тся, погоня...
   - Вот так штука! И, конечно, уланы! - воскликнула  Гриэт.  -  Как  охотно
переколотил бы я их всех до одного!..
   - Как ты думаешь, Поль, - спросила Бетие, она же Сорви-голова, - добредут
коровы домой без нас?
   - Доберутся! - коротко ответила Наати.
   - Тогда мы сейчас позабавимся. Еще пять минут назад  мы  бы  пропали,  но
теперь у нас есть возможность драться.
   Вместо ответа Наати  пронзительно  свистнула.  Услышав  знакомый  сигнал,
головная корова пустилась в галоп и увлекла за собой все  стадо,  которое  с
грохотом снежной лавины помчалось к ферме.
   Дорога круто поднималась в гору. С левой стороны ее  высилась  скала,  на
которой зияла расщелина шириной в два метра и высотой в метр. Это был вход в
пещеру. Все три сестрицы забежали туда  на  секунду  и,  выйдя,  выстроились
плечом к плечу перед входом.
   Уланы мелкой рысцой одолевали кручу. Их утомленные кони едва плелись.
   Пастушки легко могли  бы  удрать,  однако  не  двига-лись  с  места  и  с
любопытством поглядывали на улан. Те заметили  их  и  стали  кричать,  чтобы
девушки спустились к ним.
   Пастушки не шевельнулись, даже не удостоили улан ответом.
   Тогда сержант, скакавший впереди, подъехал к пещере, осадил перед  входом
коня и, не слезая с него, попытался обнять Гриэт.
   -- Сдавайтесь, плутовки, и марш за мной! - крикнул он.
   С невозмутимым спокойствием Гриэт, она же Фанфан, ухватила кавалериста за
сапог и, приподняв его без всякого, видимого усилия, сбросила с седла.
   Трах-тарарах! Раздалось бряцанье железа,  прозвучала  крепкая  солдатская
брань,  потом  послышался  стук  копыт  убегающего  коня,  который,  сбросив
сержанта, предоставил его самому себе вместе с пикой, саблей, ружьем и  всем
остальным достоянием улана.
   Три пастушки, внезапно <растаяв", закатились неудержимым хохотом. Видимо,
шутка показалась им очень забавной.
   Уланы же, напротив, нашли ее весьма неуместной.
   С полдюжины их спешились. Наставив на бедняжек свои длинные  пики,  уланы
крикнули:
   - Следуйте за нами, если не хотите,  чтобы  вас  насадили  на  пики,  как
куропаток на вертел!
   Шесть остроконечных пик угрожающим полукругом вытянулись перед  девушками
на расстоянии всего лишь одного метра. Солдаты были  возбуждены  и  свирепы,
тут уж не до шуток. Да, им поистине было не до шуток!
   Сброшенному с коня сержанту удалось наконец выпутаться из своих  доспехов
и присоединиться к уланам. Он полагал, что более высокий чин дает ему  право
кричать громче и ругаться грубее своих подчиненных.
   Между тем пастушки, как хорошо срепетированный ансамбль, отступили на шаг
в пещеру, вытянули вперед носки левых  ног,  приставили  под  углом  каблуки
правых ног к левым, извлекли откуда-то карабины, приклады которых  мгновенно
и ловко примостились на их плечах. Вся эта красивая пантомима была проделана
буквально в течение трех секунд.
   Раз! Два! Три!.. - как на ученье.
   На  войне  следует  быть  готовым  решительно   ко   всему.   Но   бывают
неожиданности,   превосходящие   все   возможности   бедного   человеческого
воображения.
   Именно с такой неожиданностью столкнулись уланы, когда на их  глазах  три
молодые девушки вдруг превра-тились в грозных бойцов.  Попробуйте  поставить
себя на их место, читатель! Пика против  ружья  вообще  слабое  оружие.  Она
становится почти не годной, когда приходится действовать ею снизу  вверх,  в
положении,  которое  не  только  стесняет  движения  бойца,  но  и   пагубно
отражается на его моральном состоянии. Даже наиболее храбрые люди повинуются
в таких случаях инстинкту самосохранения, не могут  о  чем-либо  думать  или
что-либо предпринять. А инстинкт перед  лицом  такой  опасности  приказывает
бежать без оглядки, если, конечно, страх не приковывает человека к месту.
   Так случилось и с уланами. При виде этих простых девушек,  действующих  и
маневрирующих с выучкой настоящих бойцов, они  на  какое-то  мгновение  были
ошеломлены.
   О, да эти пастушки, оказывается, совсем не такие дубины!
   Потрясение улан длилось не более каких-нибудь двух секунд. Но  и  за  две
секунды можно совершить немало дел с помощью маузеровских винтовок.
   Паф! - сверкнули три языка пламени, и поднялся легкий дымок. И тотчас же:
паф! - еще три выстрела, так же, как и первые, слившиеся в один.
   Шесть выстрелов за две секунды - ужасно!  Уланы  были  поражены  в  упор,
ментики их порыжели от пламени, оружие выпало из рук. Простреленные навылет,
они судорожно взмахнули руками,  зажимая  ими  раны,  нанесенные  "гуманными
пулями".
   Некоторые  из  них  с  дико  блуждающим  взором  пробежали,  пошатываясь,
несколько шагов и рухнули навзничь. Сержанту пуля угодила в самое сердце,  и
он на месте свалился ничком. Другой улан  пробежал  с  неистовым  воплем  не
более пятидесяти метров, покачнулся и упал, извергая потоки крови.
   Шесть улан, то-есть более половины всего взвода, уже на земле!
   Сорви-голова сдержал злобную усмешку, промелькнувшую было на его губах, и
зычным голосом, несообразным с его женским нарядом, гаркнул:
   - Долой оружие, мошенники! Я - Брейк-нек!.. Слышите?.. Долой оружие!
   Но улан оставалось еще пятеро. Им казалось  чудовищным  сдаться  каким-то
карикатурам, пусть даже страшным, но все же карикатурам на солдат.
   Уланы разбились на две  маленькие  группы:  первая,  состоявшая  из  двух
человек, находилась метров на шесть впереди второй.
   Передовые уланы вздыбили своих коней. Однако этот маневр, хорошо знакомый
всем  кавалеристам,  годен  был  разве  лишь  на  то,   чтобы   привести   в
замешательство  новичков,  но  отнюдь  не  таких  стрелков,   как   Поль   и
Сорвиголова.
   Грянули еще два выстрела. Никакие суматошные движения не помогли  уланам.
Пораженные прямо в голову, они, соскользнув  с  седел,  замертво  грохнулись
оземь.
   Теперь  улан  оставалось  всего  трое.  На  этот  раз  они  были  всерьез
перепуганы и собирались улепетнуть.
   Поздно!
   Прежде чем перейти в галоп, им  пришлось  бы  сделать  крутой  поворот  и
пробраться по узкой тропе между двумя глубокими оврагами.
   Как раз в это мгновение из долины донесся  оглушительный  грохот  взрыва.
Почва задрожала, как при землетрясении.
   И снова раздался еще более громкий и повелительный голос Сорви-головы:
   - Водохранилище взорвано! Это сделали мы... да, мы одни!.. Сдавайтесь же,
гром и молния! Сдавайтесь, пока не поздно!
   - Сдаемся! Сдаемся!..
   - Отлично!.. Бросить оружие! Спешиться! Руки  вверх!..  А  вы,  Фанфан  и
Поль, возьмите этих плутов на мушку и при малейшем  подозрительном  движении
стреляйте их, как зайцев.
   Трое солдат, чувствуя всю унизительность своего положения, все же покорно
исполнили приказание Жана, и только один из них не без достоинства произнес:
   - Мы сдаемся. Но мы солдаты, а не мошенники, и вам не  следовало  бы  нас
оскорблять.
   Сорви-голова  с  пылающими  от  гнева  глазами,  с  исказившимся   лицом,
страшный, несмотря  на  свое  шутовское  одеяние,  приблизился  к  уланам  и
негодующе бросил им в ответ:
   - Вы еще смеете говорить об уважении к военнопленным! Вы, грабители  ферм
и поджигатели нив, убийцы женщин и  детей!  Вы,  подвергающие  военнопленных
жестокой и позорной  пытке  "Pigsticking"!.  Вы  -  палачи,  позорящие  свои
мундиры, бандиты, которых следовало бы беспощадно истребить всех до единого!
И вы еще смеете  называть  себя  солдатами!  Вы  -  уланы  майора  Колвилла,
достойные помощники этого золотопогонного убийцы!
   Сраженные жестокой, но вполне заслуженной отповедью Жана,  и  к  тому  же
весьма неважно чувствовавшие себя под дулами двух карабинов, все  три  улана
беспреко-словно сдали оружие.
   Сорви-голова овладел собой и снова обратился к ним более спокойным тоном:
   - Чего, собственно, вам было от нас нужно и кто вас послал в погоню? Ведь
в английском лагере мы сошли за пастушек.
   -  Дело  в  том,-ответил  один  из  улан,-что  после   вашего   ухода   к
водохранилищу прибыл майор Колвилл. Он увидел на  своем  объявлении  подпись
капитана Сорви-голова. У него возникли подозрения. Он приказал нагнать вас и
во что бы то ни стало доставить к нему.
   - Значит, только для того, чтобы поймать  каких-то  жалких  пастушек,  он
рискнул целым взводом?
   - Выходит, так, - подтвердил улан.
   - Что ж! Если Колвиллу так нужны три пастушки, я, пожалуй, отправлю их  к
нему.
   При этих словах лукавая улыбка озарила лицо капитана Сорви-голова.
   - Разденьтесь!-приказал он улану.-Снимите с себя доломан, брюки, сапоги.
   - Но, мистер Брейк-нек...
   - Без возражений! А то сами видите-сестрица Наати уже косо поглядывает на
вас и играет собачкой своего карабина. Поспешите же... Вы рискуете жизнью.
   В мгновение ока солдат сбросил с себя военную форму, а Сорви-голова столь
же быстро освободился от одежды сестрицы Бетие.
   -  Теперь,  -  с  насмешливой  серьезностью  продолжал  Сорви-голова,   -
получайте мою одежду в обмен на ва-шу.  Поворачивайтесь,  поворачивайтесь!..
Натяните корсет... Влезайте в юбку.. Да не забудьте чепчик, эту существенную
принадлежность женского наряда.
   В полном отчаянии, подавленный смешной и жалкой ролью,  которую  заставил
его играть неумолимый победитель, улан угрюмо  повиновался,  а  Сорви-голова
облачился тем временем в военную форму цвета хаки.
   - Отлично! Если бы не усы, вы вполне сошли бы за кузину Бетие. Не  угодно
ли вам для такого  случая  срезать  их?.  А  теперь  подержите  лошадей,  да
смотрите - без  предательства...  Эй,  номер  два!  Ваша  очередь!  Снимайте
форму... А ты, Фанфан, отдай этому джентльмену свои тряпки.
   Номер второй заколебался было, но Сорви-голова навел на упрямца карабин и
холодно произнес:
   - Считаю до трех. Если при счете "три" вы не будете раздеты, я всажу  вам
пулю в лоб. Раз... два... Отлично! Вы чудесно поняли меня.
   И этот улан разделся в мгновение ока.
   - Теперь твоя очередь, Фанфан, - продолжал, улыбаясь, Сорви-голова.
   Второй улан был высокого роста и плотного телосложения,  Фанфан  же  тощ,
как скелет, а ростом - от горшка два вершка. Доломан улана почти прикрыл его
ляжки, а брюки пришлось подтянуть до самых подмышек, и все же они волочились
по земле.
   Сорви-голова залился гомерическим хохотом; даже на губах серьезного  Поля
появилось что-то вроде улыбки - до того потешно выглядел парижанин.
   Но Фанфан не  растерялся.  Засучив  рукава  и  подвернув  края  брюк,  он
иронически,  с  комизмом  подлинного  Гавроша  разглядывал  свой  наряд.   А
злосчастный улан, невообразимо смешной в слишком коротком  и  узком  женском
платье, походил на одну из тех жалких марионеток, которых  сваливают  ударом
мяча на деревенских ярмарках.
   Третий улан сам догадался, что самое лучшее для него-  как  можно  скорее
покончить с переодеванием.
   Обмен одежды с Полем произошел без инцидентов, и в две  минуты  все  было
закончено.
   Сорви-голова снова стал серьезным.
   - Вы свободны! - властно, с достоинством сказал он уланам. - Садитесь  на
коней и возвращайтесь в  лагерь.  Поклонитесь  от  меня  майору  Колвиллу  и
скажите ему, что вместо пастушек я посылаю ему их тряпье. Ничего большего на
этот раз, к сожалению, сделать для него не могу.
   Взбешенные, подавленные стыдом и совсем одуревшие  от  всего  пережитого,
уланы вскочили на коней и, путаясь в юбках, из-под  которых  свешивались  их
босые ноги, во всю прыть помчались к лагерю.
   А Сорви-голова, Фанфан и Поль, вскинув за плечи  карабины,  вернулись  на
ферму.
 
   ГЛАВА 3
   Старые друзья. - Саперы роты Молокососов. - Наполеон -  Неосторожность  -
Окружены!  -  Парламентер  -  "Капитулируйте!"  -  Гордый   ответ.   -   Под
артиллерийским обстрелом - Пролом - Сорви-голова покупает стадо  -  Прихоть,
которая обходится в тридцать тысяч флоринов - О том зачем  понадобилась  эта
покупка - Необыкновенные приготовления. - Куда пойдут коровы? -  Томительное
ожидание.
 
   Там их ожидал  приятный  сюрприз.  Во  дворе  фермы  они  увидели  восемь
оседланных, снаряженных по-военному лошадей, с наслаждением жевавших початки
кукурузы То были бурские пони.
   А когда три друга вошли в парадную комнату, их встретили радостным "ура".
   Из-за стола встали восемь человек. Двое из них, обладатели длинных бород,
протянули руки и воскликнули:
   - Сорви-голова! Дружище! Принимайте первых  волонтеров  нового  эскадрона
Молокососов!
   - Доктор Тромп! Переводчик Папаша!.. Рад вас видеть! Но  что  же  это  за
Молокососы с бородищами, широкими, как лопаты?
   - Они вполне могут быть саперами, - вмешался Фанфан.
   - Браво! Молодец, парижанин! - воскликнул доктор. - Да, - продолжал он, -
в госпитале я почувствовал, что старею.  Дайте  мне  боевое  дело.  Поражать
одной рукой и исцелять другой - вот мое призвание!
   Папаша с набитым едою ртом перебил его:
   - Приказ генерала Бота был объявлен нам третьего дня, и вот мы уже тут, а
с нами и Жан Пьер, и Карел, и Элиас, и Гюго, и Иохем, и Финьоле, бежавший  с
понто-нов, а скоро прибудут и остальные.
   Сорви-голова, сияя, пожимал протянутые к нему со всех сторон руки:
   - Ого! Да нас уже и так одиннадцать человек! Ну и  крепко  же  мы  ударим
теперь по англичанам!
   - Смерть врагу!
   - Да. И особенно смерть уланам! - воскликнул Сорви-голова. - С этого  дня
мы объявляем им беспощадную и непрестанную войну - войну на уничтожение. Как
я их ненавижу!
   - И тем не менее носите их форму.
   - Так же, как Поль и Фанфан.
   - О, я не очень-то задираю от этого нос! -  рассмеялся  парижанин.  -  Вы
только взгляните на меня: хорош на-рядик, а?  Что  за  чучело,  друзья  мои!
Видали вы когда-нибудь такого урода?
   - Но каким чудом попали к вам эти мундиры?
   - Уморительная история! Сейчас расскажу... Можно, хозяин?
   - Валяй, только покороче. Все равно поесть  надо:  от  тартинок  сестрицы
Бетие давно уж и след простыл. По-жуем - и в путь!
   Фанфан с жаром рассказал об их смелом налете на во-дохранилище  Таба-Нгу,
об их отступлении и переодевании улан.
   Нетрудно догадаться, какой успех имел его рассказ.
   Потом Молокососы плотно закусили, запивая еду  кафрским  пивом.  Принесли
также две бутылки старого капского вина, и все чокнулись за успех кампании и
за "дядю Поля", почтенного президента Трансвааля.
   Это имя вызвало взрыв энтузиазма.
   - Да здравствует дядя Поль!.. Да здравствует  бурский  Наполеон!  -  орал
Фанфан, пьянея от собственных слов.
   Наполеон!   Сравнение   это   прозвучало   слишком   высокопарно,   почти
фантастично,  так  что  даже  сам   парижанин   почувствовал   необходимость
объясниться хотя бы перед теми из гостей, которые понимали по-французски:
   -  Да,  Наполеон!  Я  не  отказываюсь  от  своих  слов.   Доказательство?
Пожалуйста! У Наполеона была единственная в своем роде треуголка, а  у  дяди
Поля - цилиндр, подобного которому не сыщешь на всем белом свете. Надо  быть
гением, чтобы решиться носить такую шляпу... И еще доказательство:  Наполеон
смертельно ненавидел англичан, которым его треуголка внушала  ужас,  и  дядя
Поль так же ненавидит их, а его колпак тоже повергает их в дикий ужас.  Что,
здорово мы расщелкали  англичанишек?..  Будут  помнить  Молокососов!  -  сам
захлебываясь от восторга, закончил Фанфан  свой  рассказ,  вызвавший  бурное
одобрение слушателей.
   Но тут в залу вихрем ворвалась сестрица  Гриэт  -  настоящая  -  и  одним
словом прервала бурную овацию:
   - Уланы!
   Бог мой! О  них  совсем  позабыли.  А  много  их?  Наверно,  какой-нибудь
сторожевой патруль... Сейчас Молокососы хорошенько их проучат.
   Сорви-голова стремительно вышел, взобрался на гребень стены и взглянул на
равнину. Черт возьми, дело серьезное! Улан было больше  сотни.  Они  мчались
развернутым строем, обходя ферму, чтобы отрезать ее от Таба-Нгу. Бежать было
поздно.  Молокососы  попали  в  окружение.   И   Сорви-голова,   вернувшись,
скомандовал:
   - К оружию!
   Молокососы тотчас же повскакивали с мест, разобрали карабины  и,  выбежав
во двор, закрыли тяжелые ворота,  подперев  их  для  верности  трехдюймовыми
досками.
   Впрочем, бурские фермы благодаря своим высоким и  толстым  стенам  вообще
представляли собой настоящие маленькие  крепости,  в  которых  жители  могли
отражать неожиданные налеты врага.
   Уланы  быстро  приближались,  со  всех  сторон  обходя  ферму.  За   ними
показались другие  кавалеристы,  вероятно,  драгуны;  издали  они  выглядели
совсем крошечными, точ-но оловянные солдатики.
   - Уж не думают ли эти джентльмены почтить нас  осадой?  -  сказал  доктор
Тромп, заряжая маузер.
   - Я должен был расставить часовых! -  сокрушался  Сорви-голова.  -  Такая
ошибка непростительна для командира разведчиков. А впрочем, не все ли равно,
где сражаться - здесь или в поле... Главное - драться. К тому же  нас  целых
одиннадцать человек, - продолжал успокаивать себя Сорви-голова, - и мы, хотя
и Молокососы, не дадим перерезать себя, как цыплят.
   Сорви-голова  не  знал  колебаний,  и  его   самообладание   в   подобных
обстоятельствах было прямо-таки непостижимым.
   - Сколько у вас патронов. Папаша? - спросил он.
   - Около двухсот на человека.
   - Отлично! А у нашей  тройки  -  по  двести  пятьдесят.  В  общем  тысяча
девятьсот патронов. И, уж конечно, мы не станем стрелять ими по воробьям.
   Уланы все приближались. Сорви-голова  умело  выбрал  позиции  для  десяти
бойцов, составлявших гарнизон маленькой крепости, а  сам  решил  остаться  в
резерве, чтобы иметь возможность поспеть на помощь каждому ослабленному  или
подвергающемуся угрозе посту.
   Все меры защиты были приняты.  Беготня  прекратилась,  Наступила  мертвая
тишина.
   Издалека донесся пронзительный звук  рожка.  В  сопровождении  трубача  к
ферме приближался улан с белым платком на острие пики.
   - Парламентер, - сказал Сорви-голова, потирая от удовольствия руки. -  И,
конечно, с требованием капитуляции. Ну  ничего,  мы  устроим  ему  достойный
прием! Узнают, с кем имеют дело.
   Вместе с Фанфаном, украсившим свой штык белой  салфеткой  сестрицы  Бетие
настоящей, Сорви-голова поднялся на гребень стены.
   - Жаль, нет у меня дудочки, - пошутил Фанфан, - не  то  сыграл  бы  я  им
песенку!
   - Лейтенант Фанфан, смирно! - с насмешливой торжественностью  скомандовал
Сорви-голова.
   Английский парламентер, осадив коня в пятнадцати шагах от фермы, закричал
зычным голосом:
   - По приказу его милости майора Колвилла я  тре-бую  от  обитателей  этой
фермы открыть ворота и безоговорочно выдать человека,  именуемого  капитаном
Сорвиголова. В случае неповиновения дом  будет  взят  штурмом  и  сожжен,  а
жители его будут судимы со всей строгостью законов военного времени.
   Ответ не заставил себя долго ждать:
   - Я, капитан Сорви-голова, взорвавший водохранилище  Таба-Нгу,  оценивший
всего в пенни голову человека, именуемого Колвиллом,  и  уничтоживший  взвод
улан, по-сланный в погоню за мною, предлагаю вам немедленно убраться отсюда!
В противном случае я буду стрелять. Парламентер должен  быть  вежлив,  а  вы
невоспитанный грубиян. Что же касается  Колвилла,  то  я  приговорил  его  к
смертной казни, и  потому  его  слова  не  имеют  для  меня  ровно  никакого
значения.
   Видимо смущенный, парламентер отвечал более мягким тоном:
   -  Должен  предупредить,  что  нас  пятьсот  человек  и   мы   в   случае
сопротивления пленных брать не будем.
   - Пятьсот человек - это не так уж много. А пленных у вас не будет хотя бы
по той простой причине; что вам не удастся их взять.
   - Это ваше последнее слово?
   - Yes, sir!*
   Убедившись,  что  настаивать  бесполезно,  парламентер  повернул  коня  и
ускакал в сопровождении трубача.
   Прошло  четверть  часа.  Англичане  были  еще  далеко,  но  кольцо  осады
постепенно сужалось. Они приближались очень осторожно  и  не  решались  идти
напролом, не зная,  сколько  буров  на  ферме.  А  один  уланский  взвод  из
двенадцати человек застыл неподвижно примерно в полутора тысячах  метров  от