стадо потянулось  обратно,  одному  из  солдат  взбрела  в
голову мысль напиться молока.  Он  остановил  шествовавшую  впереди  корову,
подозвал товарища, у которого была выкрашенная в цвет хаки жестяная  кружка,
и, заставив его держать посудину, принялся доить корову.
   То ли у него не было опыта в этом деле, то ли он причинил животному боль,
но корова вырвалась и так  угостила  задней  ногой  обоих  томми*,  что  они
полетели в разные стороны и брякнулись оземь.
   Обескураженные и взбешенные любители молока смущенно поднялись под  взрыв
оглушительного солдатского хохота.
   Тогда худая и с виду неуклюжая девушка, не проявлявшая до сих пор никаких
признаков любезности, остановилась, подняла с земли кружку и,  мигнув  своей
черноволосой товарке, нежным тремоло* успокоила разъяренное животное.
 
   С чисто профессиональной ловкостью девушка взялась за соски  коровы  и  в
несколько секунд наполнила посудину пенящимся  молоком.  Потом  просто,  без
церемоний, неловким движением  она  протянула  кружку  солдату,  потиравшему
ушибленные места.
   Англичанин залпом опорожнил кружку и сказал, улыбаясь:
   - Ваш поступок доказывает, что у вас доброе сердце. Не  стану  предлагать
вам денег, чтобы не обидеть вас, но от души благодарю.
   Тотчас же, помахивая кружками, к девушке подошли другие солдаты, прося  и
им нацедить молока.
   В ответ странная пастушка тихонько свистнула, и коровы, тесня друг друга,
рысью пустились прочь. Образовалась настоящая живая  стена  движущихся  тел,
пробиться через которую не было никакой возможности. В  это  время  красивая
блондинка в голландском чепчике заметила на стене  бассейна  объявление,  на
котором  почерком  ротного  писаря  были  начертаны  следующие,  недостойные
цивилизованного человека строки:
   "Тысячу фунтов стерлингов тому, кто доставит живым или  мертвым  капитана
Сорви-голова. Майор Колвилл".
   Прочитав это объявление, девушка прикусила губу, чтобы  сдержать  лукавую
улыбку, и спокойно прошла мимо.
   А через сутки те же самые часовые снова встретили то же самое стадо и тех
же погонщиц. Никаких перемен в  поведении  бурских  пастушек:  та  же  вялая
походка, тот же тупой взгляд, те же  корзины  на  руках.  Только  третья  из
пастушек, та, что вчера так ловко доила, несла, кроме корзины,  еще  большой
деревянный подойник,
   Зато солдаты были  теперь  куда  любезней  с  пастушками,  чем  накануне.
Сержант даже не заглянул в их корзины.
   Когда скот напился и вереница коров,  блестевших  от  струившейся  по  их
бокам воды, двинулась в  обратный  путь,  девушка  с  деревянным  подойником
остановила стадо. Крестьянка поставила на землю  свою  посудину,  опустилась
возле одной из коров на колени  и,  надоив  подойник,  знаками  дала  понять
солдатам, что молоко находится в их полном распоряжении
   Солдаты встретили этот приятный и неожиданный дар радостным "ура".
   Пехотинцы, уланы, артиллеристы бросились па  штурм  подойника  и,  черпая
молоко своими походными  кружками,  быстро  опорожнили  его.  Девушка  снова
наполнила подойник.
   Все это время вокруг стоял несмолкаемый гул  радостных  людских  голосов;
коровы мычали и били копытами землю. Никто уже не обращал внимания  на  двух
других погонщиц, скрытых стеною водоема и массой сгрудившихся животных.
   Неутомимая доильщица занималась своим делом добрых двадцать минут. Только
завидя подходивших подруг, она вскочила и, схватив подойник, молча пошла  им
навстречу.
   Но солдаты ни за что  не  хотели  отпустить  ее  с  пусты-ми  руками,  не
отблагодарив за угощенье; этого настоятельно  требовали  их  ублаготворенные
желудки. Кто-то из улан снял с головы каску, бросил в нее  мелкую  монету  и
пустил ее вкруговую Каждый кидал в каску свою лепту,  руководствуясь  своими
средствами и щедростью.
   Через минуту собранные монеты серебряной струйкой посыпались в подойник.
   Не поблагодарив солдат, все с тем же деревянным лицом,  девушка  побежала
вдогонку за подругами и скоро исчезла из виду. По  пути  она  с  отвращением
выбросила английские деньги в первую попавшуюся яму.
   Едва она присоединилась к подругам, все  три  пастушки  бросились  наутек
вместе со стадом, которое, точно взбесившись, понеслось во всю прыть.
   Англичане  же,  довольные  тем,  что  хоть  немного   нарушилось   нудное
однообразие их жизни, веселились, как дети.
   Их веселье резко оборвал тревожный окрик часового.
   К водоему мелкой  рысью  приближался  взвод  кавалеристов  в  хаки  Отряд
состоял из двадцати улан. Трое из них, как видно офицеры,  были  без  пик  и
опоясаны белыми шарфами. Впереди трусил высокий офицер с  седеющей  бородой,
жесткими чертами лица и бегающими рысьими глазами.
   Он был в чине майора, о чем  говорили  золотые  короны  на  эполетах  его
мундира, а цифра, вышитая на воротнике, указывала на то, что он  принадлежит
к третьему уланскому полку.
   Черт возьми! Да ведь это же наш старый знакомый,  палач  Давида  Поттера,
заклятый враг  капитана  Сорвиголова,  последний  оставшийся  в  живых  член
военного суда -  майор  Колвилл  собственной  персоной!  Он  казался  чем-то
серьезно  озабоченным  и  встревоженным,  словно  какая-то   мрачная   мысль
неотступно терзала его душу.
   Нет спору, майор - храбрый солдат. Но даже  и  самый  смелый  человек  не
может оставаться спокойным, зная, что где-то рядом кружится и ходит  по  его
следам  неугомонный  дьяволенок,  приговоривший  к  смерти  пятерых   членов
военного суда и уже сдержавший свою страшную клятву в отношении четверых.
   Попросту говоря, майора бросало то в жар, то в холод.  День  и  ночь  его
преследовала неотвязная мысль о смерти, подстерегающей его на каждом шагу. А
жизнь в постоянном ожидании смерти - это уже не  жизнь.  Вот  почему  майор,
готовый на  все,  лишь  бы  справиться  с  неуловимым  врагом,  прибегнул  к
недостойному солдата средству - обещал денежную награду за голову  командира
Молокососов. У  англичан  это  называется  "прибегнуть  к  помощи  кавалерии
святого  Георгия".  (Такой  образный  оборот  народной  речи  обязан   своим
происхождением  тому,  что  на  одной  стороне  золотого  фунта   стерлингов
изображен святой Георгий на коне, поражающий дракона). А так как  майор  был
богат, то, не задумываясь,  предложил  кругленькую  сумму  в  тысячу  фунтов
стерлингов за поимку своего врага.
   Еще накануне по его приказу на самых видных местах расклеили  объявления.
Майор делал ставку не столько на врагов капитана Сорви-голова,  сколько,  и,
пожалуй, даже больше, на алчность его друзей.
   Проезжая мимо объявления, наклеенного на стене бассейна,  майор  пробежал
его глазами, точно желая на самом себе  проверить  силу  воздействия  такого
приема борьбы.
   Внезапно он побледнел, из уст его  вырвался  сдавленный  крик.  Остановив
коня, он широко раскрытыми от ужаса глазами уставился  на  несколько  строк,
приписанных карандашом под его подписью твердым и крупным почерком:
   "А я предлагаю только пенни за голову майора Колвилла. Она не стоит  даже
и этого. Капитан Сорви-голова".
   Голос майора дрожал от гнева, а может быть, и от страха, когда,  указывая
на объявление, он крикнул:
   - Кто это написал? Отвечайте!.. Да отвечайте же, вы!
   - Не знаю... - пролепетал сержант, приложив пальцы  к  козырьку.  -  Смею
заверить вашу милость, только что, совсем недавно, этого еще не было,
   - Кто приходил сюда? Кто проходил мимо? Кто здесь останавливался?
   - Никто, кроме трех бурских пастушек, которые, как обычно,  пригоняли  на
водопой стадо.
   - Мне надо их допросить - и немедленно!
   - Но они все равно что бревна: ничего не слышат  и  не  понимают  -  хуже
дикарей.
   - Тем более! Немедленно привести! Поняли, сер-жант?
   - Слушаю, ваша милость.
   - Возьмите с собой десяток солдат и во что бы то ни стало  приведите  мне
этих пастушек.
   - Слушаю, ваша милость! Минутное дело!
   И десять солдат, вскочив на коней,  помчались  во  весь  опор  по  следам
скрывшегося стада.
   Майор, его  эскорт  и  офицеры  спешились  и  молча  ожидали  возвращения
посланного в погоню отряда.
   Никто еще не видел майора Колвилла в таком возбужденном состоянии.  Точно
какой-то рок или непреоборимая сила гипноза притягивала  его  к  объявлению,
перед которым он, расхаживая взад и вперед, то и дело останавливался. Прошло
десять минут.
   - Ужасный копун этот сержант, - ворчал майор, в сердцах ударяя хлыстом по
голенищу сапога.
   Издалека  донеслось  несколько  выстрелов.  Кони  насторожили  уши,  люди
вздрогнули.
   - Что  там  еще?  -  крикнул  майор,  возбуждение  и  гнев  которого  все
возрастали. Последовал страшный ответ.
   Из  стены  водоема  вырвались  столбы  белого  дыма.  Почти  одновременно
загремели оглушительные взрывы.
   Циклопическая стена, целый век выдерживавшая мощный напор воды, рухнула в
нескольких местах на протяжении ста двадцати метров.
   Стремительные потоки воды ринулись через пробоины И с громоподобным гулом
устремились вниз по склону, взрывая на  своем  пути  землю,  увлекая  камни,
опрокидывая палатки, унося запасы овса и фуража, заливая склады оружия.
   - Спасайтесь! Спасайтесь!.. - вопили солдаты, охваченные ужасом при  виде
этого страшного зрелища.
   Отрезанные на взгорье орудия, зарядные  ящики  и  артиллерийские  повозки
очутились под  угрозой  затопления.  Напуганные  лошади  громко  заржали  и,
сорвавшись с привязи, понеслись в открытую степь.
   Под мощным напором водяных потоков пробоины все расширялись, и  стена  не
устояла. Образовался гигантский водопад шириною в полтораста метров, который
быстро превратил веселую долину в бурную реку.
   Непоправимая катастрофа! Уничтожено водохранилище Таба-Нгу,  безвозвратно
утрачены запасы воды, и  весь  этот  пункт  потерял  какое  бы  то  ни  было
стратегическое значение.
   То было подлинное бедствие для всей английской армии и, в частности,  для
майора  Колвилла,   которому   доверили   охрану   этой   местности.   Взрыв
водохранилища задевал его самолюбие начальника  и  набрасывал  тень  на  его
воинскую честь.
   Колвиллу не оставалось теперь ничего иного, как отступить перед  потоками
все прибывавшей воды. Его люди, опасавшиеся новых взрывов и  обезумевшие  от
опасности, тем более страшной, что они не знали ни ее  причин,  ни  размера,
бежали без оглядки.
   Некоторых задавила рухнувшая стена. Другие, унесенные, как жалкие  щепки,
потоком, погибли в его волнах.
   На глаз можно было установить потерю в пятьдесят человек.
   Однако  не  это  больше  всего  волновало  майора.  Нет,  его  беспокоила
непонятная задержка взвода улан, посланного на поиски бурских пастушек.
   Все мысли этого маньяка вертелись вокруг дерзкого ответа, начертанного на
его объявлении неизвестной рукой.
   И ужас его рос по мере того, как он вспоминал  находчивость,  смелость  и
сбивающую с толку ловкость своего невидимого, но вездесущего врага,  который
неотступно преследовал, унижал, позорил его, издевался над ним, и все это  с
безнаказанностью, способной довести человека до исступления. Майор не  знал,
что ему делать, что предпринять, он потерял голову.
   Основательно или нет, но Колвилл полагал, что  бурские  пастушки  кое-что
знают обо всем этом и, может быть, наведут его на след. Задержка  посланного
за ними сержанта причиняла ему такое сильное беспокойство, что он не в силах
был скрыть его от своих подчиненных.
   Между  тем  доносившиеся  издалека  выстрелы  прекратились.  Видно,   там
произошла стычка, и майора бросило в дрожь при одной мысли, что  эта  стычка
могла оказаться роковой для его солдат.
   Мертвое молчание нависло над долиной, слышался только  рев  водопада,  да
изредка доносились то призывы о помощи утопающего человека, то  предсмертное
ржанье коня.
   Вдруг  на  горизонте  показались  силуэты  трех  всадников.  Они   быстро
приближались на рысях.
   Что за странные всадники?
   Уланы? Нет, они без пик. Да и вообще солдаты ли  это?  Конечно  же,  нет,
хотя они и едут верхом на полковых конях.
   Всадники все приближались. Их уже можно было разглядеть.
   Что за нелепый маскарад?  Не  случись  это  при  таких  поистине  ужасных
обстоятельствах, появление столь странного  и  смешного  трио  заставило  бы
расхохотаться даже англичан  -  людей,  как  правило,  подверженных  острому
сплину.
   То были три  одетых  в  женское  платье  кавалериста.  Их  упирающиеся  в
стремена  ноги  были  босы,  их  торсы  были  затянуты  в  корсажи,  на   их
головах-красовались неописуе-,  мые  шляпки,  а  кое-как  напяленные  поверх
корсажей юбки развевались по ветру.
   И никаких следов сержанта и десяти солдат уланского взвода!
 
   ГЛАВА 2
   Герилья* -Немыслимое предприятие.-Отступать! -. Уланы! -  Три  двоюродные
сестры Поля - Пленники  -  Снова  бойня  -  Шутка  капитана  Сорви-голова  -
Унижение солдат ее величества королевы - Привет майору Колвиллу.
 
   После капитуляции армии  Кронье  действия  буров  приняли  совсем  другой
характер Они отказались от  нанесения  противнику  сильных  ударов  крупными
войсковыми соединениями. Республиканские силы разбились на мелкие отряды,  и
генералы кончили тем, с чего им следовало бы начать: герильей
   Герилья - это удары, неустанно наносимые врагу подвижными  и  неуловимыми
отрядами. Партизаны нападают  на  обозы,  на  отставших  солдат  неприятеля,
взрывают   его   железнодорожные   пути,   уничтожают   телеграфные   линии,
перехватывают вражеских разведчиков, налетают, как рой ос, на  их  войсковые
эшелоны, отрезают неприятельские войска от продовольственных складов, держат
противника в постоянном напряжении, изнуряют голодом его солдат  и  коней  и
совокупностью всех этих действий наносят тяжкий урон вражеским армиям,  ряды
которых тают с каждым днем.
   Именно при помощи такой войны испанцы справились  с  закаленными  в  боях
войсками Наполеона, которые одержали немало  побед  над  самыми  знаменитыми
генералами и разбили несколько европейских коалиций.
   Капитан Сорви-голова и  его  Молокососы  превосходили  всех  в  искусстве
дерзких ударов и внезапных нападений.
   Поэтому, когда командир юных  партизан  явился  к  генералу  Бота,  чтобы
попросить  у  него  назначение,  тот   решил   без   малейшего   промедления
использовать замечательные способности Жана Грандье.
   К несчастью, эскадрон Молокососов, раскиданных по всем  фронтам,  состоял
теперь всего из трех бойцов: капитана Сорви-голова, его лейтенанта - Фанфана
и  солдата  Поля  Поттера.  Два   офицера,   чтобы   командовать   войсковым
соединением, - это еще туда-сюда, но один боец никак не мог составить целого
отряда.
   Генерал Бота обещал Жану Грандье обратиться ко всем коммандо  с  просьбой
предложить находящимся в их распоряжении Молокососам немедленно вернуться  к
своему капитану.
   При подвижности бурских отрядов  можно  было  надеяться,  что  Молокососы
соберутся  дней  за  десять.  Но   Сорви-голова   не   мог   примириться   с
бездеятельностью даже в течение такого срока и просил  дать  ему  пока  хоть
какое-нибудь задание.
   - Но у меня нет  для  вас  ничего  подходящего.  Не  забывайте,  что  вас
всего-навсего трое.
   - А вы подумайте, генерал На  войне  всегда  найдет-ся  что-нибудь  очень
трудное и не терпящее отлагательства.
   - Если бы в вашем распоряжении находилась сотня Молокососов, я поручил бы
вам взорвать водохранилище Таба-Нгу.
   - Но, генерал, я берусь это сделать с помощью Фанфана и Поля.
   - Бассейны охраняет тысяча англичан. У них кавалерия, артиллерия, пехота,
- возразил генерал.
   - В таком деле сто человек скорей помешали бы мне, чем помогли. Мы вполне
справимся с этим делом втроем, даю вам слово
   - Но это же чистейшее безумие!
   - Знаю. Именно поэтому я и убежден, что дней через десять, если только мы
не погибнем, водохранилище будет взорвано. Мы  возобновим  динамитную  войну
Это так увлекательно! Вдвоем-втроем делаешь огромное дело, выполняешь работу
целого армейского корпуса!
   - Хорошо, мой дорогой Сорви-голова,  отпускаю  вас,  только  с  условием-
непременно вернуться!
   И вот трое наших сорванцов отправились в Таба-Нгу. Храбрейшие из  храбрых
отступили бы перед таким дерзким делом. Но Молокососы не знали колебаний.
   В Таба-Нгу у Поля Поттера жили родственники. Впрочем, в  тех  местах  все
были немного сродни друг другу.
   Дядюшки и двоюродные братья бились на войне, но зато тетушки и двоюродные
сестры встретили юных воинов как нельзя более сердечно.
 
 А те, не теряя даром драгоценного времени, сразу же приступили к разработке плана действий. Скоро в голове Жана Грандье созрел оригинальный и вполне осуществимый замысел. 
   Ему было ясно, что женщины легко пройдут там, где мужчин остановили бы на
первом  же  шагу.  Что  же!  Молокососы  позаимствуют  платья  из  гардероба
двоюродных сестер Поля и обратятся в женщин.
   Так Сорви-голова превратился в сестрицу Бетие, рослую  девушку,  носившую
голландский чепец, Фанфан  стал  сестрицей  Гриэт,  черноволосой  девицей  в
невообрази-мой шляпке, а Поль преобразился в сестрицу Наати,  неказистую  по
внешности, но обладающую несравненными способностями доильщицы.
   Сорванцы учились ходить в  юбках,  перенимали,  насколько  это  возможно,
скромные девичьи повадки, - словом, делали все то, что Фанфан  непочтительно
называл "кривляньем"
   Вечером устроили генеральную репетицию. Все  сошло  отлично.  А  на  утро
следующего дня они уже гнали скот на водопой, не забыв захватить корзины,  в
которые, кроме завтрака, положили немного тряпья.
   Импровизированные пастушки чудесно вышли из опасного испытания.
   Случай с коровой, не позволившей уланам доить себя, подсказал Жану  мысль
захватить в следующий раз подойник, в который сестрица Наати - она же Поль -
должна была надоить молока, чтобы отвлечь внимание солдат.
   На  другой  день,  как  уже  известно  читателю,  сорванцы,  рискуя  быть
расстрелянными на месте, привели в исполнение свой дерзкий замысел.
   Фанфан и Сорви-голова - то-есть сестрицы Гриэт и  Бетие-спрятали  на  дне
своих корзин, под тартинками, платками и вязаньем, по полудюжине  динамитных
патронов, снабженных бикфордовыми шнурами, - и будь что будет!
   Проделка капитана Молокососов удалась на славу. В то время как  Поль  без
устали поил молоком жаждущих  солдат,  лже-Гриэт  и  лже-Бетие  незаметно  и
осторож-но закладывали в щели стены водохранилища динамит-ные патроны.
   Сбившееся в кучу, мычащее и топчущееся на месте стадо совершенно скрывало
их во время этой опасной ра-боты от взоров солдат.
   Затем отважные сорванцы, не теряя самообладания, подожгли фитили.  Теперь
уже никто не был бы в силах помешать делу разрушения.
   А у Жана, этого безрассудного смельчака, хватило еще дерзости приписать к
объявлению Колвилла, которое он заметил вчера, уже известные нам слова:
   "А я предлагаю только пенни за голову майора Колвилла. Она не стоит  даже
и этого"
   И не побоялся при этом подписаться. Пусть знает!
   Пора было, однако, удирать.
   Удирали они довольно быстро, то  и  дело  подгоняя  животных.  Только  бы
добраться до фермы!
   Благоразумная  предосторожность,  мудрое  решение!  Ибо,   во-первых,   у
водохранилища  вот-вот  заварится  горячее   дело   и,   во-вторых,   уланы,
отправленные им вдогонку майором Колвиллом, уже скачут во весь опор.
   К счастью, улан задержало одно обстоятельство:  они  наткнулись  на  кучу
мелких монет-щедрый дар любителей молока, с  таким  отвращением  выброшенный
сестрицей Наати.
   "Солдат не очень-то богат. Кто этого не знает?" - гласит одна песенка.  А
уланы этого взвода, как нарочно все  были  такими  голяками,  у  которых  не
водилось и гроша за душой Поэтому они  спешились  и  стали  жадно  подбирать
пенсы и шиллинги.
   А это значило, что беглецами или беглянками, как будет  угодно  читателю,
было выиграно еще пять минут.
   Сестрица Бетие, часто оглядывавшаяся назад, заметила  улан,  которые  уже
снова успели вскочить в седла.
   - Каже