за  собой  неожиданное
ночное нападение.
   Наконец по всей линии загремели и ответные выстрелы буров.  Но  их  пушки
били наугад по тем местам, где вспыхивали выстрелы.  Разумеется,  шуму  было
гораздо больше, чем дела. По крайней мере, со стороны буров.
   И, напротив, создавалось впечатление, что англичане заранее выверили свои
прицелы. Несмотря на темноту, их снаряды падали с ужасающей точностью.
   В самое короткое время две пушки буров  были  повреждены  и  выведены  из
строя лиддитовыми снарядами.  Но  несравненно  серьезнее  оказалось  другое:
англичане изувечили "Длинного Тома", большую пушку Крезо. Это привело  буров
в настоящее отчаяние. Послышались гневные, полные ужаса возгласы:
   - "Длинный Том" взорван!.. "Том" взорван!.. Проклятые англичане!
   - Негодяи! Подлецы! Разбойники!..
   Ствол  лучшей  пушки  буров,   по   своему   калибру   и   дальнобойности
превосходившей все английские  орудия,  был  изуродован.  Неизвестно  откуда
пущенный английский снаряд с дьявольской точностью ударил в край  ее  жерла.
Еще немного - и он проник бы в самый механизм "Длинного Тома".
   Но  последствия  и  без  того  оказались  внушительными.   Жерло   орудия
сплющилось, словно от удара парового молота, а металл  так  раскалился,  что
край жерла стал тем-но-красным.  В  довершение  всего,  пушка  перевернулась
вместе со своим лафетом. Она окончательно вышла из строя.
   "Длинный Том"! Бедняга "Том"!
   Казалось,  что  вместе  с   этой   пушкой   англичане   искалечили   душу
сопротивления.
   Люди  теснились   вокруг   орудия,   как   возле   смертельно   раненного
главнокомандующего. Отважный французский инженер Леон, словно врач, горестно
исследовал повреждение.
   - О,  я  вылечу  ее,  непременно  вылечу!  -  сказал  он,  грозя  кулаком
англичанам, продолжавшим стрелять со стороны Моддера.
   Кронье в это время сидел один в своей палатке. Склонившись над картой, он
при свете свечи изучал малейшие извилины поля. Ему донесли о несчастье.
   - Да  разве  вы  не  догадываетесь,  откуда  стреляют?  -  спросил  он  с
невозмутимым спокойствием, которое никогда не покидало этого человека.
   - Нет, генерал. В той стороне не было ни одной английской батареи.
   - Значит, ее установили недавно, минут пять назад.
   - Не понимаю, - ответил адъютант.
   - А бронепоезд? Забыли?
   - Ах да! Проклятый бронепоезд!-воскликнул адъютант.
   -  Его  в  таких  случаях  тихо  подводят  и  останавливают  на   отрезке
железнодорожного  полотна,  заранее  намеченном  для  математически  точного
прицельного огня,- продолжал Кронье. -  Морские  орудия,  которые  шлют  нам
сейчас свои снаряды, установлены на специальных платформах  и  наведены  под
известным углом, тоже предварительно выверенным. И вот результат!
   - Но что же делать, генерал?
   - Надо раз и навсегда захватить крепость на колесах. Для этого необходимо
разрушить позади нее железнодорожный путь. А еще лучше снова  взорвать  мост
через Моддер.
   - Немедленно? - спросил адъютант.
   - Да. Но у нас едва хватит людей для защиты позиций,  в  случае  если  бы
англичанам вздумалось возобновить наступление. А это вполне возможно, потому
что нападение бронепоезда - не что иное, как диверсия с целью  отвлечь  наше
внимание. Враг полагает, что нас гораздо больше. Ах,  если  б  у  меня  было
десять тысяч солдат!
   - Но ведь  для  этого  рискованного  дела  вполне  достаточно  нескольких
решительных людей, - возразил адъютант.
   - Правильно. Только где найти таких людей?
   - А Молокососы? А их командир Сорви-голова? - сказал адъютант.
   - Дети! - воскликнул генерал. ~- Да, дети, но смелые, как львы, и хитрые,
как обезьяны!
   Подумав немного, генерал согласился:
   - Хорошо. Позовите сюда капитана Сорви-голова.
   - Слушаю, генерал!
   Через  несколько  минут  адъютант  вернулся  в  сопровождении   отважного
француза.
   Жан стоял перед знаменитым главой бурских войск, почтительно  вытянувшись
по-военному,  но,  как  всегда,  уверенный  в  себе   и   сохраняя   чувство
собственного достоинства.
   Кронье устремил на него ясный и твердый,  как  сталь,  свой  единственный
глаз и без дальних околичностей спросил:
   - Сколько людей в вашем распоряжении?
   - Сорок, генерал.
   - Можно на них положиться?
   - Как на меня самого, генерал.
   - Умеете обращаться с динамитом?
   Жан вспомнил о своих  странствиях  по  Клондайку,  где  ему  чуть  ли  не
ежедневно приходилось прибегать к динамиту, и, не колеблясь, ответил:
   - Да, генерал, и уже давно.
   - В таком случае,  у  меня  есть  для  вас  трудное,  почти  невыполнимое
поручение.
   -  Если  только  трудное  -  считайте,  что  оно  уже   выполнено.   Если
невыполнимое - то либо оно будет выполнено, либо мы сами погибнем.
   - Дело не в том, чтобы умереть,  дело  в  том,  чтобы  успешно  выполнить
поручение.
   - Слушаю, генерал!
   - Я не обещаю вам за это ни звания, ни почестей, ни даже награды.
   - А  мы  и  не  продаем  своей  крови,  генерал.  Мы  сражаемся  за  дело
независимости Трансвааля.  Распоряжайтесь  нами,  как  взрослыми  солдатами,
исполняющими свой долг.
   - Именно это я и делаю! Приказываю вам отрезать отступление бронепоезду и
взорвать мост. Действуйте немедленно! Ступайте, мой мальчик,  и  лишний  раз
оправдайте ваше славное прозвище.
   Отдав честь генералу, Сорви-голова вышел. Он вихрем пронесся  по  лагерю,
на  который  продолжали  сыпаться  снаряды  англичан,  собрал   Молокососов,
приказал им седлать коней и роздал каждому по  пять  динамитных  патронов  и
бикфордовы шнуры с фитилями. На все это у него ушло не более десяти минут.
   - Вперед! - скомандовал он.
   Маленький экспедиционный отряд насчитывал сорок одного человека.
   Сорванцы бешено скакали, ежеминутно рискуя сломать себе шею среди скал  и
рытвин, потому что единственными источниками света  в  этой  кромешной  тьме
были звезды да вспышки пушечных выстрелов.
   Но у добрых  бурских  лошадок  такая  уверенность  и  сила  в  шаге,  ими
руководит столь безошибочный инстинкт, что ни одна из них ни разу не  только
не упала,  но  даже  не  споткнулась.  За  пятнадцать  минут  они  пробежали
расстояние в четыре километра.
   И вот Молокососы уже недалеко от железной  дороги.  В  пятистах-шестистах
метрах сверкают воды Моддера. Очертания местности, которую  они  в  качестве
разведчиков изъездили вдоль и поперек, настолько знакомы им,  что,  несмотря
на темноту, юнцы узнают малейшие ее  извилины.  Спешились,  не  проронив  ни
слова. Чувствовалось, что англичане здесь так и кишат.
   Десять  Молокососов  остались  охранять  лошадей.   Остальные,   захватив
динамитные патроны, отправились пешими за своим командиром.
   Они    передвигались,    словно    истые    индейцы,    с    бесконечными
предосторожностями: ползли, останавливались, прятались то за скалой,  то  за
кустарником и снова пускались в путь.
   Бронепоезд находился всего  в  полутора  километрах  от  них.  Пушки  его
продолжали  грохотать,  оглушая  Молокососов.  По  железнодорожному  полотну
сновали  какие-то  тени,  вырисовывались  силуэты   часовых,   расставленных
попарно, с промежутками от полутораста до двухсот метров.
   Отважные сорванцы с поразительной быстротой и самообладанием прямо голыми
руками принялись копать ямки под рельсами. Сорви-голова  насыпал  в  патроны
порох, вставлял в них шнуры с фитилями и вместе с Фанфаном  укладывал  их  в
ямки и прикрывал сверху землей.
   Неосторожное  движение,  малейший  удар  по  стальным  рельсам  -  и  все
взорвется. От одной мысли об этом людей менее  хладнокровных  бросило  бы  в
дрожь.
   К тому же их каждую секунду могли заметить  часовые.  Правда,  Молокососы
работали лежа, плотно прижавшись к шпалам, с которыми они сливались.
   Слава богу! Наконец-то уложены все патроны. Их целая сотня, каждый  весом
в сто граммов.
   Десять килограммов  динамита!  Так  встряхнет,  что  самим  чертям  тошно
станет!
   - Назад! - голосом тихим, как дыхание, скомандовал Сорви-голова.
   Молокососы отступили на несколько шагов и припали к земле.
   - Ты, Фанфан, останешься здесь, - продолжал Сорви-голова, - а я побегу на
мост. Мне понадобится четверть часа, чтобы добраться  туда  и  заложить  там
петарды *. Когда услышишь взрыв, подожги фитили и беги. Понял?
   - Да, хозяин.
   - Если через четверть часа взрыва не будет, значит меня уже нет в  живых.
Ты все равно поджигай тогда... Скажешь Кронье - я сделал все что мог.
   - Есть, хозяин!.. Только вот что я тебе скажу: взрывать-то взрывай, да не
вздумай сам кокнуться. У меня сердце от горя лопнет.
   - Молчи и выполняй! Сбор - после взрыва, у стоянки лошадей.
   Отдав тот же приказ другим Молокососам, Сорви-голова принялся  укладывать
патроны в две провиантские сумки, по пятьдесят штук  в  каждую.  Со  стороны
могло показаться, что он имеет дело не с динамитом,а с деревянными чурками -
так быстро и уверенно он ими орудовал. Одну сумку через правое, другую через
левое плечо, в каждой по пять килограммов  динамита,  и  -  в  путь.  Сделав
небольшой крюк, Жан свернул прямо к мосту и минут через  шесть  был  уже  на
месте. Мост, как он того и ожидал, охранялся часовыми. Сорви-голова бесшумно
обошел наскоро сооруженные англичанами защитные  укрепления  и  добрался  до
обвалов, вызванных предыдущим взрывом. Он был в числе тех, кто взрывал тогда
мост, и отлично запомнил конфигурацию местности.
   Как всегда, Жану невероятно везло: ему удалось взобраться по  контрфорсу*
до настила моста. Мост был решетчатый. Он  состоял  из  продольных  брусьев,
поперек которых были наложены шпалы, а на  шпалах  укреплены  рельсы.  Вдоль
левой его стороны тянулась деревянная дорожка для  пешеходов,  такая  узкая,
что два человека, встретившись на ней, с трудом разошлись бы.
   А внизу река. Пучина!
   Сорви-голова, положившись на свою счастливую звезду и находчивость, смело
ступил на дорожку и направился к первому  устою  моста,  собираясь  взорвать
его.
   Но не прошел он и пятнадцати шагов, как раздался резкий окрик:
   - Who goes there?
   Уловив ирландский акцент в английской речи часового, Сорви-голова решился
на отчаянный ход:
   - Это ты, Пэдди? Без глупостей, дружище! - с деланым смехом ответил он.
   "Пэдди" - общее прозвище  ирландцев,  подобно  тому  как  "Джон  Буль"  -
прозвище англичан, а "Джонатан" - прозвище янки.
   - Томми! Ты, что ли? - с явным недоверием откликнулся часовой. -  Подойди
поближе... Руки вверх!
   - Да не ори1 Смотри, что я стянул... У меня карманы  набиты  провизией  и
бутылками виски... На вот, попробуй!
   Надо сказать, что ирландцы такие же отчаянные пьяницы,  как  и  храбрецы.
Услышав слово  "виски",  Пэдди  опустил  свой  штык  и,  прислонив  ружье  к
парапету, почти вплотную  подошел  к  этому  любезному  мародеру.  Они  едва
различали друг друга впотьмах. Но Сорви-голова  успел  уже  откупорить  свою
флягу, и до ноздрей столь хорошего ценителя виски, как Пэдди, донесся аромат
"божественного" напитка.
   Фляга мгновенно перешла из рук лже-Томми  в  руки  Пэдди,  который  жадно
припал  к  ней  губами  и,  не  переводя  дыхания,  залпом  стал   поглощать
содержимое.
   Пока он так наслаждался неожиданным и чудесным  угощением,  Сорви-голова,
протиснувшись между парапетом и ирландцем, дал ему подножку и что  было  сил
толкнул его в проем между двумя шпалами  Несчастный  парень  не  успел  даже
вскрикнуть и, как был, с флягой у  рта,  так  и  полетел  Послышался  глухой
шлепок по воде, Пэдди исчез в волнах.
   "Бедняга! -  пожалел  Сорви-голова.  -  Впрочем,  от  нырянья  не  всегда
умирают".
   Но размышлять было некогда. Минуты текли, а в его положении каждая минута
стоила часа. Волны с шумом бились об устой моста; он здесь, под ногами Жана,
тот самый устой, который надо подорвать.
   Отважный сорванец, рискуя разделить участь ирландца, полез  под  шпалы  и
зацепился за одну из них ногами и левой  рукой.  Нелегко  было,  находясь  в
таком положении и действуя одною  лишь  правой  рукой,  достать  две  сумки,
наполненные динамитом, и уложить их под настилом. Теперь  оставалось  только
зарядить патроны фитилями и поджечь. Но работа одной рукой отнимала  слишком
много времени Тогда, чтобы высвободить другую руку, Жан плотнее обвил ногами
шпалу и повис над бездной вниз головой.
   Внезапно деревянная дорожка задрожала под чьими-то тяжелыми  шагами.  Над
Жаном бежали люди, щелкали ружейные затворы. А под ним,  будто  его  резали,
вопил выплывший на поверхность ирландец.
   "Пропал!" - подумал Сорви-голова.
   Заряжать патроны было уже некогда. Да и зачем? Вполне  достаточно  одного
патрона, чтобы взорвать все остальные. Ему удалось извлечь из сумки патрон и
вставить в него шнур с фитилем. Оставалось только  поджечь  фитиль.  Пройдет
добрых две минуты, пока он прогорит.
   Сорви-голова по-прежнему висел вниз  головой.  От  прилива  крови  голова
готова была лопнуть, в ушах шумело, перед глазами плыли  огненные  круги;  у
него едва хватило сил чиркнуть спичкой.
   Подбежавшие  солдаты  увидели  мигающий  во  мраке  светлячок  и   силуэт
человека, державшего его.
   - Огонь! - раздалась команда.
   Грянуло шесть выстрелов.
   Сорви-голова, не обращая внимания на пальбу, поднес спичку  к  бикфордову
шнуру и стал дуть на него, чтобы он скорей разгорелся.
   Фитиль занялся.
   Пули жужжали у самых ушей сорванца, расщепляя шпалы, рикошетом отскакивая
от стальных рельсов.
   У его ног двадцать фунтов динамита, сверху его  обстреливают  прибежавшие
караульные, а внизу - река. Ни секунды  не  колеблясь,  Сорви-голова  разжал
ноги, обвивавшие шпалу, и вниз головой полетел в Моддер.
   В то же мгновение раздался оглушительный взрыв.
 
   ГЛАВА 3
   Батарея на колесах. - Два взрыва. - Фанфан-воитель.  -  Подвиги  капитана
Сорви-голова. - Утонувший ирландец. - Пригвожденный волонтер.  -  Завоевание
шляпы, с меткой "CIV". - Опять марш Молокососов.  -  Английские  пленники  -
Вероломство пленного капитана - Трагическая смерть одного из членов военного
суда
 
   Бронепоезда  как  орудия  войны   используются   уже   давно.   Защитники
осажденного  в  1870  году*  Парижа  помнят,  как  эти   громоздкие   машины
циркулировали по Восточной*  и  Орлеанской*  железным  дорогам  между  двумя
пе-редовыми линиями вплоть до самой мертвой зоны.
   Они сновали взад и вперед, стреляли  и  делали  страшно  много  шума,  не
принося почти никакой пользы.
   Да оно и понятно: все передвижения бронепоезда совершались по одним и тем
же путям, в его появлении не было никакой неожиданности, а поле его действий
было очень ограниченно К тому же  он  не  обладал  ни  подвижностью  полевой
батареи, ни неуязвимостью укрепленного бастиона.
   Пользовались бронепоездами и при осаде Плевны и во время войны на острове
Куба*, впрочем также без особого успеха.
   Англичане во многих войнах проявили себя сторонниками этого орудия войны,
особенно  в  экспедициях  против  афридиев,  которых   бронепоезд   повергал
прямо-таки в мистический ужас.
   Англичане снова, на свой страх и риск, прибегли к нему в войне с  бурами.
Риск  неизбежный,  а  опасность  до-вольно  большая,  ибо  достаточно  сущей
безделицы, чтобы превратить эту крепость на колесах в простую груду железа.
   Первое  и  самое  главное  условие  успешности  операций  бронепоезда   -
тщательная  охрана  железнодорожного  пути   с   целью   обеспечить   поезду
возможность отступления. Кроме того, необходимо, чтобы вдоль всего пути были
размещены на некотором расстоянии подвижные части, которые могли бы в случае
неожиданного нападения прийти ему на  помощь.  Ибо,  предоставленный  самому
себе, бронепоезд не может долго защищаться.
   В начале  осады  Кимберли  англичане  принимали  все  эти  разумные  меры
предосторожности. Но так как буры не  атаковывали  поезд,  несмотря  на  его
участившиеся   нападения,   английское   командование   стало   пренебрегать
осторожностью и снаряжало явно недостаточное количество  войска  для  защиты
бронепоезда.
   По  мере  того  как  росла  уверенность  англичан  в  безнаказанности  их
действий, они становились все более дерзкими.
   Бронепоезд,  который  действовал  на  фронте  Моддера,  состоял  из  трех
платформ. На них были установлены три  корпуса  из  листовой  стали,  хорошо
заклепанной  и  скрепленной  стальными  перекладинами  В  общем,  бронепоезд
представлял собою сооружение из сплошного металла, не пробиваемого пулями  и
шрапнелью. В  его  корпусах,  стены  которых  были  прорезаны  двумя  рядами
амбразур, укрывался гарнизон из  шестидесяти  бойцов.  Нижний  ряд  амбразур
служил для сидящих стрелков, верхний - для стоящих.
   Пушка находилась в задней части корпуса на легко вращающейся платформе  и
могла  обстреливать  веером.  Мощный  паровоз  также  был  одет   в   броню;
незащищенной оставалась лишь верхушка трубы.
   И, разумеется, все, не исключая и пушек, было окрашено в цвет хаки.
   Но вернемся к описанному выше ночному  нападению  бронепоезда.  Казалось,
для этого не  было  никаких  оснований,  особенно  после  полного  разгрома,
понесенного  всего  лишь  несколько  часов  назад  войсками  ее   величества
королевы. Чем же оно было вызвано?
   А тем, что паника  среди  английских  солдат,  обезумевших  от  страха  и
бежавших врассыпную, как стадо, была так велика, что лорд  Митуэн,  опасаясь
того самого преследования, о  котором  иностранные  офицеры  тщетно  умоляли
Кронье, приказал бронепоезду предпринять эту диверсию.
 
   Наступление буров диктовалось простой логикой военных действий, и генерал
решил прибегнуть к этому крайнему средству, чтобы предотвратить или хотя  бы
ослабить вражескую контратаку.
   О, если бы только он знал, что буры, пропев свой псалом, залегли спать!
   Между тем Фанфан, мучимый беспокойством, лежал, растянувшись на шпалах, и
ждал взрыва моста.
   Сорви-голова сказал: "Через четверть часа".
   В таком  положении,  особенно  ночью,  минуты  тянутся,  как  часы.  Юный
парижанин волновался, сердце его усиленно билось; ему казалось, что четверть
часа уже давно прошло. Ему чудилось, что огонь  бронепоезда  становится  все
реже.  А  что,  если  эта  крепость  на  колесах  прекратит  огонь  и  уйдет
восвояси?.. И действительно, прильнув ухом к рельсам, он уловил  глухой  шум
медленно двигавшихся колес.
   "Действуй, Фанфан! Самое теперь время поджечь шнур".
   Чирк!.. Вспыхнула спичка, бикфордов шнур загорелся.
   Фанфан одним прыжком отскочил от железнодорожного  полотна  и  побежал  к
своим товарищам. Найдя Молокососов на том  же  месте,  где  оставил  их,  он
бросил им команду, не имеющую ничего общего с военной терминологией:
   - Давай драла!
   Юнцы отбежали метров на двести. Бронепоезд приближался.  И  по  мере  его
приближения тревога в душе Фанфана росла: не слишком  ли  поздно  поджег  он
фитиль?
   Бум!.. - донесся страшный взрыв со стороны реки,  сопровождавшийся  яркой
вспышкой огня.
   "Браво, Сорви-голова! Браво!"
   Бум!.. - раздалось теперь совсем уже рядом, на  железнодорожном  полотне.
Так и казалось, что там разверзся кратер вулкана: земля  задрожала,  во  все
стороны полетели осколки металла и щепки, вспыхнуло ослепительное пламя. Оба
взрыва последовали один за другим с промежутком секунд в пятнадцать.
   Мост, очевидно, взорван, железнодорожные пути - тоже. И  что  за  ужасное
разрушение! Обвалившаяся насыпь, груды исковерканных  рельсов  и  деревянная
труха шпал.
   Бронепоезд круто  остановился  на  расстоянии  трехсот  метров  от  места
взрыва.
   Отступление было отрезано.
   Несколько солдат спрыгнули с поезда на полотно дороги и побежали к  месту
взрыва.  Сбежались  часовые,  прискакали   кавалеристы.   Люди   заметались.
Послышались крики, ругань, проклятия, порядком потешавшие залегших  в  траве
Молокососов.
   В кучке англичан,  состоявшей  примерно  из  тридцати  человек,  вспыхнул
огонек, - видно, кто-то зажег фонарь.
   Фанфан шепотом приказал самым метким