.  -  крикнул  Сорви-голова,
первым бросаясь на неприятеля.
   - Вперед! - вторил парижский Гаврош, ни на шаг не отстававший  от  своего
друга.
   Как раз в эту минуту вступили в  действие  резервные  отряды  буров.  Они
только что вскарабкались на другие валы и с ходу пошли на  штурм  английских
позиций. Загремела артиллерия  генерала  Бота.  Пушки  Круппа,  "Максимы"  и
орудия Крезо извергали на  английские  траншеи  убийственный  град  стальных
снарядов
   Теперь  дублинские  стрелки,  которые   защищали   английские   передовые
укрепления, в свою очередь стали нести тяжелые  потери.  Их  ряды  буквально
таяли. Скоро положение дублинцев стало безнадежным.  Из  пятисот  защитников
триста уже выбыли из строя. К тому же они  попали  в  окружение.  Ничего  не
поделаешь - приходилось сдаваться!
   Английский капитан с раздробленным левым плечом размахивал белым платком,
нацепленным на кончик сабли.
   - Hands up! - крикнули Сорви-голова, Фанфан и  несколько  буров,  первыми
спрыгнувшие в траншею.
   Англичане побросали оружие, подняли руки и сдались на милость победителя.
Их немедленно отправили вниз, в бурский лагерь.
   Трудно  переоценить  значение  этого  первого  успеха,  купленного  столь
дорогою ценой. Но  то  было  лишь  на-чало.  Надо  еще  отвоевать  остальные
позиции.
   На помощь англичанам подошел генерал Вуд с двумя  пехотными  полками.  То
были  отборные  английские  войска.  Они  храбро  ринулись   в   штыки   под
водительством своего отважного начальника.
   Сорви-голова навел на генерала ружье. Сейчас он выстрелит и убьет его...
   Внезапно он  вздрогнул  и  отвел  свой  маузер.  Жан  узнал  того  самого
генерала, который некогда  спас  его  от  злей-щей  и  оскорбительной  пытки
"pigsticking".
   Разумеется, это враг. Но враг честный и благородный!
   В душе юного француза никогда не умирало чувство благодарности  к  своему
спасителю.
   Жану Грандье хотелось как-нибудь спасти его, укрыть от пуль.  Он  отлично
понимал, что Вуда сейчас убьют, тем не менее он думал о  том,  как  было  бы
хорошо взять его  в  плен,  избавить  от  всех  опасностей  войны,  окружить
заслуженным вниманием.
   Убийственный огонь буров остановил контратаку англичан. Бюргеры стреляли,
пользуясь малейшим прикрытием,  причем  каждый  из  них  целился  в  заранее
намеченную жертву. Их огонь косил ряды англичан. Протяжный и тоскливый  стон
на несколько мгновений заглушил пальбу.
   Английские солдаты отступали, невзирая на просьбы, угрозы  и  даже  удары
своих офицеров. Генерал Вуд пал одним из  первых.  Сорви-голова  бросился  к
тому месту, где  он  свалился,  и  отыскал  его  среди  мертвых  и  раненых.
Высвободив из-под трупов  и  увидев  его,  бледного,  окровавленного  и  еле
дышавшего, Жан воскликнул:
   - Это не я, генерал! О нет, не я! Клянусь!
   Сорви-голова расстегнул его мундир, поднял  рубашку  и  увидел  по  обеим
сторонам его груди круглые синеватые отверстия с дрожащими  на  них  каплями
крови.
   Фанфан, прибежавший вслед за своим другом, помог  ему  осторожно  усадить
раненого.
   С первого же .взгляда им стало  ясно,  что  раны  смертельны.  Да  и  сам
генерал, казалось, не питал никаких иллюзий относительно своего состояния.
   - Генерал! - снова заговорил Сорви-голова. - Мы  отнесем  вас  в  тыл,  в
госпиталь. Вас будут лечить, вас спасут!
   Раненый, уже несколько секунд  напряженно  вглядывавшийся  в  лицо  Жана,
видимо, стараясь что-то вспомнить, узнал наконец это молодое  честное  лицо,
на котором нетрудно было прочесть выражение глубокого  горя.  Из  побелевших
губ его вырвалось тихое, как дыхание, слово:
   - Брейк-нек!
   - Да, генерал, это я. И я в отчаянии,  что  вам  так  плохо!  Но  мы  вас
спасем.
   - Благодарю. Мне уже никто не поможет. Умираю... Я прошу вас только... Во
внутреннем кармане мундира бумажник, в нем завещание... Передайте его  после
боя какому-нибудь английскому офицеру, пусть  отошлет  моей  семье.  А  меня
снесите туда, поближе к моим товарищам по оружию... Обещаете?
   - Клянусь, генерал!
   - Благодарю... Вашу руку... Прощайте!  Взгляд  его  потускнел,  на  губах
показалась струйка розоватой от крови пены, он  глубоко  вздохнул  и  замолк
навсегда
   Между тем со всех сторон  сбегались  и  вступали  в  бой  резервы  буров.
Англичане, понесшие огромные потери, отходили к месту слияния рек Венгера  и
Тугелы. Было около двух часов пополудни. Там и сям еще шла  перестрелка.  Но
пушечные выстрелы раздавались реже. То были последние судороги  ожесточенной
битвы.
   Буры победили: Спионскоп снова в их руках!
   Сражение кончилось. Победители пропели благодарственный псалом, а генерал
Жубер в ответ  на  многочисленные  поздравления  обнажил  голову  и  скромно
ответил:
   - С божьего соизволения.
   Обе стороны  понесли  жестокие  потери.  На  поле  битвы  осталось  более
полутора тысяч убитых и раненых.
   Генерал Уоррен  попросил  перемирия,  и  Жубер,  верный  своим  правилам,
великодушно согласился.
   Другой на его месте, безусловно, отказал бы и тем самым  сделал  бы  свою
победу более полной и надежной. Скоро, увы, именно так и поступят англичане,
воспользовавшись неизмеримо более тяжелым положением буров. Мы  увидим,  как
они  будут  испепелять  огнем  стопушечной  артиллерии  своих   великодушных
противников и жестоко истреблять  истощенных,  умирающих  от  голода  и  ран
бойцов, не щадя ни женщин, ни детей.
   Впрочем, для  буров  скоро  вообще  пробьет  час,  возвещающий  конец  их
победам,   плодами   которых   они   не   умели   пользоваться.   В    самом
непродолжительном времени им предстоит столкнуться с  новой  стратегией,  на
службу которой англичане бросят подавляющие противника силы.
   И это будет конец! Но если буры и падут  на  глазах  равнодушной  Европы,
они, как хорошо сказал старик Крюгер, все же увидят весь мир и  спасут  свою
национальную честь.
   Как только перемирие было подписано, Сорви-голова поспешил исполнить волю
генерала Вуда.
   Он потребовал носилки и попросил у Бота  почетный  караул,  чтобы  отдать
генералу  последние  почести.  Получив   разрешение   бурского   полководца,
Сорви-голова  в  сопровождении  двадцати  солдат,  трубача   и   носильщиков
отправился па поле битвы.
   Шествие двинулось в нейтральную зону, где буры  и  англичане  бок  о  бок
мирно выполняли скорбное дело - разыскивали и уносили с поля боя  раненых  и
мертвых.
   При  виде  траурной  процессии  все  они  тотчас  же  бросали  работу  и,
вытянувшись в струнку, отдавали честь.
   Но вот кортеж приблизился к английским линиям. По  приказу  Жана  Грандье
трубач заиграл парламентерский сигнал.
   Из траншеи выступил взвод англичан во главе с юным офицером.
   Сорви-голова удивленно воскликнул:
   - Лейтенант Патрик Ленокс! Вы? И свободны?
   - Счастлив приветствовать вас, капитан Сорви-голова!
   - Но как же вы очутились здесь?
   - Мне удалось бежать... после того как мой отец был убит на моих глазах в
бурском госпитале.
   - Его убили?! Кто же мог совершить столь низкое  преступление,  противное
сердцу каждого порядочного человека?.. Верьте мне, лейтенант:  моими  устами
все буры осуждают этот гнусный поступок.
   - Да, Сорви-голова, я знаю, вы - честный противник, и я жму вашу  руку  с
искренней симпатией, которая навсегда останется неизменной.
   - И вы, лейтенант, также можете быть уверены в моем к вам расположении.
   После того как  оба  молодых  человека  обменялись  теплым  рукопожатием,
Сорви-голова произнес:
   - Имею честь, лейтенант, передать вам останки генерала Вуда,  павшего  на
поле брани. Вручаю вам также личные  бумаги  генерала.  Я  принял  последний
вздох этого храброго солдата, который поручил мне отнести его тело к своим и
позаботиться о том, чтобы этот бумажник был доставлен его семье.
   Шотландский офицер обнажил саблю и скомандовал:
   - На-караул!
   - На-караул! -повторил за ним Жан. Взводы буров и англичан,  стоявшие  по
обе стороны носилок, одновременно отдали последнюю честь усопшему.
   - От имени офицерского корпуса ее величества  королевы,  -  взволнованным
голосом произнес Патрик,  -  от  имени  семейства  генерала  благодарю  вас,
товарищ. А теперь прощайте! Желаю вам благополучно вернуться  на  родину,  в
прекрасную Францию, к тем, кто вам дорог.
   - Прощайте! Желаю и вам  также  счастливо  избежать  опасностей  войны  и
вернуться на родину...
   На другой день генерал Жубер вызвал к себе капитана Сорви-голова и сказал
ему:
   - Вы проявили себя как самоотверженный,  находчивый  и  отважный  курьер,
доставив  мне  важные  бумаги  генерала  Кронье.  Посылаю  вас   обратно   с
документами, не менее важными.
   - Я весь к вашим услугам, генерал.
   - Вы отправитесь через два часа поездом в Блумфон-тейн через Преторию.  В
Блумфонтейне вы достанете себе коней и  во  весь  опор  поскачете  в  лагерь
Магерсфонтейн.
   - Слушаю, генерал.
   -  До  свидания!  Желаю   успеха.   Если   предчувствие   не   обманывает
меня,-добавил Жубер,-у вас там скоро должно начаться жаркое дело.
 
   ГЛАВА 8
   Старый Боб. - Предчувствия Жубера - Ослепление Коонье - Обходное движение
- В  окружении  -  Лагерь  Вольверскрааля  -  Ожесточенная  бомбардировка  -
Героическое сопротивление. - Капитуляция - Четыре тысячи пленных! -  Капитан
Жюно. - Два друга. - Бегство.
 
   Старая и фатальная  для  англичан  стратегия  генералов  Митуэна,  Уайта,
Буллера и Уоррена отжила свой век.
   Английское правительство поняло свои ошибки и решило  во  что  бы  то  ни
стало исправить их, не скупясь  на  деньги  и  не  щадя  людей.  Командующим
английскими силами в Южной Африке назначили маршала Робертса. Прошло  уже  с
месяц, как  он  прибыл  сюда  вместе  с  начальником  своего  штаба,  лордом
Китченером.
   С первого же дня прибытия они оба неустанно работа-ли над переустройством
армии и подготовкой ее к операциям совершенно нового типа.
   Неутомимая  деятельность  лорда   Робертса,   его   воинственное,   чисто
солдатское красноречие, его бесспорный авторитет полководца  быстро  подняли
воинский дух армии.
   Уже одно сознание, что с ними их "старый Боб",  вызвало  у  солдат  взрыв
энтузиазма и внушило им уверенность в победе.
   Теперь, больше чем когда-либо, численное превосходство  было  на  стороне
англичан. Страшное превосходство, о которое неизбежно должен  был  разбиться
героизм буров, сколь бы велик он ни был.
   Состав английской армии утроился. Ежедневно прибывали пароходы, до отказа
набитые людьми, лошадьми, продовольствием и боеприпасами.  Английская  армия
превосходила  теперь  своей  численностью  все  население  обеих  республик,
включая женщин и детей.
   Великобритания насчитывала тогда четыреста миллионов жителей,  а  в  двух
крохотных государствах ее  противника  числилось  всего  лишь  двести  тысяч
человек*.
   Великобритания отправила в Южную Африку  двести  двадцать  тысяч  солдат,
тогда как буры за все время войны не могли выставить  более  тридцати  тысяч
бойцов.
   В  английские  войска  беспрерывным  потоком  вливались  подкрепления  из
метрополии, в то время как бурские отряды, отрезанные от всего  мира,  несли
ничем не возмещаемые потери в людях и снаряжении.
   Могущественная Англия, стремясь покончить  с  этой  героической  горсткой
бойцов, вынуждена была напрячь все  свои  силы  и  бросить  на  буров  такое
количество войск, которого она никогда не выставляла даже против Наполеона.
   Если она и одержит победу, ей не придется особенно гордиться завоеванием,
купленным такою ценой.
   Таким образом, лорд Робертс начал свои военные операции, располагая  всем
необходимым  для  победы,  и  с  армией  достаточно  многочисленной,   чтобы
вторгнуться в обе республики. При этом он был еще избавлен от  необходимости
идти  на  помощь  осажденным  генералам  Митуэну  и  Буллеру,  которых  буры
беспощадно колотили.
   Старый маршал готовился нанести решающий удар под Кимберли.  Главные  его
силы сосредотачивались перед армией  Кронье,  которой  предстояло  выдержать
первый натиск.
   Кронье славился не только гражданской доблестью и военными способностями.
Не менее примечателен был он своим  упрямством.  Это  упрямство,  о  которое
разбивалось все, даже сама  очевидность,  и  должно  было  привести  .его  к
катастрофе.
   В  пакете,  который  Сорви-голова  привез  Кронье,  вме-сте   с   другими
документами находилось письмо Жубера, где  генерал  давал  Кронье  несколько
советов в связи с но-вой военной ситуацией.
   "Остерегайтесь старого Боба, как самого дьявола,- писал Жубер. - Говорят,
он задумал что-то новое. Это искуснейший стратег. Он строит все на маневре и
избегает лобовых атак. Боюсь, что  нас  ожидают  обходные  движения  широким
фронтом, которые он в силах  осуществить  благодаря  чудовищному  количеству
своих солдат..."
   Кронье,  горделиво  взглянув   на   действительно   грозные   укрепления,
возведенные бурами против лорда Митуэна, тихо, как бы про себя, проговорил:
   - За такими стенами я не боюсь никого и ничего, даже обходного  движения,
мысль о котором преследует Жубера. Робертс - такой  же  английский  генерал,
как и все прочие  генералы,  с  которыми  мне  приходилось  иметь  дело.  На
обходное движение он не решится.
   Кронье совершил двойную ошибку.
   Во-первых,   Робертс-прирожденный    солдат,    обязан-ный    возвышением
исключительно своему таланту  полководца,  -  не  был  таким  же  английским
генералом, как и все прочие. Во-вторых, он решился.
   Все произошло без лишнего шума и треска, без ненужной болтовни и бряцания
оружием. По возвращении в лагерь Кронье Сорви-голова снова впрягся в тяжелую
службу разведчика. Теперь он служил под командой полковника  Виллебуа-Марей,
выполняя эту опасную работу с обычной своей  находчивостью  и  усердием.  Он
набрал отряд в два десятка молодых людей, таких же смелых и ловких,  как  он
сам.  В  их  числе  находился,  конечно,  и  Поль  Поттер.  Фанфан  был  его
лейтенантом.
   С невероятной отвагой, но и с неслыханной для таких  юнцов  осторожностью
Молокососы  предпринимали  дальние  объезды  по  всему   фронту   Кронье   и
возвращались всегда с целым коробом важных военных сведений.
   14  февраля  Сорви-голова  примчался  во  весь   опор   сообщить   своему
полковнику, что английские войска заняли Коффифонтейн.  Сообщение  это  было
настолько  серьезно,  что  Виллебуа-Марей  решил  проверить  его  лично.  Он
отправился один и вернулся страшно взволнованный. Сорви-голова не ошибся.
   Полковник немедленно известил о случившемся  Кронье.  Последний  спокойно
ответил, что все это вполне вероятно, но нет никаких причин волноваться.
   Однако Виллебуа-Марей, обладавший непогрешимой проницательностью  питомца
современной военной школы, чувствовал, что это событие является  лишь  одной
из частей широкого обходного движения.
   На следующий день полковник, еще более озабоченный, чем  накануне,  снова
поскакал  в  направлении  Коффи-фонтейна,  на  этот  раз   в   сопровождении
австрийского офицера, графа Штернберга.  Не  доехав  до  Коффифонтейна,  они
остановились. Там шло  сражение.  Гремели  пушки.  Один  раненый  английский
солдат уверял, что сюда подходит лорд Китченер с пятнадцатитысячной  армией.
Оба офицера видели, как вдали прошло несколько английских полков.
   Иностранные офицеры помчались в Магерсфонтейн поставить в известность  об
этом Кронье. Но генерал выслушал их равнодушно и, пожав плечами, ответил:
   - Да нет же, господа, вы ошиблись! Какое там обходное движение! Его нет и
не может быть. Даже очень крупные силы не решились бы на  столь  рискованную
операцию.
   Прошло еще двадцать четыре часа.
   На рассвете полковник Виллебуа-Марей, взяв с собой  восемь  кавалеристов,
отправился в разведку по направлению к Якобсдалю.  На  полдороге  он  увидел
английскую армию, тянувшуюся бесконечной лентой, и  во  весь  опор  поскакал
обратно. К своему великому удивлению, он не заметил  ни  малейшего  признака
тревоги в бурских траншеях. Беззаботные буры мирно почивали у своих повозок.
   Полковник забил тревогу. Над ним стали смеяться.
   - Но неприятель совсем рядом! Его войска вот-вот окружат и захватят вас.
   Буры ответили новым взрывом хохота и вскоре опять захрапели.
   Виллебуа-Марей бросился к генералу, рассказал ему о  страшной  опасности,
готовой  обрушиться  на  его  маленькую  армию,  умолял  отдать  приказ   об
отступлении.
   С волнением, от которого исказились благородные черты его лица и задрожал
голос, он добавил:
   - Генерал Кронье! Вы берете на себя страшную ответственность... Вы будете
разгромлены, а между тем в ваших  руках  исход  борьбы  за  независимость!..
Послушайте меня, я не новичок в военном деле. Опасность велика. Умоляю  вас,
прикажите отступать! Вы пожертвуете при этом только своим обозом, который  и
так уже можно считать потерянным, но вы спасете своих людей - четыре  тысячи
бойцов. Еще не поздно!
   Кронье выслушал полковника с тем безропотным терпением, с каким  взрослые
относятся к шалостям избалованных детей,  усмехнулся  и,  покровительственно
похлопав его по плечу, ответил следующими, вошедшими в историю словами:
   - Я лучше вас знаю, что мне надо делать. Вы еще не родились, когда я  был
уже генералом.
   - Но, в таком случае, поезжайте убедиться  лично,  что  английская  армия
наполовину завершила окружение! - не унимался полковник.
   Вместо ответа Кронье пожал плечами и отвернулся. День 16 февраля прошел в
том же преступном по своей тупости бездействии.
   17-го  после  полудня   кавалеристы   полковника   Виллебуа-Марей   снова
отправились  в  разведку.  Отряд  возглавлял  он  сам.  Перед   его   взором
нескончаемым потоком тянулись колонны английских войск.
   Отправился на разведку  и  граф  Штернберг.  Сопровождавший  его  бурский
военный интендант Арнольди насмешливо заметил:
   - Хотел бы я увидеть хоть одного из тех английских  солдат,  которые  так
преследуют ваше воображение.
   - Ну что ж,  взгляните!-ответил  австрийский  офицер,  простирая  руку  к
горизонту, потемневшему от сплошной массы людей, лошадей и пушек.
   Арнольди побледнел, пришпорил коня и, обезумев от  волнения,  помчался  в
лагерь Магерсфонтейи.
   Еще издалека он принялся кричать:
   - К оружию!.. К оружию!.. Англичане!..
   - Слишком поздно! - с грустью в голосе заметил Штернберг, скакавший рядом
с ним.
   - Да, слишком поздно! - как унылое  эхо,  повторил  Виллебуа-Марей,  тоже
примчавшийся во весь опор.
   Кронье убедился наконец в своей ошибке, понял, в какое тяжелое  положение
поставлена благодаря его слепоте лучшая бурская армия. Надо  все  же  отдать
ему должное: в нем мгновенно пробудился бесстрашный воитель.
   Приказ об отступлении отдан. В лагере поднялась  невообразимая  суматоха.
Шутка сказать! Обоз состоял из четырех тысяч  быков,  такого  же  количества
верховых коней и несметного множества повозок*.
   Запрягли, как попало, быков, нагрузили наспех повозки. Но еще  надо  было
снять пушки с их гнезд, установить их на  лафеты  и  разослать  разведчиков,
узнать, какими путями отходить,  чтобы  не  наткнуться  на  врага.  Подумать
только! Потеряно целых  четверо  суток!  А  Кронье  и  теперь  из-за  своего
бурского упрямства никак не хотел бросить обоз и налегке, пользуясь чудесной
подвижностью буров, вывести их из окружения.
   Кронье также ни за что не хотел расстаться со своим обозом, что не только
привело, как читатель увидит дальше, к пленению его армии,  но  и  послужило
началом крушения всей борьбы буров за независимость.
   В два часа ночи лагерь наконец опустел.
   Вперемежку с кавалеристами, погонщиками, повозками и  верховыми  лошадьми
ринулись во мрак ночи женщины и дети, перепуганные  и  оглушенные  щелканьем
бичей, скрипом телег, мычаньем быков, топотом коней и криками людей.
   Что это-отступление? Нет, бегство!
   Бежали, то замедляя, то ускоряя шаг, всю ночь и весь  следующий  день.  К
вечеру вконец изнуренные животные не