ь. У меня ведь тут дом. Это в котором жил мой дед. Я там
и квартирую. Его экономка осталась, она за всем смотрит. Ведь надо же -  в
том же самом городе, да и вообще!
   - Вот именно, - подхватил мистер Филин, - поразительно!  -  И,  прикрыв
рот ладонью, он кашлянул, совсем как овца.
   - Мистер Бин велел мне вернуться, надо было уладить кое-какие  дела.  А
то я уехал было в Нью-Ромней, там у меня дядя  с  тетей.  Но  так  приятно
вернуться. Да...
   Помолчали.
   - Хотите взять книгу? - возобновил разговор мистер Филин.
   - Да вот только у меня еще нет билета. Но я его  беспременно  добуду  и
стану читать. Мне и раньше, бывало, хотелось. А как же. Я вот глядел  этот
самый каталог. Здорово придумано. Сразу все узнаешь.
   - Это - дело несложное, - сказал Филин, внимательно глядя на Киппса,  и
снова кашлянул.
   Помолчали, но ни тому, ни другому явно не хотелось расставаться. И  тут
Киппс вдруг подумал... Он уже целый день, а то  и  дольше  вынашивал  одну
мысль... Правда, тогда он не связывал ее именно с мистером Филином.
   - У вас тут дела? - спросил он.
   - Да нет, только заглянул на минуту, тут  у  меня  одна  бумага  насчет
курсов.
   -  Потому  что...  Может,  зайдете  ко  мне,  поглядите  дом,  покурим,
поболтаем, а? - Киппс мотнул головой, указывая куда-то назад,  и  тут  его
обуял страх: а вдруг этим  приглашением  он  непоправимо  нарушил  правила
хорошего тона? Подходящий ли это, например, час? - Я был бы страх как рад,
- прибавил он.
   Мистер Филин попросил его подождать секундочку, вручил  казенного  вида
конверт библиотекарше и объявил, что он весь к услугам Киппса.
   Они замешкались в дверях, и это повторялось у каждой следующей двери  -
ни тот, ни другой не желал проходить первым - и, наконец, вышли на улицу.
   - Спервоначалу, знаете, прямо как-то не по  себе,  -  сказал  Киппс.  -
Собственный дом и все такое... Чудно даже! И  времени  свободного  сколько
хочешь. Прямо даже не знаю, куда его девать. Вы курите?  -  вдруг  спросил
он, протягивая великолепный, отделанный  золотом  портсигар  свиной  кожи,
который он, точно фокусник, вдруг вытащил неизвестно откуда.
   Филин заколебался было и отказался, но тут же прибавил великодушно:
   - Но вы сами, пожалуйста, курите.
   Некоторое время они шли молча, Киппс изо всех сил старался делать  вид,
будто в своем новом костюме  чувствует  себя  непринужденно,  и  осторожно
поглядывал на Филина.
   - Да, большая удача, - сказал наконец Филин. -  У  вас  теперь  твердый
доход примерно... э-э...
   - Тысяча  двести  фунтов  в  год,  -  ответил  Киппс.  -  Даже  малость
побольше...
   - Собираетесь поселиться в Фолкстоне?
   - Еще сам не знаю. Может, да, а может, и нет. У меня ведь тут  дом,  со
всей обстановкой. Но его можно и сдать.
   - В общем, у вас еще ничего не решено?
   - То-то и оно, что нет, - ответил Киппс.
   - Необыкновенно красив был сегодня закат, - сказал Филин.
   - Ага, - отозвался Киппс.
   И они поговорили о красотах неба на закате. Киппс  не  рисует?  Нет,  с
самого детства за это не брался. Сейчас, небось, ничего бы не смог.  Филин
сказал, что его сестра  -  художница,  и  Киппс  выслушал  это  с  должным
почтением. Филину иногда так хотелось бы  располагать  временем,  чтобы  и
самому рисовать, но жизнь наша коротка,  всего  не  переделаешь,  и  Киппс
ответил: "То-то и оно".
   Они вышли на набережную и теперь смотрели сверху на приземистые  темные
громады портовых сооружений  в  драгоценной  россыпи  крохотных  огоньков,
притаившихся у серого сумеречного моря.
   - Вот если б изобразить это, - сказал Филин.
   И Киппс, словно по вдохновению, откинул голову назад, склонил к  плечу,
прищурил один глаз и заявил, что - да, это не так-то просто.  Тогда  Филин
произнес какое-то диковинное слово, абенд [abend - вечер (нем.)], что  ли,
видать, на каком-то чужом языке, - и Киппс, чтобы выиграть время и  успеть
что-нибудь сообразить, прикурил новую сигарету о вовсе еще  не  докуренную
предыдущую.
   - Да, верно, - оказал он наконец, попыхивая сигаретой.
   Что ж, пока он не подкачал, вполне сносно поддерживает беседу, но  надо
держать ухо востро, чтоб не осрамиться.
   Они повернули в сторону от набережной. Филин  заметил,  что  по  такому
морю приятно плыть, и спросил Киппса, много ли ему приходилось  бывать  за
морем. Киппс ответил: нет, немного, но  он  подумывает  в  скором  времени
съездить  в  Булонь;  тогда  Филин  заговорил   о   прелести   заграничных
путешествий; при этом он так и сыпал названиями  всяких  мест,  о  которых
Киппс и слыхом не слыхал. А  Филин  всюду  бывал!  Киппс  из  осторожности
по-прежнему больше помалкивал, но за его молчанием таился  страх.  Как  ни
притворяйся, а рано или поздно попадешься. Ведь он же ничего в этих  вещах
не смыслит...
   Наконец они подошли к дому.  У  порога  своих  владений  Киппс  страшно
заволновался. Дверь была такая красивая, видная. Он постучал - не один раз
и не два, а вроде полтора... словно заранее извинялся за беспокойство.  Их
впустила безукоризненная горничная  с  непреклонным  взором,  под  которым
Киппс весь внутренне съежился. Он пошел вешать шляпу, натыкаясь по  дороге
на все стулья и прочую мебель холла.
   - В кабинете камин затопили, Мэри? - спросил он, набравшись  храбрости,
хотя, конечно, и так это знал; и, отдуваясь, точно после  тяжелой  работы,
первый пошел наверх.
   Войдя в кабинет, он хотел закрыть дверь, но оказалось,  что  следом  за
ним идет горничная - зажечь лампу. Тут Киппс совсем смешался. И  пока  она
не вышла, не произнес ни  слова.  Но  чтобы  скрыть  свое  смущение,  стал
мурлыкать себе под нос, постоял у окна, прошелся по комнате.
   Филин подошел к камину, обернулся и внимательно посмотрел  на  хозяина.
Потом поднял руку и похлопал себя по затылку - такая у него была привычка.
   - Ну вот и пришли, - сказал Киппс, засунув руки в карманы и  поглядывая
по сторонам.
   Кабинет был длинной, мрачной комнатой в викторианском стиле  с  тяжелым
потемневшим карнизом и лепным  потолком,  по  которому  лепка  расходилась
лучами от висевшей здесь раньше газовой люстры.  Тут  стояли  два  больших
застекленных книжных шкафа, на  одном  -  чучело  терьера  под  стеклянным
колпаком. Над камином висело зеркало, на окнах  -  великолепные  узорчатые
малиновые занавеси и портьеры. На каминной полке - массивные  черные  часы
классической формы, веджвудские вазы в этрусском стиле, бумажные жгуты для
зажигания трубки, зубочистки в бокалах резного камня,  большие  пепельницы
из застывшей лавы и огромная коробка со спичками. Каминная  решетка  очень
высокая, медная. У самого  окна  большой  письменный  стол  палисандрового
дерева; стулья и вся прочая мебель  тоже  палисандрового  дерева  и  обиты
красивой материей.
   - Это был кабинет старого джентльмена, - понизив голос, сказал Киппс, -
моего деда, стало быть. Он всегда сидел за этим столом и писал.
   - Писал книги?
   - Нет. Письма в "Таймс" и все  такое.  А  потом  он  их  вырезает...  и
вклеивает в тетрадь... То есть так он делал, покуда был жив. Тетрадка  эта
здесь, в книжном шкафу... Да вы присядьте.
   Филин сел, деликатно высморкавшись,  а  Киппс  стал  на  его  место  на
огромной черной шкуре перед камином. Он широко расставил ноги и постарался
сделать вид, будто ничуть не смущен.  Ковер,  каминная  решетка,  полка  и
зеркало - все словно нарочно собралось здесь, чтобы на фоне их  привычного
высокомерия  он  выглядел  жалким,  ничтожным  выскочкой,   и   даже   его
собственная тень на противоположной стене ехидно передразнивала каждое его
движение и вовсю над ним потешалась...


   Некоторое время Киппс помалкивал, предоставляя Филину вести беседу. Они
не касались перемены, происшедшей в судьбе Киппса,  Филин  делился  с  ним
местными светскими и прочими новостями.
   - Вам теперь следует интересоваться всем этим. - Это  был  единственный
личный намек.
   Но скоро стало ясно,  что  у  Филина  широкие  знакомства  среди  людей
высокопоставленных. По его словам выходило,  что  "общество"  в  Фолкстоне
весьма разнородное и объединить всех на какое-нибудь совместное дело очень
нелегко: каждый живет в своем узком кругу. Как бы вскользь Филин упомянул,
что  хорошо  знаком  с  несколькими  военными  в  чинах  и  даже  с  одной
титулованной особой, леди Паннет. И заметьте, он называл такие  имена  без
малейшего хвастовства, совершенно  не  предумышленно,  а  так,  мимоходом.
Похоже, что с леди Паннет он беседовал о любительских спектаклях! В пользу
больницы для бедных. У нее здравый ум,  и  ему  удалось  направить  ее  по
верному пути - он сделал это, разумеется, очень деликатно, но твердо.
   -  Таким  людям  нравится,  когда  держишься  с  ними  независимо.  Чем
независимей держишься с этими людьми, тем лучше они к вам относятся.
   И с лицами духовного звания он явно был на равной ноге.
   - Мой друг  мистер  Денсмор,  он,  знаете  ли,  священник,  и  вот  что
любопытно - из весьма родовитой семьи.
   После каждого такого замечания Филин сразу вырастал  в  глазах  Киппса;
оказывается, он не только знаток  какого-то  Вагнера  или  Варгнера,  брат
особы, представившей картину на выставку в Королевской академии художеств,
для которого культура вовсе  не  книга  за  семью  печатями,  но  человек,
причастный  к  тем  великолепным  "высшим  сферам",  где  держат   мужскую
прислугу, обладают громкими титулами, переодеваются  к  обеду,  за  каждой
едой пьют вино - да не  какое-нибудь,  а  по  три  шиллинга  шесть  пенсов
бутылка, - и с легкостью следуют по лабиринту правил хорошего тона, а  что
может быть труднее?
   Филин откинулся в кресле и с наслаждением курил,  распространяя  вокруг
себя  восхитительную  атмосферу  savoir  faire   [светской   и   житейской
искушенности (франц.)]; Киппс же сидел, напряженно  выпрямившись,  уставив
локти на ручки кресла и слегка склонив голову набок. Маленький, жалкий, он
чувствовал себя в этом доме еще меньше и ничтожней. Но  беседа  с  Филином
была чрезвычайно интересна и волновала его. И скоро, оставив  самые  общие
темы, они перешли к более важным - личным. Филин говорил о людях,  которые
преуспели, и о тех, что не преуспели;  о  тех,  кто  живет  разносторонней
жизнью, и о тех, кто этого не делает; и тут он заговорил о самом Киппсе.
   - Вы теперь будете весело проводить время, - вдруг сказал он,  выставив
напоказ все зубы, как на рекламе дантиста.
   - Кто его знает, - ответил Киппс.
   - Конечно, поначалу и промахов не избежать.
   - То-то и оно.
   Филин закурил новую сигарету.
   - Поневоле, знаете, любопытствуешь, чем  же  вы  намерены  заняться,  -
заметил он. - Естественно... Молодой человек  с  характером...  неожиданно
разбогател... конечно, его подстерегают разные соблазны.
   - Да, мне надо быть поосторожнее, - сказал Киппс. - Старина Бин меня  с
самого начала предупреждал.
   Филин заговорил о всяческих ловушках - как опасно держать пари, попасть
в дурную компанию...
   - Да-да, - соглашался Киппс, - знаю.
   - А возьмите Сомнение, - продолжал Филин. - Я знаю одного  юношу...  он
адвокат... приятной наружности, очень способный.  И  однако,  представьте,
настроен весьма скептически... Самый настоящий скептик.
   - Господи! - воскликнул Киппс. - Неужто безбожник?
   - Боюсь, что да, - сказал Филин. - Но, право же, вы знаете, на редкость
приятный юноша... такой способный!  Но  весь  проникнут  этими  ужасающими
новыми веяниями. Так циничен!  Весь  этот  вздор  насчет  сверхчеловека...
Ницше и тому подобное... Хотел бы я ему помочь.
   - Да-а, - протянул Киппс и стряхнул пепел с сигареты. - Я  знаю  одного
малого... он раньше служил у нас в магазине... Все-то у него насмешки... А
потом бросил место.
   Он помолчал.
   - И рекомендации у хозяина не взял... - скорбно прибавил Киппс,  словно
повествуя  о  величайшей  нравственной  трагедии.  И,  немного   помолчав,
докончил; - Вступил в армию.
   - Да-а! - протянул Филин и задумался. Потом прибавил: - И  ведь  обычно
на  дурной  путь  вступают  как  раз  самые   решительные   юноши,   самые
симпатичные.
   - А все соблазн, - заметил  Киппс.  Он  взглянул  на  Филина,  нагнулся
вперед и стряхнул пепел за внушительную каминную решетку. - То-то и оно, -
оказал он, - оглянуться не успеешь, хвать - и поддался соблазну.
   - Современная жизнь... как бы это определить... так  сложна,  -  сказал
Филин. - Не у всякого  хватает  силы  устоять.  Половина  юношей,  которые
вступают на дурной путь, по натуре совсем не так плохи.
   - То-то и оно, - подтвердил Киппс.
   - Все зависит от того, с кем человек общается.
   - Вот-вот, - соглашался Киппс.
   Он задумался.
   - Я познакомился тут  с  одним,  -  сказал  он.  -  Он  артист.  Пьески
сочиняет. Умный парень. Но... - Киппс покачал  головой,  что  должно  было
означать  суровое  осуждение  нравственной  позиции  нового  знакомца.   -
Конечно, зато он много чего повидал в жизни, - прибавил он.
   Филин сделал вид, что понял все тонкие намеки собеседника.
   - А стоит ли оно того? - спросил он.
   - Вот то-то и есть, - ответил Киппс.
   И решил высказаться определеннее.
   - Сперва болтаешь о том о сем.  Потом  начинается:  "Выпейте  рюмочку!"
Старик Мафусаил, три звездочки... И оглянуться не успеешь - готово дело. Я
напивался, - сказал он тоном глубочайшего смирения и прибавил:  -  Да  еще
сколько раз!
   - Ай-я-яй, - сказал Филин.
   - Десятки раз, - сказал Киппс с  печальной  улыбкой  и  прибавил:  -  В
последнее время.
   У него разыгралось воображение.
   - Одно за другое цепляется. Глядишь, карты, женщины...
   - Да-да, - сказал Филин. - Понимаю.
   Киппс уставился в камин и слегка покраснел. И вспомнил  фразу,  недавно
услышанную от Читтерлоу.
   - Не годится болтать лишнее, - сказал он.
   - Ну, понятно, - согласился Филин.
   Киппс доверительно заглянул ему в лицо.
   - Когда денег в обрез - и то опасно идти по этой дорожке, - сказал  он.
- А уж при больших деньгах... - И он поднял  брови.  -  Видать,  надо  мне
остепениться, иначе в разврате погрязнешь и без гроша останешься.
   - Иначе вам нельзя, - сказал Филин  и  от  озабоченности  даже  вытянул
губы, точно свистнуть собрался.
   - Иначе нельзя, -  повторил  Киппс  и  снопа,  подняв  брови,  медленно
покачал головой. Потом посмотрел на свою сигарету и бросил ее в камин. Что
ж, вот он и ведет светскую беседу и не ударил лицом в грязь.
   Киппс никогда не умел лгать. И он первый нарушил молчание.
   - Не то чтоб я уж совсем отпетый  или  уж  вовсе  пьяница.  Ну,  голова
поболела, и всего-то раза три-четыре. Но все-таки...
   - А вот я в жизни не пробовал спиртного, - не  моргнув  глазом,  заявил
Филин. - Даже не пробовал!
   - Ни разу?
   - Ни разу. И не в том дело, что я боюсь опьянеть. И  я  вовсе  не  хочу
сказать, что выпить рюмочку-другую за ужином уж так опасно. Но ведь если я
выпью, глядя на меня, выпьет и кто-нибудь другой,  кто  не  знает  меры...
Понимаете?
   - То-то и оно, - сказал Киппс, с восхищением глядя на Филина.
   - Правда, я курю, - признался Филин. - Я вовсе не фарисей.
   И тут Киппса осенило; да  он  же  замечательный  человек,  этот  Филин!
Необыкновенный! Не только  необыкновенно  умный,  образованный,  настоящий
джентльмен, знакомый с самой леди Паннет, но еще и очень  хороший.  Видно,
он только о том и старается, как бы сделать людям побольше добра.  Вот  бы
довериться ему,  рассказать  о  своих  тревогах  и  сомнениях!  Да  только
неизвестно,  в  чем  признаться,  чего  больше  хочется:  то  ли  заняться
благотворительностью,  то  ли  предаться  разврату?   Все-таки,   пожалуй,
благотворительность. Но вдруг мысли его приняли совсем  иное  направление,
куда более серьезное. Ведь, наверно. Филин может помочь ему в том, чего он
сейчас жаждет больше всего на свете.
   - Многое зависит от того, с кем человек  сводит  знакомство,  -  сказал
Филин.
   - То-то и оно, - подхватил Киппс. - Конечно, сами понимаете,  при  моем
нынешнем положении... в том-то и загвоздка.
   И он храбро пустился рассуждать о самой сокровенной своей тревоге.  Вот
чего ему не хватает: лоска... культуры... Богатство - это очень  хорошо...
но культуры маловато... и как ее приобрести? Он никого не знает, не  знает
людей, которые... Эту фразу он так и не закончил. Его приятели из магазина
все очень хорошие, очень славные и все такое, но ведь ему другое нужно.
   - Я ж чувствую,  необразованность  меня  заедает,  -  сказал  Киппс.  -
Невежество. Не годится так, я ж чувствую. Да еще если впадешь в соблазн...
   - Вот именно, - сказал Филин.
   И Киппс поведал,  как  он  уважает  мисс  Уолшингем  и  ее  веснушчатую
подружку. Ему даже кое-как удалось одолеть свою застенчивость.
   - Понимаете, очень хочется потолковать с такими вот людьми,  а  боязно.
Кому ж охота срамиться!
   - Да-да, - согласился Филин, - разумеется.
   - Я ведь, знаете,  учился  не  в  обыкновенной  городской  школе.  Это,
знаете, было частное заведение, да только, видать, не больно хорошее.  Наш
мистер Вудро во всяком случае не больно старался. Кто  не  хотел  учиться,
тот и  не  учился.  По-моему,  наша  школа  была  немногим  лучше  обычной
городской. Шапочки форменные у нас были, это верно. А что толку-то?
   С этими деньгами я сейчас ну прямо сам не свой. Как я их  получил  -  с
неделю уж, - ну, думаю, теперь больше ничего на свете и не надо,  чего  ни
пожелаю - все мое. А сейчас прямо и не знаю, что делать. - Последние слова
прозвучали совсем жалобно.
   - По правде сказать, - прибавил Киппс, - ну, чего уж закрывать глаза на
правду: я ведь джентльмен.
   Филин пресерьезно наклонил голову в знак согласия.
   - И у джентльмена есть известные обязанности перед обществом, - заметил
он.
   - То-то и оно, - подхватил Киппс. - Взять хотя бы  визиты.  К  примеру,
если хочешь продолжать знакомство с кем-нибудь, кого знал прежде. С людьми
благородными. - Он смущенно засмеялся. - Ну, я прямо сам не свой, - сказал
он, с надеждой глядя на Филина.
   Но Филин только кивнул, давая понять, чтобы он продолжал.
   - Вот этот артист, - вслух размышлял Киппс,  -  он  хороший  малый.  Но
джентльменом его не назовешь.  С  ним  знай  держи  ухо  востро.  А  то  и
оглянуться не успеешь, как потеряешь голову. А больше я вроде никого и  не
знаю. Ну, кроме приказчиков  из  магазина.  Они  уже  у  меня  побывали  -
поужинали, а потом стали петь. И я тоже пел. У меня ведь есть банджо, и  я
немного бренчу. Подыгрываю. Купил книжку "Как играть на банджо",  прочитал
покамест немного, но кое-что получается.  Приятно,  конечно,  но  ведь  на
одном банджо далеко не уедешь?.. Ну, потом есть у меня еще дядя  с  тетей.
Очень хорошие старики... очень... Правда, малость надоедают, думают, я еще
маленький, но славные старики. Только... Понимаете, это  не  то,  что  мне
нужно. Ведь я же полный невежа. Вот и хочу  все  наверстать.  Хочу  водить
компанию с образованными людьми, которые знают, что да как надо  делать...
как полагается себя вести.
   Его  милая   скромность   пробудила   в   душе   Филина   одну   только
благожелательность.
   - Вот был бы у меня кто-нибудь вроде вас,  -  сказал  Киппс,  -  добрый
знакомый...
   С этой минуты все пошло как по маслу.
   - Если только я могу быть вам полезен, - сказал Филин.
   - Да ведь вы человек занятой...
   - Не так уж я занят. И знаете, с  вами  -  это  ведь  очень  интересный
случаи. Я отчасти поэтому и  заговорил  и  вызвал  вас  на  откровенность.
Молодой человек, с живым нравом,  с  деньгами  и  без  всякого  жизненного
опыта.
   - То-то и оно, - подтвердил Киппс.
   - Я и подумал: дай-ка я погляжу, из какого он теста сделан,  и,  должен
признаться, мне редко с кем доводилось беседовать с таким интересом...
   - Я вроде с вами не так стесняюсь, не боюсь говорить, - сказал Киппс.
   - Рад. Весьма рад.
   - Мне нужен настоящий друг. Вот что... если говорить начистоту.
   - Дорогой мой, если я...
   - Да. Но только...
   - Я тоже нуждаюсь