, устремив
взгляд на сахарницу.
   - Оно конечно, - согласился Киппс.
   Наконец чай отпили.
   - Что ж, - сказал Киппс и поднялся.
   - Куда вы спешите? - сказала миссис Уолшингем, вставая и  взяв  его  за
руку. - Еще рано, а вам с Элен уж, наверно, есть о  чем  поговорить.  -  И
пошла к двери.


   В это великое мгновение  Киппс  окончательно  растерялся.  Что  делать?
Пылко заключить Элен в объятия, едва мать выйдет из комнаты? Очертя голову
выпрыгнуть из окна? Но тут он сообразил, что надо растворить  дверь  перед
миссис Уолшингем, а когда исполнил сей долг вежливости и  обернулся,  Элен
все еще стояла за столом, прелестная и недоступная. Он притворил дверь  и,
подбоченясь, пошел к Элен. Он вновь почувствовал себя угловатым и неловким
и правой рукой потрогал усики. Ну, зато уж одет-то он как надо. Откуда-то,
из самой глубины его сознания, всплыла робкая, неясная  и  очень  странная
мысль: а ведь у него сейчас к Элен совсем иное чувство: там, на  Лимпнской
башне, что-то между ними развеялось в прах.
   Элен окинула его критическим оком, как свою собственность.
   - Мама курила вам фимиам, - сказала она с полуулыбкой. И  прибавила:  -
Это очень мило, что вы ее навестили.
   Минуту они молча глядели друг на друга, словно каждый  ожидал  найти  в
другом что-то иное и, не найдя, был слегка озадачен.  Киппс  заметил,  что
стоит у стола, покрытого коричневой скатертью, и, не зная,  чем  заняться,
ухватился за небольшую книжку в мягком переплете.
   - Я сегодня купил вам кольцо, - сказал он, вертя в руках  книжку  (надо
же хоть что-нибудь сказать!). И вдруг наружу прорвалось то,  что  было  на
душе: - Знаете, я прямо никак не поверю.
   Ее лицо снова смягчилось.
   - Вот как?
   И, может быть, она прибавила про себя: и я тоже.
   - Ага, - продолжал  Киппс.  -  Все  теперь  вроде  перевернулось.  Даже
больше, чем от наследства. Это ж надо - мы с вами  собираемся  пожениться!
Будто я не я. Хожу сам не свой...
   Он был такой серьезный, весь красный от смущения. И она увидела  его  в
эту минуту совсем иными глазами.
   - Я ничегошеньки не знаю. Ничего во мне нет хорошего. Я ж  неотесанный.
Вот познакомитесь со мной поближе и сами увидите: ничего я не стою.
   - Но ведь я хочу вам помочь.
   - Вам страх сколько придется помогать.
   Элен прошла к окну,  выглянула  на  улицу,  что-то,  видно,  решила  и,
заложив руки за спину, направилась к Киппсу.
   - Все то, что вас тревожит, - сущие пустяки. Если вы  не  против,  если
позволите, я буду вас поправлять...
   - Да я буду рад до смерти.
   - Ну, вот и хорошо.
   - Для вас это пустяки, а вот мне...
   - Все зависит от того, согласны ли вы, чтобы вас поправляли.
   - Вы?
   - Конечно. Я ведь не хочу, чтобы вам делали замечания посторонние.
   - О-о! - В этот возглас Киппс вложил многое.
   - Понимаете, речь идет о сущих пустяках.  Ну,  вот,  вы,  например,  не
очень правильно говорите. Вы не сердитесь, что я делаю вам замечание?
   - Мне даже приятно.
   - Прежде всего ударения.
   - Это я знаю, - сказал Киппс и прибавил для убедительности: -  Говорили
мне. Тут вон какое дело: есть у меня один знакомый, из  артистов,  он  все
про это твердит. Даже учить обещался.
   - Вот и хорошо. Надо просто за собой следить.
   - Ну да, они ведь представляют, им без этого нельзя. Их этому учат.
   - Разумеется, - несколько рассеянно сказала Элен.
   - Уж это я одолею, - заверил ее Киппс.
   - И как одеваться - тоже важно, - продолжала Элен.
   Киппс залился краской, но по-прежнему слушал с почтительным вниманием.
   - Вы не сердитесь, что я об этом говорю? - снова спросила Элен.
   - Нет-нет.
   - Не нужно так... так наряжаться. Нехорошо, когда все так  с  иголочки,
сразу видно - только что от портного. Это уж чересчур. Кажется,  вы  прямо
сошли  с  витрины...  как  самый  обыкновенный  богач.  В  платье   должна
чувствоваться непринужденность.  Настоящий  джентльмен  всегда  одет,  как
следует и при этом выглядит так, словно это произошло само собой.
   - Будто надел чего под руку попалось? - огорченно спросил ученик.
   - Не совсем так, просто нужна некоторая непринужденность.
   Киппс кивнул с понимающим видом. Он  готов  был  разорвать,  уничтожить
свой цилиндр - так он был огорчен.
   - И вам надо привыкнуть держаться непринужденно  на  людях,  -  сказала
Элен. - Просто надо поменьше стесняться и не тревожиться из-за пустяков...
   - Я постараюсь, - сказал Киппс,  мрачно  уставясь  на  чайник.  -  Буду
стараться изо всей мочи.
   - Я на это надеюсь, - сказала Элен; и на секунду  коснулась  рукой  его
плеча.
   Киппс и не заметил этой ласки.
   - Буду  учиться,  -  сказал  он  немного  рассеянно.  Он  был  поглощен
непосильной работой, которая совершалась у него в мозгу: надо же перевести
на непринужденный и изящный язык корявый вопрос, который все не  дает  ему
покоя: "Ну, а свадьбу-то когда сыграем?" Но до самого ухода он так  ничего
и не придумал...
   Потом он долго сидел в своей гостиной у растворенного окна и напряженно
вспоминал весь этот разговор с Элен.  Наконец  глаза  его  чуть  ли  не  с
упреком остановились на новеньком цилиндре. "Ну  откуда  же  мне  все  это
знать?" - вопросил он пустоту. Тут он заметил,  что  в  одном  месте  шелк
потускнел, и, хоть мысли его все еще  были  далеко,  он  ловко  свернул  в
комочек мягкий носовой платок и стал наводить глянец.
   Мало-помалу выражение его лица изменилось.
   - Ну откуда ж мне все это знать,  будь  оно  неладно?  -  сказал  он  и
сердито поставил цилиндр на стол.
   Потом встал, подошел к буфету, раскрыл все ту  же  книжицу  "Как  вести
себя в обществе" и сразу же, не садясь, принялся читать.



4. ВЛАДЕЛЕЦ ВЕЛОСИПЕДНОЙ МАСТЕРСКОЙ

   Итак, собираясь жениться на девушке, стоящей  выше  него  по  рождению,
Киппс стал готовиться к этой трудной задаче. На следующее утро он совершал
туалет в суровом  молчании,  а  за  завтраком,  на  взгляд  прислуги,  был
непривычно важен. В глубокой задумчивости он поглощал копченую рыбу, почки
и бекон. Он собирался в Нью-Ромней - поведать  своим  старикам  о  великом
событии. Причем  любовь  Элен  придала  ему  смелости,  и  он  решился  на
поступок, подсказанный ему Баггинсом; тот однажды  уверял,  что  на  месте
Киппса  непременно  так  бы  и  поступил,  а  именно  -  на  полдня  нанял
автомобиль. Он не стал дожидаться  обеда,  перекусил  пораньше  на  скорую
руку, хладнокровно и решительно надел кепи и пальто, купленные нарочно для
этого случая, и, пыхтя, зашагал к гаражу. Все устроилось неожиданно легко,
и уже  через  час,  в  огромных  очках,  укутанный  пледом,  он  мчался  в
автомобиле через Димчерч.
   Машина с шиком подкатила к дядиной лавке.
   - Погудите малость, будьте так любезны, - попросил Киппс.
   Автомобиль дал гудок. Потом еще один - подлиннее, погромче.
   - Во-во. Это мне и надо.
   Из лавки вышли дядя с тетей.
   - Батюшки, да это никак Арти! - воскликнула миссис Киппс.
   Для Киппса настала минута торжества.
   Он пожал им  руки,  откинул  плед,  снял  очки  и  сказал  шоферу,  что
"отпускает его на часок".
   Дядя придирчиво оглядел автомобиль и  на  миг  смутил  Киппса,  спросив
тоном знатока, сколько с него содрали за эту штуковину. На зависть соседям
дядя и племянник постояли, разглядывая автомобиль со всех сторон, и  пошли
через лавку в крошечную гостиную промочить горло.
   - Нет, эти машины еще не первый сорт, - сказал старик Киппс  в  расчете
на соседей. - Мудрят над ними, мудрят, а хорошего-то  пока  не  видать.  В
каждой какой ни  то  изъян.  Послушайся  совета,  мой  мальчик,  не  спеши
покупать, лучше обожди годик-другой.
   (А Киппс-младший и не помышлял о такой покупке.)
   - Ну как, понравилось вам  виски,  что  я  прислал?  -  спросил  Киппс,
привычно увертываясь от пирамиды детских ведерок, по-прежнему  стоящих  на
самом ходу.
   - Виски первый сорт, мой мальчик, - тактично ответил  старик  Киппс.  -
Виски что надо, отличное, и выложил ты за него, небось,  немалые  денежки.
Да только не тешит оно меня, будь оно неладно. В него подбавляют  шипучку,
мой мальчик, и оно меня вон где мучит. -  И  он  ткнул  пальцем  себя  под
ложечку. - Изжога у меня от  этого,  -  прибавил  он  и  горестно  покачал
головой.
   - Виски первый сорт,  -  сказал  Киппс.  -  Я  слыхал,  его  даже  пьют
директора, какие в Лондоне заправляют театрами.
   - А как же, мой мальчик, конечно, пьют, - согласился  старик  Киппс,  -
так ведь они все печенки себе посжигали, а  я  нет.  У  них  натура  будет
погрубее. А у меня сроду желудок больно нежный. Бывало, ну прямо ни  капли
не принимает. Но это я так, между прочим. А вот сигары твои больно хороши.
Вот сигар этих, пожалуй, пришли еще...
   Нельзя же заговорить о любви сразу после разговора о пагубном  действии
шипучки на желудок, и Киппс принялся благосклонно рассматривать литографию
со старой гравюры Морленда (в отличном состоянии,  если  не  считать  дыры
посредине), которую дядюшка недавно приобрел для  него  на  торгах;  потом
заговорил о переезде стариков.
   Как только Киппс разбогател, он  задумал  позаботиться  о  них,  и  они
втроем часто и подолгу это обсуждали. Порешили, что племянник обеспечит их
до конца дней, и в воздухе витало  предложение  "удалиться  на  покой".  В
воображении Киппса вставал премиленький домик, увитый цветущей жимолостью,
в тихом уголке, где неизменно светит солнце, и  не  дуют  ветры,  и  двери
домика всегда гостеприимно раскрыты.  Очень  приятное  видение!  Но  когда
дошло до дела и  старикам  стали  предлагать  на  выбор  разные  домики  и
коттеджи, Киппс с удивлением убедился, что они цепляются за свой  домишко,
который всегда казался ему никудышным.
   - Нечего нам пороть горячку, - сказала миссис Киппс.
   - Уж переезжать, так раз и навсегда, - поддержал ее Киппс-старший. -  Я
и так на своем веку наездился с места на место.
   - Вон сколько здесь терпели, можно и еще  чуток  потерпеть,  -  сказала
миссис Киппс.
   - Ты уж дай мне перво-наперво оглядеться, - сказал Киппс-старший.
   Он оглядывался, приглядывался и получал от этого, пожалуй, куда  больше
удовольствия, чем если бы уже владел самым распрекрасным домиком на свете.
В любой час он закрывал лавку и отправлялся бродить по  улицам  в  поисках
нового предмета для своих мечтаний; пусть дом был явно слишком велик  либо
чересчур мал, - все равно он  с  видом  заправского  знатока  дотошно  его
осматривал. Дома занятые были ему милее пустующих,  и,  если  разгневанные
жильцы возмущались, когда он совал нос  в  самые  интимные  помещения,  он
замечал:
   - Ведь не век же вам здесь жить, все одно не заживетесь.
   Возникали и совершенно неожиданные затруднения.
   - Если у нас будет дом побольше, - вдруг с горечью сказала  тетушка,  -
без служанки не обойтись. А  мне  все  эти  вертихвостки  без  надобности.
Станет надо мной хихикать, да фыркать, да  во  все  совать  свой  нос,  да
насмешничать! Нет уж, не бывать этому! А купим дом поменьше, так и плюнуть
негде, - прибавила она.
   Да, тут уж ничего не попишешь. Это очень важно, чтобы в доме  было  где
плюнуть. Необходимость в этом приходит нечасто, но все же приходит...
   - Хорошо бы поблизости было где  поохотиться...  -  мечтательно  сказал
Киппс-старший. - И я не желаю отдавать дом и лавку за гроши,  -  продолжал
он.  -  Сколько  лет  обзаводился...  Я  вот  выставил  в  окошке  билетик
"Продается", а толку чуть. За весь вчерашний день  только  и  пришел  один
покупатель,  чтоб  им  пусто  было,  -  духовое  ружье  ему,  видите   ли,
понадобилось. Уж я-то их насквозь вижу: пришел разнюхать, что  к  чему,  а
ушел и, небось, еще хихикает над тобой в кулак. Нет  уж,  спасибочки!  Вот
как я смотрю на это дело, Арти.
   Они еще и еще толковали о том, где и как они заживут, и чем дальше, тем
трудней было Киппсу найти удобный повод и перевести разговор на величайшее
событие в его жизни. Правда, в какую-то минуту,  желая  уйти  от  опасного
разговора о переезде, Киппс-старший спросил:
   - Ну, а ты там чего поделываешь у себя в Фолкстоне? Вот скоро приеду  и
погляжу на твое житье-бытье.
   Но Киппс и рта не успел раскрыть, а дядя уже вещал, как надо обращаться
с квартирными хозяйками, какие они все хитрющие, как ловко обсчитывают,  и
удобный случай был упущен. Киппс решил, что ему только  и  остается  пойти
прогуляться, на досуге придумать, с чего бы начать, а вернувшись, с  места
в карьер объявить им  все  со  всеми  подробностями.  Но  даже  на  улице,
оставшись один, он никак не мог собраться с мыслями.


   Он бессознательно свернул с Главной улицы на дорожку, ведущую к церкви,
постоял у калитки, до которой когда-то бегал наперегонки с Энн  Порник,  и
не заметил, как уселся на ограду. Надо поуспокоиться, думал он;  душа  его
была сейчас, точно  потревоженная  ветерком  гладь  озера.  Образ  Элен  и
великолепное будущее  разбились  на  мелкие  кусочки,  к  ним  примешались
отражения далекого прошлого, и добрый старый Мафусаил - три  звездочки,  и
давно уснувшие воспоминания, которые пробудила в нем Главная  улица  игрой
предвечернего света...
   И вдруг совсем рядом раздался приятный, звучный голос:
   - Здорово, Арт!
   Вот те на, да это Сид Порник! Облокотился  на  калитку,  ухмыляется  во
весь рот и дружески протягивает Киппсу руку.
   Он был вроде совсем прежний Сид - и какой-то другой. Все то же  круглое
лицо, усыпанное веснушками, тот же большой рот, короткий  нос,  квадратный
подбородок и все то же сходство с Энн,  только  нет  ее  красы;  но  голос
совсем новый - громкий, грубоватый, и над верхней губой жесткие белобрысые
усики.
   Они пожали друг другу руки.
   - А я-то сижу и думаю про  тебя,  -  сказал  Киппс.  -  Сижу  и  думаю:
свидимся ли еще когда... доведется ли? И вдруг ты тут как тут!
   - Надо же иной раз понаведаться в родные места, -  сказал  Сид.  -  Как
поживаешь, старик?
   - Лучше некуда, - ответил Киппс. - Я ведь получил...
   - Ты не больно изменился, - перебил Сид.
   - Да ну? - Киппс даже растерялся.
   - Я как вышел из-за угла, сразу признал тебя по спине. Хоть на  тебе  и
шикарная шляпа. Провалиться мне на этом месте,  если  это  не  Арт  Киппс,
говорю. И впрямь ты.
   Киппс повернул было голову, словно хотел проверить, каков он со  спины.
Потом поглядел на Сида.
   - Ишь, какие усы отрастил! - сказал он.
   - Ты чего, на побывку, что ли? - спросил Сид.
   - Да вроде того. Я еще тут получил...
   - Я вот тоже гуляю, - продолжал Сид. - Только я теперь сам себе хозяин.
Когда хочу, тогда и гуляю. Свое дело открыл.
   - Здесь, в Нью-Ромней?
   - Еще чего! Дурак я, что  ли!  У  меня  предприятие  в  Хэммерсмите,  -
небрежно, будто он вовсе и не раздувался от гордости, пояснил Сид.
   - Магазин тканей?
   - Еще чего! Я механик. Делаю велосипеды.
   Сид похлопал себя по грудному карману и вытащил  оттуда  пачку  розовых
рекламных листков. Вручил один листок Киппсу и, не давая времени прочесть,
принялся объяснять и тыкать пальцем:
   - Вот это наша марка... верней сказать,  моя.  Красный  флажок...  вон,
гляди. Вот и документ на мое фамилие. С  покрышками  Пантократа  -  восемь
фунтов... да, а  вот,  гляди  -  системы  Клинчера  -  десять,  Данлопа  -
одиннадцать, дамский - на фунт дороже - вот  он.  За  такую  дешевую  цену
лучше машины не сыщешь. Никаких тебе гиней и никаких скидок - дело чистое.
Я их делаю на заказ. У меня на счету... - он задумался,  глядя  в  сторону
моря, - уже семнадцать штук. Считая еще не выполненные  заказы.  А  сейчас
вот приехал пошататься по родным местам, -  перебил  себя  Сид.  -  Мамаша
нет-нет да и пожелает на меня поглядеть.
   - А я думал, вас всех и след простыл...
   - Это после смерти папаши? Где там! Мамаша вернулась обратно и живет  в
коттеджах Маггета. Ей морской воздух на пользу. Ей тут  нравится,  не  то,
что в Хэммерсмите... ну,  а  мне  это  по  карману.  У  ней  тут  подружки
закадычные... Языки чешут... Чайком балуются... Слышь, Киппс, а ты, часом,
не женился?
   Киппс помотал головой.
   - Я вот... - снова начал он.
   - А я женатый, - сказал Сид. - Третий год  пошел,  и  малец  уже  есть.
Парень - лучше некуда.
   - А я позавчерашний день обручился, - наконец удалось вставить Киппсу.
   - Да ну! - беззаботно воскликнул Сид. - Вот и хорошо. Кого осчастливил?
   Киппс очень старался  говорить  небрежным  тоном.  Он  засунул  руки  в
карманы и начал!
   - Она адвокатская дочь. Живет в Фолкстоне. Из хорошей семьи. В  родстве
с графами. С графом Бопре...
   - Врешь! - воскликнул Сид.
   - Понимаешь, Сид. Мне повезло. Я получил наследство.
   Сид невольно скользнул взглядом по костюму Киппса.
   - Сколько?
   - Тыщу двести в год, - еще небрежнее сказал Киппс.
   - Ух ты! - чуть ли не со страхом воскликнул Сид и даже отступил на шаг.
   - Это мне дед завещал! - прибавил Киппс, изо всех сил стараясь говорить
спокойно и просто. - А я и знать не знал про этого деда. И  вдруг  -  бац!
Когда старина Бин - это поверенный его -  сказал  мне  про  это,  я  прямо
ошалел.
   - Так сколько, говоришь? - резко переспросил Сид.
   - Тыщу двести в год... вроде этого.
   Сиду потребовалось не больше  минуты,  чтобы  совладать  с  завистью  и
изобразить на лице искреннюю радость. С неправдоподобной  сердечностью  он
пожал Киппсу руку и заявил, что ужасно рад.
   - Вот это повезло так повезло, - сказал он.  И  повторил:  -  Везет  же
людям! - Его улыбка быстро увяла. - Хорошо, что эти денежки  достались  не
мне, а тебе. Нет, я не завидую, старик. Мне бы их все равно не удержать.
   - Это почему же? - спросил Киппс; явная досада Сида огорчила его.
   - Видишь, какое дело: я социалист, - ответил  Сид.  -  Богатство  я  не
одобряю. Что есть богатство? Труд, украденный у бедняков. В лучшем  случае
оно дано тебе на хранение. Я по крайней мере так считаю.
   Он призадумался.
   - Нынешнее распределение богатств... - начал он и вновь замолчал. Потом
заговорил с  нескрываемой  горечью:  -  Где  ж  тут  смысл?  Все  устроено
по-дурацки. Кто станет работать да  еще  думать  о  пользе  общества?  Вот
работаешь, работаешь какую-никакую работу, а получаешь вроде  как  шиш,  а
потом вдруг говорят: можешь сидеть сложа ручки... и  платят  за  это  тыщу
двести в год. Ведь это разве настоящие законы да порядки?  Глупость  одна.
Какой дурак станет их уважать?
   И, переведя дух, повторил:
   - Тыща двести в год!
   Поглядел на расстроенное лицо Киппса и смягчился.
   - Да ты тут ни при чем, старик, это система виновата. Уж  лучше  пускай
тебе досталось, а не кому еще. А, все равно... - Он взялся  обеими  руками
за калитку и повторил:
   - Тыща двести в год... Ну и ну! Ай да Киппс! Заважничаешь, небось!
   - Нет, - без особой убежденности сказал Киппс. - Еще чего!
   -  При  таких-то  деньгах  как  не  заважничать?  Ты,  гляди,  скоро  и
разговаривать со мной не станешь.  Я  ведь  кто?  Как  говорится,  простой
механик.
   - Еще чего! - на сей раз убежденно возразил Киппс. -  Я  не  из  таких.
Сиди.
   - Э! - недоверчиво отмахнулся Сид. - Деньги сильней тебя. И потом... ты
вон уже заважничал.
   - Это как же?
   - А девчонка, твоя невеста, это как называется? Мастермен говорит...
   - Это кто ж такой?
   - Один знакомый, парень первый сорт... снимает у меня комнату на втором
этаже. Мастермен говорит, тон всегда жена задает. Всегда. Жене всегда надо
лезть вверх: хочется занять положение получше.
   - Ну, ты ее не знаешь! - с чувством произнес Киппс.
   Сид покачал головой.
   - Видали! - сказал он. - Арт Киппс - и вдруг на тебе... тыща  двести  в
год!
   Киппс попытался перекинуть мост через эту зияющую пропасть.
   - Сид, а помнишь гуронов?
   - Спрашиваешь! - откликнулся Сид.
   - А помнишь тот разбитый корабль на берегу?
   - Да уж вонища была... и сейчас в нос ударяет!
   Киппс, захваченный воспоминаниями, глядел на все еще  озабоченное  лицо
Сида.
   - Сид, слышь-ка, а Энн как поживает?
   - Что ей делается! - сказал Сид.