л дурака. Ну, хватит?  Я  тут
бог знает с кем связался и  совсем  запутался,  и  вышло,  что  я  круглый
дурак...
   Короткое молчание.
   - Энн, - взмолился Киппс, - мы ж с тобой любим друг друга!
   Она будто не слышала, тогда он снова поспешно принялся ее убеждать.
   - Я уж думал, больше тебя и не увижу никогда. Правда, правда, Энн. Если
б я видел тебя каждый день, тогда дело другое. Я и сам не знал,  чего  мне
надо, вот и свалял дурака... это со всяким может случиться. А уж теперь  я
в точности знаю, чего мне надо и чего не надо.
   Он перевел дух.
   - Энн!
   - Ну?
   - Поедем!.. Поедешь?..
   Молчание.
   - Коли ты мне не ответишь, Энн... я  сейчас  отчаянный...  коли  ты  не
ответишь, коли нет твоего согласия ехать, я прямо пойду и...
   Так и не закончив угрозу, он круто повернулся и кинулся к двери.
   - Уйду! - сказал он. - Нет у  меня  ни  единого  друга  на  свете!  Все
порастерял, ничего не осталось. Сам не знаю, чего  я  наделал  да  почему.
Одно знаю: не могу я так больше, не хочу - и все тут. - У него перехватило
дыхание. - Головой в воду! - выкрикнул он.
   Он замешкался со щеколдой, бормоча что-то жалостливое, шарил по  двери,
точно искал ручку, потом дверь открылась.
   Он на самом деле уходил.
   - Арти! - резко окликнула Энн.
   Киппс обернулся, и опять оба застыли без кровинки в лице.
   - Я поеду, - сказала Энн.
   У Киппса задрожали губы, он затворил дверь и,  не  сводя  глаз  с  Энн,
шагнул к ней, лицо у него стало совсем жалкое.
   - Арти! - крикнула Энн. - Не уходи. - Рыдая, она протянула к нему руки.
И они прильнули друг к другу...
   - Ох, как мне было плохо! - жалобно говорил  Киппс,  цепляясь  за  нее,
точно утопающий; и вдруг теперь, когда  все  уже  осталось  Позади,  долго
сдерживаемое волнение прорвалось наружу, и он заплакал в голос.
   Модный дорогой цилиндр свалился на пол и покатился, никому не  было  до
него дела.
   - Мне было так плохо, - повторял Киппс, уже и не стараясь сдержаться. -
Ох, Энн, как мне было плохо!
   - Тише, - говорила Энн, прижимая его бедную головушку к  своему  плечу,
задыхаясь и дрожа всем телом. - Тише. Там старуха подслушивает.  Она  тебя
услышит, Арти, она там, на лестнице.


   Последние слова Энн, когда час спустя они расстались  -  они  услышали,
как вернулись и поднялись в  комнаты  миссис  и  мисс  Биндон  Боттинг,  -
заслуживают отдельной подглавки.
   - Запомни, Арти, - прошептала Энн, - я бы не для всякого так поступила.



9. ЛАБИРИНТОДОНТ

   Теперь представьте, как они спасаются бегством путаными  и  извилистыми
путями, установленными в  нашем  обществе,  -  сперва  порознь  пешком  на
Фолкстонский Центральный вокзал, потом вместе, в вагоне первого класса,  с
чемоданом Киппса в качестве единственного провожатого, до Черинг-Кросс,  а
оттуда в извозчичьей тряской карете, неторопливо громыхающей  по  людскому
муравейнику Лондона, - к дому Сида. Киппс то и дело  выглядывает  из  окна
кареты.
   - Вот за следующим углом, сдается мне, - говорил он.
   Ему не терпелось поскорей оказаться у Сида:  там-то  уж  никто  его  не
настигнет и не разыщет. Он щедро, как и  подобало  случаю,  расплатился  с
извозчиком и обернулся к своему будущему шурину.
   - Мы с Энн решили пожениться, - сказал он.
   - А я думал... - начал Сид.
   Киппс подтолкнул его к дверям мастерской - мол, все объясню там...
   - Чего ж мне  с  тобой  спорить,  -  заулыбался  очень  довольный  Сид,
выслушав, что произошло. - Что сделано, то сделано.
   О случившемся узнал и Мастермен, медленно спустился  вниз  и  оживленно
стал поздравлять Киппса.
   - Мне так и показалось, что светская жизнь будет не по  вас,  -  сказал
он, протягивая Киппсу костлявую руку. - Но я, право, никак не ждал, что  у
вас хватит самобытности вырваться...  Должно  быть,  молодая  аристократка
клянет вас на чем свет стоит! Ну и пусть ее... Что за важность!
   - Вы начали подъем, который никуда не вел, - сказал он за обедом. -  Вы
карабкались бы с одной ступеньки утонченной вульгарности на другую, но так
никогда и не добрались бы до сколько-нибудь достойных высот.  Таких  высот
не существует. Все там вертятся, как белки в  колесе.  В  мире  все  вверх
дном, и так  называемый  высший  свет  -  это  сверкающие  драгоценностями
картежницы и мужчины, которые только и знают, что бьются об заклад, а  для
приправы - горсточка архиепископов, чиновники и прочие лощеные блюдолизы и
сводники... Вы бы застряли где-нибудь на этой лестнице, много ниже тех,  у
кого есть собственные автомобили, безутешный, несчастный и жалкий, а  ваша
жена тем временем шумно развлекалась бы или, напротив,  терзалась  оттого,
что ей не удалось подняться на ступеньку  выше.  Я  давным-давно  все  это
понял. Видал я таких женщин. И больше я уже не лезу вверх.
   - Я часто вспоминал, что вы говорили в прошлый раз, - сказал Киппс.
   - Интересно, что ж это я такое говорил?  -  как  бы  про  себя  заметил
Мастермен. - Но все равно, вы поступили разумно  и  правильно,  а  в  наше
время такое не часто увидишь. Вы женитесь на ровне и  заживете  по-своему,
никого не слушая, без оглядки на тех, кто стоит ступенькой выше или  ниже.
Сейчас только так и следует жить: ведь в мире все вверх дном, и  с  каждым
днем становится  все  хуже  и  хуже.  А  вы  прежде  всего  создайте  свой
собственный мирок, свой дом, держитесь за это,  что  бы  ни  случилось,  и
женитесь на девушке вашего круга... Так, наверно,  поступил  бы  я  сам...
если б нашлась мне пара... Но, к счастью для человечества, люди вроде меня
парами не родятся. Так-то! А кроме того... Однако... - Он вдруг  умолк  и,
пользуясь тем, что в разговор вмешался юный мистер Уолт Порник,  о  чем-то
задумался.
   Но скоро он очнулся от раздумий.
   - В конце концов, - сказал он, - есть еще надежда.
   - На что? - спросил Сид.
   - На все, - ответил Мастермен.
   - Пока есть жизнь, есть и надежда, - сказала миссис Порник. - А  что  ж
это никто ничего не ест?
   Мастермен поднял стакан.
   - За надежду! - сказал он. - За светоч мира!
   Сид, широко улыбаясь, поглядел на Киппса, словно  говорил:  "Не  каждый
день встретишь такого человека".
   - За надежду! - повторил Мастермен. - Нет ничего лучше надежды. Надежды
жить... Да. Так-то.
   Эта величественная жалость к самому себе нашла  отклик  в  их  сердцах.
Даже Уолт притих.


   Дни перед  свадьбой  они  посвятили  увеселительным  прогулкам.  Сперва
отправились пароходом в Кью и  очень  восхищались  домом,  полным  картин,
изображавших цветы; в другой  раз  встали  чуть  свет,  чтобы  насладиться
долгим-долгим днем в Кристальном дворце. Они приехали в  такую  рань,  что
все еще было закрыто; все павильоны темные, а все прочие  развлечения  под
замком. В огромном и безлюдном в этот час зале они даже сами себе казались
какими-то козявками, а их отдававшиеся эхом шаги  -  неприлично  громкими.
Они разглядывали отлично вылепленных гипсовых  дикарей,  в  непринужденных
позах, и Энн-подумала: чудно было бы повстречать таких на  улице.  Хорошо,
что в Англии они не водятся. Задумчиво и по  большей  части  молча  Энн  с
Киппсом созерцали копии классических статуй.  Киппс  только  заметил,  что
чудно, видать, жили люди в те времена; но Энн  вполне  здраво  усомнилась:
неужто люди и впрямь ходили в таком виде? А все-таки вокруг в этот  ранний
час было слишком пустынно. Как тут было не разыграться фантазии! И  они  с
облегчением вышли  на  огромные  террасы  парка,  под  скупое  октябрьское
солнце,  и  бродили  среди  множества  искусственных  прудов,   по   тихим
просторным угодьям; все тут было такое огромное,  сумрачное,  пустынное  -
впору великанам, а вокруг ни души - все удивляло и восхищало их,  но  куда
меньше, чем можно бы ожидать.
   - Ни в жизнь не видал такой красоты, - сказал Киппс и повернулся, чтобы
лучше разглядеть  огромный  зеркальный  фасад  с  гигантским  изображением
Пакстона посредине.
   - А уж что денег стоило такое построить! - почтительно протянула Энн.
   Скоро они вышли  к  пещерам  и  протокам,  где  всевозможные  диковинки
напоминали о неистощимой изобретательности того, кто создал все живое. Они
прошли под аркой из китовых челюстей и остановились: перед  ними  на  лугу
паслись отлично  вылепленные,  раскрашенные  золотом  и  зеленью  огромные
доисторические звери - игуанодоны, динотерии, мастодонты и прочие  чудища;
одни щипали траву, другие просто стояли  и  глядели  по  сторонам,  словно
дивились на самих себя.
   - Чего тут только нет! - сказал Киппс. -  После  этого  и  на  графский
замок смотреть не захочешь.
   Огромные чудовища очень заинтересовали Киппса, он никак не мог  с  ними
расстаться.
   - И где только они добывали  себе  пропитание,  ведь  им  какую  прорву
нужно! - повторял он.


   Нагулявшись, они сели на  скамью  перед  озером,  над  которым  нависал
великолепный зеленый с золотом лабиринтодонт, и заговорили о будущем.  Они
плотно  позавтракали  во  дворце,  насмотрелись  на  картины,  на   многое
множество всяких диковинок, и все это  да  еще  ласковое  янтарное  солнце
настроило их на особый умиротворенно-философский лад, словно они причалили
к тихой пристани. А потом Киппс нарушил это задумчивое молчание, он  вдруг
заговорил о том, что гвоздем сидело у него в голове.
   - Я перед ними извинюсь и предложу ее брату денег в возмещение.  Ну,  а
уж если она все равно подаст в суд, потому как  я  нарушил  обещание,  что
ж... с меня взятки гладки... Из моих писем они на  суде  не  больно  много
вычитают, потому как я ей писем не писал. В общем, выложу тыщу-другую -  и
все уладится, это уж верно. Я не больно боюсь, Энн. Чего ж тут  бояться...
Вовсе и нечего. - И помолчав, прибавил:  -  А  здорово,  что  мы  женимся!
Интересно, как все в жизни получается. Вот если б не наткнулся я на  тебя,
что бы со мной сейчас было?.. Да уж потом мы и встретились, а у  меня  все
равно ничего такого и в мыслях не было... то есть, что мы поженимся... вот
до того самого вечера, как пришел к тебе. Правда-правда,  и  в  мыслях  не
было.
   - И у меня, - сказала Энн, задумчиво глядя на воду.
   Некоторое время Киппс молча глядел на нее.  До  чего  же  милое  у  нее
сейчас лицо! По озеру проплыла утка, легкая рябь пошла по воде,  трепетные
отсветы заиграли на щеках Энн и тут же истаяли.
   - Верно, так было суждено, - вслух подумала Энн.
   Киппс немного поразмыслил.
   - Прямо даже чудно, как это меня угораздило с ней обручиться, -  сказал
он.
   - Она тебе не подходит, - сказала Энн.
   - Вот то-то и оно. Еще бы! То-то и оно, что не подходит. Даже не пойму,
как это все получилось?
   - Уж, верно, все ее рук дело, я так понимаю, - сказала Энн.
   Киппс уже готов был  согласиться.  Но  тут  он  почувствовал  угрызения
совести.
   - Да нет, Энн, - сказал он. - Вот ведь что чудно. Я и сам не пойму, как
оно вышло, да только она тут  ни  при  чем.  Даже  и  не  припомню...  Ну,
никак... Одно скажу: заковыристая штука жизнь. И я тоже, видать, парень  с
закавыкой. Иной раз найдет на меня, накатит - и тогда мне все  трын-трава,
сам не знаю, что делаю. Вот и тогда так вышло. Да только...
   Оба задумались, Киппс скрестил руки и подергал свои  редкие  усики.  Но
вот он слегка улыбнулся.
   - Заведем себе славный домик где-нибудь в Хайте.
   - Там поуютней, чем в Фолкстоне, - сказала Энн.
   - Славный домик и чтоб беспременно маленький, - сказал  Киппс.  -  Оно,
конечно, у меня есть Хьюгенден. Так ведь он отдан внаем. И  велик  больно.
Да и не по душе мне больше жить в Фолкстоне... никак не по душе.
   - Это бы хорошо, свой домик, - сказала Энн. -  Бывало,  в  услужении  я
сколько раз думала: вот бы похозяйничать в собственном домике!
   - Да, уж ты всегда будешь знать про наших слуг, чего там у них на  уме,
- пошутил Киппс.
   - Слуги? На что нам слуги! - испугалась Энн.
   - А как же, у тебя беспременно будет прислуга, - сказал Киппс.  -  Хоть
для всякой черной работы.
   - Вот еще! Тогда и в собственную кухню не войдешь.
   - Без прислуги никак нельзя.
   - Всегда можно принанять женщину на черную работу,  она  придет  и  все
сделает, - сказала Энн. -  А  потом...  если  мне  попадется  какая-нибудь
девица из нынешних, так я все равно не утерплю, отберу у нее метлу  и  все
сама переделаю. Так уж лучше вовсе без нее.
   - Уж одна-то прислуга нам беспременно нужна, - сказал  Киппс.  -  А  то
захочется пойти куда вдвоем или еще что, как же тут без прислуги?
   - Ну, тогда я подыщу совсем молоденькую, выучу ее по-своему,  -  решила
Энн.
   Киппс удовольствовался этим и вновь заговорил о доме.
   - По дороге, как ехать на Хайт, есть такие домики, нам в самый раз:  не
слишком большие и не слишком маленькие. Там будет кухонька, столовая и еще
комнатка, чтоб сидеть по вечерам.
   - Только чтоб в нем не было полуподвала, - сказала Энн.
   - А это чего такое?
   - Это в самом низу такое помещение, там света никакого нету, и все надо
таскать по лестнице вверх-вниз, вверх-вниз с утра до  ночи...  и  уголь  и
все. Нет уж, раковина и слив - это все пускай будет наверху. Знаешь, Арти,
вот я сама жила в услужении, а то бы и не поверила, до чего  ж  иные  дома
глупо да жестоко построены... а лестницы какие... будто  нарочно  строили,
назло прислуге.
   - У нас будет не такой домик,  -  сказал  Киппс.  -  Мы  заживем  тихо,
скромно. Куда-нибудь сходим, погуляем, потом посидим дома. А нечего  будет
делать, может, книжку почитаем. А  там  в  иной  вечерок  старина  Баггинс
заглянет. А то Сид приедет. На велосипедах можно прокатиться...
   - Чудно что-то: я - и вдруг на велосипеде, - сказала Энн.
   - А мы заведем тандем,  и  будешь  сидеть,  как  настоящая  леди.  И  я
быстренько свезу тебя в Нью-Ромней, в гости к старикам.
   - Это бы можно, - согласилась Энн.
   - Домик мы выберем с умом и обзаводиться тоже  будем  с  умом.  Никаких
этих картин и всякого  художества,  никаких  фокусов  да  выкрутасов,  все
только добротное, нужное. Мы будем очень правильно жить, Энн.
   - Без всякого социализма, - высказала Энн свое тайное опасение.
   - Без всякого социализма, - подтвердил Киппс, - просто с умом.
   - Которые в нем понимают, те пускай и занимаются социализмом,  Арти,  а
мне его не надо.
   - Да и мне тоже, - сказал Киппс. - Я не умею про это спорить, а только,
по-моему, это - все одно воображение. Но вот Мастермен - он башковитый.
   - Знаешь, Арти, сначала я его невзлюбила, а теперь он мне даже по душе.
Такого ведь не сразу поймешь.
   - Он до того умен, я и половины не разберу, куда он гнет,  -  признался
Киппс. - Я такого башковитого  сроду  не  видал.  И  разговору  такого  не
слыхал. Ему бы книги сочинять... Какой-то сумасшедший  этот  мир,  -  чтоб
такой парень и не мог заработать на хлеб.
   - Это потому, что он хворый, - сказала Энн.
   - Может, и так, - согласился  Киппс  и  на  время  умолк.  Потом  вдруг
сказал: - Нам будет хорошо в нашем домике, верно, Энн?
   Она поглядела ему в глаза и кивнула.
   - Я прямо его вижу, - сказал Киппс. - Такой  уютный.  Вот  скоро  время
пить чай, а у нас сдобные булочки,  сбоку  в  камине  чайник  греется,  на
коврике кошка... беспременно заведем кошку, Энн... и ты тут же сидишь?! А?
   Они окинули друг друга одобрительным взглядом, и Киппс вдруг  заговорил
о том, что вовсе не относилось к делу.
   - Да что ж такое, Энн, - сказал он, - я не целовал  тебя,  поди,  целых
полчаса. Как из пещер вышли, так и не целовал.
   Ибо они уже не теряли поминутно голову и  не  начинали  целоваться,  не
глядя на время и место.
   Энн покачала головой.
   - Веди себя как следует, Арти, - сказала она. - Расскажи лучше еще  про
мистера Мастермена...
   Но мысли Киппса уже приняли другое направление.
   - Мне нравится, как у тебя заворачиваются волосы вон там, - сказал он и
показал пальцем. - Ты когда девочкой была, они тоже так заворачивались,  я
помню. Вроде как колечком. Я часто про это думал... Помнишь, как мы бегали
наперегонки... тот раз, за церковью?
   Посидели молча, каждый думал о чем-то приятном.
   - Чудно, - сказал Киппс.
   - Чего чудно?
   - Как все получилось, - сказал Киппс.  -  Полтора  месяца  назад  мы  и
думать не думали, чтоб нам с тобой вот так тут  сидеть...  А  что  у  меня
будут деньги - да разве кто бы поверил?
   Он перевел взгляд  на  огромного  лабиринтодонта.  Сперва  просто  так,
нечаянно поглядел и вдруг с любопытством  всмотрелся  в  огромную  широкую
морду.
   - Провалиться мне на этом месте, - пробормотал он.
   Энн спросила, что это он. Киппс положил руку  ей  на  плечо  и  показал
пальцем на огромного зверя. Энн  испытующе  поглядела  на  лабиринтодонта,
потом с немым вопросом - на Киппса.
   - Неужели не видишь? - удивился Киппс.
   - Чего не вижу?
   - Да ведь он вылитый Филин!
   - Он же вымерший, - возразила Энн, не поняв.
   - Ну да, я знаю. А все равно он точь-в-точь наш Филин в старости.
   И Киппс  задумался,  глядя  на  изображения  доисторических  чудовищных
зверей и ящеров.
   - А интересно, почему все эти допотопные твари вымерли? - спросил он. -
Разве кому было под силу их перебить?
   - А я знаю! - догадалась Энн. - Их потоп загубил...
   Киппс поразмыслил.
   - Так ведь в ковчег полагалось взять всех по паре...
   - Ну и взяли, сколько могли, всех-то не увезешь, - сказала Энн.
   На том и порешили.
   Огромный зелено-золотой лабиринтодонт пропустил мимо ушей их  разговор.
Неколебимо спокойный, он устремил взор своих удивительных глаз  поверх  их
голов - в бесконечность. Может, это и вправду был сам Филин, столь  чуждый
высокомерия Филин, который больше не желал их замечать.
   Была в этом его спокойствии какая-то терпеливая уверенность, равнодушие
могучей силы, ожидающей своего часа. И Энн с Киппсом смутно  почувствовали
это, обоим стало не по себе, и, посидев еще немного, они поднялись и, то и
дело невольно оглядываясь, пошли своей дорогой.


   В должный срок эти две простые души сочетались браком, и Урания, богиня
супружеской  любви,  богиня  поистине  великая,  благородная   и   добрая,
благословила их союз.




ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЧЕТА КИППС


1. КАКИМ БУДЕТ ДОМ

   Медовый месяц, как и все на свете, приходит к концу, и вот уже мистер и
миссис Артур Киппс выходят на перрон Хайтского  вокзала,  они  приехали  в
Хайт искать  славный  маленький  домик,  осуществить  лучезарную  мечту  о
домашнем очаге, впервые высказанную в парке Кристального дворца. Киппсы  -
храбрая чета, вы это, конечно, уже заметили, но ведь они лишь  песчинки  в
нашем огромном, нелепом и сложном мире. На мистере  Киппсе  серый  костюм,
воротничок с широкими отворотами и щегольской галстук. Миссис Киппс -  все
то же пышущее  здоровьем  юное  существо,  с  которым  вы  встречались  на
вересковой равнине на протяжении всего моего объемистого труда; ей  ничуть
не прибавилось ни роста, ни солидности. Только теперь она в шляпе.
   Однако шляпа ее совсем не похожа на те, которые она надевала прежде  по
воскресеньям, это роскошная шляпа, с  перьями,  с  пряжкой,  с  бантами  и
прочими украшениями. От цены этой шляпки у многих захватило  бы  дух:  она
стоила две гинеи! Киппс сам ее выбирал. Сам за нее заплатил. И  когда  они
вышли из магазина, у обоих пылали щеки и на глаза просились слезы, оба  не
чаяли поскорей убраться  подальше  от  снисходительной  усмешки  надменной
продавщицы.
   - Арти, - сказала Энн, - зря ты это...
   И больше ни слова упрека. И, вы знаете, шляпа совсем  ей  не  шла.  Все
новые наряды совсем ей не шли. На смену  простеньким,  дешевым  и  веселым
нарядам появилась не только эта шляпа,  но  и  несколько  других  подобных
вещей. И из всей этой пышности смотрело хорошенькое личико умного  ребенка
- чудо безыскусственности пробивалось сквозь нелепую чопорную роскошь.
   Киппсы купили эту шляпу, когда пошли однажды полюбоваться магазинами на
Бонд-стрит. Киппс разглядывал прохожих, и вдруг ему пришло в  голову,  что
Энн дурно одета. Ему приглянулась шляпа весьма надменной