовать  его
примеру, без малейшего, впрочем, успеха.
   - Эх! Чистый проигрыш, - проворчал раздосадованный мальчик.
   Три кавалериста, скакавшие за лейтенантом,  остановились,  чтобы  оказать
ему помощь. Образовалась маленькая группа.
   Бах!..
   Фью-ю-ю-ю-ю... -запела, разрывая воздух, пуля.
   То снова выстрелил Сорви-голова.
   В группе англичан поднялась на дыбы лошадь и,  пройдя  на  задних  ногах,
подобно геральдическим коням, несколько шагов, грохнулась, подмяв  под  себя
всадника.
   - И второй!-с дикой радостью завопил маленький бур.
   Бах!.. Это опять так же азартно выстрелил Фанфан- и опять так же  успешно
промахнулся.
   - Ты cтреляешь, как сапожник, Фанфан! - крикнул взбешенный  Сорви-голова.
- Передай свое ружье Полю.
   - Давай, давай! - обрадовался сын казненного. - Посмотришь, как я стреляю
   С аккуратностью старого солдата мальчик щелкнул затвором, вложил патрон в
казенную часть, спокойно нав„л ружье на одного из двух  оставшихся  в  живых
улан маленького английского авангарда и выстрелил в  тот  самый  миг,  когда
уланы возобновили преследование.
   - Ух, здорово! -  воскликнул  Фанфан,  радуясь  успеху  маленького  бура,
снявшего всадника с коня.
   - Ну, Поль! Четвертый - на нас двоих! - крикнул  Сорви-голова  -  Тебе  -
человек, мне - конь.  И  два  выстрела  слились  в  один.  Всадник  и  конь,
пораженные на полном скаку двумя не  знавшими  промаха  стрелками,  упали  и
скрылись в траве.
   - Да, ты будешь отомщен, и хорошо отомщен, бедный мой отец! -  воскликнул
побледневший от гнева мальчик.
   Эта  страшная  расправа,  такая  долгая   в   рассказе,   совершилась   в
каких-нибудь полминуты.
   Пора было, однако, удирать.  Все  кавалеристы  примчались  к  месту,  где
погибли их товарищи. Отряд перестроился.
   Уже садясь на пони, Сорви-голова заметил, что все  англичане,  у  которых
было огнестрельное оружие, целятся в них.
   Он едва успел пронзительно свистнуть и крикнуть:
   - Ложись!
   Прекрасно   выдрессированные   животные,   услышав    знакомый    сигнал,
распластались на земле одновременно со своими хозяевами.
   Над беглецами просвистал град пуль.
   Фанфан болезненно вскрикнул.
   - Только без глупостей! - воскликнул Сорви-голова, но  голос  его  звучал
тревожно.
   - Угостили...--ответил Фанфан.-Нечего сказать, угостили!
   - Гром и молния!.. Бедный Фанфан! - воскликнул Сорви-голова. - Покажи!
   - В левую ходулю угодили,-пытался  отшутиться  Фанфан.-Погоди..  Поломки,
кажется, нет-только  голень  продырявили,  и  все.  Кровоточит,  правда,  но
ничего, не очень больно. Обмотаю ее платком и стану таким же петухом, как  и
раньше.
   - Дай перевяжу.
   - Не стоит. Потом как-нибудь... Сейчас  дела  куда  поважнее.  Становится
жарко.
   Действительно, становилось жарко.
   Англичане, взбешенные  сопротивлением  и  не  ожидавшие  встретить  таких
опасных противников в каких-то мальчишках, которых они думали  взять  голыми
руками, переменили тактику и приступили к новому маневру.
   Их двадцать четыре человека. Семеро поскакали направо, семеро  -  налево,
описывая полукруг, чтобы отрезать отступление  беглецам.  Десять  остальных,
оставшись на месте,  рассредоточились  и  стали  поддерживать  огонь  в  том
направлении, где прижались к земле юные партизаны.
   - Теперь уж не до смеха, -  сказал  Сорви-голова.  Приподняв  голову,  он
осматривал местность. - Они хотят взять нас в клещи обходным  движением.  Но
посмотрим!.. Придегся отступать. Ты сможешь, Фанфан?
   - Каждый может все, чего захочет, хозяин. Будь покоен! Уж я-то не повисну
колодой на ваших ногах.
   - Нам грозит смертельная опасность, - предупредил Сорви-голова.
   - Вся наша жизнь смертельная опасность, - ответил молодой парижанин. - Не
разбив яиц, и яичницы не приготовишь. Если бы я  дрожал  за  свою  шкуру,  я
остался бы у себя на родине, на улице Гренета.*
   Пока Фанфан  философствовал,  Сорви-голова  не  терял  даром  времени  Он
установил по компасу, что в полулье направо от них находится хорошо знакомый
большой лес, затем связал узлом стремена пони, предварительно  перекинув  их
на седла. Все это он проделал так, чтобы англичане ничего не заметили. А  те
продолжали лениво постреливать, решив, по-видимому, не  предпринимать  более
энергичных действий, пока их товарищи не  завершат  окружения.  Сорви-голова
между  тем  перекинул  через  плечо  свой  мушкетон  и,  приказав  товарищам
следовать за ним, с удивительной быстротой пополз среди высоких трав.
   Поль  и  Фанфан,  видно,  тоже  знакомые   с   этим   приемом   индейцев,
повиновались, и вскоре все трое исчезли в гигантской растительности вельдта.
Их пони, распростертые на земле и скрытые густой травой, остались на месте.
   Англичане, ставшие более осмотрительными, приближались осторожно,  мелкой
рысью, время от времени переходя даже на шаг.
   Не обращая на них никакого внимания,  Сорви-голова  двигался  направо,  к
опушке леса Противник не переставал  постреливать  наугад,  и  Сорви-голова,
продолжавший ползти с проворством ящерицы, сказал вполголоса:
   - Только бы не искалечили они наших лошадок... Эх! Будь со мной  хотя  бы
дюжина моих Молокососов, ни один из этих хаки не вернулся бы в свой лагерь -
И, обернувшись затем к Фанфану, он спросил: - Как дела, старина?
   - Потеем, трудимся, - ответил Фанфан. - Не ручаюсь, что мог бы прыгнуть с
трамплина, но что касается ходьбы на  четвереньках...  одной  лапой  больше,
одной меньше - невелика важность.
   К счастью, трава в тех местах была вышиною в метр, а то и больше;  только
это и спасало бесстрашных сорванцов. В другой обстановке они давно уже  были
бы схвачены или подстрелены англичанами.
   В самом деле, предсгавьте себе луг с Марсово поле*, на котором  играют  в
прятки, но только  всерьез  и  под  угрозой  смерти,  трое  против  двадцати
четырех.
   Какая выносливость, какая ловкость, сколько удачи потребуется этим троим,
чтобы благополучно ускользнуть!
   Между тем правый и левый отряды англичан завершили полуокружение.  Теперь
совместно с третьим, оставшимся на месте  взводом  они  готовились  сомкнуть
кольцо вокруг того места, где, по их мнению, находились беглецы.
   Но те, пробираясь между травами, прошли уже расстояние в четыреста метров
под прямым углом к их первоначальному  направлению  Прежде  они  скакали  на
север, теперь же ползли на восток. Просто чудо, что англичане до сих пор  не
приметили их передвижения До спасительного  леса  оставалось  еще  не  менее
полутора тысяч метров. Будь у них достаточно времени, они, конечно, доползли
бы до него, но этот невероятно  трудный  способ  передвижения  скоро  совсем
истощил силы раненого Фанфа-на. При всем своем мужестве он не  способен  был
ползти дальше.
   Ослабленный потерей крови, которая  не  переставала  струиться  из  раны,
чувствуя, что с каждой минутой все больше слабеет, еле волоча за собой ноги,
он умолял товарищей бросить его.
   - Ни за что! Или ты вернешься  в  лагерь  вместе  с  на-ми,  или  мы  все
погибнем здесь! - воскликнул Сорви-голова.
   - Но подумай! Командующий ждет результатов разведки От них зависит судьба
всего коммандо, - спорил Фанфан.
   Вместо ответа Сорви-голова только пожал плечами.  Присев  на  корточки  и
чуть высунув голову из травы, он беглым взглядом окинул равнину.
   Юноша заметил, как сильно они опередили англичан. От врагов  их  отделяло
теперь не менее пятисот метров.
   О, если бы только они  могли  и  дальше  продвигаться  вот  так  же,  под
прикрытием травы! Но Фанфан! Бедняга Фанфан!.. Надо спасти его во что бы  то
ни стало.
   Не видя другого выхода, Сорви-голова решил поста-вить на карту все.
   Вложив пальцы в рот, он трижды пронзительно свистнул.
   И  тогда  произошло  нечто  поистине   изумительное.   Бурские   лошадки,
притаившиеся в траве и до сих пор не обнаруженные англичанами,  стремительно
вскочили и понеслись бешеным галопом, с раздувающимися ноздрями, прыгая  над
травой, как антилопы. Безошибочный инстинкт полудиких  животных  не  обманул
их. Тонкий слух верно уловил направление сигнала, а чутье, более острое, чем
у ищеек, вело их по правильному пути.
   Растерявшись  от  изумления,  англичане  послали  было  вдогонку   смелым
животным несколько выстрелов, но, увидев, что пони  без  седоков,  перестали
обращать на них внимание.
   Преследователи, разумеется, также слышали свист. Но их отряды  находились
довольно далеко друг от друга, и  потому  они  не  могли  определить  место,
откуда он доносился. Больше того, каждый из отрядов принял свист  за  сигнал
другого отряда к атаке. И все они поторопились  сойтись  в  той  точке,  где
никого уже не было.
   Нельзя не признать, что для троих ребят, один из которых был  к  тому  же
ранен, это был блестящий маневр. К несчастью,  опасность  еще  не  миновала.
Пони примчались к ним. как вихрь. Немного привстав,  Сорви-голова  остановил
их легким  прищелкиванием  языка  и  в  каких-нибудь  две  секунды  развязал
стремена.
   - В седло, Поль! - скомандовал он. - Не заботься обо мне и скачи прямо  в
лес.
   А пока маленький бур садился на лошадь, он  поднял  Фанфана,  усадил  его
верхом на холку пони и, вскочив  позади  раненого  в  седло,  устремился  за
буром.
   Англичане, поняв наконец,  что  их  одурачили,  послали  вслед  беглецам,
мчавшимся, как ветер, залп проклятий и открыли по ним адский огонь.
   Пули свистели, выли, жужжали вокруг  Молокососов,  срезали  стебли  трав;
музыка была не из приятных.
   Пока одни англичане стреляли,  другие  возобновили  погоню.  Каких-нибудь
пять-шесть минут - и беглецы достигнут леса, где их ожидает спасение.
   Да, но пять минут!
   Внезапно лошадка Поля отпрянула в сторону, зашаталась и чуть не упала. На
левом боку животного показалась длинная струя крови.
   - Держись, Поль, твой пони ранен! - крикнул Сорви-голова.
   Бур и сам уже почувствовал, что  лошадь  под  ним  оседает.  Напрасно  он
подбадривал ее голосом и вонзал ей в бока шпоры. Боясь, что пони  упадет,  и
стремясь продвинуться как можно дальше, Поль стал даже покалывать его ножом
   То и дело спотыкаясь, доброе животное пробежало еще метров триста,  потом
зашаталось и тяжело повалилось на землю. Изо рта и  ноздрей  его  показалась
кровь.
   - Бедный Коко! - всхлипнул Фанфан, обожавший своего коня
   А маленький бур, этот ловкий наездник, успел уже соскочить и стоял  целый
и невредимый
   Остановив своего пони, Сорви-голова крикнул:
   - Вскарабкайся позади меня, Поль, и держись крепче. Чем мы  хуже  сыновей
Эмона*?
   Уставший и перегруженный пони уже не мог бежать так быстро,  как  до  сих
пор. И хотя до леса оставалось не более  трехсот  метров,  расстояние  между
беглецами и англичанами уменьшалось с каждой секундой.
   Раздался новый залп, и Поль, застонав, скатился в траву. Правда,  он  тут
же вскочил и крикнул, догоняя товарищей:
   - Ничего страшного, я только обезоружен!
   Пуля  угодила  ему  между  лопаток,  но,  по   необыкновенно   счастливой
случайности, сплющилась, ударившись о дуло ружья,  причем  искривила  его  и
разбила ложе приклада.
   Еще полтораста метров!
   Англичане приближались, улюлюкая, с неистовыми криками "ура". Еще бы! Что
за чудесная охота! Маленький бур бежал по траве  вслед  за  пони,  но  трава
теперь была уже не такая густая и высокая.
   А тут еще пони, попав ногой в разрытый  муравейник.  упал  на  колени,  и
Сорви-голова с Фанфаном, перелетев через его голову, шлепнулись оземь  шагах
в шести от него.
   Полуоглушенный, Сорви-голова мгновенно вскочил, но его товарищ лежал  без
сознания.
   - Сдавайтесь!.. Сдавайтесь!..-заорали англичане.
   - Ни за что! - гаркнул им в тон Сорви-голова, наво-дя на них свое ружье.
   С изумительным хладнокровием он выстрелил три раза подряд и сшиб с  коней
трех мчавшихся впереди англичан.
   Потом, передав свое ружье Полю, он произнес:
   - В магазине осталось еще  четыре  патрона.  Задержи  врага,  а  я  унесу
Фанфана.
   Фанфан по-прежнему лежал без памяти. Сорви-голова поднял его и побежал  к
лесу.
   Он уже почти достиг опушки, как вдруг всего в нескольких  шагах  от  себя
услышал раздавшийся  из  леса  громоподобный  голос:  "Огонь!"  И  в  то  же
мгновение он очутился  среди  дыма  и  пламени:  со  всех  сторон  громыхали
выстрелы.
   Капитану Сорви-голова показалось, что он в настоящем аду.
 
   ГЛАВА 3
   Воспоминание о "Ледяном аде" - Замысел молодого миллионера. - За буров! -
Встреча с Фанфаном. - В путь! - Набор добровольцев  -  В  заливе  Делагоа  -
Португальская таможня. - Претория. - Президент Крюгер. - Молокососы
 
   Не так давно "Журнал путешествий" опубликовал под заголовком "Ледяной ад"
рассказ о приключениях французов  в  Клондайке,  стране  богатейших  золотых
россыпей. Напомним кратко об этой захватывающей драме.
   Несколько молодых французов, жертвы прославившегося  своими  злодействами
бандитского сообщества "Коричневая звезда", отправились искать счастья в это
таинственное  Эльдорадо  Полярного  круга.  Ценою  неимоверных  страданий  и
смертельных  опасностей  им  действительно   удалось   добыть   баснословное
состояние. Но бандиты, не упускавшие их из виду, тайно отправились за ними в
Клондайк. Там они узнали, что  французам  посчастливилось  открыть  "Золотое
море" - богатейшие россыпи,  упорно  разыскиваемые  всеми  золотоискателями.
Разумеется, бандиты решили  завладеть  этим  сокровищем,  которое,  даже  по
предварительным подсчетам, превышало, и значительно превышало, ослепительную
цифру в сто миллионов.
   Героями этой драмы золота и крови были семь человек: молодой ученый  Леон
Фортэн и его прелестная невеста Марта Грандье; газетный репортер Поль Редон;
присоединившийся к ним старый канадец Лестанг; Дюша-то и его  отважная  дочь
Жанна и, наконец, брат Марты - Жан Грандье.
   Жану  Грандье,  воспитаннику  колледжа*  Сен-Барб,   было   тогда   всего
пятнадцать лет. Природа одарила его  недюжинным  умом,  физической  силой  и
необыкновенной для юноши  его  лет  выносливостью.  Этот  школьник,  умевший
храбро  противостоять  всем  испытаниям,  совершил   там   чудесные,   почти
легендарные подвиги.
   Не будем говорить о  его  изумительной  способности  переносить  мороз  в
пятьдесят градусов, о необыкновенной ловкости, проявленной  им  в  борьбе  с
дикими зверями - огромными полярными волками, -  скажем  лишь,  что,  тяжело
раненный, обмороженный, ослабленный потерей крови, он  собственноручно  убил
пятерых бандитов из шайки "Коричневой звезды"  и  освободил  свою  сестру  и
Жанну Дюшато, находившихся в плену у этих злодеев. Во  Францию  он  вернулся
сказочно богатый и одержимый той жаждой приключений, которая  знакома  и  не
дает покоя всем, кто хоть раз вкусил прелесть этой волнующей жизни.
   Отдохнув несколько месяцев, Жан заскучал. Его деятельная натура требовала
применения  своим  силам.  Он  решил  было,  став  во   главе   какой-нибудь
географической экспедиции, проникнуть в  не  исследованные  еще  страны  или
взяться за какое-либо другое  смелое  и  полезное  дело,  но  тут  вспыхнула
англо-бурская война.
   Пылкая и благородная душа Жана Грандье мгновен-но загорелась  сочувствием
к  двум  маленьким  южноафри-канским   республикам,   боровшимся   за   свою
независимость.
   Его восхищали спокойствие, достоинство и величие старого, патриархального
президента - благородного Крюгера,  в  котором  он  видел  живое  воплощение
древних добродетелей мужественного бурского народа.
   Он влюбился в  буров,  этих  солдат-добровольцев,  ненавидевших  войну  и
взявшихся  за  оружие  только  ради   защиты   святого   дела   национальной
независимости.   В   то   же   время   он   от   всей   души    возненавидел
англичан-завоевателей, которые  развязали  войну,  бросив  многочисленную  и
могучую английскую нацию против двух крошечных государств. Уже  один  только
этот факт вопиющего неравенства сил  казался  ему  величайшим  преступлением
против человечества.
   С одной стороны-могущественная, богатейшая в мире империя с населением  в
четыреста миллионов  человек,  с  превосходной  армией,  флотом,  колониями,
первоклассной  промышленностью,  огромными  финансовыми  ресурсами.  Колосс,
господствующий на морях и на суше -  целой  трети  земного  шара!  С  другой
стороны-два крошечных народца, едва насчитывающих четыреста  тысяч  жителей,
мирных крестьян, занимающихся земледелием и мечтающих только  о  том,  чтобы
жить в мире и быть подальше от всех тревог, которые  потрясают  человеческое
общество.
   Он  трепетал  за  них,  изумлялся  равнодушию   цивилизованных   народов,
возмущался тем, что ни один из этих народов не посмел или не  смог  помешать
этому несправедливому  нападению,  совершенному  на  другой  же  день  после
"международной мирной конференции".
   Он говорил себе:
   "Если большие государства так эгоистичны и подлы,  а  эта  отвратительная
вещь, которую называют политикой. потворствует их эгоизму и подлости, то все
честные люди, люди большого сердца должны  откликнуться  и  действовать,  не
щадя своей жизни.Я моло